Ведьма

Пострадавшая от собственного помешательства мисс Флэтчер долго не могла нормально похлебать приготовленного для неё супа. Ложка в руках ходила ходуном, и бульон почти расплёскивался до того, пока попадёт в рот. Оставив приличия в стороне, женщина сдалась и просто стала пить из глубокой тарелки, без использования приборов. Кое-как она стала походить на человека, после того, как помылась, причесалась, переоделась в лёгкое светлое платьице с плиссированной юбкой и верхом рубашечного кроя. От тёмной одежды Лиз сразу же отказалась, потому что обретённая изнеможением бледность сильно контрастировала с подобными красками. Хотя, и в светлом большой фантазёр мог принять леди за привидение. Особенно, под освещением столовой комнатушки. Гретта всё порхала вокруг хозяйки, упрашивая на вызов врача, но женщина только оскорблялась этой мысли. — Я не ребёнок, сама о себе позабочусь, — ворчала она в ответ, нахмурив свои тонкие тёмные гибкие под эмоциональные оттенки брови и поглядывая на увлечённого посторонним Соломонса. Мужчина откинулся на спинку стула, бесцеремонно забросив ноги в ботинках на свою часть обеденного стола, и вертел в руках трость Элизабет, будто мальчишка новую игрушку. Он поворачивал ручку, чтобы лезвие высунулось наружу, проверял его остроту большим пальцем, одобрительно кивал, прятал, снова доставал, а затем по-ребячески представлял, что у него в руке шпага и фехтовал с воображаемым противником. — Я тоже хочу такую интересную хренотень в свою трость, — не отрываясь от своего занятия, заявил Алфи. — Это ж как удобно. Как удобно, а. Отобрал бы, да только бабская цацка, сразу видно. И додумалась же, симулянтка. — От безделья сделала чертёж, отнесла мастеру и получила обратно свой аксессуар, но уже с маленьким женским секретом, — она отодвинула от себя наполовину полную тарелку и взяла ломтик хлеба, отщипывая себе от него понемногу, чтобы не стошнило. — И почему «симулянтка»? — А на кой тебе трость, если ты не хромоногая? — Да и Вам она ни к чему, а Вы, вон, носите, — Лиз кивнула на третью деревянную ногу Алфи, что стояла у входа, дожидаясь остальные две. — Я на фронте осколок гранаты в ногу получил, а ты? — Фантомная боль, — она озвучила свою мысль, но вопрос проигнорировала. — Ты чего несёшь, ведьма? — Это вот здесь, — мисс Флэтчер приставила палец к виску и подушечкой постучала, намекая на ментальную травму. — Можно забрать мужчину с войны, но войну из мужчины — никогда. — Много ты там знаешь о войне, девчонка. В книжках твоих нет этого, — огрызнулся Алфи, хотя женщина и была чертовски права на этот счёт. Хозяйка дома в ответ пожала плечами, затем прикрыла глаза от внезапно вернувшейся головной боли и тихо жалобно простонала, принявшись массировать виски. — Так что за дело там у Вас ко мне, мистер Соломонс? — перевела тему Элизабет и в который раз вздрогнула, хоть в доме и было достаточно тепло в начале сентября. — Расскажу, когда перестанешь дрожать, как поганый лопух под дождём. — Скоро перестану. Мне просто холодно. — Не холоднее сибирского леса в разгар зимы, — еврей громко сёрбнул из чашки чая, которую ему принесла Гретта, да так, что мисс Флэтчер аж скривилась. — Вы бывали в России, Альфред? — женщина привычно называла его полным именем и он всё хотел бы её поправить на попривычнее «Алфи», но воздерживался, потому что с её уст всегда уж больно красиво звучит. — А то! Грибы собирал. — В сибирском лесу в разгар зимы? — Элизабет скептично усмехнулась и приподняла удивлённо брови. — Хорошие белые грибы, — абсолютно серьёзно продолжил лгать Алфи, — Где ж и когда мне, мать твою, их ещё собирать? Я вот не знаю, душенька. Женщина звонко засмеялась под изумлённый взгляд своего гостя. Он так смотрел на неё, будто говорил о чём-то невероятно важном и задушевном, а с него смеялась какая-то сомнительная и без утрирования сумасшедшая дамочка. Но её смех был заразителен и он сам невольно, но искренне улыбнулся. Она хохотала так, будто и не была буквально только что одержимой Дьяволом, будто это простая жизнерадостная дворовая девчонка услышала новый анекдот и не может перестать с него смеяться. Алфи поймал себя на мысли, что засмотрелся, а затем резко приземлил себя о реальность. — Ну вот, уже