Ведьма

Лука смотрел на неё из-подо лба, и спичка, которую кусал этот человек, внезапно треснула пополам. Розалия наигранно и демонстративно тяжело вздохнула, стараясь не улыбаться с открытой насмешкой, пока аккуратно подводила губы алым и наблюдала через большое зеркало за тем, как сицилиец мысленно расчленяет её без лишней аккуратности. Как же обижено было его необъятное эго, как же потешалась с того Картер. — Если ты ждёшь оправданий, то займись лучше чем-то, что не столь безнадёжно. — Мне казалось всегда, что у тебя самоуважения гораздо больше. Он же грязное и дикое животное,— мужчина скривился так, будто только что откусил что-то очень кислое. — Завладей я тобой, мне было бы мерзко от самого себя, потому что я бы пихал свой член туда же, куда и он. Ты испорчена, изуродована, опозорена. — Вот видишь, — Картер прихорошилась и обернулась, с характерным звуком глухого щелчка закрывая колпачок своей помады, — я забочусь о тебе. Подобное заявление не просто не польстило итальянцу с горячей кровью, но только сильнее вогнало спицу ему под ноготь. Где-то в его темноволосой голове загорелась красная лампочка тревоги, а затем наступила гробовая тишина и непроглядная темнота, которой так боятся дети из-за страшных монстров в ней. Он подошёл к Розалии исполненный спокойствия и с непоколебимым видом, будто под его контролем находится весь мир, а он для этого даже ничего не сделал. Женщина доверительно повернулась к нему спиной и приподняла волосы, чтобы он застегнул на её шее золотое ожерелье. Чем мужчина и занялся, будучи с Розой в опасной близости, а затем резко стянул украшение сзади и приподнял, перекрывая доступ её излишней самоуверенности наружу, а кислороду — внутрь. — Я подобрал тебя ни с чем и дал больше, чем кто-то мог бы мечтать, а ты смеешь насмехаться надо мной? То, что шутка не пришлась Чангретте по вкусу, объяснять не пришлось. Картер попыталась поддеть ожерелье пальцами, но ей это не удавалось, и она болезненно простонала, а после тихо и прерывисто прохрипела единственное: «Отпусти». Лука развернул её, не давая спокойно откашляться после асфиксии, и приставил под утончённым подбородком дуло крупнокалиберного кольта. — Можешь убить меня сейчас и тем самым поставить свой авторитет под сомнение, только не путай выгодную покупку с проявлением милости, — её сиплый от варварского акта насилия голосок, хоть и был лишён былого страха перед этим человеком, защищаться женщина не спешила. — Была бы я безродной, ты бы даже пальцем не пошевелил, а ещё вспомни, будь добр, о том, что я оплатила каждую твою любезность по самому высокому тарифу, который ты мог предоставить. Это не милость, дорогой мой, это обдирательство. У них никогда не было лёгких отношений. Лука и Розали регулярно сталкивались лбами при принятии совместных решений. Это было уже обыденно для них, и они даже научились искать равный в интересах компромисс, когда спор касался дела. Они были продуктивной командой вдвоём именно потому, что мыслили по-разному и каждый привносил видение со своего угла, складывая целостную картинку. Но в сложившейся ситуации Чангретта разглядел личное оскорбление. Она унизила его, как мужчину, и об этом уже заговорили за его спиной. Но просто так выпустить пулю сицилиец не мог. Потому что казнь была возможна только при условии наличия факта предательства интересов мафии, чего Картер не совершала. А нарушь он омерту, то сам стал бы мишенью. Над кланом Чангретта были люди и выше. Кое-кому хитрому было выгодно это использовать. Однако не только это останавливало мафиози от убийства. Их связывали особые отношения, которые нельзя было назвать ни дружбой, ни сотрудничеством, ни семейными узами, ни, тем более, любовью. Это было чем-то между подлым предательством и безграничной преданностью, чем-то вроде лютой ненависти со вкусом излишней фанатичной заботы, чем-то на грани «умереть друг за друга» или «убить друг друга». Так и метались они из крайности в крайность. — Ты разочаровала меня. — Не больше, чем саму себя, — Розалия поумерила свой протест, потому что в каком-то понимании ценила этого человека, несмотря на все сложности связанные с ним и знала, что он может быть очень жестоким и понимающим одновременно. — Не сердись на меня, Лука. У меня не было намерений подорвать твоё самолюбие, я просто позволила себе расслабиться и потеряла контроль над ситуацией. Больше я так ошибаться не намерена. Ни с тобой, ни с ним, ни с кем-то ещё. — Это будет проблемой, если у тебя осталось что-то