Grief-stricken mess in a very dark place

Солнце исчезло с неба. Свет погас. Начался дождь, однако его капли не ощущались ни теплом, ни холодом; Саске вовсе его не заметил, даже если закинул лицо, чтобы констатировать капли на нём, на деле совершенно не обращая внимания на всё, что происходило кругом. Драматические, почти мгновенные изменения. Какое оно вообще к чёрту имело значение? Итачи в четырнадцать лет [какая разница, что раньше] был джонином, служил в АНБУ и вырезал весь свой клан, став нукэнином. В двенадцать закончил академию шиноби всего за один год. Гений, лучший, особенный, исключительный: в детстве Саске, как ни странно, не завидовал ему по-настоящему, по-взрослому, откровенно брал за пример, считал образцом для подражания, авторитетом, богом; если что и вызывало у него негодование и зависть, так это внимание родителей, в особенности, отца — его старшему всегда доставалось больше, в то время как Саске так и оставался милым младшим сыном, разбалованным своим статусом. Тогда он, конечно же, не думал о зависти, о ненависти, о Третьей Войне Шиноби, что случилась незадолго после его [Итачи] рождения. Саске был ребёнком в полноценном, здоровом [насколько это возможно в его клане и в мире шиноби] смысле этого слова; каким и должно быть. А потом всё изменилось в один момент — всего-то один момент. Настолько болезненный и глубокий, отрезавший от Саске настолько многого, что... теперь он сидел на коленях под дождём, пусто глядя в лицо того, кто навязчиво называл его другом. Единственным, настоящим, лучшим. Соперником. Другом. Образцом. Другом. Словно никого у него кроме Учихи не было, когда кругом столько людей. Идиот. Какой же кретин. Какой же... Саске потерял свою статичность только в от момент, когда место с проклятой печатью пронзила сильнейшая боль, кажется, выражая всю его усталость и измотанность боя, да словно бы не жаля, чтобы её носитель задерживался здесь. Говорила: "Ты закончился, пошли, оставь это всё. Ты слаб, Саске, та слаб, оставь здесь слабость; те глаза напоминанием". Эти ощущения и осознание собственной измотанности, как и порывы кашлять кровью, буквально повалили его на колени, прямо на промокшую за считанные минуты из-за начавшегося ливня поверхность, прямо так, прямо рядом с тем, кто называл себя его другом. Наруто дышал. Живой. Саске чувствовал его дыхание. Слабое, почти холодное, прерывистое; его так оборвать. Оно невыразительно http://s7.uploads.ru/oFPtQ.gifпробивалось сквозь дождь, практически неспособное как-то развеять или согреть воздух, будучи на издохе. Это так... странно. Так... пусто. Учиха стало легче, он словно бы скинул что-то очень тяжелое, однако та необъяснимая кипа тонких нитей, что он оборвал сейчас, отзывались в нём не менее странно, чем всё то, чем обернулась жизнь единственного выжившего в бойне Учиха. Саске думал об этом, обо всём на свете и одновременно с тем ни о чём, глядя на влажный разодранный лоб — или на закрытые глаза, или на искажающий мир протектор Конохи — целую вечность, даже не пытаясь пошевелиться. Настолько ли далеко был готов зайти? Настолько. Многое ли терял, от много ли отказывался? Слишком многое, от слишком многого. Слишком ценного, слишком привычного, ставшего слишком его; делавшего Саске слабым. Но — в те моменты, когда голову и сердце занимало что-то помимо ненависти — немного даже... счастливым. Но теперь всё кончено. В первой, хоть она и не ощущалась, как последняя с учётом принятого Учиха решения, пускай об этом и не думал конкретно сейчас, схватке Саске победил. Это лучше слов. Это действие. Твоё право, что имел всегда, оплатил кровью. "Я... в самом деле ухожу. Я ухожу в самом деле. По-настоящему. Это больше не моя реальность", — кажется, Учиха только сейчас ощутил, что отрезал всё. Насколько многое. И как далеко готов зайти; уже зашёл. Так двояко. Больно? Больно, и речь вовсе не о теле, что особенно остро среагировало на вторую стадию метки. Пока болит, значит живой: мальчишка обладал необычайно высоким болевым порогом и выносливостью, иначе просто нельзя, иначе никогда не быть сильным шиноби. Но ведь с другой стороны, Наруто стал сильнее — это факт, его нельзя отрицать. Он вырос. Даже если исключительно за счёт силы девятихвостого, что скорее всего — пускай так, но он стал сильнее. Саске победил его не так просто, как это должно было случиться, даже не в полной форме Хвостатого. Как бы тогда победил Итачи, что непременно справился бы даже