за край

— никогда ни на кого не полагайся, элиот. это всегда приводит к разочарованиям. конечно, прекрасно иметь родственную душу — человека, который предназначен тебе. но всегда полагайся лишь на себя. элиоту девять. у него ободраны коленки, детский счастливый взгляд и вечные скандалы родителей, прочно засевшие в памяти. элиоту всего девять, когда отец уходит, а мать бросается на все лишь бы вытравить-выжечь-выбросить угасающую надпись на шее. элиоту всего лишь девять, когда его запястье обвивает длинное имя, он следует примеру матери, совершенно не зная, к чему это приведет. у элиота слишком много боли и непонимания в глазах. широкий темный браслет плотно сидит на руке, скрывая не только надпись, но еще и множество царапин. элиот не может-не может-не может. в двенадцать элиот становится взрослее. мальчишеское лицо теперь всегда холодное, надменное; мать думает, что его льда хватит на несколько антарктид. элиот взглядом испепеляет надпись, у него мешки под глазами и жуткая усталость. взросление тяжелыми свинцовыми лезвиями проходится по нему, обжигая желчью то место, где каллиграфический почерк, где много царапин, где надежда, что, может, сотрется-исчезнет-выцветет. мать засыпает с бутылкой виски, элиот хочет сбежать от самого себя. — элиот, позволь мне помочь тебе — как ты можешь мне помочь, если даже себя спасти не можешь. в девять лет элиота лишили детства, в двенадцать он впервые подумал, что ему здесь не место. детство элиота уходило с парой запретных пачек, спрятанных по привычке в карманах поношенной куртки. имя, вычерченное изящными чернилами, которые давно въелись под кожу, уже не обжигает. раскаленное железо, словно приложили к его сердцу, но никак не к руке. элиот ненавидит это. мысль, что у тебя нет выбора, что жизнь предрешена, мысль, что ты не можешь ничего изменить. но элиот меняет. у него вещи по сумкам и путь на табло вокзала. элиоту восемнадцать. от него веет никотином, усталостью, затхлостью и потерянным детством. у вога ворох воспоминаний с лицами тех, кто, казалось, не повзрослеет. элиот выбрасывает старый потертый браслет. он ненавидит надпись, но до жути хочет встретить человека, чье имя просочилось краской в вены, окрашивая все черным, словно гниль. у элиота новая жизнь, путь в неизвестность, неопознанные ступени. у него свобода, полная мечтаний, решимости и сомнений. у элиота пачки marlboro, алкоголь, вечеринки и давняя фотография с потертыми краями, где он еще совсем маленький, где отец, мать, где счастье и беззаботность. и элиоту страшно. он пытается влиться в шум огромного города, но в ушах лишь стук сердца и шум крови. «— мама, что происходит? — ничего, сынок, ничего... в глазах элиота застывает неподдельный страх. по раскрасневшемуся лицу матери текут слезы, на ее ладонях сгустки крови и стекла — на том месте, где чернила просочились в органы, заражая ядом и парализуя чувство, теперь лишь белая повязка. в тот день элиот потерял все» в клубе громкая музыка, а элиоту сейчас очень надо расслабиться. коктейль чуть обжигает гортань, а стены постепенно начинают давить. элиот сбежал от матери, от собственной родственной души, из дома. элиот сбежал от всего. только от себя не смог. мать говорила: «соулмейт и родственная душа — разные вещи», «доверяй только себе» и «от предательства раны не заживают». мать много чего говорила, а элиот много чему верил. и как это с ними обошлось? никуда элиот не сбежал. — ты совсем не умеешь пить. джин со льдом. — она выглядит, как что-то запредельное, что не из этого мира, ее глаза горят превосходством и интересом. — марго. — элиот. тянутся друг к другу, потому что сшибает с ног волной чего-то странного, неизведанного, пугающего, до удивления приятного и хочется еще. сотни мыслей крошатся, теряют нить и бьют набатом по черепной коробке. «ебаная шутка» — элиот. «срань господня» — марго. и все будто смешивается-сливается-привязывается, крепкими нитями связывая нечто намного важнее надписей, букв, мыслей, что-то неосязаемое между ними, незаметное, но такое