***
В понедельник на уроках Гермиона не переставая улыбалась: некоторые из студенток приставали к ней с просьбами показать обручальное кольцо, округляя глаза в восхищении. После сдвоенного урока у Слизерина и Гриффиндора она с удовольствием заметила, что к её столу пробираются Роза и Скорпиус. — Поздравляем, профессор Грейнджер, — довольно улыбаясь, сказал Скорпиус, и Гермиона рассмеялась. — Знаешь, Скорпиус, я собираюсь стать твоей мачехой. Ты можешь называть меня по имени. — Но не в стенах школы. Люблю, чтобы всё было по правилам, — пожал он плечами. Гермиона вздохнула. И зачем им ещё ребёнок, когда Скорпиус такой прекрасный парень? — Ладно, меня-то не волнует вся эта ерунда, поэтому молю, тётя Гермиона, расскажи нам о предложении во всех подробностях! — Роза подпрыгивала на месте от нетерпения. — Едва ли она может рассказать нам всё, — фыркнул Скорпиус. И тут же получил тычок от Розы и возмущённое «Скорпиус!» от Гермионы. Он усмехнулся. — Гляди-ка, да ты уже ведёшь себя как мачеха, — по-доброму подколол он. Отсмеявшись, Гермиона начала рассказывать о предложении руки и сердца, избегая неприличных подробностей. О неловком, казалось бы, предложении — но идеальном для Гермионы. Ведь для них это был прекрасный момент. При упоминании романтического местечка на пляже, где Драко сделал предложение, Роза расширила чуть увлажнившиеся глаза. Скорпиус рассмеялся, представив словесный понос Драко — и особенно часть с «дурёхой». Гермиона практически светилась, собираясь выйти из класса вместе со своей крёстной дочерью и будущим сыном и по настоянию Розы делясь кое-какими подробностями прошедших выходных. — Вы уже назначили дату? — Мы обручились только в пятницу, Роза. — И вы не обсуждали место проведения или что-то подобное? Гермиона качнула головой. Этот вопрос не должен был застать её врасплох. В конце концов, это всего лишь планирование — то, чем жили такие люди, как она сама и её крестница. Но, в то время как планы уроков Гермионы были скрупулёзно просчитаны в малейших деталях и рассортированы по цветовым блокам, планы свадьбы… Свадьба. Замужество. Выбрать белое платье и цветочные композиции. Придумать, как отсадить максимально далеко её родителей от тётушки Драко, Лукреции. Над всеми этими вещами Гермиона никогда не задумывалась так, будто бы это может произойти с ней самой. Будучи юной девочкой, Гермиона могла бы в лучшем виде устроить реорганизацию библиотеки Хогвартса, но если бы вам довелось спросить её о том, какой она представляет свою будущую свадьбу, она бы просто бросила уничтожающий взгляд исподлобья. Внезапно закружилась голова. Пора бы поговорить с Филчем о температурном режиме в школе. Живот вообще способен вспотеть? — Тётя Гермиона? Ты в порядке? — спросила Роза, обеспокоенно глянув на неё. — Да-да, в порядке. Просто… я ещё не думала о деталях, — и на Гермиону тут же обрушился целый их рой, будто бы поджидавший нужного момента. Маггловская церемония или волшебная? Или от обеих понемногу? И кого из родственников она может пригласить, ведь не все в её семье знают, что она ведьма? И насколько сильно взбесится тётя Эвелин, если не позвать стервозных кузин, её дочерей, в подружки невесты?.. — О, так вот где вы двое, — вошёл в класс Альбус Поттер, — не будете против, если я гляну ваши конспекты по ЗОТИ? — в этот момент он заметил стоящую рядом профессора Грейнджер — на ней лица не было. — Извините, что пропустил урок, профессор. Я проспал. Его слова вернули Гермиону к реальности. — Этот урок начинается