1672 год

Мадам де Монтеспан разглядывала кукол, которых привёз господин Лангле, портной. Куклы были одеты в платья, фасоны которых ещё не вошли в моду, но войдут непременно, стоит Монтеспан заказать себе такие. Дамы, находящиеся в услужении у маркизы, столпились вокруг неё и тоже глядели на кукол. Их переполняли зависть и восторг. Мадам де Монтеспан была прекрасна, ей к лицу что угодно. Король её обожает и оплатит любую прихоть. Если маркиза захочет, чтобы платья украсили драгоценными камнями, как бронёй, так и будет. Вот уже несколько лет дождь из королевских щедрот проливается на Монтеспан, а она расцветает и расцветает, удивляя окружающих новыми гранями своей красоты. У неё пышные белокурые волосы, глаза цвета лазури и аккуратный алый ротик. Но главное - её ум, в котором рождаются колкие шутки, забавляющие короля. Если вторую такую красотку ещё можно найти, хоть и не без труда, то где найдёшь такую шутницу? Ах, не попадайтесь мадам де Монтеспан на глаза, иначе окажетесь у неё на языке. - Какая прелесть! – воскликнула мадемуазель дез Ойе. – Эти оборочки, эти узоры! - Платья, достойные богини! – вторили другие. Монтеспан слушала дам вполуха. Она не слишком доверяла их мнению. Она ждала того, чей хороший вкус был общепризнанным. Слугу к Месье она послала ещё утром, умоляя принца о визите. Месье появился в Лувре только пару часов спустя. На сборы у него всегда уходило много времени, о чём маркиза знала, поэтому и послала за принцем загодя. Стоило Месье появиться, как всё переменилось. Он принёс с собой оживление. Он был, словно тёплый ветерок ранней весной. Дамы разулыбались, присели в реверансах. Когда выпрямились, Монтеспан поспешила к Месье. Это был её закадычный друг. Месье она обожала. Так бы и съела его, будь он пирожным. - Наконец-то, ваше высочество, я считала минуты, - заявила маркиза. – Мне очень нужно ваше мнение. Скажите, не буду ли я выглядеть нелепо в таких нарядах? Сама я никак не пойму. Мне льстят столь многие, что я перестала отличать, что для меня хорошо, что плохо. Месье ответил ей нежной улыбкой. Он любил красоту, а маркиза была её живым воплощением. Пусть он не мог желать её тело, но выказывал ей восхищение, которого она заслуживала. - Моя дорогая, - сказал он, разглядывая кукол, - даже если платье на вас будет преступлением против вкуса, никто не заметит. Вы преображаете всё. Однако, что касается этих платьев, они в самом деле чудесны. Закажите их все. Монтеспан от радости захлопала в ладоши. - Если вы так говорите, то непременно закажу! Она кивнула господину Лангле, чтобы тот не терял времени. Пусть возвращается в мастерскую и начинает шить. - Знаете, мой попугай, самый крупный из всех, научился петь! – продолжила она. – Желаете послушать? Но прежде открою вам секрет. Невольным учителем был король. Он пел мне, а попугай всё слышал, а потом в один прекрасный день стал подпевать королю. Я чуть не умерла от смеха. У попугая получалось лучше! Но не говорите своему брату! Я с трудом утешила его. Видите, сколько я на вас выливаю? Но вы сами виноваты, так давно ко мне не заходили. Шевалье де Лоррен держал вас в плену? Я знаю, что вам этот плен по душе, но нельзя же забывать друзей. Я на вас сердита, ваше высочество. - Прошу меня простить, - Месье взял маркизу под руку и отвёл к окну, подальше от дам. – Я был страшно занят, правда, теперь не вспомню, чем именно. А значит, нет мне прощения. Наказывайте меня со всей строгостью. Месье и мадам де Монтеспан походили на любовников. О них даже ходили такие слухи. Месье, мол, успел побывать под юбкой у Монтеспан задолго до короля. Однако слухам могли верить только люди несведущие. Месье никогда бы не лёг с женщиной без необходимости. Возможно, маркизу оскорбило бы его равнодушие, будь она в иной ситуации, но любовнице короля незачем желать себе другого любовника. Зато друг, чьи зависть и похоть не отравят общение, ей был необходим. Они могли обсуждать короля, потому что были к нему ближе, чем прочие. Они могли осуждать его, потому что доверяли друг другу. У них было схожее чувство юмора. Схожий вкус: они обвешивались драгоценностями с головы до пят, любили одних и тех же авторов, музыкантов, художников. И даже их репутации были