чувствующееся. что тяжкий ком подступает к горлу, не давая вздохнуть, а в глазах ураган разрушает все, что попадется под руку. и сейчас в опасной близости находятся души элиота и марго. — я не верю в соулмейтов. — элиот боится видеть в ее глазах боль, смешанную с разочарованием, боится буквально слышать стук разбивающегося сердца. но не слышит. — а я не нуждаюсь в соулмейте. они словно безудержны. переплетаются телами, смешиваются слюной, дыханием, душами. на шее марго фиолетовое месиво, а элиот улыбается во все тридцать два, он крепко сжимает тонкие запястья, где на одном — левом — выведено его-чертово-имя и не может не чувствовать превосходство. в конце концов весь смысл не в том, чтобы остановиться на чем-то одном, а в том, чтобы никогда не останавливаться. не выбирать-не оглядываться-бежать. лететь, нестись под откос. в доме марго много света, в закоулках припрятаны пачки сигарет, огромный винный погреб, а самое главное — марго не усложняет все чувствами, и элиоту здесь определенно нравится. он смотрит на уже красную надпись, и имя впервые вызывает тепло внутри. вог впервые чувствует себя на своем месте. и портить все любовью — ненужное и для марго, и для элиота. потому что так намного легче, ведь сложности явно не для них, не сейчас. *** — мам, пап, мой табель. — ага, молодец, марго. ее руки трясутся, но они не видят, никогда не видят. в глазах родителей отчетливое, разбивающее в пепел от их сигарет безразличие, которое кислотой выжигает дыру в сердце марго. скомканный табель падает в самую глубину, как упали жалкие надежды марго. она всегда была лучшей везде и во всем. и все зря. марго чиста. не запятнана глупыми сказками, неправдивыми легендами, несбывшимся счастьем. она падает-падает-падает, потому что некому вытянуть. потому что нет имени. потому что марго — ни для кого. ее родители считают, что на самом деле, марго — для всех. марго готова ломать себя, бросаться под машины, страдать — лишь бы заметили, обратили внимание. но все по-прежнему. безразличные взгляды, родители одергивают от нее руки, словно от кипятка. марго до смерти нужно быть нужной, любимой. — просто забей марго. им не за что тебя любить. длинные блондинистые волосы струятся по плечам, голубые глаза подобны буйному бескрайнему океану, в котором запросто утонуть и не выплыть никогда. идеальная. не то что марго. амелия — тусовщица, за ней увиваются-бегают-бросаются в ноги. в лепешку расшибуться, но заслужат ее внимания. марго другая. тихая, прячется за толстыми кирпичными стенами, за сотнею масок. марго никому ненужная, разрушающая, словно одним взглядом говорит держаться подальше. потому что марго — не амелия, она не разобьет сердце. она затравит самым ужасным ядом, который будет медленно просачиваться в сердце, выпотрошит всю душу и разорвет оболочку. потому что марго разрушает все, к чему прикасается. родителям не за что ее любить, лучшей подруге, амелии — тоже. вот только амелия сейчас здесь, слушает марго и даже делает вид, что ей не плевать. амелия хорошая актриса. марго — тоже. клубы дыма развиваются по ветру, красные губы амелии плотно обхватывают фильтр. она выдыхает дым прямо в лицо марго. сумасшедшая. у марго отравлены все органы и без никотина. — держи. тебе не помешает расслабиться. она качает головой, а амелия задорно смеется. марго думает, что у нее априори без сигарет заражение. — блять, марго, нельзя вечно быть правильной маленькой девочкой. нельзя так заслужить любовь. — а ты знаешь, как заслужить любовь? постоянно спать с разными парнями, а на утро разбивать им сердца? — я же тебе помочь пытаюсь. — а я не просила о помощи. амелия — манипулятор, она играет с сердцами людей. сжимает из до хруста, чуть ли не кроша в пыль, а потом бережно хранит в своей бесчисленной коллекции. и марго никогда не понимала, кто же она в этой игре амелии. она всегда слушала нытье марго — стоило только ей появиться на пороге амелии. это походило на взаимное уничтожение. у амелии всегда припрятана пара бутылок джина и кофе, потому что марго не