к нему, — он медленно убрал пистолет от её подбородка. — Не будет. Если я устраню источник этой заразы, то перестану сомневаться в правильности своих решений. Картер медленно отстранилась, убеждаясь, что гнев его ушёл столь же внезапно, как и пришёл. Шею неприятно саднило и вскоре с большой вероятностью на коже появятся отметины, но это не заботило женщину. Она никогда не боялась физической боли. Раны на теле переставали приносить дискомфорт быстро, а навязчивые мысли выедать внутренности не прекращали едва ли не до смерти. Говорят, что с этим помогает справляться время, но эта величина так относительна, что полагаться на неё было бы крайне беспечно. Роза приоткрыла дверцу в свои воспоминания о проведённом вместе времени с Соломонсом и необъяснимо легко извратила всё, что произошло между ними хорошего. — Он всегда плохо на меня влиял, сделал слишком мягкой, чувствительной, уязвимой, — Картер нахмурила брови, вспоминая как медвежьи лапы были нежны по отношению к ней, когда на её плечи ложился плед, чтобы не замерзала. Как он любил держать её за руку, как причёсывал длинные волосы, как прижимал к себе, укрывая в своих объятиях от недружелюбного внешнего мира, и мягко целовал макушку. — Глубоко в душе, я благодарна ему за то, что так получилось, эта цепь событий дала мне осознание, что подобные отношения мне только вредят. Любовь лишила меня самоконтроля, который и без того давался с трудом, и я просто перестала понимать кто я на самом деле и чего должна хотеть. Я ощутила себя кем-то другим, будто с именами я покупала себе другие желания и приоритеты. Я даже сейчас чувствую, что нездорова. — Ты права, это болезнь, поэтому я хочу, чтобы ты сделала это лично и исцелилась. Если не справишься ты, то я тебя прикрою, как всегда, — сицилиец заботливо провёл ладонью по женскому плечу, но в этом жесте ни было и капли сожаления о грубом отношении, просто факт весьма своеобразной поддержки. — Как всегда, Лука, конечно. Но сначала нужно закончить дело. Олли мялся в длинном коридоре неподалёку кабинета Алфи и дрожащими руками набивал свой револьвер пулями, бормоча под нос моления Яхве о сохранении от злых духов и нечистой силы. Выглядел он как испуганный ребёнок, которому приснился кошмар, после того, как был запуган страшными мифическими историями у костра в тёмном лесу среди ночи. Сам Соломонс какое-то время отсутствовал на винокурне, но вскоре должен был вернуться и застать у себя весьма интересную картинку. Картер восседала за хозяйским столом, забросив на него ноги, и увлечённо записывала что-то в большой записной книге Алфи. Едва Олли вошёл в кабинет, чтобы оставить корреспонденцию, она лучезарно улыбнулась и живенько поздоровалась с ним, будто с другом, которого столетие не видела. Они, конечно, никогда не были близки, но будучи Элизабет Флэтчер, она частенько ошивалась на винокурне и даже приносила этому парню угощения из своего ресторана вместе с обедом для Альфреда. Молодой еврей враз побледнел, завидев вместо своего хозяина мёртвую до этого дня женщину, и попятился назад, торопясь покинуть помещение. Он сам лично присутствовал при опознании тела, помогал доставать её из-под завалов «Риджентс», на месте которого уже строится новое здание. Затем молодой человек лично занимался её похоронами, которые были очень пышными по меркам Лондона, а теперь она выглядит живее всех живых, и это было жутко. Соломонс мгновенно привёл Олли в чувства оплеухой и отправил хорошенько напиться, предварительно забрав у парнишки оружие от греха подальше. В кабинет к себе он вошёл достаточно тихо, и ему отчасти понравилось то, что он увидел. Возле Розы сидел Капитан, принимал из её рук угощение и ласку, в то время как она сама, не глядя на животное, пробегалась глазами по исписанными её мелким почерком страницам из плотной сероватой бумаги, что-то обводила и дописывала. — Олли пересрал так, что на его еврейской макушке кудри выровнялись и теперь этот полоумный считает, что ты призрак, а это место проклято всеми невинными душами, которые я погубил. Отныне этот нытик останется заикой, надеюсь, ты осталась довольна своей выходкой, — Алфи покивал, когда она вовсе не отреагировала на его присутствие, затем подошёл к собственному столу, громко прокашлялся и постучал по массивному дубу костяшками пальцев. — Удобно тебе там? — Будто родилась, чтобы сидеть за этим столом с важным видом, — она указала ручкой на стул напротив, приглашая Соломонса присесть, и приподняла указательный палец. — Помолчи