ВКУС . THE TASTE

   Какой сегодня день недели? Какая погода? Что произошло? Тори Айзенберг не мог ответить. Его глаза оставались закрытыми, а сознание еще не успело проснуться. Наконец, стянув с себя объемное одеяло, Тори сладко, лениво потянулся. Беатрис... Руки потянулись к ней. Они долго ощупывали хлопковую подушку. – Беа?..    Тори влетел в тапочки, пересек спальную комнату, осмотрел гостиную, зашел на кухню, проверил кабинет, постучался в ванную. Никого. Его руки затряслись. До Тори дошло, что он так и не попросил ее номер телефона. А вещи? Где вещи Беатрис? Он судорожно разворошил все, что было вокруг. Вены на лбу напряглись, ноги задрожали. За окном сверкнула молния. Послышался звонок в дверь.    “Надо открыть. Надо открыть.”    Полусонный Тори со взъерошенными волосами, еле прикрытый халатом, на автомате дернул ручку. На мокрой от дождя земле, в туманных облаках стоял крупный человек неопределенного возраста, одетый в стильное кобальтовое кожаное пальто и рыжие длинноносые туфли, а руки его были в обрезанных до косточек перчатках. Внешность – нечто между отвратительным и привлекательным. Огненные лохмы, голубоватые глаза в прожилках и странная улыбка во все зубы рождали неясное ощущение страха. – Доброе утро, мистер. – медленно промурчал он. – Доброе, - просипел Тори. – “По правде говоря, ужасное утро… Где она? Где?! Зачем я только открыл ему...” – Простите, что я столь рано. И вы, должно быть, меня не знаете. Открывать незнакомцам в 21-м веке – моветон. – Так вы у нас джентльмен, значит? – съязвил доктор. – Сейчас почти шесть утра, а я и правда вас ни капельки не знаю. Вы записывались на сеанс? – Нет. Я шел, шел, – незнакомец откуда-то достал шляпу и проворно раскрутил ее на толстом большом пальце. – и пришел к вам.    Айзенберг хотел было закрыть дверь, но вспомнил, что он врачеватель душ и все такое, надо помогать блаженным. Все это так некстати в эту злочастную секунду! Беатрис пропала. Исчезла. Куда и зачем? Ведь она не могла бросить его таким черствым образом… Оставить одного, да после первой ночи вместе! Это ужасно, думал Тори. Ужасно унизительно, сказал бы он, приключись подобное пару лет назад. Но сейчас, испытавая тянущую боль в левой части груди, Айзенберг меньше всего жалел себя. Он беспокоился за девушку, которая пробудила в нем давно забытое чувство эмпатии. Нет, это не было похоже не предательство. Невозможно поверить в подобное, ведь Беатрис глядела на него так, будто вся ее жизнь просматривалась в айзенберговских зелено-голубых глазах, а он в свою очередь отвечал ей столь же невероятным взором, редким в наше расчетливое время. – Будете заходить? – Если вы позволите, мистер.    Они прошли в гостиную, и Себастьян каким-то невообразимым образом очутился в шерстяных носках с котиками. Тори не успел заметить, как тот скинул туфли. – Как вас зовут? – Разве это имеет значение? И да, вы тоже не представились. – Ну, - Тори хмыкнул, – Думал, меня тут и так все знают. – Самонадеянно, однако. Ладно, если вам угодно дать мне имя… Пусть будет Себастьян. – Привет, Себастьян. Ты из этих краев? – Тори прикидывал его возможный диагноз. – Возможно. – он снова улыбнулся во всю кошачью морду.    Тори запахнул халат. “Надеюсь, он не опасен…” – Не волнуйтесь, я не опасен. Просто хотел поведать кое-что интересное. Вы психиатр, верно?    “Черт, тут кто-то читает мои мысли.” – Вы психиатр? – он повторил, не дождавшись ответа. – Да, подождите… Вы же только что сообщили, что не знаете меня. – Тори снисходительно улыбнулся. – Это было минуту назад. А сейчас мы уже знакомы. Незнакомые люди друг с другом не беседуют.    “Ну и волшебник. Шизофазия?” – Хм. Раз вы все знаете, скажите, не проходила ли тут поблизости девушка, голливудская блондинка? Ее ни с кем не перепутаешь!    