пьет. марго не пьет-не курит-не трахается с кем попало. марго слишком правильная и амелия не знает, что делает рядом с ней. у амелии в рукавах полно тузов, у нее козырных карт — на каждый случай. слова всегда точенные, глубокие, вкрадчивые, что просто теряешься в этом. руки марго вечно холодные и она греет об кружку с кофе. джин обжигает горло амелии, алкоголь распространяется по венам, она откровенно насмехается над марго, которая смотрит так открыто-уязвимо, что еще чуть-чуть и сама упадет к ногам амелии. — почему ты здесь, марго? — я не знаю. амелия тоже никогда не понимала, кто марго в ее игре. такая наивная, не испорченная — точно амелия в далеком детстве. она надломленно смеется, а внутри ломается кое-что поважнее костей. марго всю трясет , воспоминания мутной пленкой перед глазами, сменяются, словно кадры из старого и давно забытого фильма. — почему ты так нуждаешься в любви? любовь — это слабость. — так вот почему ты такая. в твоей коллекции сотни разбитых сердец, но своего — нет. амелия всегда пьет только джин, курит длинные winston, не пропускает ни одной вечеринки, разрывает на части сердца, словно игрушки, в глазах горит огонь и безумие. «вечно играть роль правильной девочки ты не сможешь. приходи на вечеринку». марго хочет раскрошить свой телефон об стену, чтоб больше не знать-не видеть-не мучаться. у нее дома почти всегда пусто, безжизненно. марго хочет послать все это далеко и надолго, так, чтобы все сразу на места встало. одиночество оседает липкой горечью где-то там: на языке, в легких, сердце. у марго все детство перед глазами заливается тягучей болью, взгляд потухает, марго ненавидит быть слабой, но все время она только это и делала. «я приду» марго оставляет за собой пепелище, куда бы не пошла. она только что подлила бензин в этот огонь и пути назад нет. марго слишком долго задыхалась от дыма, пора воспрянуть из пепла, как феникс. музыка вибрацией распространяется по телу. марго плевать, ей впервые хорошо. иногда лучший способ потушить костер — дать ему прогореть. у марго горит абсолютно все, потому что на левом запястье выводится чуть небрежным почерком имя. то, чего марго так долго ждала, становится ее разрушением. хэнсон хочется громить-ломать-кричать, потому что не может. марго боролась всю жизнь, а теперь так просто проиграла. марго совсем не похожа на прежнюю амелию. теперь марго просто ее копия. — марго, у тебя надпись! ей противно видеть в глазах родителей вместо безразличия нечто другое. — нахуй. нахуй все это. марго до боли надоело бороться за любовь, она больше не хочет чего-то ждать. — пьешь с утра, бэмби? — пить можно в любое время. у марго в винном погребе тайный закоулок, где никто не увидит, не поймет. у марго бутылок джина — на все случаи жизни. — ты всегда пьешь только джин? — да. марго до безумной ломки во всем теле нужно, чтобы элиот был рядом. потому что сама не обязывает его любить себя. и это, черт возьми, легко. сложности не для элиота и марго. не с их прошлым. *** они всегда были рядом, но не вместе. с самого детства. где тогда еще все было по-другому. где совместные ночевки и просмотр фильмов, где сбегают из дома на старую, пахнущую пеплом и сыростью крышу. где только дружба. у них надписи появляются, и все становится по-другому. квентин постоянно чешет левую стороны правую ключицу, что вечно отдает непривычным теплом, постоянно содрогается, стоит только прикоснуться к элис. у нее в глазах тьма, но кью смотрит лишь на ключицу, где вырисовывается его имя. им всего по четырнадцать, когда приходится выбирать между дружбой и родственными душами. кью хотел сбежать от всего этого далеко, только в памяти вечно всплывают моменты с элис. старая крыша, песни под гитару, бегут против ветра назло всему миру — они только вдвоем. и в груди начинает печь. — кью, можем поговорить? — голос элис чуть надломленный, но квентин не уверен, что она может хоть что-то чувствовать. — конечно. — мы...