Осень в Таллахасси

POV Эмма       Вера в непогрешимого Нила и в чудесный город Таллахасси, где можно быть кем угодно и жить как тебе хочется, рухнули в один момент. К такому поворот я, откровенно говоря, готова не была, хотя, вроде бы жизнь давно научила тому, что верить можно только себе, но так хотелось найти родственную душу.       По каким-то, неизвестным мне причинам, родственная душа сбежал, оставив меня разгребать кучу проблем. Точнее проблема была всего одна: меня обвиняли в сбыте краденного, а Нил, обещавший "отойти на двадцать минут и тут же вернуться", исчез как утренний туман к полудню. Может быть он увидел, что меня повязали, может его что-то задержало на столько, что у его приходу ни меня, ни полицейских уже не было, но факт остаётся фактом: из моей жизни он исчез и тогда мне казалось, что навсегда.       Что такое суд? Не могу сказать, что именно само судебное слушание меня сильно впечатлило, в конце-концов знай полицейские обо всех наших с Нилом проделках, то прокурор запросил бы не год и пять месяцев тюрьмы, а все пять лет как упорной рецидивистке, так что я тихо радовалась, что в обвинениях значится только сбыт краденного, а присяжные откровенно зевают и хотя домой. В итоге, учтя мой юный возраст, несчастную судьбу сиротки (правда мой послужной список возвратов из приёмных семей и побегов из приютов мне тоже припомнили) и первое преступление, полгода из запрошенного прокурором срока мне милостиво простили. Видимо решив, что одиннадцать месяцев это именно тот срок, за который я исправлюсь и выйду на волю полная энтузиазма начать новую жизнь.       Выйти на волю хоть я и планировала, но вот с энтузиазмом было очень туго. Буквально на первом же месяце заключения я поняла, что тошнота по утрам связана явно не с гастритом. Спасибо, в местном медпункте оказался тест на беременность, любезно выданный мне по моей же просьбе. И этот тест однозначно демонстрировать две полоски. ДВЕ ЧЁРТОВЫ ПОЛОСКИ. Даже не припомню чем ещё меня когда-нибудь так основательно припечатывало, я была беременна, я сидела в тюрьме, мой любимый сбежал.       В одночасье жизнь из радужной и свободной превратилась в лютое дерьмо. Это как в сказке про Золушку, только наоборот, вроде бы вот минуту назад я казалась себе молодой, счастливой и свободной как птица, а тут вдруг всё исчезло, оставив меня один на один с проблемой.       Всё то, что я заочно ненавидела в своей матери и в неизвестной мне Миле, оказавшейся матерью Нила, вдруг вернулось ко мне же. Я прекрасно понимала, что с каждой неделей растёт не только мой живот, но и ребёнок в нём. Каждая неделя приближала меня к выходу на свободу, где меня никто не ждал, а ребёнка к появлению на свет. Что я могла предложить ему?       Быть матерью это заботиться о ребёнке, обеспечивать его безопасность, следить за его здоровьем, растить и развивать его. Боюсь, что ничего из вышеперечисленного, обеспечить я не могла.       Правда, в один момент произошло нечто, на какое-то мгновение вернувшее мне капельку надежды. Некто, пожелавший остаться неизвестным, передал мне небольшую сумму денег и документы на автомобиль. Машина была той же марки и как оказалось позже даже того же цвета, что и наш с Нилом старенький четырёхколёсный приятель, когда-то познакомивший нас. В общем-то уже это говорило о том, что подарок мне достался от Нила, но ни письма, ни весточки от него не было. Так что из собственности отныне у меня была старенькая машинка и вещи, в которых я несколько месяцев назад загремела в тюрьму.       Описать словами то, как больно переживать каждый день беременности, понимая, что ты не сможешь забрать этого ребёнка себе, наверное невозможно. Я любила его, ещё не успев увидеть ни разу, но любила. Я не могла оставить его себе хотя бы по тому, что действительно любила. Мне было нечего ему предложить. Наверное, именно тогда жизнь примирила меня с моей матерью. Кто знает, что выпало на её долю? Быть может и для неё это был единственный шанс дать ребёнку возможность расти в нормальных условиях? Жаль, что шанс не сработал.       Ко мне приходили из отдела опеки, разговаривали, объясняли ситуацию, рассказывали о варианта отказа от ребёнка. Я слушала молча, отбиваться, в чём-то убеждать их у меня просто не было сил. Да и в сущности они были правы, за пределами тюрьмы у меня не было ничего, кроме мой (теперь уже точно моей) машины. Я согласилась.       Мой мальчик, мой сын родился в без пятнадцати двенадцать по полудни. Вроде бы к чему мне это, но я запомнила всё, сколько было времени, как он впервые крикнул и... Как его унесли. Это было моё пожелание, я не хотела брать его на руки чтобы не привязываться к нему, зная, что он никогда не сможет жить со мной. Вот так я совершила то, в чём обвиняла и свою мать и мать Нила. Жизнь вообще штука интересная, таким вот изощрёным способом она щёлкнула мне по носу, демонстрируя, что нельзя судить человека, не побывав в его шкуре.       Мой тюремный срок окончился, я стояла на пороге новой жизни одинокая, свободная и уверенная в том, что пришло время что-то менять. Твёрдо решив, что повторно возвращаться туда я точно не хочу. Той суммы, которую мне переслал Нил, вполне хватало на три месяца скромной жизни, машина делала меня мобильной и давала некоторую уверенность в себе. Но всё же ещё два года я прожила в Таллахасси, видимо до сих пор надеясь на встречу с Нилом. И эта надежда тоже не оправдалась.