Худший способ скучать

*** Последний день был суетливым и скомканным: вот Куроо завтракал, задумчиво размазывая по тарелке соус и забывая жевать омлет, а вот уже нёс складной гриль в машину Ямиджи-сана. Этот был последним, вместе с Бокуто они управились быстро. До отъезда Карасуно, а после и остальных, оставался час. Куроо не знал, что чувствует больше: расстройство или всё-таки предательское облегчение. Хотя и матчи последнего дня, и устроенный тренерами пикник здорово отвлекали, каждую свободную минуту Куроо думал, как выловить Цукишиму и что ему сказать. Вместо этого они то и дело сталкивались лицом к лицу, но в большой компании, и это совсем не помогало. Куроо только и мог, что вести себя как обычно и игнорировать повисшую между ними недосказанность, повторяя за Цукишимой. После разговора с Ямагучи он ожидаемо не стал думать о Цукишиме меньше. Утешало лишь, что на расстоянии им обоим будет проще отпустить ситуацию и не забивать голову ерундой. Может, оно и к лучшему — не облекать в слова то, чего не случилось, не давать себе шанса наговорить лишнего. Куроо всё больше и больше в это верил. — Ай! — вскрикнул Бокуто. Снова пожаловался: — Это нереально впихнуть. Грёбаный тетрис… Бокуто уже наполовину занырнул в багажник, пытаясь отыскать место для последней коробки. Куроо, оценив их положение, вздохнул. — Уложи решётку на бок, тогда, может, и влезет, — неуверенно предложил он. — Ага, попробую, — согласился Бокуто, продолжая перекладывать всё с места на место. Помочь ему Куроо больше ничем не мог, а потому наконец выпрямился и потянулся. Взгляд сам зацепился за знакомую светловолосую макушку: Цукишима быстрым шагом направлялся к залам. Видимо, в очередной раз что-то забыл, решил Куроо. К его удивлению, весь такой собранный и пунктуальный Цукишима не мог уследить за бытовыми мелочами — Ямагучи то и дело напоминал ему то про бутылку с водой, то про наколенники. Цукишима будто думал так много и непрерывно, что не держал в уме всякие частности. — Ты ведь взял его номер, правда? — спросил вдруг Бокуто, повисая у Куроо на плече и выдёргивая из размышлений. — Чей? — спросил Куроо исключительно из упрямства. С коробкой Бокуто всё-таки сладил, и багажник наконец был заполнен до отказа. — Цукки, конечно. Ты же на него пялился последнюю минуту? — хохотнул Бокуто, взъерошивая волосы на макушке Куроо. Тот недовольно вывернулся из объятий, чувствуя, как опять начинает краснеть. Если уж Бокуто заметил и не смог промолчать — дело плохо. Пускай и понял всё с точностью до наоборот. — Не неси чепуху, — отмахнулся Куроо. — Просто задумался. — Ещё скажи, что про волейбол, — хмыкнул Бокуто. Куроо криво улыбнулся, не желая больше отпираться и вообще комментировать происходящее. Ему не хотелось говорить об этом сейчас, вот так на ходу и полушутя: слишком всё было сложно и касалось не его одного. — Ладно тебе, Куроо, — посерьёзнел вдруг Бокуто. — Не знаю, что там у вас случилось, но вы оба странные в последние дни. И если тебе нужно поговорить с Цукки, то я бы уже бежал следом, потому что это явно последний шанс. Если с весёлым, лёгким нравом Бокуто Куроо сталкивался постоянно, то к серьёзной его стороне порой оказывался не готов. Вот и сейчас на мгновение опешил, услышав именно то, что прокручивал в голове весь день. Не согласиться с таким Бокуто было особенно трудно: он умудрялся изрекать удивительно глубокие мысли и более того — находить правильные слова. — Что бы ты себе ни надумал — это фигня, — предупредил его Куроо. — Я сейчас пойду, но ты точно понял всё неправильно. — Иди давай, я закрою, — ухмыльнулся Бокуто, поигрывая ключами от машины. Куроо закатил глаза, но всё-таки хлопнул его по плечу и направился к залам, чтобы успеть перехватить Цукишиму. Он всё ещё не знал, что именно и как должен сказать, и собирался действовать по ситуации. — Номерок-то возьми! — донеслось ему в спину. Куроо, не оборачиваясь, показал Бокуто кулак и ускорил шаг. С Цукишимой он столкнулся на пороге спортзала: тот уже побывал внутри и теперь обувался, усевшись на порог и методично завязывая шнурки. Куроо невольно отметил, что начал он с левой ноги. — Нашёл, что искал? Цукишима резко вскинул голову, хмурясь. — Куроо-сан? Я думал, вы помогаете с мангалами. — Уже закончили, — заверил его Куроо, подходя ближе и вынуждая Цукишиму смотреть снизу вверх. — Так что ты забыл, наушники? Догадаться было несложно: наушники висели на шее, не подключенные ни к плееру, ни к телефону, а пятью минутами ранее Цукишима был без них. — Вывалились из сумки, — неохотно подтвердил Цукишима. Во взгляде его читалось упрямство и вопрос «что дальше», и хотя Куроо очень смутно представлял, что же, он всё равно сказал: — Давай наконец