мы можем просто попробовать? мне нужно это. им по шестнадцать и все вроде бы счастливы. родители с гордостью смотрят на своих детей, что обрели друг друга и уже никогда не расстанутся [родители так думают]. а кью смотрит на ее пепельные волосы, тьму в глазах и понимает, почему элис так надо, чтобы ее любили. она постепенно выгорает изнутри, оставляя за собой шлейф пепла, белых роз и скорби. квентин и элис держаться за руки [только, если кто-то упадет, вытягивать не собираются], долго обнимаются и вместе планируют будущее. кью бы вырвать из ключицы имя, задевая вены, чтобы кровь заливала все, кроме его сердца. квентин постоянно сидит в кафе, пьет много черного горького кофе-кофе-кофе. зачитывает до дыр детские книжки со счастливый финалом и не отвечает на звонки. — элис. — она смотрит таким взглядом «не смей перебивать меня, когда я говорю». у элис в блокноте распланировано все будущее, и рука чуть подрагивает, когда квентин смотрит так, будто это ему не надо. — так не может больше продолжаться. я люблю тебя...но...но не так. — ты же понимаешь, что все ждут этого? что мы поженимся, заведем детей и будем жить счастливо, как в какой-то убогой сказке. — а тебя не волнует, что хотим мы? — он смотрит, как подбитый щенок, которого хочется забрать домой. такой уязвимый. и элис не может не воспользоваться этим. — ты не понимаешь. моя мама говорила...она всегда говорила, что я не умею любить, кью. в ее глазах квентин видит проблески боли. то, что так долго скрывалась внутри, что распластывалась о ребра, сжимая грудную клетку с такой силой, будто положили бетонную плиту. каждый день это убивало элис. и теперь, она смотрит, как подбитый щенок, и квентину становится жалко элис. — к черту ее. даже если ты не умеешь, я научу тебя. «люби меня, пожалуйста. мне так это нужно». и квентин любит. не так, как надо, но элис хватает и этого. они смотрят колледж, в который будут поступать, говорят о цвете, что будет в их общей спальне и, вроде бы, должны быть счастливы, но что-то внутри тяжким грузом оседает в легких, покрывая все густой, темной коркой. может быть, элис просто была солнцем, а кью — луной и им не суждено было столкнуться. все это похоже на плохо построенную игру, где каждый не знает, что делать, но не хочет проигрывать. утопающий всегда тянет за собой спасающего. квентин и элис всегда будут больше, чем просто друзья и меньше, чем влюбленные. *** каждое утро элис готовит ему чай с мятой и кью пьет, но боится сказать, что ненавидит чай. поэтому каждое утро всегда идет в кафе покупать себе черный кофе. перед квентином постоянно вспыхивает пепел и дым, смешивающийся с легким осенним ветром. кью не курит, но постоянно чувствует горечь на языке и под небом. — куда бы ты уехал, бросив все? он замирает на пару секунд, а внутри пролетают тысячи воспоминаний, что перетекают в теплую улыбку на потрескавшихся губах кью. ему даже не надо обдумывать ответ. — думаю, никуда. я бы не смог бросить все, что было в бруклине. элис что-то тихо шепчет и лишь берет руку квентина, сжимая чуть ли не до хруста в костях. элис ломает-ломает-ломает, но кью не видит. не хочет видеть. от квентина всегда пахнет восточной туей* и он не понимает откуда, повсюду оставляет за собой маки*, а в горле першит анемон*. квентин не знает, что с этим делать. идет по одной и той же дорожке из красных, вырви глаза маков, пока внутри прорастает анемон. ощущение такое, будто цветок и правда там. он чувствует, как элис крепко сжимает в руках гортензию* крошит ее в прах и оставляет далеко позади. элис ненавидит цветы, но кью почему-то всегда чует запах гортензии. и даже на смятой подушке, где еще недавно покоилась голова элис, лежит записка, внутри которой невыносимый запах цветка. квентина тошнит от гортензий. от подушки все еще веет теплом, квентин думает, что сейчас придет элис и принесет ему чай с мятой, что давно осточертел, но этого не происходит. в шкафу, где еще недавно были ее вещи, пусто, прямо как в душе в девушки. это разрывает щипцами, кусачками. тонкая плоть рвется, оставляя квентина полностью беззащитным. его руки подрагивают, когда прикасаются