Прикоснуться к раю

              «... И пусть по­езд сде­ла­ет вас на шаг бли­же к меч­те». Гласило на арке перед входом на перрон. Не представляю, как они это осуществляют, но надеюсь, что-то, что написано на заборах, как бы кощунственно это не звучало, сбывалось. Оставив за собой трое новеньких, чистеньких, прибереженных на последний случай, золотых, блеснувших на мгновение в воздухе и испарившихся, точно и не они бренчали у меня в кошельке всю дорогу, в широком кармане возницы, который оставил в моей душе самые раздирающие ощущения (ведь с одной стороны, уважаю в нечисти хватку, а если учесть, что кучером у меня был никто иной, как тролль, которые в отличие от своих двоюродных братьев-гоблинов, известны своим тугодумием, то вообще тот факт, что домчал меня в другой город, на место назначения, да ещё и практически попав во время, заслуживает громкого одобрения. Но вот жаба душит, золотые-то звонкие, блестящие, новенькие), я, потащив в одной руке чемоданчик, наскоро собранный Пухом, а в другой саквояж, в котором удобно устроился вышеназванный зверь, да так, что только ушки торчат, стараясь не запутаться в юбках, которые всё же надела, выслушав назидания мишки насчёт резкого похолодания, спешно поднималась по лестнице на перрон, видя поезд, который собирается отправиться от станции через несколько минут и с лёгким беспокойством вспоминая, что не помню, куда дела билет, который шёл приложением к письму. — Винни, а ты не помнишь, куда я билет засунула? — На ходу проверив кармашек, в котором лежало одинокое письмо, и не заметив нужной мне бумажки, не на шутку всполошившись, спросила у Пуха.        Тот же, почесав чёрный носик и неуверенно чихнув, как только на него села большая снежинка, заерзал на месте и забормотал себе под нос. Пока же мишка думал, я, не сбавляя темпа, стараясь не скользить по подзамёрзшему перрону, приближалась к проводнику в чёрном фраке, столь неподходящему под погоду. Однако, стоит заметить, что проводник поезда, припорошенного лёгким снежком и украшенного у окон еловыми свежими ветвями, с вплетениями сказочных золотистых нитей и ёлочных игрушек, изображавших лесных зверей, домовых и эльфов, так вот, этот проводник не капельки, что было заметно по его спокойному, какое только может быть у проводника, чей поезд с минуты на минуту на циферблате снежных часов тронется, ни замёрз, а также ни лихорадочного румянца на щеках, ни блеска в глазах и тем более, никакого потаптывания на месте. Столкновение неизбежно. Это как Титаник и айсберг. Не знаю, что тут и как, но мой, по несчастью, покровитель, очень часто любит эту фразочку повторять. Вовремя порадовалась, что всё же надела юбки, потому как это здорово смягчило падение на землю. Справа же около меня валялось тело. Кажется, подает признаки жизни. Да, точно, слышен стон и кисть слегка пошевелилась. Да, и судя по моим наблюдениям, которые проводились уже в сидячем положении, созданием, сбившем меня с ног, оказалась девушка. При этом девушка довольно безбашенная, так как умудрилась вырядиться в такую ноябрьскую погоду довольно по сентябрьски. Подавив стон, девушка, весьма загорелая, словно и родилась такой, подняла голову и встретилась взглядом, глубоким и карим, не особо соображающем, что только что произошло. Мда, а губа и нос у девушки разбиты в кровь. На перроне теперь след останется. Надеюсь, что магия крови под запретом у императора. — Внимание, внимание, поезд «Экспресс чародея», рейс: Столица-Академия Грез, отправляется через три минуты. Размеренный голос проводника раздался по перрону, находящиеся здесь засобирались. Кто прощался и уходил в вагон, кто-то наоборот, горячо обнимая и стряхивая любовно неаккуратные снежинки, отступал назад, собираясь проводить студента в дальний путь. В эти последние перед суровой зимой дни поезд работал только на Академию. — Ой, — восклицание слилось в один голос, мой и девушки. Переглянулись и мгновенно приподняв снисходительно брови, встали на ноги, подхватив сумки, и поспешили на перегонки к кондуктору. — Лерр кондуктор, стойте, — в этот момент мужчина во фраке и с ярко-желтыми зрачками собирался запереть дверь. — Студенты, — проворчал тот, закатив глаза, — билет, быстро. — Вот он, — протянула