хохочешь, значит, можно и о деле поговорить. Элизабет выдохнула, переводя дух и переставая глуповато улыбаться, послушно замолчала, кивнув собеседнику. — Думаю, память у тебя не так коротка, как ночная рубашка и мне не нужно напоминать о долге. Так вот, у тебя есть возможность его вернуть. Мы уже выяснили, что ты неплоха как лекарь, и, к тому же, я сохранил жизнь тебе, а теперь ты поможешь мне сохранить её кое-кому другому, — мужчина поднялся с места, опираясь на стол, а затем игриво подбросил в руках связку ключей. — Прокатимся. И, Всевышнего ради, надень что-то теплее сверху. Твой цокот зубов — та ещё музыка души. Пошутив при Гретте что-то про «Не ждите, матушка, добью хозяйку Вашу, дабы не мучилась», Алфи увёз Элизабет на своей машине прочь из её дома. Он не оглашал ни имя пациента, ни как долга будет дорога, ни суть самой проблемы. А Флэтчер и не интересовалась. Говорили они ни о чём, просто чтобы не зависало неловкое молчание. Женщина, сидя на заднем сидении, куталась в длинный кардиган мелкой вязки, который с заботой в моменты досуга спицами стряпала для своей хозяйки служанка. Местами он был красиво вышит мелким бисером, что был в цвет мелких пуговочек, и пусть вещь эта не соответствовала последней лондонской моде, мисс Флетчер она очень нравилась своим уютом и вплетённой в нити доброй душой старой датчанки. Время от времени Лиз ругала еврея за неосторожное вождение и жаловалась то на тошноту, то на головокружение от его ужасных маневров. А вот хитрый жид слушал это скуление и издевательски усмехался над избалованной барышней, стараясь не упускать и кочки на покрытых брусчаткой дорогах. Заехали они в итоге не так далеко от «пекарни» Соломонса, куда-то к восточной границе Кэмдена. Это был большой роскошный дом с таким редко встречающимся в Лондоне внутренним двориком, где был и красивый маленький сад, и небольшой фонтан, и незамысловатые статуи, и удобная мебель у камина. Больше походило на старые дома во Франции и работу первых колонизаторов в Новом Орлеане. При входе во двор над аркой у парадной двери Флэтчер заприметила Звезду Давида — один из самых важных оберегов еврейского народа. При всём отрицании религии, губы женщины тронула улыбка, было в этом что-то от домашнего тепла. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что это было место, куда Соломонс возвращался после работы к горячему очагу, сытному ужину и тёплой постели — его дом. Своего хозяина поспешил встретить один из его слуг, который говорил с Алфи исключительно на иврите. Элизабет, конечно, была тем ещё полиглотом по роду предыдущего занятия, но вот именно иврит изучать забросила где-то у четвертинки пройденного и усвоенного материала. Поэтому разобрать, о чём они говорят было трудно и пришлось прислушиваться. — «Живой ещё этот говнюк или двинул коней уже?» — спросил хозяин молодого худощавого мужчину с густой растительностью на лице и обрамляющими его кудрявыми пейсами. — «Живой. Пытался уйти из дома, но я его не отпустил и вернул на место. Лежит, ждёт Вас. Это лекарь? Она поможет бедолаге?» — поинтересовался слуга, не глядя на женщину позади Соломонса. — «Ей бы самой кто помог, но кое-чего она умеет, да. Хотя, я уверен, что это ведьма и её стоило бы сжечь на костре у загона с козами. Вот сам глянь на неё только, глаза зелёные, точно же шельма». Мелкие очи слуги приобрели форму круга. Мужчин серьёзно воспринял слова Алфи, а затем с какой-то частью то ли отвращения, то ли боязни внимательно посмотрел на гостью, оценивая жутковатую бледность и синяки под тёмно-зелёными глазами, брезгливо поморщил нос и оставил хозяина с ней наедине. Соломонс, ни слова не проронив, кивнул женщине следовать за ним через весь дом куда-то в дальнюю комнату. Элизабет подсознательно приготовилась к огнестрельному ранению, к колотым ножевым или к рваным ранам кого-то из бандитов достаточно близких с Альфредом, чтобы тот впустил его в дом. Но когда мужчина открыл перед ней дверь и явил её взору пациента, она, недоумевая, обернулась на своего похитителя, а затем зашла внутрь к лежавшему на подстилке из старой рабочей одежды толстому английскому мастиффу. Пёс оживился при виде своего хозяина, но был слишком слаб, чтобы поприветствовать его