одинаково скверными: она – порочная женщина, он – содомит. Монтеспан первой протянула руку дружбы. Тогда ей двигала только выгода. Ей вздумалось стать королевской фавориткой вместо Луизы де Лавальер. Ведь она, блистательная Атенаис, этого заслуживает больше, чем унылая Луиза. Король поначалу избегал настырной красавицы. Не знал, как говорить с ней. Его ум не был так быстр, как её. Король привык, что ему в рот смотрят. А мадам де Монтеспан была с ним дерзка. Даже шутила над ним. - Она считает меня трофеем и получить меня – её цель, - жаловался он Месье. – Это пугает. Разве не должно быть наоборот? - Ах, сир, зато с мадам де Монтеспан не скучно, - говорил Месье, пряча улыбку. Он уже сдружился с маркизой, которая позабыла, что хотела его использовать. Теперь она просто поверяла ему свои мысли. Однако Месье всё же помог ей сблизиться с королём. Он часто пересказывал брату то, что услышал от маркизы. И король постепенно сдался очарованию этой женщины. Ему стали нравиться её ум и характер. Про красоту и говорить нечего. Людовик, будучи в те годы солнцем в зените, желал, чтобы вокруг него всё было великолепным. Мадам де Монтеспан как никто отвечала его требованиям. Её происхождение и красота усилили бы его славу в Европе. Мало кто понимал, что он нашёл в Луизе де Лавальер, но все бы поняли, почему ей на смену пришла мадам де Монтеспан. - Как же вас наказать? – шутливо нахмурилась маркиза. – Полагаю, ваше отсутствие можно возместить только вашим присутствием. Вы должны мне всего себя. Впрочем, шевалье меня возненавидит. Поэтому я требую лишь полдня сегодня. Давайте выберем себе подарки, пусть король за них платит. Разве он откажет нам? Я слышала в Париж привезли редкие камеи… - Король! – объявил швейцарский гвардеец*. Дамы, переговаривающиеся между собой, замолчали, снова присели в реверансах, Месье низко поклонился. Людовик, постукивая тростью, прошествовал внутрь. Всё в нём было в крайней степени величественным. Начиная от красных перьев на шляпе и заканчивая пряжками на туфлях. - Когда я вижу вас вдвоём, вы всегда шепчетесь, - сказал он, окидывая взглядом фаворитку и принца, стоящих в отдалении от всех. – Мне бы пришлось ревновать, не будь вы, Филипп… Тут король запнулся. - Не будь я кем, сир? – переспросил Месье, наслаждаясь замешательством брата. - Что же вы обсуждали так увлечённо? – сменил тему король. На его лицо вернулось невозмутимое выражение. - Подарки, сир, – ответила мадам де Монтеспан. - И кто даритель? - Вы, сир, - маркиза сверкнула жемчужными зубами. - Вот как? Очень мило с моей стороны. Месье в разговор не вмешивался, что было для него делом удивительным. Но с ним случился один из приступов внезапной горечи. Обычно обиды он забывал быстро и уже к ним не возвращался, но всё никак не мог простить королю его решение об аресте, а потом и ссылке шевалье. Два года без шевалье стали для него мукой, виновником которой был Людовик. Когда Месье вдруг вспоминал об этом, ему делалось невмоготу находиться рядом с королём. - Мне уйти, сир? – спросил он. – Вы здесь затем, чтобы побыть с маркизой. Не хочу вам мешать. - О нет, Филипп, останьтесь, - велел король. – Мы стали редко вас видеть. Что случилось? - Наверное, его высочество просто наслаждается семейным счастьем, - сказала маркиза вместо Месье и её слова можно было трактовать как угодно. Месье только улыбнулся. Но то была тень его обычных улыбок. Король покосился на него и прошёл мимо, чтобы усесться в кресло, в соседнем тут же устроилась Монтеспан. Ей такое дозволялось. - Это счастье сделало вас столь немногословным, Филипп? – поинтересовался король. – Когда вы молчите, мне становится неспокойно. Месье опустил ресницы, легко вздохнул. Ему совсем не хотелось трещать как обычно. Однако брат от него не отстанет. Поэтому он собрался с мыслями и вспомнил, что собирался заступиться за Мольера. - Тогда, сир, позвольте рассказать мне, как несчастен господин Мольер из-за вражды с господином Люлли*. - Я знаю, Филипп, что вы на стороне Мольера, однако мне следует поддерживать Люлли, - остановил его король. - Он задумал прославить французскую оперу. Его мечты совпадают с моими. Месье закусил губу, нахмурился. Зачем брат велит ему говорить, если тут же