Себастьян молчал, как будто что-то вспоминал. Потом как жижа растекся на диване и вытащил из своей сумки – Тори опять не мог понять, откуда она взялась – красивый толстый скетчбук. Он развернул его перед лицом у ошалевшего Айзенберга. Почему тот был столь удивлен? Картины. Мазки гуаши, черная ручка, карандаш, еще немного аппликаций – странная техника, в общем. Но и это не самое главное. То, что было изображено, заставило даже несгибаемого Тори поморщиться. Монстры с множеством мизерных глубоких дырочек вместо лица (просто неописуемые, если по Лавкрафту), улыбались во всю ширь своих чернющих ртов и синих языков, ну точно как их сумасшедший автор. Они были такими мерзкими, что казалось, вот-вот выльются на пол своей черной мазутой. – Моя работа, - просиял Себастьян. – Как вам, господин психиатр? – Отвр… Отлично. – кивнул Тори. – У вас талант.    Айзенберг не слукавил. Себастьян действительно умел писать, хотя выбор сюжета и средств исполнения был, скажем так, на любителя. И если подумать, что делает этот человек в его доме? Что заставило Тори его впустить? До сих пор рациональное начало не подводило доктора, но сейчас он был не в состоянии дать ответ ни на один из множества вопросов, намеченных тонкой линией в блестящей голове. – А как вам это? – художник продолжал листать свой страшный альбом, с каждой страницей меняя стиль. Это было очень неприятно для глаз Тори, привыкших к постоянству. Что уж говорить о героях полотен – тут Босх бы в гробу перевернулся. Нежданный гость вертел страницы, перекручивал их так и сяк, совал психиатру свой фантасмагорический калейдоскоп и в конце концов испытал его терпение. – Достопочтенный незнакомец, именующий себя Себастьяном! Можете ли вы мне популярно объяснить, какого черта я должен рассматривать всех этих летающих обезьян, трехглазых демонов, расчлененных человечков, трахающихся собачек и так далее и тому подобное? Я пустил вас на свою территорию, –  заметьте, я неслучайно использовал это слово! – потому что сразу понял – в городе вы, так скажем, пропадете с вашим состоянием. В общем, совесть мне не позволила… – Мне придется поправить вас, мистер психиатр. Совесть, пожалуй, не совсем то, что вы хотели сказать. – А что же я хотел сказать? Вам лучше знать, видимо. – Тори злился на себя за то, что не смог сохранить обыкновенную для него отстраненность. – Вы хотели сказать “гордость”. Гордость! – он щелкнул пальцами, вскочил с дивана и прокрутился против часовой стрелки, притопнув ногой в цветном носочке. – Подождите, мне звонят.    Телефон в спальне действительно задребезжал. Тори не хотел брать трубку, но превозмог себя и удалился из комнаты. Не успев приоткрыть дверь, он почувствовал, как плеча коснулось что-то теплое. – А! Себастьян! – Не ожидали? – Не пугай меня, странный человек. Похоже, тебе стоит идти. – промолвил Тори очень тихо, практически про себя. – С чего вы взяли, господин? Я что, у вас такой один? – Ох, вы еще и поэт. Пожалуйста, уходите. Я занят. Это не по-джентльменски, но ничего не могу поделать - крайне напряженное начало дня. Если потребуется помощь – вот мой номер: +1310… – Подождите, мистер! Я не успел показать вам еще одну картину. ВОТ ЭТО. СМОТРИТЕ! – его оскал стал поистине жутким, хотя еще пару минут вызывал ассоциации с усатым из графства Чешир...    На последней странице скетчбука формата А5 красовалось четверостишие из криво накаляканных букв цвета запекшейся крови: WHAT DO YOU WANT FROM ME? WHY DON’T YOU RUN FROM ME? WHAT ARE YOU WONDERING? WHAT DO YOU KNOW? WHY AREN’T YOU SCARED OF ME? WHY DO YOU CARE FOR ME? WHEN WE ALL FALL ASLEEP, WHERE DO WE GO? – Стоп. Слова из песни Билли Айлиш? – Тори впервые за сегодня усмехнулся. – Это не просто слова. Ходит пустая молва. Будто дала мне она. Их протянула она. Тори, записку возьми. На обороте взгляни. Не узнаешь ли лицо? Та потопила кольцо. – Трэш какой-то. Серьезно. – доктор укрыл лицо ладонями. – И поэт из вас, честно говоря… ААА!    Когда Айзенберг избавил свои драгоценные очи от естественной ширмы, его душа чуть не покинула бренное тело. На задней части листа с текстом виднелась черно-белая фотография Беатрис. – Откуда это у тебя? Ах ты, мерзкий маратель бумаг! Ты что-то сделал с ней, сволочь?! – Спокойствие, мистер. Только спокойствие. – как ни в чем не бывало, он продолжал урчать.    