♡♡♡
Чонгук идет слишком быстро, нехотя делает остановки для отдыха, а Чимин их просит слишком часто. — Прости, я могу идти быстрее если… если обопрусь на тебя. — И снова молчит. Смотрит прямо в глаза и в них пугающее «ничего». Под пустотой этих глаз хочется свернуться калачиком, укрыться или наполнить эту пустоту светом собственного счастья, разделить его на двоих, и, если нужно, отдать свое без остатка. Чонгук молча подходит и закидывает руку Пака себе на плечо, быстрее идет к метро. Чем дольше они идут, тем тяжелее становится груз на плечах Чонгука. Будь Пак благородным солдатом, сказал бы бросить его и спасаться самому, но нет, настолько сильно он хочет спастись, что хватается за Чона так отчаянно, что наверняка на плече останутся следы маленьких ногтей. Чимин с улыбкой безвольным мешком болтается на Гуке, разглядывая его руку, что сжимает лямку рюкзака. — Какой смысл в твоих тату? — Решается на вопрос Пак, потому что Хосок его полным кретином назовет, если расскажет тому, что всю дорогу они молчали. — Никакой, — чуть сбитым голосом отвечает младший, преследуя лишь одну цель — быстрее загрузить хёна в метро. — В них нет смысла? — Есть! — У кого ты их делал? У меня есть хороший знакомый, так вот, он оч… — Не надо! Чонгук скидывает с себя руки и резко останавливается. Господи! Да как же к нему подступиться? Его напускная грубость трещит по швам и видно того Чонгука, что сидит, забившись внутри, и от чего-то не торопится покидать самовозведённую крепость. — Я вижу тебя настоящего. Чонгук чернеет как грозовое небо, но смотрит пойманным на прицел зверем на хёна, что светится детской улыбкой, от которой хочется скрыться, как от солнечного ожога. — Сколько тебе Чонгук-и? 19? 20? Зачем пытаешься казаться старше и мрачнее? Я же вижу, ты… — Ничего ты не видишь и не знаешь! — Чимин пугается крика младшего, а пустота красивых глаз наполняется ледяным мраком, который пугает не меньше. Не ту тактику ты выбрал, Пак Чимин. Только отдалился и возвёл очередную стену на пути к нему. Чон разворачивается и делает пару шагов, но останавливается с испуганным вздохом Пака. Кто теперь зверь под прицелом? Не оборачиваясь, молча ждёт, когда рука вернется на плечо и ведет Чимина еще быстрее. Метро не так далеко, но Пак еле скачет, постоянно охая и шипя от боли. Он близко. Слишком близко. Всем телом наваливается и дышит прямо ухо. А еще пахнет, слишком приторно. Эта сладость заполняет лёгкие, ее хочется запить и избавиться от привкуса. Чимин молчит, но у Чона голова трещит от немых вопросов, и профиль дымится от прожигающего взгляда. Хочется скорее избавиться. В его присутствии он чувствует себя слишком некомфортно. У него нет неприязни, но и желания находиться так непозволительно близко тоже нет. Чонгук не глупый парень и подозревает, что бесконечные взгляды и предложения старшего о дружбе имеют далеко не дружеский подтекст. От этого сладость его запаха кажется еще отвратительнее. Долгожданная станция и приятное чувство облегчения. — Ну, дальше сам, мне пора. Не дожидаясь ответа, Чонгук вручает хёну его сумку, но тот не берет. — Оставишь меня здесь? О, только не это! Нет. Нет. Нет. Только не уговоры и блестящие щенячьи глаза. Чон осторожно и медленно поднимает взгляд. Черт! Щенячьи глаза. — Пожалуйста, не оставляй, мне не дойти до дома. Он согласен. С первой секунды согласен, но не озвучивает этого. Он не бросит, нужно просто поднажать и Пак сам уйдет, лишь бы упрашивать не начал. — Пожа… — Ладно, едем. — Поверженный Чон опускает сумку Пака вместе со взглядом, падающим на его колено. Когда-то белый оскал на его маске пропитался