смуглая, я же сунула нос к мишке. — Пух! — Лерра! — Секунду! — Мёд. Протянутое Винни не вписывалось в контекст, потому как где билет, и где мёд? Но хотя… « — Пух, билет отдаю тебе, это очень важно, не потеряй его. Ты меня знаешь, я могу просто оставить его дома на комоде, а ты ведь его сохранишь? — Конечно, я буду беречь его как… Как мёд.» Конечно, нет для Пуха ничего важнее мёда, его он никогда не забудет, а если положить письмо к нему, то всё окажется на своих местах. Да я почти что гений! — Умненький мой мишка, — с умилением протянула. — Госпожа! Меня понизили в звании. Поезд вот-вот тронется. Достав из-под банок мёда, лежащих в отдельном отделе чемоданчика, золотистый билет, помахав им перед носом кондуктора, который уже не оставлял сомнения к своей принадлежности к расе василисков, запрыгнула в тронувшийся поезд, оставив позади запах свежего хрустящего снега и ёлок и намертво вцепившись в аромат горячего чёрного чая с бергамотом и шоколада. — Вот ваш билет, — отдышавшись, но с самодовольным ощущением полёта в груди, отрапортовала я. — Студентки, в первый и последний раз прощаю, — протянул кондуктор, продырявив билет и возвращая его нам, — идите в купе. Если, конечно, осталось свободное. Ехидно проговорив последнее, мужчина пошёл вглубь поезда, медленно разгоняющегося. Тихо поехал перрон, люди, машущие нам вслед, дома огромного города, в котором произошло столько всего за эти несколько лет. И под конец блеснул дворец императора. Переглянувшись с девушкой, мы не выдержали и рассмеялись. Настолько была комичной наша ситуация. Смех у девочки был несколько грубым, но очаровательным. Она не была леррой, но в ней сквозила прелесть улиц. — Моана из Мотунуи, — отсмеявшись, представилась девушка. Выговор немного непривычный, напев резкий, но глубокий, обволакивающий. — Эвр Равви… Я из поселения недалеко от столицы. Благодаря тому, что девушка никак не обозначила своего положения в обществе, мы могли спокойно общаться. Но что главное, я могла также не называть того позорного статуса, которым меня наградила госпожа Судьба. — Держи платок, — улыбнувшись, протянула Моане ткань, добродушно протянутую Пухом, — Крови натекло изрядно. — Да мне не привыкать, — воскликнув, девушка взяла платочек и стала вытирать смуглое лицо, между тем не переставая говорить, — бабушка всегда говорила, что у меня страсть к падениям. Чего только стоило упасть с обрыва прадедов. А вот выжила. — Молодец, думаю, эта живучесть пригодится тебе в Академии, — поймав недоумевающий взгляд и радостно осознавая, что я не самый пропащий объект, соизволила объяснить, — зависит от того, на какой факультет попадешь. Библиотекари на дух не переносят умников из Мастерской вкуса, те отвечают им взаимностью. Но при этом оба факультета недолюбливают Уникальное искусство. — Почему? — Не замедлила поинтересоваться Моана. — Потому что никто не любит уникальных, тех, кто непонятен, более того, странен. При этом они могут выигрывать сражения, быть на хорошем счету у императора, но всё равно быть изгоями. Не похожи на всех. Жизнь странная вещь. Моана промолчала. Взгляд был задумчивый, огромные карие глаза заволокло сказочной дымкой, усваивая то, что только что узнала. Руки, не изящные, несколько плотные, загорелые, автоматически продолжали вытирать кровь. Да, она не имела привычной бледности знатных лерр, напротив, кожа была удивительно загорелой, мрачной, для человека в этих краях — непозволительной. Но зато, в тот миг, когда солнце заглядывало в окно бегущего поезда, у её кожи появлялся изумительный золотистый оттенок и она уже не могла вызвать неприязнь. Нет, даже эта угловатость, что в сочетании с маленьким ростом, делали девочку очаровательной. Копна темно-каштановых волос, которые никогда не знали придворной укладки, заставили бы многих женщин императорского дворца кусать локти с досадой. Бесстрашный и страшно доверчивый взгляд заставлял улыбнуться. Передо мной не принцесса. Нет. И слава Всевышнему. — Ты видела снег?! — Восторженно проговорила Моана, прижавшись широким носом к окну, — Он падает, кружится и взлетает! Это удивительно, я никогда такого не видела! — Ты не видела снега? С изумлением, я вновь присмотрелась к попутчице, отметив на сей раз её