с Курамой? Ведь встретился с ним совсем недавно, оказавшись способным сделать ровно ничего; ни-че-го. Итачи словно бы издевался, словно бы нарочно мучил, словно бы получал наслаждение от того, что сделал с жизнью младшего брата. Страдания — это более жестокое наказание, чем смерть, после которой ничего, не так ли? Суть в другом. Брат был прав: Саске до сих пор маленький слабый мальчишка; ничтожество; ему нужно больше силы; в нём недостаточно ненависти; он почти начал забывать о ней, довольствуясь слабостью и паразитическим ростом остальных; он должен в совершенстве овладеть глазами, мощью, знаниями, техниками, волей. Учиха свято верил, в своём воображении не на секунду не сомневаясь, что если бы Итачи вступил в схватку в Наруто, то непременно бы победил. Запросто. Смог бы взять под контроль этого демона и делать с ним что угодно. Смог бы. А Саске — нет. Он слаб. Непременно — это знание жгло, теребило, заставляло сжимать кулаки, беспокоило, причиняло боль, страдания, мотивировало и толкало на... всё, что Саске делал. Что сделал. Итачи — мог, Саске — нет. Мальчишка стиснул зубы. Было бы проще, если бы Узумаки оказался мёртв. Было бы больнее, но так проще. О, если бы Саске искал простых путей. Если бы он переступил за раз через все свои принципы, то непременно добил бы его, избавив себя и мир от этого идиота, поднявшегося за счёт силы хвостатого. Получил бы глаза, с которыми его хотел видеть Итачи, не имея иного способа обрести их. О, если бы Узумаки оказался мёртв! Однако, Саске не добил его. Если честно, у него даже мысли такой — по-настоящему — не возникло, пока он опустевшими стеклянными глазами глядел на тело того, кто называл себя другом. Да, у Наруто имелся Курама, да, это давало ему фору, но... разве не у Саске имелся шаринган? А ненависть? А мотивация? Нет, он станет сильнее. Сильнее Наруто, сильнее Итачи, сильнее всех, кто способен будет отнять у Саске то ценное, чем обладал; отнять то единственное, что имело для него значимость теперь, всегда, отныне и навеки — право на одиночество; месть. Учиха не убил и не убьет Узумаки — сейчас точно — потому что ненависть его направлена на другого человека, а этот идиот лишь в очередной раз показал, насколько на самом деле Саске слаб, в чем признавался себе изо дня в день, оставаясь наедине с собой. Бросил лучшему ученику школы вызов. Учиха не думал об этом всерьез до недавнего времени, но, похоже, принял его. Когда-то, когда Итачи не станет, Саске вырвет у него это право на одиночество, поставив точку в назойливой попытке осветить то, чему положено быть в темноте. Когда-то, когда Итачи не станет, Саске станет свободен и тоже сможет исчезнуть. Цель его жизни будет достигнута. Никто этому не помешает. Никогда. Учиха сломает любого, кто попытается сделать это, отняв у него предназначение. Саске принял решение. Резко моргнув и покачав головой, он поднялся на ноги: не отступать, не сомневаться, не смотреть назад. Разбито, но без всякой возможности отступиться. Сакура в безопасности. Наруто скоро придёт в себя. Какаши вообще должно быть плевать, пошёл к чёрту. Точно также, только по-настоящему, теперь плевать Саске. Он просто хотел уйти, чтобы забрать то, что ему неспособна была дать ни Коноха, ни Команда номер семь; он просто избавлялся от того, что делало его слабым. Порвать, разорвать, отвернуться, истоптать, свернуть, переступить, смотреть только вперёд, ныряя в бездну, куда пригласил его Итачи — это то единственное правильное решение, которое необходимо было принять. И Саске его принял. Уходил к тому и туда, кто, точно знал мальчишка, способен дать ему силу. Уже дал, когда Учиха даже не просил, а значит способен дать ещё больше. Иного Саске не нужно. Он просто хочет стать сильнее, чтобы отомстить. Показать, что превзошел того, кто лишил его всего, но почему-то с самой выраженной в мире жестокостью предпочел не отнимать у младшего брата жизнь; словно бы она имела значение и хоть какую-то ценность. Что же, хотя бы в чём-то Саске умудрился превзойти Итачи, а может быть даже пойти по его стопам: к четырнадцати годам [даже раньше] Саске удалось стать нукэнином, снова Учиха; быть может, самым молодым в истории Деревни Скрытого Листа. Последний взгляд на это исторически — теперь ещё и лично — знаменательное место. Протектор так и остался мокнуть рядом с Наруто, на которого Учиха больше не взглянул. Толчок от мокрой земли. Их пути разошлись. Слабость и балласты остались позади.