алым и стал поистине кровожадным. — Спасибо, Гуки, не представляе… Восторженные возгласы Чимина обрывает низкий и недовольный бас Чона. — Не называй меня так. И это не из-за тебя, — улыбка Чимина становится грязной от грусти и разочарования, — я к Юнги-хёну, нам в одну сторону. И без того узкие плечи, что кажутся детскими из-за оверсайз кардигана, совсем никнут и делают силуэт старшего меньше. Спасибо тебе, Чонгук. Вот правда. Можешь заставить чувствовать себя полным ничтожеством. Неужели, даже находясь при смерти, Чонгук не сжалится и не захочет провести с ним время добровольно, а не под предлогом или из-за того, что им по пути? Спускаются молча. Как и ожидают. Как и занимают места. На удивление Пака, но младший сел рядом, а не в другой вагон. Но наслаждаться удобством и гнетущим молчанием пришлось недолго. Первый поток трудяг уже на следующей станции заполнил вагон, и Чонгук, словно ожидая только этого, освободил свое место женщине, что еще и войти не успела. Он уютно устроился почти в самом углу, подальше от этой ходячей мечты инсулинозависимых. Профиль снова жжет, и терпеть это становится невыносимо. Он бросает разъяренный взгляд на место Пака, желая разрезать его остротой своего раздражения, но под бритву его глаз попадает маленькая девочка. Она выдерживает лишь пару секунд и, испугавшись, прячется в рукаве платья, скорее всего своей мамы. Где он? Чон не испуган и не волнуется, но, черт возьми, и чувства желанного облегчения не чувствует. Он же мечтал избавиться от него, что на этот раз не так? Вибрация телефона отвлекает от самокопания. Хоби-хен Чонгук, доведи Чимина до дома, я знаю, он постесняется попросить. Райтер бросает злой смешок. Постесняется. Еще раз окидывает полный вагон взглядом, но розовой макушки не находит. И не находит мать его радости от этого. Чон набирает ответ, но не успевает отправить, новое сообщение от Хосока его прерывает. Хоби-хен И не вздумай его бросить. Юнги узнает — зачитает тебе рукописный кодекс чести. Младший глаза закатывает и, не утруждая себя объяснениями «что» и «как», отправляет короткое «ок». Еще пару станций — и Чон на нужной, но народу все больше, холодный угол все ближе, раздражение все сильнее. А как не раздражаться, когда две тучные женщины пытаются сделать из него начинку слишком калорийного сэндвича? Приложив немало усилий и оттоптав не один десяток пальцев, он пробирается к другой стороне, что кажется ему более свободной. И спокойствие придает не только появившееся пространство, но и знакомый отравляющий сладкий запах. Очередная порция пассажиров. Чон в небольшой панике ищет за что ухватиться, но в ужасе распахивает глаза, когда сзади к нему прижимаются настолько близко, что его зад в ужасе сжимается, чувствуя что-то далеко не из раздела женской анатомии. Он пытается сделать шаг вперед, но лишь шипит от боли отдавленных пальцев. Мягкое касание к пояснице и его утягивают немного назад. — Это я, Чонгук-и. Нашелся. Вот теперь нормально. Теперь, кажется, все так. Но нет. Это дыхание… Эта рука, что все еще держит его, и близость… — Убери руку, — сдерживая яд, сочащийся сквозь зубы, выдавливает Чон и лишь теперь облегченно выдыхает, когда горячая ладонь испаряется в секунду. Только станцию свою он проезжает и выходит тогда, когда сзади его грубо подталкивают. На улице уже не так солнечно и тепло. Небо затянуло, и поднялся сильный, но еще теплый ветер. Нога старшего, видимо, болит меньше, потому что тот идет значительно быстрее, хоть еще и хромает, но уже не просит поддержки. — Я дойду, спасибо, что не бросил, — странная благодарность обиженным, почти