к записке и чувствуют горечь гортензий. «мне нужно время. я знаю: тебе тоже.» квентин же должен что-то чувствовать. что-то, кроме разжигающей огромное пламя в душе злости, что элис так долго морочила ему голову, а потом сама ушла. «утопающий ведь всегда тянет за собой спасающего, да?» громкая музыка бьет по ушам, а квентин не может утихомирить пульс. он заливает в себя виски и почему-то не пьянеет. — советую джин, хорошо помогает. — видимо, что-то в глазах квентина прямо кричит во все горло и на этот крик не могли не откликнуться. элиот видит его впервые, но пальцы уже подрагивают от волны тока, проводящего импульсы через вены. у него кровь закипает, обещая вырваться наружу. элиот не может не ответить на его крик. — элиот. — квентин. у элиота жуткое дежавю. только в этот раз от прикосновений ломит, хочется зажать в объятиях и не отпускать. что-то внутри вопит во все горло «слишком опасно», только стоит всмотреться в глубину глаз квентина — элиот душит-перекрикивает-забывает предупреждения. квентину кажется, что вытянули из давно поглотившей его с головой пучины. у квентина в глотке до сих пор чай с мятой, смешанный с гортензиями, но все это перекрывает теплая улыбка элиота, его рука в длинных волосах кью и кружка терпкого кофе, приятно оседающего на кончике языка. элиот курит изящно, тонкие сигареты в его руках выглядят до безумия элегантно, элиот все превращал в неописуемое одним своим присутствием. квентину так не хватало этого в жизни. у них нет романтических свиданий, нет утренних разговоров об отношениях, у них нет связи. все, что у них есть — долгие, опьяняющие поцелуи, крышесносный секс и они вдвоем. квентину и элиоту с лихвой хватает. — кто твой соулмейт? взгляд кью слишком открытый, умоляющий, что элиот нежно обволакивает дымом его лицо и не может ему врать. — мне повезло. мой соулмейт — девушка, которой не нужна родственная душа. мы оба свободны. — мой соулмейт — моя лучшая подруга детства. родители всегда ждали, что когда-нибудь мы поженимся, заведем детей и будем жить счастливо. — нахуй. нахуй это. счастье преувеличивают. кью чуть улыбается, нежно переплетая их пальцы и касатся губ элиота, где чувствуется горечь от кофе, пепел сигареты и невысказанная любовь к квентину. им это и не надо. они часами не вылезают из кровати, пьют коктейли, которые готовит элиот ловкими руками, пока кью завороженно смотрит на все это. ему лезут в голову бледные волосы и строки, что засели где-то в глубине сознания, разорвали толстую корку и пробрались к сердцу. «мне нужно время». квентину тоже. и он надеется, что пока время есть, потому что на телефон приходит сообщение, которое бы квентин с радостью стер из памяти, выбросил телефон куда подальше. ему надо только видеть каждый день элиота, касаться его и пить горький кофе. «я приехала. нам надо поговорить. элис». *** — элиот... — квентин. — кью вздрогнул от тона, которым эл произнес имя. его взгляд стальной и щенячьи глазки тут совсем не помогут. — я не подписывался разгребать всю эту драму. кью, такие сложности не для меня. дай знать, если разберешься с этим дерьмом. «если». кью ломит от этого «если». слово тонкими маленькими иголками проходится по всему телу, оставляя сотни воспаляющихся царапин. элиот почти хочет обернуться, заглянув в виноватые глаза и нутром почувствовав горячие прикосновения заново. но он не оборачивается. «почти» остается между ними бескрайней, нескончаемой пропастью, в которую руки тянут в надежде ухватиться-зацепиться-не упасть, но в кровь сдирают ладони, хватаясь за щепки во время падения в никуда. элиоту хватает чувства, что эти сожалеющие глаза прожигают в нем дыру. у квентина в миг разрушается тот идеальный мир, который он выстраивал год за годом. но города ведь строятся из руин, не так ли? у квентина в душе перегорает что-то очень важное, когда видит элис. когда смотрит на совсем маленькие морщинки в уголках глазах, напряженные губы, и родные уставшие глаза. ее пепельные волосы, словно выцвели, из самой элис, будто выкачали всю жизнь. квентин