Контролируемое безумие

      — Хлеб? Колбаса? Консервы? Самопальный алкоголь? — Антон с подозрением смотрел на продукты так называемого питания, которые выложили перед ним на другой ящик — между кроватью Вольного и ящиком, что служил ему табуреткой.       — Наш птенчик удивляется, что ему не положен фуршет в стиле турецких отелей? — осведомился Вольный, уже пригубивший первую стопку, закусывая не первой свежести батоном.       — Можешь не есть, если такой привереда — нам больше достанется, — заметил вслух второй сталкер, его новоявленный «учитель».       Про себя Антон подумал: «Н-да, чего это я? Пока что у меня нет другой возможности быть сытым и… Живым? Кроме как слушаться этих ребят, и Барса в отдельности. Что бы тут ни происходило, все образумится. Пока надо просто делать вид, что я играю по их правилам и знать не знаю, что творю. Хотя, я и так без понятия, но они наверняка принимают меня за большего дурачка, чем на самом деле являюсь.»       Подумал, и потянулся за ножом и колбасой с хлебом. Сначала он не хотел пробовать это произведение спиртового искусства жителей Зоны, но потом как-то фраза за фразой, байка за байкой, и он немного освоился, отбросил большую часть волнений и все же махом залил в себя грамм сорок этой обжигающей жидкости, отдающей чем-то пластмассовым, машинным. Но крепкий алкоголь, каким бы он ни был, свое дело сделал — чуть подуспокоил нервишки, расположил к себе собеседников и настроил на нужный лад. Антон уже не молчал в тряпочку, ерзая по своему неудобному сидению и не зная куда деть свои длиннющие руки. Он с увлечением рассказывал мужчинам о том самом проекте, в котором ему предложили участвовать, и сопровождал рассказ отчаянной жестикуляцией.       Барс и Вольный, казалось, слушали его с интересом если не искренним, то хотя бы снисходительным уж точно. Сидеть в этом подвале, конечно, было не очень уютно, но на улицу никому выбираться не хотелось: там вовсю рядил неприятный холодный дождь, да и делать там особо было нечего. Поэтому двое бывалых сталкеров и юный, не обладающий никакими знаниями мальчишка, сидели в подземном помещении и дальше, постепенно осушая стеклянную тару из-под водки.       Спустя какое-то время, внимательно слушая историю общих похождений Барса и Вольного на какой-то объект, именуемый Свалкой, Антон вдруг подался задать вопрос своему наставнику. Речь как раз шла о стрельбе на дальние расстояния, поэтому он перевел взгляд на странную винтовку синеглазого брюнета.       — Барс, мне вот все интересно было узнать, — речь Антона уже не была такой складной, как в трезвом виде, — это же Винторез? Или Винтарь-ВС? — спросил он, растягивая слова и указывая пальцем на снайперскую винтовку с интегрированным глушителем, приставленную к стене вместе с походным рюкзаком.       Старший мужчина тут же нахмурился.       — Откуда знаешь? В смысле ты же тут как появился, так и на все смотришь: как на диковинку.       — Неужто студенты из Воронежского универа проходят обязательную военную подготовку? — в тон ему проговорил Вольный.       — Нет, просто я… — парень ощутимо замялся, будто понимая, что ляпнул лишнего.       — Колись уже, — хмуро бросил Барс, протягивая вперед ноги и закидывая руки за голову, опираясь на холодную бетонную стену позади себя.       — Я не знаю с чем это связано, правда. Но пока мы шли сюда, я мог назвать любую модель автомата, пистолета, в конце концов обреза, что встречался в обиходе у того или иного сталкера там, наверху.       Вольный с Барсом переглянулись именно тем взглядом, который не предвещал Антону ничего хорошего, так что он поспешил вставить в свое оправдание:       — Нет, нет, стойте. Понимаете в чем штука: я не знаю, откуда я это знаю. Я не служил в армии, у меня нет родственников-военных. Мне кажется, я в жизни ничего серьезнее пневматической винтовки на школьном соревновании по стрельбе в руках не держал. Я и сам удивился, просто глянув на пистолет, и откуда-то из глубины мой мозг просто выдает название и диаметр патронов, как из какой-то встроенной картотеки…       Осознав, как это все звучит на слух, юноша замолк, бессильно кладя руки на колени и опуская голову.       — А Шастик твой не так уж прост, — заметил Вольный, двигая нижней челюстью из стороны в сторону, будто размышляя о чем-то важном.       — Ну ладно, знание теории еще не означает умение применять хоть что-то из своих знаний на практике. Какие еще карты ты у себя в рукаве припрятал, студентик? — незлобно, но явно с каким-то непонятным Антону подтекстом спросил мужчина.       — Честно? Я и сам не знаю. Подумайте, я понятия не имею, как я тут оказался, и много месяцев моей жизни просто пропали в никуда, — с горечью ответил парень, потирая ладонью лоб.       — А теперь я буду честным, — сказал Барс, глядя на своего ученика чистым, почти не затуманенным алкоголем взглядом синих глаз. — Не нравится мне все это, думаю ты понимаешь почему. Взялся как-будто из воздуха, ничего не помнишь, но при этом жив-живехонек. Тут такое редкость, ну или хотя бы какое-то объяснение можно найти. Но не в этом случае.       — Надвигается что-то, мальчик, и ты, скорее всего, будешь в самом эпицентре этого самого «чего-то», — перефразировал Вольный, вытягивая ноги на своей кушетке и пиная ботинками Барса.       — Эй?       — Давайте на выход, на боковую пора.       — Не вопрос, Паш, — кажется, Барс впервые назвал своего приятеля по имени, а не по кличке. И поднялся на ноги. — Вставай, ушастик.       Антон неприятно сощурился от очередного упоминания выдающихся размеров своих ушей, но все же приподнялся, не совсем твердо стоя на своих двоих.       — А где мы… — не успел договорить он, как ответ тут же последовал: — Сейчас покажу, — Барс словно понял его незаконченный вопрос о том, где будут спать они сами. Коротко попрощались с Вольным Пашей, поднялись наверх.       На улице тем временем значительно стемнело и похолодало. Дождь не прекращался, большинство людей разошлись кто куда по своим укрытиям в старых домах. Только несколько сталкеров с оружием в руках обходили по периметру поселения. Антон про себя отметил, что это вряд ли является хорошим знаком. Значит и здесь он не может чувствовать себя в безопасности.       «Хотя, о чем это я? Какая вообще безопасность, если я нахожусь в Зоне отчуждения… »       Ему даже думать не хотелось, почему эти люди охраняли местность, а точнее — от кого. От людей, или, чего хуже, от неизвестных противоестественных тварей, которые населяли эту зараженную землю. Все же наличие патруля говорило о том, что неизвестный враг незамеченным не подойдет, а это внушало малую долю спокойствия.       Антон не хотел бояться, не хотел трястись от страха, и вообще старался как бы абстрагироваться от настоящего, не до конца принимая случившееся. Ну не может такого быть. Не бывает так. Невозможно…       Небо тем временем имело такой странный окрас: черно-фиолетовый с оранжевыми проблесками на горизонте. Какое-то неестественное, у себя в Воронеже он никогда такого не видел. Ассоциации наводили на мысль о чем-то больном, гнилостном и разлагающемся. Но это всего лишь дождливое небо.       Барс молча вел его за собой, к предпоследнему строению деревни. Это был одноэтажный домишко с высокой шиферной крышей, выбитыми стеклами, ну, хоть деревянная дверь еще держалась на петлях. Правда, о замках не было и речи.       Мужчина не оборачивался, зная что парень следует за ним, стараясь также аккуратно и тихо передвигаться, да только выходило у него так себе, и Барс жмурился каждый раз, слыша за спиной хлюпанье обуви в лужице, или чавканье подошвы в грязи.       Брюнет аккуратно потянул на себя железную ручку двери, явно привинченную наспех уже после опустения жилища. Та поддалась со скрипом. Вглядевшись в темноту, он оглянулся на переступавшего с ноги на ногу Антона.       — Че стоим? Эта халупа послужит нам сегодня ночлегом. А завтра… Сам увидишь. Если проснешься.       Юноша похолодел еще больше, чем от неприятных крупных капель дождя, и его даже слегка передернуло. Но он предпочел думать, что его старший приятель просто шутит и наводит страху на новичка.       Поэтому храбро — на сколько он только был способен — Шаст шагнул вслед за сталкером и оказался в помещении. Разглядеть при таком освещении (вернее в его отсутствие) можно было практически ничего. Поэтому он, не обращая внимания, просто ступал на звук аккуратных, вкрадчивых шагов Барса. Они прошли пару комнат, и оказались в месте полностью затемненном, даже без окон, и слабый свет с улицы туда не просачивался.       — Падай, — донеслось из темноты из противоположного угла откуда-то снизу, видать, Барс уже устроился.       — Но куда? Я ничего не вижу, — растерянно пробормотал Антон, нагибаясь и пытаясь нащупать или кровать, или хоть что-нибудь.       Вдруг сбоку ему в глаза ударил луч света, от чего парень крепко зажмурился с непривычки. Оказалось, это Барс со своего места включил фонарь. Сам он лежал на грязном матраце, кинутом прямо на пол у стены. Напротив, перед Антоном лежал точно такой же грязный, и наверняка совершенно не стерильный кусок ткани и набивки. Юноша вовремя себя одернул, когда открыл было рот, чтобы спросить про одеяло. Что уж говорить, на улице ему было зябко в своих джинсах и накинутой поверх куртки с чужого плеча.       Пока Антон неуклюже устраивался на столь непривычном месте для сна, брюнет не сводил с него глаз и не выключал фонарь. Паренек повернулся к стене, подогнув ноги и обнял их руками. Но видно было, что он слегка подрагивает от промозглой сырости. Об отоплении заброшенных жилищ не возникало и мысли.       Щелкнул выключатель фонарика, режущий глаза свет исчез. Антон уже предвкушал, как долго он будет пытаться заснуть с этим туманом в голове от выпитого, и с невозможностью толком согреться. Но вдруг…       … В совершенной тишине и темноте на него упала какая-то тяжелая накидка, достаточно большая, чтобы накрыть его тело целиком. Стало намного теплее, воздух из-под накидки не уходил и оставался, нагреваясь от тела самого Шаста. Сначала он вздрогнул, но тут же чуть улыбнулся, расслабляясь.