злым голосом. — Хосок попросил, — бесцветно бросает младший, запихав руки поглубже в карманы, — да и к хёну зайти хотел. — Почему? — Чонгук останавливается, едва не врезаясь в резко развернувшегося старшего. Впервые за все время он видит его таким, глаза стали темнее, почти черные, губы сжаты и впервые без улыбки. — Почему избегаешь меня? Шарахаешься, как от чумы? — А он снова близко. На губах его дыхание чувствуется. — Я не избегаю, — спокойно отвечает Чонгук, но внутри почему-то чувствует легкий дискомфорт, не тот, что всегда испытывает рядом с Паком, другой, новый, похожий на горькую каплю вины. — Я не маньяк, Гук-и, не накинусь на тебя, — поток людей обтекает их, как вода камень, шум вокруг убавляют, а взгляд фокусируют на лице старшего, — я просто… — Чимин замолкает, опустив голову, не зная, как подобрать правильные слова, чтобы Чон его понял правильно и не убежал в страшном приступе гомофобии. — Не называй меня так, — абсолютно без зла и спокойно, но действует на Чимина, как реагент, что вступает в бурную реакцию, и взрывает его. — Я могу к тебе вообще не обращаться, — Чон удивлен. Этот маленький хён страшен в гневе и уже совсем не маленьким кажется. Его щеки рдеют не от смущения, а от ярости, брови надламываются, и только сейчас появляется странное желание его успокоить коротким касанием, — в следующий раз будь тем мужиком, которого ты из себя строишь, и пошли Хосока с его бестолковыми просьбами и меня с моим тупым дружелюбием. Чимин убегает, хромая, превозмогая боль. Убегает под все тем же пустым взглядом Чонгука.♡♡♡
Чимина не видно неделю. Казалось бы, должно стать спокойнее, раздражающий фактор исчез, но покоя нет. Не то чтобы Чонгук сутками пялится в одну точку и грызет себя догадками, просто та горькая капля вины стала раза в два больше и причиняет дискомфорт. Он мог бы быть более дружелюбным с этим мини-хёном, что так отчаянно нуждается в общении. Но через себя переступать совсем не хочется. Чимин слишком странный, как-то совсем не для дружбы он предназначен. Да и почему именно он его жертва? Вторая неделя подходит к концу. Чувства вины будто и не было, и Чонгук совсем забывает о странном розоволосом парне, что поедал его взглядом, как любимое мороженое огромной ложкой, игнорируя, как неприятно ломит зубы от чонова холода. Но Хосок не дает надолго забыться. — Парни, — Хоуп поднимается на бордюр, привлекая внимание, — завтра район Итэвон заполнят разрывающие басы нашего перфоманса и оглушительный визг восторженных фанаток. Но! Без вашего присутствия сие мероприятие не будет таким атмосферным, поэтому мы с Чимином рассчитываем на вашу поддержку. — Хосок на каждого пальцем указывает, сощурив глаза. Фраза «я тебя запомнил» высечена красным на его влажном лбу. — А в пятницу большой турнир, каждый выступает в своей категории и в групповом шоу, там ваша поддержка будет еще нужнее. — Счастливый Чон ожидает бурной реакции с широкой улыбкой. Юнги долго и нетерпеливо ждал конца болтовни Хоупа, чтобы вставить свои ржавые пять вон. — Шоу? Ну ты махнул, красивый, — хитрая ухмылка, что Гука заставляет прятать такую же в темном плече толстовки, — шоу было у нас на соревнованиях, на которые, кстати, твой зефироволосый не пришел, а мы должны прийти на его прыгульки в купальнике и восторженно хлопать? — Юнги изображает страдающего умственной отсталостью, собрав глаза в кучу, и хлопая в ладоши, промахиваясь. — Он не танцует в купальнике, — обиженно защищает друга от острых слов вредного хена, — и не прыгульки, а современная хореография, он, между прочим, волнуется очень, это не так просто… — Да мы поняли, Хо, — Намджун