видит перед собой светящуюся улыбку элиота, слышит его бархатистый голос. кью помнит, как сидели на балконе в одних джинсах, как у элиота за ухом изящно находилась сигарета, как холодные руки грели о горячие чашки и говорили обо всем на свете. квентин думает, что именно так и выглядит счастье. поэтому он совершенно точно не знает, что делать. — почему ты уехала? — ты знаешь. и кью знает, что где-то в глубине своей души надеялся, что элис не вернется. потому что так было легче. смотреть в счастливые глаза элиота, улыбаться ему самой искренней улыбкой и знать, что ни на что не обрекаешь, что не привязываешь к себе толстыми нитями, не давая ступить и шагу. — тогда почему вернулась? квентин не хотел слышать ответ, ведь знал, что потом просто не сможет. — потому что поняла, что только с тобой могу быть счастливой. вот только квентин с элис не мог быть счастлив, но когда смотрит в холодные, безразличные глаза элис, то понимает, что ей абсолютно похуй. марго дает элиоту теплый плед, усаживает на диван, вручает кружку с кофе в руки и молча все слушает. она слушает от начала до конца, иногда в шутливой манере изображая звуки рвоты, зевки и смех. и элиот благодарен марго за то, что она просто — марго. и элиот понимает, что все это лишь глупая игра. у него на запястье греющая сердце надпись, смех на двоих, плед на плечах и кофе. может, это все, что нужно элиоту. может, но тогда почему мысли все равно вертятся вокруг виноватого, щенячьего взгляда, длинных, чуть жестких волос? элиот теряет из вида тот момент, когда глаза марго становятся непривычно серьезными. — он тебе нравится? — да. — тогда сожми уже свои яйца и никому его не отдавай. элиот улыбается ей самой искренней улыбкой, берет холодную руку и сжимает почти до хруста, потому что ему нужно. позарез нужно знать, что все в порядке, что она все равно будет рядом. и элиот точно в этом уверен. он даже не представляет, что делал бы без марго. *** любовь элис всегда была разрушительна. она сшибала квентина с ног, забиралась в самое нутро и душила своими костлявыми пальцами, что есть сил. а квентин терпел, тихо кряхтел и гладил руки, что убивают его. квентин до безумия боялся остаться один. и пусть с каждым разом от него отламывался кусочек, квентин считал, что этих кусочков еще хватит. он надеялся на это. и элис хотела, правда хотела полюбить его, но на самом деле это ее холода хватило бы на несколько антарктид. элис знала, что разбивает квентина, но ей было плевать, потому что элис это было нужно. они выбирали обои в их общую спальню, планировали, куда поехать, и элис считала, что ей этого достаточно. а ведь в детстве все было по-другому. в детстве они даже не задумывались о любви, в детстве они просто были. бегали по крышам, читали книги и утопали в том, что называли дружбой. элис прекрасно видела с какими взглядом кью рассказывал об элиоте. элис всегда хотела ощутить такой взгляд на себе. она просто слишком заигралась. они оба слишком заигрались во взрослых и обратного уже не вернуть. возможно, элис разрушила не любовь, а ее отсутствие. она не могла винить квентина за нелюбовь, как и он не мог винить элис. и сейчас они, стирая руки в кровь, пытаются выбраться из той пропасти, в которую сами себя толкнули. и у кью почти выходит. «почти». оно всегда незримой тенью по пятам. у элис в голове столько мыслей, что она не слышит своего же голоса, крепко зажмуривает глаза и считает вдохи и выдохи. она заказывает чай в кафе, где кью всегда брал кофе, и это звучит слишком иронично. и марго бы не узнать ее там, пройти мимо, но что-то внутри не дает. человечность. марго хочет разрубить это пополам топором и выбросить далеко, но не может. — элис? — да. сам вид марго немного пугает. эта власть, превосходство заставляют съеживаться, как от холода. — надо поговорить. элиот — мой лучший друг и он впервые за несколько лет действительно счастлив. я не дам тебе испортить это. квентин ведь тоже счастлив, ты должна принять это и позволить ему отпустить тебя. — может, я тоже хочу быть