несколько минут, будь хорошим мальчиком. За это я отвечу на любой твой один вопрос, и я буду при этом столь же честна, как честны условия этой маленькой сделки. Алфи тихо хохотнул, затем плюнул себе в ладонь, что сделала и Картер прежде, чем обменяться рукопожатиями. Странный ритуал, но так оно было принято. Он не отвлекал женщину от её занятия, не произнося ни слова, как они и договорились. Мужчина заварил за это время чай и поставил его на стол, терпеливо ожидая исполнения её части сделки и просеивая через воображаемое сито тысячи вопросов, которые хотелось бы ей задать, чтобы остался только один главный. Когда Розалия закончила, опустила ноги под стол, подвинула кресло ближе и отложила ручку в сторону, она благодарно кивнула, подтягивая к себе чашечку чая с молоком и половиной ложки мёда, как она всегда любила. Соломонс рассматривал её лицо, пока она аккуратно облизнула обмоченные в горячем напитке губы и тихо причмокнула, не разрывая зрительный контакт, что находился под напряжением, а затем невзначай заметил в уголках её первые видимые возрастные изменения. А ведь прошёл всего год. Мучительно длинный год, за который их уже могло стать трое и они могли бы быть далеко от Великобритании. Тем не менее, она смотрела на него всё так же, глаза всё так же не замолкали. Картер стало дискомфортно, когда он так пристально рассматривал её. — Прекрати, — она прервала затянувшееся молчание и вжалась спиной в кресло. — Я ещё ничего не делал, а ты уже нервничаешь. — Нет, не нервничаю. Задавай свой вопрос, и перейдём к делу, которое меня к тебе привело. Еврей ехидно посмеялся, а затем пригладил бороду и покашлял в кулак. Они выглядели со стороны как в тот вечер в ресторане, когда он вывел её на чистую воду и узнал о склонности воровать чужие имена. Один в один. — Не выёбывайся и за дурака меня не держи, Розочка, — мужчина снял с головы свою широкую шляпу и отложил её в сторону. — Тебя не дело ко мне привело, твой сраный макаронник мог прислать ко мне кого угодно, так что сотня к одному, что ты сама вызвалась. От этого труса у тебя на шее отметины, да? Я разорву его, знаешь? Алфи поймал истину за хвост, и это неприятно кольнуло в бок Розалию. Она в самом деле сама вызвалась вести эту сторону дела с Соломонсом, опираясь на тесную взаимосвязь с этим человеком в прошлом и наличие определённого влияния на него. Утверждала, что может крутить им, как сама пожелает. Но в итоге еврей делал то же самое с ней, вынуждал маневрировать, чтобы не попадаться на уловки и это было оскорбительно. Будто перед ним глупая влюблённая в него дворовая девчонка, а не беспринципная мафиози. Но именно этой барышней с улицы она себя и ощущала перед его уверенностью в своих суждениях. Она в себе сомневалась, он — никогда. — Альфред, не придумывай себе сказок, — она раздражённо закатила глаза, затем показательно прикрыла веки, — задавай свой вопрос. — Ты хочешь меня убить, чтобы решить проблему моих чувств по отношению к тебе или твоих — ко мне? Они помолчали. Сидящий рядом пёс смотрел то на мужчину, то на женщину, а затем подал голос, будто добавляя: «Да, мне тоже интересно. Проблема в том, что он любит тебя или ты — его, глупая женщина?» — Господи, нельзя быть таким предсказуемым, — она покачала головой, опуская взгляд в остатки чая и пытаясь найти в ней отражение собственных спутанных мыслей. — Ты подсознательно предугадала то, о чём я спрошу, а затем предложила сделку. Теперь я хочу услышать ответ. Я же играю по твоим правилам без шулерства, так что всё справедливо. Картер поставила пустую чашку со следом своей помады на краю и развела руками, признавая своё собственное поражение. Она обещала правду, видимо, как хотела сама и не хотела одновременно. Адвокат и прокурор снова не смогли сойтись во мнениях и к концу судебного заседания они просто разорвут истца пополам. Остатки самоконтроля и самолюбия бились в конвульсиях от жестокого и беспощадного обращения. Она отучилась держаться ровно перед этим мужчиной. Куда легче быть непоколебимой перед очевидным врагом. — Я беру от жизни максимум, поэтому одна пуля предназначена двум зайцам. Мне станет хорошо, а тебе — всё равно. — Это так не работает, если ты не знала. Когда убиваешь объект, мысли о нём не уходят. Тут твоя термодинамика не работает, ясно? Она поднялась с рабочего места законного хозяина винокурни и хотела обогнуть стол, но внезапно возникшая перед ней достаточно грузная фигура преградила путь. Алфи сделал к Розе всего один шаг, и ей пришлось