в своей слюнявой манере. — Серьёзно? Собака? — Флэтчер сложила руки на груди, с неимоверным трудом воздерживаясь от улыбки, складывая для того губы уточкой от осознания наличия мелких привязанностей у этого человека. — Собака, Альфред? — Что? — Он развёл руками. — Этот пёс дороже мне, чем все люди вместе взятые. Вылечи его и останешься должна мне только маленькую услугу за то, что возился с тобой сегодня, как с дитём невоспитанным. — Тогда мне нужно лакомство для него, — лекарь поняла, что животному хочет помочь больше, чем потенциальному раненому бандиту и даже больше, чем хозяину. — Я чужая, он будет агрессивно настроен. И я не хочу быть этим лакомством для Вашего питомца, мистер Соломонс. — Этот мудень не жрёт ничего уже второй день, так что, не думаю, что сработает. — Это не для того, чтобы он съел, а чтобы я показала ему свои намерения, — пояснила Лиз. — Как его зовут? Алфи на вопрос не ответил, только отправился за требуемым лакомством, потряхивая задумчиво указательным пальцем. У своей кухарки еврей раздобыл ещё тёплую запечённую куриную ногу для своего толстяка-любимца и довольный находкой вернулся назад, но по пути его будто осенило, когда голос ведьмы повторил в его голове свои последние слова. — Так вот оно, блять, как работает система! — Будто доказав для себя какую-то невероятно сложную теорему, воскликнул мужчина, передав мясо птицы мисс Флэтчер и поджав губы в тонкую линию. — Ты меня на ужин пригласила, когда Артур Шелби подносом по мерзкой цыганской роже получил, чтобы показать мне свои намерения? Прикормить, буквально. Чтобы медведь агрессивным не был и не сожрал тебя нахуй вместе с туфлями и бусами? Элизабет посмеялась. — Мне нравится ход Ваших мыслей. Я, в самом деле, думаю, что у Вас есть что-то от медведя. Мужчина шмыгнул носом и пригладил бороду. Он нашёл в сторонке мягкий стул, поставил его перед дверью, удобно расположившись, и стал набивать трубку курительной смесью. Ему нравилось смотреть, как Флэтчер морщит свой утончённый носик, когда он курит при ней. Очень нравилось. — Его зовут Капитан. Я его забрал из Франции в восемнадцатом году. С тех пор отдал этой псине своё звание. — Капитан… — с нежностью в голосе повторила Лиз, стала перед псом на коленки, не боясь испачкать платье, и погладила животное по холке, подсовывая тому угощение. Пёс, разумеется, курицу есть не стал, но вкусно пахнущую и проявляющую к нему доброту руку облизал. Доверительные отношения установлены, уже половина дела. Осмотрев Капитана на предмет повышенной работы слизистых, прощупала пульс, обратила внимание на ритмичные подёргивая задними лапами у животного время от времени и на тяжёлое дыхание. Рядом возле пса так же не ушла от взгляда белесая засохшая лужица от рвоты. Также зрачки бедняжки были расширены. — Ну что, мой мальчик, твой хозяин не проследил за твоими аппетитами, правда? — Лекарь погладила собаку за ушком и продолжила, обращаясь одновременно к нему и к обеспокоенному наблюдателю. — Ну, ты же такой упитанный и солидный мужчина, чего ради ты отраву для крыс попробовать решился? Новенького захотелось? Не отвечай, мой хороший, я тебе помогу, а ты пообещай не делать так больше никогда, мы с тобой договорились? Договорились, моя сладость? В ответ пёс только жалобно заскулил, закрыл глаза, подёргивая в судорогах задними лапами, и вздохнул так, будто на его позвоночнике каталась вся тяжесть этого бренного и обречённого мира. За спиной сосредоточенно что-то записывающей в свой маленький блокнотик женщины, неподвижно восседал медведь, который тихонько пускал кольца дыма в её сторону в надежде, что эту мелкую шалость заметят. Но Элизабет была слишком увлечена судьбой животного, чтобы замечать, как взрослый и самодостаточный бандит дёргает её за косички. Только поднявшись с колен, отряхнувшись и повернувшись к мужчине, мисс Флэтчер всё же поморщила свой нос и несколько раз взмахнула рукой, будто разгоняя не такую уж и густую дымовую завесу вокруг себя. — Кошмар какой, Альфред, прекратите хулиганить немедленно, — женщина сымитировала кашель и невозмутимо обошла Алфи с другой стороны. — Зовите своего слугу, который по Вашей милости теперь считает, что я ведьма, и отдайте ему этот список. Это всё