Тори был взбешен. Нечастое и оттого еще более экспрессивное зрелище. Он метнулся на кухню и через мгновение очутился в центре гостиной с массивным ножом в руках. Приблизив отточенное лезвие к горлу незнакомца так, что оставался лишь один миллиметр, он отчетливо, проговаривая каждую букву, прошептал ему прямо в мясистое ухо: – Признавайся, где она. – Поедем вместе, и я тебе все покажу. Около тридцати секунд Тори сохранял молчание, и мыщцы его напряглись до предела. Он не мог позволить себе такую халатность – довериться проходимцу, который, возможно, причинил вред Беатрис, и к тому же не совсем дружит с собственной рыжей головой. Но Айзенберг быстро понял, что раз даже под страхом смерти незнакомец не захотел распространяться о месте действия своих злоключений, тут зарыт какой-то план. Какой именно, еще предстоит узнать. Айзенберг собирался, не сводя глаз с Себастьяна. Тот, на удивление, не собирался никуда уходить. Отправляться налегке слишком безрассудно – черное пальто-накидка, простирающаяся почти до самого пола, скрывала огнестрельное оружие. Не спрашивайте, откуда у частного психиатра было разрешение. Просто было, и все. Тори посчитал нож слишком непрактичным в данном случае – неверное движение, и он вопьется в бедро. Крошечная камера, нацепленная на ворот облегающей и столь же темной водолазки, тонкий и суперпрочный ремень, цифровые часы-хронографы – все продумано до мелочей. Когда работаешь с психами, нужен целый арсенал умений и приспособлений. – Поехали, – он ненароком процитировал первого советского космонавта. Собственно, учащенный пульс психиатра свидетельствовал о том, что его действительно ожидает важная миссия. Оцепенение прошло, и на смену ему пришел вплеск адреналина. Вены на руках Тори посинели, став выпуклыми. Себастьян выглядел невозмутимым.    Когда Айзенберг переступил порог родного жилища, он осмотрел его так, будто видит в последний раз. Переглянувшись, двое бесшумно направились к автомобилю. Тори посадил Себастьяна вперед и захлопнул дверцу. Тот машинально повторил за ним. Машина резво завелась. Чтобы избежать неприятных разговоров или же неловкого онемения, Тори потянулся за диском. Первое, что попалось под руку – коллекция хитов группы The Doors. Первой в списке значилась Riders On The Storm. Дождь моросил, барабаня по лобовому стеклу. Что-то начнется, чувствовал Тори. Наверное, будет нехилая гроза. – Куда направляемся? – Пока что вы едете правильно.    Ладно, кивнул Тори. Не хочешь говорить – не надо. Если что, тебя оставят на дороге, предварительно лишив всех документов и одежды. Мистер Айзенберг об этом позаботится. Соло клавишных напоминало мольбу шамана о наступлении урожайной погоды. – Музыка дьявола, – состроил оскал Себастьян. – Ага.    Вывески кафетерий растворялись за стеклом. Детишки, играющие в салочки на дороге, направлялись домой, погода ухудшалась. Айзенберг выехал за пределы города, повинуясь тонкому руководству Себастьяна. Впереди – автомагистраль протяженностью около 41 миль или 66 км. Тори вспомнил, что так и не проверил телефон. ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ПРОПУЩЕННЫХ?! И все от Дерека?!! Наконец, смс от него же (с сохранением грамматики и пунктуации): Тори это срочно ты поч не берешь трубку. Кэти после твоего гипноза или как его просыпается среди нчи и говорит на латтыни. я чуть не обосрался когда увидел это и главное текст! Я перевел ОНА ЗАБЕРЕТ ТЕБЯ ТУДА ОТКУДА ПРИШЛА САМА Помиги мне Клариса и джереми они пытались привести ее в чуство но нихрена не вызодит    “Что опять за чертовщина! Неужели псевднонаучные теории работают? После своего странного полукоматозного состояния Кэти приобрела сверхспособности… Она же не могла знать и слова на латыни!”    