приобнимает друга, разжигая искры радости в глазах того, — это важно и мы будем. Юнги тихо бубнит что-то вроде «вот еще, на мужиков в трико я не смотрел», но строгий с улыбкой голос его перебивает. — Все будем! Компания расползается кто куда, Юнги, лениво потягиваясь от приятной ломоты мышц, тоже собирается уйти, но голос младшего останавливает. — Ты пойдешь? — Пойду, конечно, но только не на Пака посмотреть, а на девочек и их выступления, — хён хитро улыбается, играя бровями, и Гук отвечает довольной ухмылкой. — А вот ты посмотри на паренька, он от радости танец тебе посвятит. Помотав головой, будто отогнав навязчивые мысли, Чонгук вопросительно смотрит на Юнги. — Ты так говоришь, будто намекаешь на что-то. — Да я тебе прямым текстом говорю — запал он на тебя. — Да ладно? — искренне веселясь со слов старшего. — Ты же шутишь? — уже не так весело и с опаской. — В смысле, он что… — Ага, только не гноби, мы тут все типа за толерантность. — Подожди, ты что, серьезно? — Еще больше удивляется Чонгук. — И что значит «гнобить»? В голове кадрами проносится их прогулка до метро. И все вроде обычно ничего. Ну, помог дойти, да близко, да жарко от дыхания, да сзади… Чонгука передергивает. У него-то все обычно, а вот у Пака… — Да знаю я тебя, мелкий, это с ними ты тихий, — старший за шею притягивает Чона и треплет его темную макушку, — и кончай в черепаху играть и выползай из панциря, а про Пака забудь — он безобидный. Юнги поднимается, похлопав паренька по плечу. — Пойдем, помогу расслабить мышцы, — улыбаясь, хён кивает в их уединенный уголок и медленно направляется к нему.♡♡♡
Чонгук видит его. Видит спустя время в своей стихии. И он абсолютно другой, когда не знает, что Чон поблизости. Ведет себя иначе и не пытается быть «самым милым на земле». Он все так же улыбается, только иначе. Это похоже на дежурную улыбку, что тот надевает каждое утро и снимает поздно вечером, когда смывает усталость дня перед сном. Ему он улыбался по-другому, несмотря на то, что в ответ улыбку не получал. Сейчас Чимин волнуется, это заметно. Его выдает все та же улыбка, что от напряжения готова лопнуть, нервные пальцы и мечущийся взгляд, что рыщет в толпе с надеждой найти то, что непременно успокоит. Но не находит. Чонгук удивлен. Тем, что ему нравится. Атмосфера, танцы, что никогда не привлекали, и даже эта орущая толпа с бешеной энергетикой. Выступление Хосока оставляет трудно описуемый восторг. Это как впервые попробовать то, что всегда считал невкусным, и умереть от гастрономического восторга, наконец, распробовав. Странное волнение заполняет грудную клетку, неприятно прижимая сердце к стенкам, когда объявляют следующего выступающего. Весь в белом, свободные широкие штаны, легкая, наполовину расстегнутая рубашка, и без привычной улыбки. Другой. Он не замечает никого, дышит ровно и размеренно, срываясь резко в пропасть с первыми басами музыки. Не хочется признавать, но это красиво. Нет. Это пиздецки круто. И «прости, Хосок, но я уже не помню твоего выступления, потому что память стерло, чтобы освободить больше места для записи этого выступления». Он парит. Взлетает так высоко, что воздух застревает где-то, не позволяя нормально дышать. На этот раз Чонгук поедает его. Поглощает каждый изгиб тела, каждую эмоцию, каждый тяжелый вздох парня. Все проходит слишком быстро. Вопли оглушают, на сцене готовится уже другой выступающий, а Чонгук все еще смотрит туда, где мгновение назад парил маленький хен. Он не признается никому и никогда, только сейчас, себе и всего один раз, особенно после того, что он узнал от хёна. Ему понравилось.