странный наряд и крайне маленькое количество вещей. Юбка, ниже колен из странной ткани, бордовая кофта, не сказать, чтобы теплая. Невероятно длинный шарф и маленькие сапожки, не вписывающиеся в общую картину. — Нет, — беззаботно ответила девушка, поежившись, но не отводя взгляда от снежинок, укрывающих ветви и стволы деревьев, — у нас на острове вечное солнце, изредка льётся дождь, но и он тёплый. — На острове? — Не сдержав изумления, вопросила, прислонившись к стене вагона, пропустив очередную стайку студентов. Моана же, посмотрев на меня, прищурила глаза, не обиженно, но и не одобряюще. — Я же говорила, откуда. Мне стало действительно неловко. Вот умею я ненароком обидеть человека. Далеко не преднамеренно, из-за случайности. — Прости, Моана, — улыбнувшись, закусив виновато губу, пожала плечами, — просто я плохо знаю географию, признаю. Могу по карте всегда найти выход и разобраться, куда мне надо прийти, где север и юг, но вот запомнить объекты, как и их названия, не могу. — Бывает, — рассмеялась и взгляду вернулась прошлая восторженность. Видимо, я вернула себе доверие. Студенты стайками метались по вагону. Большая часть из них была второ и третьекурсниками. Первые же отсиживались в вагонах. Как я это поняла? Всё просто, по тому, как уверенно они себя вели, по радостным встречам и объятиям, по обсуждениях каникул и воспоминаниях о самых памятных происшествий в прошлом году. Но что меня вызвало у меня озабоченность, так это то, что все студенты были тепло одеты, вопреки Моане. Да я, в своих юбках, тоже мерзла, признаюсь, собираясь в спешке, не оделась тепло, за что теперь расплачиваюсь. А вот Моана… На неё было холодно смотреть. — Так. Надо нам найти свободное купе и согреться, не хотим же мы остаться в коридоре на добрые сутки? — А мужчина же сказал, — вспомнила девочка, прижав палец к губе, словно задумавшись, — что уже может быть всё занято. — Ну нет, — хмыкнула я в ответ, — краем глаза я видела расписание, у поезда ещё две остановки, на которой он подберёт студентов и только тогда он отправится в Академию. К тому же, места в поезде должны быть рассчитаны точно на количество пассажиров. В этом вагоне мы потерпели фиаско. Как и в следующем. Мы натыкались то на мужские, то на женские компании, а то на смеси, в купе могли находиться как парни, так и девушки. И везде натыкались на одно слово — занято. Пару раз встречали кондуктора, который встречал нас торжествующим взглядом, видимо, очень не любил опоздавших. А у меня настроение, в отличие от полной оптимизма Моаны, всё отчаяннее катилось вниз. Этому было две причины. Первая: это веселая, но сопливая островитянка. Такими темпами она первый учебный день проведет в лазарете. Вторая же мрачная мысль засела глубоко и медленно, но верно, сверлила меня. В каждом купе меня принимали за студентку. Первокурсницу. Парни старались задобрить. И эти взгляды мне ой как не понравились. Нет, вот как мне предстоит вести лекции, если уже сейчас мой авторитет… Да что там, он умер в чреве матери. Интересно, а как добираются преподаватели до Академии? До сих пор нам никто серьезный, помимо неизменного проводника, не встретился. И всё же, странные у него зрачки. Но не суть, позже. — Есть место свободное? — отодвинув дверь, Моана заглянула в очередное купе. Молочного цвета шарф свесился до самого пола и сиротливо повис. — Да, входи, — тотчас отозвался весёлый голос. Я благословляю его обладателя и желаю счастья. Моана вошла первой, я, слушая тихое ворчанье Пуха, что давно настало время обеда и пора открыть баночку мёда, отправилась следом, побыстрее закрыв дверь, не выпуская тепло. — Это?.. Мда… Само красноречие. В первую секунду показалось, что пол купе устилает огромный мягкий ковёр, он словно шёл волнами, и даже залезал на стены. Но оказалось, что всё проще. Или сложнее. Но как итог — это не ковер, а золотистые, невероятной длины волосы, которым, казалось, мало одного купе. Как папоротник, они бы заняли всё свободное пространство, дай им только волю. Цвета солнца. Золотистой, переливающейся летом на солнце, кукурузы. Волосы девушки, совершенно не схожей с Моаной фигурой. Не придворная худоба, но хрупкая девичья красота, подобная алому цветку. Сложно описать зеленоглазую