Тори должен был перезвонить, но понимал, что сейчас не время. Все, что он видел перед собой – глаза Беатрис. Слышал лишь только ее голос, в то время как в динамике самозабвенно орал Джим Моррисон. Дождь усиливался. Сиреневые искры сыпались из тяжелых облаков. На спидометре – стабильно семьдесят миль в час. Тори приспичило, но он решил, что лучше обмочиться, чем покинуть машину в такой ответственный момент. Он осторожно, не отвлекаясь от дороги, решил проверить, что делает Себастьян. Тот присвистывал, вперив глаза в окно. Его розовые пальцы что-то усиленно считали. – Елочка один, елочка два, елочка три…    “Какие еще елочки тут, в Калифорнии?!” – Елочка тридцать, елочка сорок.    Тори испелелял его взглядом, пока тот не заткнулся. – Сегодня как-то неожиданно холодно, поэтому подсчет ведется в хвойных деревьях. – У нас тут нет зим. Да и осенью это не назовешь – я уже жалею, что надел пальто, – рявкнул Тори.    Прошло пару долгих минут. – …Елочка шестьдесят четыре, елочка шестьдесят пять… – противным шепотом продолжал Себастьян. – Ты меня не понял, засранец?! – …Шестьдесят шесть!    Тори проворно вытащил ружье и резко направил его на соседа, но… Себастьян исчез! Когда и как? Ведь пару мгновений назад его ехидная улыбка отражалась в стекле заднего вида, а выпасть из машины на такой скорости чревато большими повреждениями. В замешательстве от происходящего Тори нажал на тормоз. Машина не останавливалась. Вдавил сильнее. Опять ничего. Break on through to the other side, Break on through to the other side, Break on through to the other side, yeah!    Экстатические вопли человека-ящерицы порядком надоели Айзенбергу. Он в остервении клацал по кнопкам, но песня не выключалась. Певец кричал все отрывистее, гитары казались невыносимо громкими. Тори попытался свернуть на обочину. Его сильные руки крепко сжали руль, но тот не поддавался. Машина неслась на скорости, которая экспоненциально увеличивалась с каждым отрезком пройденного пути. Тори зажмурил глаза. Когда он решился распахнуть их, то заорал во всю глотку. Девушка в белом стояла спиной к приближающемуся неуправляемому гоночному болиду. Бедный Тори прямо-таки уничтожал тормоз. Наконец, выбил дверь и покатился по асфальту, сгруппировавшись, как кот. Очутившись на траве, он приподнял обваленное в грязи, измученное лицо и вдруг… Затрясся в ужаснейшем крике. То, что он испытал, сродни поражению высоковольтным разрядом. Это был самый страшный сон из существующих. – Привет, – нежный голос вырвался изо рта огромной куклы. Нет, все же человека, пожалуй. Какие аккуратные светлые локоны, щечки, носик, и… буквально две зияющие дыры вместо глаз, пустые, черные, лишенные чувства. Все до боли знакомо и так болезненно странно. Тори стало плохо, закружилась голова. Лицо любимой приближалось к нему, но он не чувствовал приятного волнения в животе. Только адский, животный страх. Она улыбнулась, обнажив блестящие зубы и окровавленные десна. Наклонившись к его шее, она оттянула ворот, вдохнула запах кожи и довольно облизнулась. Тори потерял сознание прежде, чем ужасная кукла впилась заостренными короткими клыками в толстую вену. Хлынула жидкость, незаметно растекшись по черной одежде. Небо перестало рыдать. Облака разъединились, образуя причудливый узор. Кафе на трассе US 6, через пару часов – Да-а, ненормальный сегодня денек выдался. – Еще бы, пару капель выпадет от силы два раза в год, а тут такой ливень. – Видел сегодняшние новости? – Какие еще? В “Hotel California” поселился дух Элвиса? – Хуже. Нашли тело на дороге. Мужик еще жив, кажется. Видны следы от укусов, прикинь? – Ух ты. Эксперты явно сериалов пересмотрели. – Да не, это правда, отвечаю. Тинейджеры уже придумали легенду о вампирше, которая тысячу лет скитается по миру, убивая возлюбленных, ну типа мстит за все, что случилось с ней в прошлой жизни. – Эй, давай выпьем содовой за здоровье того парня. А вот и наша Ланочка, смотри. Будет завывать сегодня: “Малыш, я социопатка, твоя милая серийная убийца.” – Ох, перед такой сучкой я бы не устоял.