Ведьма

«Шел снег. Если сощуриться и долго смотреть вверх, покажется, что небо с землёй плывут навстречу, и уже не понять, то ли снежинки спускаются на лицо, то ли сам летишь, летишь вверх...» — Ты долго ещё издеваться будешь надо мной, ведьма? — Сиди смирно и продолжай делать вид, что тебе не нравится. — Ночью, помнится, ты говорила точно так же, — мужчина, было, по-кошачьи ухмыльнулся, но стоило у его наглого еврейского носа угрожающе клацнуть ножницам, как он выпрямился и покорно принял своё прежнее положение. С этих двоих можно было вдохновляться деятелям искусства. Мужчина сидел на стуле у большого окна и придерживал боком сидящую на его коленях Розалию, которая сосредоточенно подстригала его бороду и усы, а затем причёсывала гребнем с густыми зубцами, придавая аккуратности, правильной формы и направленности. Её собранные на затылке большой заколкой ещё влажные волосы ниспадали по спине и, высыхая, уже привычно завивались на кончиках в подобие морских волн. Щеки горели румянцем после горячей ванны, а уже почти сошедшие с лица синяки местами ещё отдавали желтизной. Худощавое женское тело окутывал только прохладный шёлк серебристого халата, что позволяло Соломонсу касаться кончиками пальцев её разгорячённой водой и паром внешней стороне бедра. Ему доставляло удовольствие наличие тактильного контакта с её обнажённой кожей. Поэтому когда Роза была с ним поблизости, ему хотелось касаться её хоть где-то, хоть как-то, будь это рука, шея, спина, ноги. Приручила ведьма зверя. Да и сама Роза постепенно расцветала в заботе и достойном отношении, которых не видела уже долгие-долгие годы. Однако скоро цветку придётся позаботиться о том, чтобы найти плодоносную почву на укрытом от ветра куске земли, а затем попытаться пустить корни. Маргейт беглянка решила оставить, как и раньше, хранилищем и временным убежищем, ведь чем меньше она будет находиться в этом месте, тем меньше вероятность, что его найдут недоброжелатели. Так ей всегда будет куда вернуться. А вот постоянное место обитания требовалось отдалить от столицы на безопасное расстояние, и Алфи пообещал помочь в этом вопросе, ведь не позволит цветку расти без присмотра. — Прекрати, Альфред, мне щекотно, — женщина уже причесала ему усы и, приступая к последним штрихам на подбородке, сначала поёрзала, чтобы увернуться от шаловливых пальцев. — Знаешь, последние полчаса я могу думать только об одном, — он мечтательно улыбнулся и вместо того, чтобы щекотать, крепче прижал к себе женщину, снизу вверх засматриваясь, как её сосредоточенность сменяется хитрой лисьей ухмылкой. — О чём же? — Картер, на самом деле, была уверена, что знает, но хотела услышать с его уст. — Нос хочу почесать, очень сильно хочу или, клянусь, чихну так, что тебя в окно унесёт. Мужчина отклонился назад, чтобы не получить острием ножниц в лицо и стал вовсю исполнять своё желание под сопровождение звонкого женского смеха. Избавившись от дискомфорта, он облегчённо выдохнул, снова подставляя подбородок своему очаровательному цирюльнику. — Ну, вот и всё, — барышня убрала в сторону инструменты и непродолжительно поцеловала Соломонса в губы, скользнув ладонями вверх по его груди к плечам и шее. — Теперь ты стал выглядеть на двадцать лет моложе, и никто не станет думать, что ты мой отец. Розалия спорхнула с его колен, будто бабочка с травинки, принимаясь убираться после нехитрой процедуры омоложения. Мужчина стал у высокого зеркала, чтобы оценить проделанную работу и подумал, что не столь и старым является, тем более что с этой нимфой разница у него была только в четыре года. Видимо, она молодит не только его лицо, но и дух. — Может, не пойдём никуда? Перенесём на завтра. На кой выходить в холод куда-то, если можно провести вечер с пользой, — Мужчина лениво развалился на кушетке, забирая со стола бутылку рома, затем открыл крышу и только хотел побаловаться горячительным, как алкоголь у него тут же бесцеремонно отобрали и упрятали куда-то вглубь буфета. — Во время деяний любовных ведь выделяется в организме этот, как его, блять? А, эндрофин, вот оно, да. Гормон радости. — Эндорфин, — поправила женщина умника и присела рядом на подлокотник, скрывая косметикой отметины на коже. — Мы, конечно же, могли остаться, но так как я наготовила нам целую развлекательную программу по встрече зимы, поздно отказываться и вертеть носом. Нас будут ждать, поэтому можешь уже подниматься, брать в шкафу спальни костюм, который я нагладила для тебя и, не торопясь, переодеваться. Затем я возьму тебя под руку, и мы попробуем пожить как нормальные люди, пока я пытаюсь создать нам хорошие воспоминания. — Но мы же не нормальные, Розочка. И вообще, мне вот интересно, ты когда замуж за меня пойдёшь, замашки вот эти твои командирские обретут двойную силу? — Ох, Альфред, душа моя