нужно обязательно и побыстрее. Интоксикация сильная и Капитану больно, а мне больно от того, что ему больно. Так что… — Мойша, дружочек, — произнёс хозяин дома, убирая трубку, но, не отрывая взгляда от горделиво вздёрнувшего свой островатый подбородок улыбающегося уголками губ лекаря, — возьми у этой прекрасной, как небо над нашими грешными головами, дамы бумаженцию и отправляйся в город. Купи всё по списку и немедля возвращайся. — Я бы одолжила метлу, но Вы уж как-то сами, — с насмешкой произнесла гостья к слуге, чем вызвала у того ещё больше недоумения, а у его хозяина — несколько хриплых смешков. Этот день, оказывается, ещё можно было исправить. После мисс Флэтчер ещё долго просидела возле животного, пичкая его то одним лекарством, то другим, успокаивающе поглаживая его по холке, чтобы пёс чувствовал себя спокойно. Алфи подгонял на кухне приготовление ужина, потому что сам был очень голоден и хотел отблагодарить гостью за спасение друга, вкусно накормив за столом его дома. Он было подумал о том, что любой приём даже с малой дозой гостеприимства был бы куда лучше, чем тот, что она ему устроила в своих стенах, но хоть утренний хаос не покидал его мысли с оттенком тревоги, еврей оставил это на дальней полке. Благодарным Соломонс быть умел и не забывал доброты, хоть сам её проявлял в очень редких случаях. Он не был однозначным злодеем, как и не был однозначным святошей, ведь вокруг него всё же умирали люди. У этого человека была своя особая философия, как говорилось о нём ранее. А ещё у него было импровизированное сито, через которое он просеивал разный мусор и оставлял только хорошие спелые ягоды. Флэтчер, или как её там именовали, напоминала ему бруснику — блестящую ягоду со сладковатым вкусом, выраженной кислинкой, легкой терпкостью и ноткой зимней горечи. По его нескромному мнению, доброты вышеупомянутой были достойны только лучшие ягоды в сите, как, к примеру, брусника. Еврей на удивление для себя самого долго бродил по дому и хозяйским дворам без трости. Боль на какое-то время покинула его, однако хромота оставалась даже без боли. «Неужто, и здесь ведьма права была?» — задался немым вопросом мужчина. Алфи пошёл звать лекаря на ужин, но вполне ожидаемо обнаружил в каморке, где она сторожила собаку, сонное царство. Элизабет стащила с вешалки какую-то из не слишком благоприятно пахнущих курток Соломонса. Видимо, подложила себе под бок, чтобы не так было твёрдо упираться в стоящие там бочки, и от изнеможения уснула прямо там возле своего пациента. Вот тебе и избалованная изысками барышня. Капитан проснулся, когда одна из досок под ногой хозяина предательски скрипнула. Сначала пёс с интересом посмотрел на еврея, а затем облизал ладонь спящей рядом девушки. — Тихо ты, не буди, — шикнул на животное Алфи. — Не видишь? Утомил ты девочку. Еврей помёл по воображаемым сусекам метлой в поисках остатков своей ювелирной деликатности, а затем аккуратно сгрёб мисс Флэтчер в свои медвежьи лапы, стараясь не пробудить. Спасение жизни Капитана пошло ей на пользу даже больше, чем самому питомцу. Она всё время повторяла, что ей нужно что-то исправить и мужчине казалось, что она имеет в виду вообще всю несправедливость мира. Эти проблемы не для её хрупких плеч. Хотя, и не таких хрупких. Альфред уложил лекаря в постель гостевой спальни, аккуратно снял с её ножек туфли и в такой близости теперь мог рассмотреть женщину лучше, детальнее. Тело её хоть и было худощавым, мышечная структура пробивалась через кожу, формируя рельеф, который, царапая формулы на стенах и перелистывая страницы книжек, не получишь. Мужчина даже предположил так, шутки ради, что у ведьмы этой может быть военная подготовка с навыками рукопашного боя и психологическая травма где-то с тех краев. Только кто же таких женщин на войну-то посылает? Она же для любви создана, для искусства, для того, чтобы встречать достойного человека у порога их дома с работы. Как можно вообще? И тем не менее, он закрыл за собой дверь, оставляя этот ребус на той же дальней полке, откуда и взял. Сейчас первостепенной задачей стояла необходимость набить еврейский желудок чем-то кошерным и дожить до утра без новых приключений. Хотя, большим счастьем будет уже хотя бы дожить.