затыкает? - Вы не находите, что Париж поздней осенью делается до ужаса тосклив? – спросил король как ни в чём не бывало. - Мне угодно, чтобы двор перебрался в Версаль. - В Версаль? – воскликнул Месье, не пытаясь скрыть огорчения. - У вас там чудные апартаменты. Что вам не нравится? - Но что мы будем делать в Версале? Месье Версаль не любил. Там он не чувствовал себя свободным. Казалось, там он как на ладони. Конечно, за ним и в Париже следят, но в Париже весело, можно жить по своим правилам, а в Версале – только по правилам короля. Им с шевалье придётся соблюдать приличия. Шевалье по вечерам будет делать вид, что покидает его спальню, а потом по тайному проходу возвращаться обратно. - Вы, Филипп, будете развлекаться, разумеется, - ответил король тоном, не терпящим возражений. – Повода для огорчений у вас нет. - Да, сир, - склонил голову Месье. Он ещё помнил времена, когда его брат был застенчивым молодым человеком и с ним можно было спорить, однако королю до того часто приходилось натягивать маску уверенности, что он сросся с ней. И теперь спорить с ним никто не решался. Никто, кроме Месье. Случались моменты, когда кровь в нём закипала и давал о себе знать его пылкий темперамент. Впрочем, большую часть времени Месье вёл себя разумно. Вот только… Король проявил ужасную неблагодарность и лишил его шевалье на два года с лишним. Месье судорожно вздохнул и с неприязнью уставился на брата. - Что такое, Филипп? – встревожился король. - Ах, ничего, кружится голова, - соврал принц. - Подайте розмариновой воды!* – распорядился король, а затем усадил принца на своё место. Месье пытался протестовать, но король прервал его: - Я зашёл только, чтобы свидеться с вами. Меня ждут министры, а потому, Филипп, сидите. Вам нужно прийти в себя. Неужели вы разволновались так из-за Версаля? Уверяю вас, скучно не будет. Вы потом не захотите возвращаться в Париж. Выбросите из головы тревожные мысли, для них нет причины. Месье только слабо кивнул. Мадам де Монтеспан прижала к его виску платок, смоченный в розмариновой воде. - Вверяю Месье вашим заботам, - сказал король фаворитке. И в который раз подумал, что склонность его младшего брата к итальянскому греху – большая удача. Иначе Людовику не знать покоя. Они бы ссорились из-за дам так, что над ними потешалась бы вся Европа. Не будь Людовик королём, он бы горячо молился за исцеление Филиппа, но он король, а потому должен смотреть на ситуацию шире. Монтеспан проводила его чарующей улыбкой, а когда за ним затворили двери, зашептала принцу на ухо: - Когда король поступает со мной несправедливо, я клянусь себе, что не буду знать покоя, пока его подарки не перевесят мою обиду. - Но, моя дорогая, вы можете отказаться с ним спать, а что могу я? - пошутил Месье. - Вы можете дуться, - подсказала маркиза. – Вы разве не заметили, его пугает, когда вы дуетесь? Месье улыбнулся и кивнул ей. Однако его тревожило не то, что он может получить от короля и в каком размере. Его тревожило, что в его сердце есть место для сильной неприязни к нему. Впервые яростным огнём она разгорелась двенадцать лет назад, когда Людовик увивался за Генриеттой, а потом чуть было не спалила его сердце, когда Людовик сослал шевалье и даже заговаривать отказывался о его возвращении. Месье с детства усвоил, что брата он должен любить и слушаться, однако нелегко любить того, кто намеренно причиняет тебе сильную боль. - Так вы не любите Версаль? – сменила тему маркиза, заметив, что принц сделался мрачен. – А я обожаю. Когда я еду по Парижу, чернь кричит, что я – шлюха. А в Версале со мной обходятся, как с королевой. Если выбирать между раболепием и осуждением, я выбираю первое. Месье моргнул и как будто выбрался из лабиринта обиды. - Но там такие тесные комнатушки, - сказал он капризно. - Только не ваши! – с хохотом возразила маркиза. – В ваших комнатушках можно полк разместить! Бьюсь об заклад, других вы и не видели. - Но я о них слышал! - А я слышала о приведениях, оборотнях и вампирах! Месье фыркнул и пустился рассказывать все диковинные случаи, какие ему пришли на ум. Маркиза молила его замолчать, потому что ночью умрёт от страха, однако слушала с превеликим интересом. Она, как и Месье, обожала таинственное.