за край

элиоту нравится быть королем. ему нравится власть и королевские наряды, в которых только ходить так, чтобы шеи сворачивали, чтобы восхищались, ему нравится корона. элиот впервые чувствует себя нужным, чем-то значимым. это квентин всю жизнь мечтал о филлори. для него филлори всегда была реальна. когда рука, полная горстью таблеток прикладывалась ко рту, когда сердце разрушалось в очередной раз, когда пустота пустота внутри заполняла все тело, заставляя падать-падать-падать. и квентин уже не мог подняться. идея о филлори спасала колдуотеру жизнь, но когда она стала реальной — перестала спасать. квентину до простого надо было во что-то верить. но настоящая филлори совсем не детские книжки. и это пугает-пугает-пугает. у квентина была своя роль, которую он играл. но когда роль заканчивается, что происходит с актером? магия металлическим клинком, обогретым кислотными крыльями сотней мотыльков, вонзенным в его душу — анестезия для тех, кто слишком много всего чувствует — разделила жизнь на «до» и «после». до. рутина серой нитью опоясывала его душу — она стала уже почти незаметной. почти. причины. причины не взрослеть, причины верить, надеяться. квентин был обычным. обычным в мире, где все такие. пиздец — это жить в мире, где обычный только ты. жизнь до была привычной. после же скомкало кью, как ебаное ничто, и выбросило туда, где уже не найти. *** — и что за извращенец создал филлори. ой, точно. на самом деле, элиоту здесь нравится. оргии лучше были только в брейкбиллс, но там не было опиума в воздухе. вог отвык от смешивания коктейлей, от вечных вечеринок и экзаменов. вог отвык от привычной жизни. но квентин всегда считал, что привычная жизнь не для него. — в книгах все было по-другому. — потому что в книгах всегда наебывают, кью. элиот молчит о том, что те самые книги в его руках все еще оставляли следы квентина. от них веяло стариной, рутинностью и самой малостью кью. элиот никогда не признает этого, но готов был заучивать сотни страниц так, что строки разбегались на черные пятна под веками. ради квентина. колдуотер, вроде бы, должен быть счастлив, но что-то все равно не так. это что-то рвет-раздирает-режет его внутренности, засовывая туда свои шипы, что острием распарывают их, чтобы больнее, оставляет шрамы-рубцы через всю грудь. у квентина на голове корона, но внутри пустота — раздирающая-разрушающая, заполняющая собой все. кью забывает про корону, часами сидит в библиотеке, ищет выход [куда угодно, только бы выйти], зачитывает-зачитывает-зачитывает книги до опущенных век и пелены перед глазами, потому что хочет, чтобы все было, как прежде. тогда квентин знал, какую ему роль определили. а сейчас у него в душе рушатся-падают вавилонские башни. *** у джулии совсем другой взгляд — опустошенный, усталый, такой, что только с места в карьер. квентин смотрит на уикер и не узнает свою лучшую подругу. они думали, что жить без магии не смогут, но на самом деле, именно волшебство испортило все, что еще разрушено не было. кью помнит, как неловко сломанными карандашами карту филлори рисовали, как детьми были — тогда все было легко. джулия говорит-говорит-говорит. и, кажется, ей это помогает. кажется, на какой-то момент джулия возвращается в свою прошлую жизнь. а квентин слушает-слушает-слушает. и, кажется, что все так, как должно быть. кажется, кью снова знает, что делать и кем быть. — блять, пожалуйста, говори что-нибудь. джулия ломается-ломается-ломается, как дешевый хрусталь. у нее на пальцах божественная магия, а душа — на осколки и не склеить-не собрать. — я просто слушаю тебя. у уикер улыбка такая, что тепло ее кью кожей чувствует прямо на кончиках нервных окончаний, у него внутри шевелится что-то, по венам растекается чем-то невесомым, приятным, и квентину только глаза закрыть, слушать, как голос ее, словно магией опоясывает сердце кью, заживляя порезы и ранения. квентин с джулией думали, что волшебство их вытащит со дна, но они падали все ниже, спасая сами себя. и друг друга. уикер говорит так, будто им по двенадцать снова, отец квентина собирает свои блядские самолеты, словно от этого зависит его жизнь, будто с помощью них наконец сможет взлететь — джулс заикается, кью коробит так, будто все двести двадцать. — у нас в семье всегда было слишком много лжи. квентин помнит, как в руках держал его самолет — он в щепки и не собрать, прямо как кью. а ведь мама была права — колдуотер ломает все, к чему прикасается. — и много любви. может, джулия права. может, и правда была. но не к квентину. — но лжи все равно было больше. *** марго на самом деле выглядит, как королева. шагая по замку на каблуках, пока ее длинное платье развевается красно-золотыми лентами [марго подстать золото и кровь], стреляет глазками наповал — так и хочется быть погибшим. квентин думает, что хэнсон была королевой задолго до того, как надела корону. — колдуотер, ты здесь не для того, чтобы яйца просиживать, делай, мать твою, что-нибудь. — я пытаюсь. кью и правда пытается. пытается, но в голове оглушающим криком-ревом «ты ломаешь все-ты ломаешь все-ты ломаешь все» и не прекращается. оказалось, единственное, что сломал квентин — он сам. думал, что починить его сможет магия, но ей не под силу склеить все части разорванного на клочки сердца, обуглившийся прахом мечт души. колдуотер на голове корону носит. корону из боли, падений, проигрышей и того, что могло бы быть, но нет. а марго настоящая королева. она сильная, стойкая, как мраморная статуя, на камнях которой играют солнечные блики. хэнсон знает, что делать, знает, кем является. у кью внутри строились вавилонские башни, которые обещали дотянуться до самого неба, где взрываются и восстают звезды, но пали, так и не дойдя до конца. у марго же внутри лабиринты, у которых нет конца и начала, неизданные шедевры и неоткрытые галактики. квентин сравнивает себя с элиотом, с джулией, марго. он не может, как элиот, быть везде, словно дома. кажется, дом вога — он сам. кью не может, как джулия, восставать из пепла с каждым падением. не может, как марго, быть тем, кем должен. — не корона делает тебя королем, квентин. *** у квентина в душе все еще рушатся-падают вавилонские башни. он думал, что там, в филлори, будет новая жизнь, но элиот рядом, смотрит так, что там океаны бьются о скалы. после. разрубленное напополам сердце, раскаленное опустошенностью, что осталась после. перед глазами лишь дно. дно, от которого остается только оттолкнуться. после протянутая рука, за которую только и остается, что ухватиться-ухватиться-ухватиться. после новая жизнь, что будет построена из старых обломков, где кью найдет себе место. — в придачу к короне у тебя есть королева. — у меня есть король. квентин сможет построить свою новую жизнь из разрушенного-падшего вавилона. сумеет в осколках и камнях найти себя и просто быть. и его новое время должно начаться именно сейчас.