Grief-stricken mess in a very dark place

"Идиот. Тупица. Слабак. Мямля. Ничтожество. Идиот. Тупица. Слабак. Мямля. Ничтожество. Идиот. Тупица. Слабак. Мямля. Ничтожество. Идиот. Тупица. Слабак. Мямля. Ничтожество". Защитный кокон, оболочка, психологический барьер, привычки, найденное казалось бы равновесие, внутренний баланс — всё это в момент треснуло, выпуская на свет то, что Саске на самом деле думал о себе. То, как себя ощущал. То, кем являлся. Голос отца, голос Итачи, голос Гаары, голос Какаши, голос Ли, голос Хьюго, голос Наруто, и снова голос Итачи громче всех остальных, хотя он даже не поднимал его, будучи ровным и отстраненным — у мальчишки буквально скрипели зубы, его буквально трясло изнутри, пока комплексы выплескивались наружу трещинами в стене, на которой красовался клановой символ Учиха. "Ты мне не интересен", — чеканил голос без устали. Ему интересен Наруто. До сих пор не достоин ни смерти, ни внимания. Жестоко. — Я слаб. Все они были сильными. Гаара — монстр и чудовище, Саске не дотягивал; Наруто... этот идиот слаб, однако то, что скрывалось в нём — Саске не победить. Ли, чёрт подери, урод, лишенный всякого таланта и имевший в распоряжении одну только силу воли... и тот. Учиха сильнее сжал зубы, чувствуя, как ярость подступает к горлу хриплым мерзким ядовитым комом. — Я слаб, — прошипел сам себе, упёршись лбом о частично издолбленную кулаками стену. — Слаб, — этот голос Итачи в голове, ещё один удар в стену, и ещё, и ещё. До щелчков собственных костей, до содравшейся кожи, до боли в мышцах. Саске мог поклясться, что фантомные тиски его руки на шее до сих пор сжимали, обжигая кожу и тело. Он чувствовал себя... беспомощным. Бесполезным. Никчемным. Ничтожным. Много лет назад и сейчас. Всё-еще. По-прежнему. Всегда. Итачи всегда превосходил его на несколько голов, однако прежде словно бы скрывал весь реальный разлет, настоящую разницу. Для того, видимо, чтобы после сделать младшему брату ещё больнее, чтобы насладиться его мучениями. Садист. Ненавистный. Гнусный. Предатель. В голове снова и снова всплывал момент их недавней встречи, перекрывая собой даже разочарованный взгляд отца и всех прочих, кто словно бы говорили ему всего два слова: ты слаб. "Ты мне не интересен", — чеканил голос без устали. Ему интересен Наруто. До сих пор не достоин ни смерти, ни внимания. Жестоко. — Я слаб, Я СЛАБ, Я С Л А Б! — в ход пошли ноги, когда Учиха резко убрал лоб от стены, сильно зажмурившись. Теперь он не говорил, а кричал, насколько только хватало его лёгких. В руинах места, куда когда-то отселили его клан, где когда-то царила и кипела жизнь, а теперь не осталось никого и ничего. Только память; Саске способен показать каждое место, на котором видел труп. Каждое место, где не посчастливилось лежать ему. Мёртвым. "Идиот. Тупица. Слабак. Мямля. Ничтожество. Идиот. Тупица. Слабак. Мямля. Ничтожество", — снова и снова, удары о стену, кунаями дерево в щепки, сорвать горло в крике, шипении и отчаянном рыке. Но... сколько ни крути, факт оставался фактом: "Ты слаб". Крик не поможет. Потому ли это, что за последние месяцы Саске... отошел от ненависти? Потому, что начал заботиться о ком-то еще и гипотетически допускал, что жизнь имелась вне пределов мести? Что сила не в ненависти и владении шаринганом, что сила в другом, что он сможет найти себя, уже нашел, среди людей, здесь, в Конохе? Что друзья... Саске оборвал свою мысль, сжав кулаки и прекратив тем самым свой отчаянный, моливший о помощи выплеск. Взгляд замер на треснувшем символе клана Учиха, успевшем немного выцвести и побледнеть. "Как я мог подумать о том, что мне достаточно этого. Как я мог предположить, что это то, что мне надо. Как я мог... как я мог принять себя слабым. Ради них. Для них. С ними. Как я мог позволить себе стать слабее них. И даже Наруто", — он вспомнил, чем занимался с момента создания Команды Номер Семь. Многим. Полезным — ничем. Мусор, защита, бадание с этим идиотом, поддержка Сакуры, зависть, зависть, защита, совместные вечера, какие-то издевательские (бессмысленные) тренировки и соревнования ради, Чидори... Чидори. И это всё? Чидори — это всё, на что способен "единственный выживший сильнейшего клана Конохи"? В голове смех всех тех людей, которые сильнее его. "И это всё?" — крик Узумаки во время боя на чуунина. Следом ещё куча унижающих, убивающих и без того забитую самооценку эпизодов. А они огороды вскапывали и котов старым скрягам находили. Идиотизм. Потеря времен. Заблуждения. Саске ведь повёлся, что в том могло быть счастье. Дурак. Кретин. Наивный, мягкий, не сильный. "Ты мне не интересен", — чеканил голос без устали. Ему интересен Наруто. До сих пор не достоин ни смерти, ни внимания. Жестоко. "Великий копирующий ниндзя... очеретной идиот, не научивший меня ничему, кроме Чидори. Смотрящий на меня как на того, кто по-прежнему не Итачи. Они все", — фыркнул, двинувшись прочь с заброшенной улочки клановой резиденции. — "Они все становится сильнее, все, кроме меня. Итачи становится сильнее. Ещё сильнее. И только я... Слабак", — в голове снова всплыл Наруто, этот неудачник, который, если сравнивать базовые успехи, был самым отвратительным учеником, самым слабым и с трудом ставший генином. А теперь... И это к нему Саске начал привязываться? Это на него решил променять месть? — "Если бы не чакра девятихвостого, он так и оставался бы неудачником. Но у меня нет этой чакры. Мне не помогают эти идиотские тренировки. Этого мало. Недостаточно. Чёрт подери, с ними всеми я топчусь на месте, отвлекаясь и занимая время не результативным изучением какого-то дерьма. Они не учат силе, они не делают сильнее. Меня. Я не они", — и снова шея фантомно тянула, как и живот, ощущавший крепкий удар Итачи. "Но я способен быть сильным. Я... я могу. У меня нет выбора. Я не имею права быть слабым. Впредь и дальше", — на фоне всей угнетенности и ощущения собственной беспомощности всплывали — тоже, раз за разом — ощущения от тех моментов, когда в нём растекалась сила проклятой метки. — "Я готов отдать всё, что у меня осталось, лишь бы иметь такую силу. Всегда. Такую и ещё больше. Этого недостаточно, мне нужно больше. Если я буду и дальше возиться с ними, смотря на чужой полёт, то сам навсегда останусь жалким слабаком. Они все меня отвлекают. Я... не могу позволить себе заботу. Я не могу себе позволить растрачиваться на что-то ещё. Пока жив Итачи, они все не имеют для меня смысла", — рассуждал и ставил точки, стирая запятые, пока проходился по начавшим проявлять признаки запущения коридорам резиденции. Возможно, Саске был здесь в последний раз. Он может и не лишен наивности в силу возраста и того, что... не так умен, как Итачи, разумеется, само собой, тот всегда всех умнее, однако созрел для того, чтобы выучить: ничто не бывало за просто так. Задаром. Значит, Орочимару потребует что-то взамен силы. И, чем бы оно ни являлось, Саске готов был заплатить, если оно даст ему то, чего достаточную для устранения Итачи собственными руками. Базовую ставку он оплачивал буквально сейчас. Собирая вещи в скромном обители, разрывая связи внутри себя и отбрасывая своё прошлое пинком подальше. Не без сожаления, но... не более того. Не цепляться, не жалеть, не сомневаться. Никчемность и острая потребность дать желанное своей ненависти превосходили всё прочее, что имелось в Саске. У него просто открылись глаза, безличностно и сухо: он слаб. Два слова. Одна истина. Факт. "Идиот. Тупица. Слабак. Мямля. Ничтожество. Я проиграл всем, кто представлял из себя хоть что-то. Мне мало таланта. Все мои тренировки ошибочны. Но больше... я больше никогда не буду слабым", — рамка с общей фотографией опущена на стол. Дверь закрыта. Комната опустела тоже. — "А с вами я сильным не стану никогда". Учиха Саске стал нукэнином раньше Итачи. Хоть в чём-то он первый. Отныне на наконец-то верном пути к тому, чтобы это не стало последним "первым". Больше он не позволит себе заблуждаться и сворачивать не туда. Не позволит себе забыть, что у него только одна цель. В следующую их встречу брат не посмеет говорить, что Саске ему не интересен.