и боль моего сердца, никогда не беги впереди паровоза. Это был уже конец ноября — время первого снега. Он пришёлся именно на этот наступающий медленной бесшумной поступью вечер и пускался едва заметно; сразу же таял, когда касался земли. Хлопья совсем маленькие, но ведь маленький снег всегда является предвестником больших метелей. И выглядит он всегда совсем как сахар, только на вкус — всё равно как пустота. Пустота, которая накроет большим белым одеялом всё несовершенство мира, как только земля остынет. А пока несовершенный, но такой уютный Маргейт обходился в качестве покрывала крылом большого чёрного ворона, чьи перья отдавали иссиня-чёрным из-за туч. Городок особенно пустынным не был, но холодное время года к вечеру разгоняло большинство своих жителей по домам, либо по пабам. Сегодняшний вечер был исключением. Набережная собрала толпу вокруг уличных музыкантов и большого количества торговцев едой, что бесплатно угощали каждого желающего чем-то сытным и горячим, а детишкам ещё и раздавали большие леденцы на деревянных палочках. Примерно в центре действа находился большой костёр, где можно было пригреться, попивая горячий глинтвейн из двух больших чанов, которые только-только обновили. Разумеется, слово «бесплатно» привлекло граждан неожиданной щедростью. Тем более, поговаривали, что будет какое-то представление с фейерверками. Праздник среди недели вызывал вопросы у собравшихся граждан и поговаривали, это устроил какой-то меценат, что пожелал остаться неизвестным. — Так вот как ты тратишь деньги, вырученные за чужие государственные тайны, — Соломонс улыбнулся, наблюдая в стороне девчонку лет восьми, которая жевала что-то из сдобной выпечки, а в свободной руке держала конфету на палочке размером с половину её головы. — А куда их ещё девать? — Задала резонный вопрос женщина и обвила руку Алфи, следуя вглубь действа к чанам с горячим напитком. — Мне нравится чувствовать себя Робином Гудом, потому что так я понимаю, что крепко держусь за свою человечность. Я не потеряна и во мне всё ещё есть капелька доброты. Это важно осознавать. А ещё я люблю смотреть на улыбающихся людей, и люблю праздники. Иногда устраиваю их себе сама без поводов, как сейчас. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на барахтанье в реках крови. Ты ведь тоже занимаешься благотворительностью, разве нет? — Да, но это так, чтобы грёбанному адвокату было хоть что сказать на Страшном суде, когда моя душа туда попадёт. — О, мой дорогой Альфред, после смерти нет ничего такого, уж поверь мне, — они остановились неподалёку кострища, чтобы жар его обласкал своим теплом. — В основе нашего мира лежит первый закон термодинамики, который гласит, что энергия не исчезает и не возникает вновь, она лишь переходит из одного вида в другой в различных физических процессах. Нет никакого суда, есть только физика. То, что люди называют душой — это энергетическое поле, которое растёт в размерах вместе с человеком, начиная с оплодотворения в чреве матери. Для того, чтобы поддерживать свой организм жизнедеятельным, ему нужно восполнять потраченную энергию и это происходит, когда мы пьём, едим и дышим, наполняя тело необходимыми химическими элементами. — То есть, когда я по-еврейски богато набиваю своё пузо, то это не чревоугодие, а я просто становлюсь душевнее, ага? Становлюсь душевнее, хм, — Соломонс призадумался, глядя на булку, которую торговец едой передавал какому-то ободранцу. — Конечно. А когда ты чем-нибудь занимаешься, то ты вкладываешь часть своей души в своё занятие. К примеру, я сейчас держу тебя за руку и улыбаюсь тебе, это является частью обмена энергии. Мои лицевые мышцы сокращаются, используя для того часть моей души. Даже у рома на твоей винокурне есть душа. Крохотные снежинки переставали таять на её волосах, красиво припорошив причёску своей бесценной уникальностью, когда пара медленно удалялась от источника тепла. Розалия увлечённо рассказывала мужчине о научных теориях создания их планеты, о космосе, который она хотела бы познать со всеми его тайнами. Возможно, там хранятся ответы на все вопросы и решения на все бедствия человеческие. Возможно, космос на самом деле имеет разум в каком-то понимании, и это есть сам Бог, который контролирует даже самые мелкие процессы, упорядочивая хаос во что-то прекрасное согласно нерушимым законам природы. Однажды, если человеку будет суждено существовать во Вселенной вечно, он найдёт ответы на эти вопросы и за ними найдутся новые и эта вереница никогда не закончится. Потому что вечность непостижима. Чем быстрее бежишь, тем быстрее убегает, как тень от собственного тела. — Таким образом, та энергия, которая была в молекулах тела, выделяется в среду при распаде, когда тело гниет. И происходит это со всеми энергетическими запасами в умершем