спиной прислониться к высокому сейфу, чтобы сократить физический контакт до минимума; мало ему было ментально загнать её в угол, он сделал это буквально. Она выглядела как беззащитная девчонка, к которой пристаёт в подворотне какой-то извращенец, хоть и при желании могла вступить с Соломонсом в жестокую схватку и придушить его захватом стальных бёдер, но он был так близко, что Картер растеряла все свои навыки и прыть. Он цокнул языком, когда Розочка невольно приоткрыла губы, стоило мужчине приблизиться к её лицу. Он прижался своей щекой к её, аккуратно обвивая медвежьими лапами талию и прижимая тонкий стан к себе в жесте преисполненном желанием защитить. Она всё понимала, всё ощущала и ничего не могла с этим сделать. Альфред оставил под её ушком нежный поцелуй, вынуждая женщину прикрыть глаза, потом стал заботливо успокаивающе поглаживать волнистые волосы и опустил веки сам, чтобы не отвлекаться от её дыхания и неспокойного сердечного ритма, который ощущал в её висках. Грубый голос стал тихо метаться между шепотом и характерной ему хрипотцой. — Не открывай глаза, не надо. Представь, что ты не можешь видеть, потому что родилась слепой. Всю свою жизнь ты могла ощущать только запахи, касаться предметов, слышать разнообразные звуки и в один прекрасный день твои глаза открылись, и ты прозрела, а перед тобой целый мир. Скажи мне, Розочка, что бы ты увидела в первую очередь? — Маргейт, — Картер ответила быстро, не думая. — Понимаешь, я по-настоящему прозрел на лодочной пристани, когда впервые услышал твоё настоящее имя и затем посмотрел на тебя снова иначе, ты ещё тогда грелась в лучах утреннего солнца и была такой счастливой. Я знаю, что ты любишь меня до этих пор, а только что ты сама это подтвердила, — он коснулся губами её виска, и это было так невыносимо и в противоречие приятно для неё. — Так что, я расскажу тебе как всё будет: мы в итоге перестреляем вместе твоих друзей, объяснимся, всё наладится, и мы начнём оттуда, где закончили в прошлый раз, да? Так что давай сэкономим друг другу время и не будем усложнять. Его тёплые ладони легли ей на лицо, пока она послушно приподнимала подбородок навстречу поцелую, но её губы пахли иначе, их естественность перебивал не только красный цвет помады, но и недавно испитое вино. Розалия не сопротивлялась, пока Альфред едва ощутимо касался уголков её исчезнувшей самоуверенной ухмылки своими губами, но на нежность отвечать не стремилась. Будто ждала, пока совсем голову потеряет, испытывала себя. — Что бы ты себе ни надумала, какие бы выводы ни сделала в тот злополучный вечер, я никогда тебя не предавал. Слышишь меня, Роза? И никогда не предам, — он скользнул в правый карман её брюк, доставая оттуда оберег, который когда-то долго и с особым трепетом сам же мастерил. — И я знаю, что глубоко в душе ты веришь мне, потому что у тебя всё ещё есть надежда. — Ну всё, хватит с меня, — она грубо выхватила у него звезду, возвращая обратно, затем оттолкнула от себя еврея и отошла на приличное расстояние, открывая дверцу в один из первых попавшихся шкафов. — У нас общее дело, ты забыл, вероятно? Может, виски для лучшего скрепления сделки, как в старые добрые? Я бы выпила. Куда ты всё подевал? Женщина стала нервно перебирать полки, заглянула в ящики стола, затем стала среди комнаты и помассировала виски, в которых беспощадно колотила собственная часовая башня подстроенная под сердечным ритм. Всё, что угодно, только бы отойти от темы их отношений, от её к нему ни капли не остывших и не потерянных во времени чувств. — Я больше не употребляю алкоголь. — Тогда к чёрту. Идём, я представлю тебе своих доверенных людей, которые выполнят грязную работу в Бирмингеме, — женщина махнула рукой и поспешно покинула кабинет в сопровождении довольной её вниманием к себе собаки, которая помахивала хвостом, когда длинные музыкальные пальцы поглаживали между ушами. — Как оно вообще, предавать своего друга? Мне просто не знакомо это чувство, а ты как-то привыкший. — Я предупреждал, что в один прекрасный день я потащу его ко дну, так что, это не предательство. Я просто выполняю обещание. Я выполняю все свои обещания, Роза. Картер остановилась на несколько мгновений, снова сталкиваясь с евреем в недопустимой близости в узком коридоре, и взгляды их занялись любовью прямо в тех стенах. Затем ладонь его нежно легла ей на спину, аккуратно едва ощутимо подталкивая к движению. Ей было больно, а ему больно, когда ей больно. — Идём, моя родная, не устраивай столпотворений.