поговорим. В ответ он получил лишь раздражённый вздох и возможность любоваться вихрастой макушкой Цукишимы: он снова принялся зашнуровывать кроссовок, теперь правый, будто готовясь к побегу. Может, он и не свалил сразу только потому, что в одном кроссовке смотрелся бы уморительно. — И вам не противно? — спросил вдруг Цукишима, резко затягивая узел. Его голос, ровный и нарочито безразличный, совсем не передавал сути вопроса. Но Куроо легко её уловил, больную и беспокойную. Должно быть, Цукишима был совсем не в восторге от своей ориентации, а уж с его склонностью требовать от себя слишком много… Куроо помотал головой, пытаясь взять себя в руки и отыскать правильные слова. Он совсем не хотел быть причиной переживаний Цукишимы и не мог всё оставить как есть. — Нет, — твёрдо сказал Куроо, присаживаясь перед Цукишимой на корточки так, чтобы видеть его лицо. — Мне совсем не противно. Только если от себя. Цукишима мельком взглянул на него, непонимающе и настороженно, и тут же уставился в пол. Куроо хотелось дёрнуть Цукишиму за ворот, встряхнуть, заставить смотреть прямо в глаза — что угодно, лишь бы установить контакт, но ничего из этого он себе не позволил. — Я думал вчера целый день и понял, что со стороны всё выглядело и правда так… так, что ты мог решить, что я к тебе подкатываю. Цукишима хмыкнул, нервно сцепляя пальцы в замок. Куроо вспомнил, сколько раз он видел этот жест, сколько раз Цукишима так от него закрывался — или просто нервничал, не зная, куда деть руки. Ему стоило задуматься об этом раньше, понять причину прежде, чем всё зайдёт так далеко. — Это моя вина. Меня занесло, и не то чтобы… — Куроо замолчал, снова теряя мысль. Признался честно: — Не знаю, что на меня нашло в этот раз. Я обычно так себя не веду. — Вы обычно не затаскиваете чужих первогодок на вечерние тренировки? — вдруг заговорил Цукишима. — Или не зажимаете их в туалете? — Цукки, я… Цукишима его перебил: — Или не вытягиваете из их друзей информацию, которая вас вообще не касается? — Извини, я просто… — беспомощно пролепетал Куроо. Цукишима прожёг его взглядом, полным бессильной ярости, и Куроо осёкся на полуслове. Ямагучи всё-таки рассказал Цукишиме об их ночном разговоре. Как друга это характеризовало его только с лучшей стороны, но Куроо от этого было не легче. То, что он полез в такую личную и не слишком приятную историю, просто взбесило Цукишиму; удивительно, что тот не накинулся на него, как только узнал. — Вы хоть понимаете, что это всё ваш эгоизм? И расспросы Ямагучи, и раньше, и этот разговор, — Цукишима резко выдохнул, тщетно пытаясь успокоиться. — Было лучше делать вид, что ничего не было. Вы не должны оправдываться, и лезть в мою жизнь из жалости тоже не надо! Цукишима резко встал, и Куроо вскочил следом, хватая его за запястье. Цукишима был прав, как бы ни стыдно было это признавать: Куроо завёл этот разговор, только чтобы очистить совесть. Ему так хотелось убедить себя, что он сделал всё, что мог. Извинился, расставил точки над «i», просто высказался и освободил голову, в конце концов. Разве это не чистой воды эгоизм? Принесли ли его жалкие оправдания облегчение Цукишиме? Да чёрта с два! — Прости, — сказал он, удерживая Цукишиму на месте. Зачастил: — Да, ты прав, я и сейчас веду себя как мудак. Но это уже не исправить, поэтому я повторю: мне очень жаль, что так получилось. Я бы хотел просто дружить с тобой, играть в волейбол, обсуждать музыку — что угодно! Куроо вцепился и во вторую его руку, ухватил за локоть, будто боялся, что Цукишима вот-вот испарится. — Цукки, прости, что дал обмануться. Я правда этого не хотел. Цукишима в его руках вдруг обмяк, раздражение и злость осыпались с его лица. Куроо боялся узнать выражение, что проступило в его чертах, но оно было беззащитным и мягким. У Куроо перехватило дыхание. — Вы не делаете лучше, Куроо-сан, — тихо сказал Цукишима, грустно улыбаясь. — Совсем не делаете. Куроо почувствовал мягкое прикосновение к руке, почти ласковое поглаживание, и наконец разжал пальцы. Цукишима тут же отступил, потерянно заморгал, будто удивляясь тому, что никак не получается вернуть на лицо равнодушие или хотя бы негодование. Куроо растерянно смотрел на этого нового, никогда им не виденного Цукишиму, и не знал, что сказать. Думал ли Куроо когда-то, что кто-нибудь будет смотреть на него… так? Мог ли он представить, что так способен смотреть Цукишима? — Надо идти, — устало сказал Цукишима. И они пошли — туда, где в самом разгаре были сборы в дорогу, где разносились сдержанные прощания и пожелания удачи в грядущих матчах, восторженные крики ребят, смех девчонок и наставления тренеров. Мыслями Куроо остался на пороге спортзала, и ничего с этим поделать не мог.