организме, к примеру, с глюкозой и кислородом. Они переходят в другие химические соединения, отдавая энергию в процессе химических реакций. Так душа постепенно уходит из тела, превращаясь в воздух, воду или новую жизнь. В нас с тобой находятся части душ миллиардов наших предков. Это удивительно, правда? — Значит, вот так ты смотришь на мир своими глазами? Да, это имеет смысл. Потому что, если верить твоим словам, как минимум по части наших с тобой душ однажды воссоединятся в своей вечности под тёплыми лучами солнца над этим побережьем. Так что, иди ко мне, я отдам тебе кусок своей души прямо сейчас, — еврей мягко притянул к себе женское тельце, и обнял одной рукой, прижимая к сердцу. Начиналось обещанное шоу фейерверков, которое Роза организовала, разузнав, что после ночи Гая Фокса на городском складе осталось ещё много пиротехники. Искры красиво рассыпались ярким разноцветным дождём в процессе горения селитро-серных составов с подкрашивающими солями. Публика уже была в восторге, а затем в небо полетели ракеты и стали взрываться пышными шапками салютов. В воздухе пахло гарью и серой, а каждый взгляд был обращён в освещаемое вспышками небо. Ещё немного постояв до самого конца представления, впитывая приятные впечатления и создавая заметку в карман общих воспоминаний, Алфи повёл Розу домой. В их уютном гнёздышке было тепло и на первом этаже пахло цитрусом. Мужчина заботливо помог ей снять верхнюю одежду и поспешил подбросить угля в камин, чтобы не потухло. Картер не включала свет, оставляя освещение в доме с источниками тепла одним целым и, постукивая каблуками, поднялась наверх. Время не то чтобы было поздним, но сон плавно нагоняло, а возможно, это просто была внезапно рухнувшая на хрупкий человеческий позвоночник усталость. Она размяла своими пальцами трапециевидные мышцы, немного поморщив нос от мягкой боли, затем услышала запах уже во всю дымящей трубки поблизости и тепло улыбнулась. Это были последние ночи в Маргейте перед очередным побегом. Сначала Алфи ловко развязал на её платье поясок сзади, затем его пальцы поддели нижний край юбки и повлекли наверх, освобождая желанное тело от лишней ткани. Ему хотелось писать картины, где она представала бы в таком виде, как сейчас, но он не умел. Невесомая ткань нижнего белья обволакивала форму как у небезызвестного струнного инструмента. Раздевать Розу своими руками ему нравилось, но торопиться было некуда. С её плеча медленно соскользнула тонкая бретель, и нежный поцелуй обласкал участок пахнущей отваром ромашки кожи, добавляя к температуре её тела незначительный плюс. Их переплетённые пальцы легли на низ её живота, когда Соломонс прижал её тело спиной к своей обнажённой груди. Он мечтал поселить там в подходящее для того время своего наследника, и наблюдать как он растёт внутри любимой женщины, подаёт признаки жизни, не давая ей спокойно засыпать поздними вечерами из-за своих активных пинков, настоятельно требуя внимания и простора, как истинный сын своего отца. Тело вечной беглянки меняло один грех на другой, и ранее взволновавшая слабость щекотала коленные сгибы, заставляя ноги подкашиваться. Медвежьи лапы мягко подхватили Розу на руки, вынуждая её своими стройными ногами обвивать его широкий торс, как стебель колючего цветка обвивает грани звезды. Они делили на двоих свои медленные чувственные поцелуи, дыхание, эмоции, желания, надежды и страхи. Страхи, что это может внезапно закончиться, как и всё в этом мире. Сегодня они счастливы, а завтра могут пойти своей дорогой по самым различным причинам. Она снова вынуждала его бояться. Бояться и любить. Простыни сминались под сладострастным слиянием двух энергетических полей. Он не давал ей схватить ртом воздух и на мгновение, претерпевая лёгкую боль на собственных губах, которая расходилась дальше к скулам. Казалось, прекрати Альфред ласкать её рот языком и наполнять собой, как сразу проснётся один в своей холодной постели и осознает, что эта женщина была только плодом его подсознания. Затянувшимся и очень реалистичным сном. Но мужчина рискнул и выпустил Картер из своего плена только на какое-то мгновение, чтобы убедиться в том, что это всё по-настоящему. А его Розочка только утомлённо улыбалась, закрыв глаза, оглаживая медвежьи плечи, а затем царапая толстую кожу, местами украшенную шрамами или татуировками, обозначающими определённый период его жизни. И чего только не было на этой автобиографической карте, но место возле сердца всё ещё пустовало и тому недолго оставалось быть. Сам Бог велит Алфи пустить под кожу чернила, вырисовать пробивающийся к сердцу колючий стебель и нежнейший цветок, который будет цвести столько, сколько будет отмерено ему этим её законом термодинамики, или космосом, или кого ещё она там ставит выше над своей слишком умной головой.