обладательницу золотистых волос. Не принцесса, но и не простолюдинка. Как все и выше многих. — Привет, я Рапунцель, — воскликнула девушка, помахав нам рукой, искрясь счастьем, она показала в сторону, — а это Ариэль, она русалочка, как в сказке, поверите? — Русалочка? — Переспросила Моана, жадно посмотрев в указанную сторону. Вот это изящная принцесса. Сказочная и хрупкая, владеющая сердцами миллионов, с тонкой талией и белоснежной, практически прозрачной кожей. С кукольным личиком, огромными синими глазами в обрамлении черных ресниц. Волосы цвета спелого и сочного граната развевались за плечами. (Пометка: окно закрыть) Взгляд уставший, со старым блеском мечты. И в ней осталась странная хрустальность. Стало страшно. А вдруг она упадет от толчка поезда и всё? Рассыпется на миллион кристаллов? — Да, я младшая дочь Тритона, сына Посейдона. Голос тихий и кроткий. Прозрачные глаза смотрят безжизненно, бесшумно. — А я Моана из Мотонуи, — легко протащив свой маленький саквояж к окну, ответила островитянка, — из острова из самого сердца Океана. — Эвр Равви, — отчего-то недовольно хмыкнув, в свою очередь представилась я. Отметив койку сверху, побыстрее на неё взобралась, что было довольно неудобно, так как широкие слои юбки очень мешали. Чувствую себя курицей, громоздящейся в гнездо. Наконец, облокотившись на тёплую, из светлого дерева стену купе, я, тяжело выдохнув, закрыла глаза, прислушиваясь к мерному звуку поезда. Что может быть более убаюкивающем и успокаивающем? Настойка? Да. Отдохнуть мне не дал Пух, всё настойчивее он бил меня в бок, девушки, несмотря на то, что они вовсю щебетали, смеясь, могли услышать, а раскрывать мишку мне пока не хотелось. Открыв старенький чемоданчик оттенка водорослей, кстати, он никогда не промокал, я удостоверилась в своих ожиданиях. Винни взял несколько вещей, сколько баночек мёда, одна из которых тотчас перекочевала к нему в саквояж. — Эвр, ты будешь чай с нами пить? — Заглянув ко мне, спросила Моана, с интересом рассматривая полуоткрытые чемоданы. — Нет, я буду спать, дорога длинная. Кивнув, Моана тотчас оказалась рядом с Рапунцель. Что примечательно, голоса Ариэль я ни разу не слышала, хотя была прекрасно осведомлена, что дочери моря весьма шаловливы и не слышать от них смеха воистину странно. Что-то произошло с ней. При этом совсем недавно, взгляд бездумно блуждает за окном. Возможно, сам Тритон и посодействовал отплытию дочери в Академию. Первым делом я сменила юбки на походные штаны, пусть они, несколько облегающие, непрезентабельного чёрного цвета, и вообще, это неприлично, но удобно. И здесь нет правил, меня сейчас считают за студентку, а нам можно всё. Если мы оденемся в рваные штаны и куртки, среди нас это будет считаться модой. Помню, как с удовольствием я любила наблюдать издалека за новыми веяниями одежды улиц. При этом саму меня душил корсет платья, а ноги сковывали туфли. Но забудем. Так, на какой проблеме я остановилась? Подложив руки под голову, смотрела на бежащую землю, наблюдала и думала, скорбея. Какая моя основная проблема? Возраст. Я, пожалуй, слишком молода для этого. Пройдя сегодня по вагонам поезда, отметила слишком много «пожилых» студентов как среди парней, так и девушек. И это мне разительно не нравится. Какой авторитет будет у преподавательницы, которая младше своих студентов? Некоторым из них на вид было лет двадцать пять, мне же мне же вот-вот стукнет двадцать лет. И что я смогу им дать? Сама нигде не обучалась специально, только поверхностно, но зато по всем знаменательным предметам. А глубже и больше? Нет. Да меня все здесь за первокурсницу приняли. А эти девочки считают меня подругой. Как с этим жить? Ведь как только мы приедем в Академию, как в народе её называют, Грёз, так в первый же день придётся расставить все точки. Провести грань между преподавателями и студентами. Как не странно, заснула я под мерный стук колёс по рельсам совсем с другими мыслями. Узор, витый на стенах и вышитый тонкой линией на стекле, вначале показавшийся мне инеем, оказался рисунком магического происхождения. Кто-то специально нарисовал здесь защитные руны, очень тонкие, что свидетельствует о профессионале, интересно, против кого поставили такую мощную защиту?