счастлива. — соулмейты — всего лишь метки на теле, но не на сердце. любовь элис всегда была разрушительна. может, она должна позволить разрушить только себя. *** — эл, ты правда счастлив? — марго говорит слишком тихо, от этого тона у элиота мурашки по спине и ему кажется, что в глазах хэнсон — грусть. — да. — тогда я тоже. элиот нутром чувствует, что сейчас все будет плохо. что все его надежды крахом падут прямо на сердце, что и так еле бьется. элиот нутром чувствует, что все проебал. — я отпускаю тебя элиот, но и ты должен отпустить меня. — а если я не хочу? он до последнего цепляется-хватается-пытается удержаться за несуществующие канаты. тянет руки вверх, может, вытянут. — если выбирать между мной и квентином, выбирай квентина. элиот так много бегал, что уже не знает, где его настоящий дом. и единственная, от кого он не хочет убегать — марго. их связывает нечто большее, чем несмываемые чернила на коже. у них на двоих — испорченное детство, искореженная сотнями полосных ран душа и вызов всему миру. элиоту больше всего на свете повезло лишь тогда, когда он встретил марго. и терять ее сейчас просто разбивает его и так сломанное в крошево сердце. но в воспоминаниях мутный взгляд, в котором тонул, приятные прикосновения и такая безграничная любовь, что элиот понимает — выбор был сделан с самого начала. — куда поедешь? — голос хриплый и, кажется, сейчас зайдется громким, истошным кашлем, марго буквально видит в его глазах — глобальную катастрофу. — не знаю, весь мир в моем распоряжении. сейчас их души рвались из тел этих, жалких и брошенных. *** у элис чемодан так и не разобран — трещит по брусчатке, звук отдается ужасающим громом в ушах. ее, будто током ударили, сразу все двести двадцать вольт. элис думает, что квентин с элиотом действительно друг друга заслужили. такие разные и похожие одновременно. пьют горячий кофе, чтобы согреться, сидят на краю балкона, болтая ногами, как в далеком детстве, разговаривают обо всем и всему бросают вызов. потому что могут. элис смотрит в последний раз на родной город и в груди что-то тяжелеет. может, элис всегда просто чувствовала слишком много. может, она просто облепила себя толстой коркой из холода, безразличия в попытке отгородиться от мира. может, элис сама все проебала. кью знает, что надпись потухает, выцветает, он прекрасно понимает, что с ней угасает и что-то внутри. потому что квентин всю свою жизнь верил в соулмейтов, а сейчас верит в элиота, его бездонные глаза, которые ни капли не похожи на безжизненные глаза элис. и это немного пугает. кью переплетает их пальцы и думает, что чтобы согреться, кофе больше не нужно. у элиота с самого детства недостача в прикосновениях и кью знает, что ему тоже сложно. элиот будет каждое утро звонить марго, говорить с ней по несколько часов, даже если она будет молчать, ее дыхания будет уже хватать элиоту. он будет готовить три кружки кофе, пока не свыкнется, что марго уже не с ним, как бы эл этого не хотел. пройдет много времени, но элиот отпустит марго насовсем, потому что знает, так будет лучше и для элиота, и для самой марго. и квентин поможет, будет рядом. пройдет много времени, пока квентин перестанет стирать уже потухшую надпись до крови. и элиот мягкими пальцами возьмет запястье кью, обрисовывая маркером контур надписи со словами: «чтобы отпустить прошлое, надо заглянуть ему в глаза». и кью сможет, отпустит. потому что элиот будет рядом. но пока еще не время, пока они просто болтают ногами, сидя на самом краю мироздания и думают, что могут все. — я всегда верил в соулмейтов. — ты слишком наивен, кью. — разве тебе не хотелось иметь человека, который просто с тобой. всегда. — у меня была марго. и всегда — хуевое слово. и квентин молчит, потому что элиот прав. обещания, клятвы, во всем этом — откровенно шквал. — тогда может, «пока есть время». элиот на самом деле знает, что счастлив. города действительно строятся из руин. — да. пока есть время элиот действительно хочет, чтобы этого времени хватило. примерно на всю оставшуюся жизнь