в три часа дня, Альбус. — Точно. Так что насчёт конспектов? — снова обратился он к Скорпиусу и Розе. — Альбус, профессор Грейнджер и папа Скорпиуса женятся! Это замечательно, правда? — спросила Роза. — Да ладно? — спросил Альбус, поворачиваясь к Гермионе. Она коротко кивнула. — Круто. Но у нас, — он хлопнул Скорпиуса по спине, — всё ещё не решён вопрос с конспектами. — Гермиона! Что за хрень, чёрт побери? Почему ты не написала мне сразу же, как только Хорёк сделал тебе предложение? — ворвавшись в кабинет, спросила Джинни Поттер, выглядя в одинаковой степени раздражённой и взбудораженной. Она тащила за руку своего недовольного чем-то мужа. — Дай-ка взглянуть на этот булыжник! — она крепко обхватила левую руку Гермионы и, рассматривая кольцо, присвистнула: — Шикарно, шикарно. Так ведь? Гарри, ты только взгляни, — и обернулась, обращаясь к детям: — Здравствуй, сын мой. Скорпиус. Роза, милая. Альбус закатил глаза в ответ на появление надоедливых родителей. — Пс-с. Так я увижу эти конспекты? — и, снова привлекая внимание Скорпиуса, спросил он. — Ради Мерлина, Гермиона, — Гарри удивлённо расширил глаза. — Я парень, но я не прочь стащить у тебя это кольцо. Мне больше никогда в жизни не пришлось бы работать. Джинни хихикнула: — Забавно, что ты заговорил об этом. У Гарри есть очень интересные новости. — О, правда? — спросила Гермиона, взглянув на Гарри. Джинни самодовольно кивнула. — Гарри решил, что пришло время покинуть пост главы Департамента магического правопорядка. Гермиона и Альбус синхронно выпучили глаза. — Что?.. — воскликнул Альбус. — Что? — изумилась Гермиона. — Ты серьёзно? Гарри, ты так много работал для этого. Почему сейчас? — Это скука смертная, Гермиона. Я погряз в бумажной работе. Помнишь деньки, когда мы были аврорами, и каждый день был полон впечатлений и трудностей, и те вечеринки на всю ночь с сослуживцами, и отвратительную китайскую еду навынос, которую мы покупали в той дерьмовой забегаловке ниже по улице, и о том, как глотали тройной эспрессо каждые несколько часов? Гермиона поморщилась. — Если упустить моменты с чёртовой китайской едой и чрезмерное потребление кофеина, я с теплотой вспоминаю о тех временах. — Да, точно, вот это я любил. Энергия. Риск. Братство. Быть главой Департамента — это тупик карьеры, если не претендуешь на пост Министра магии… И, чтоб мне сдохнуть, я бы скорее согласился на Круцио, чем на эту работу! Мне некуда деться с этой работы, и потому я ухожу, — Джинни ткнула его локтем. — Ну и… я проиграл пари. — О чём это ты? Что ещё за пари? — Гермиона прищурилась. — Давным-давно Гарри заключил пари, — Джинни хихикнула. — Глупейшее пари. — Дорогая. Ты действительно хочешь… — …пари, о котором он должен был поразмыслить получше, прежде чем спорить. Особенно с такой умной женщиной… — Джинни предложила спор: если вы с Малфоем поженитесь, я уйду с работы. Тишина. — Та-а-ак. И что бы проспорила ты, если бы победил Гарри? — Мы договорились, что я рожу ему дочь. Оглушающая тишина. — Это просто… вау. Ты не мелочишься со ставками, Джин. — Спасибо, — приосанилась Джинни. — Эм… мам, — вмешался Альбус. — И что мы будем делать с… ну, знаешь, деньгами? Я имею в виду, папа ведь уволился с высокооплачиваемой работы в Министерстве. Джинни отмахнулась: — Об этом не беспокойся. У меня есть работа, а ещё у нас есть кое-какие сбережения и инвестиции. Мы богаты, детка. Сейчас время твоему отцу делать то, что он хочет. Поразмыслить над вариантами. Медленная коварная ухмылка растянула губы Гарри. Остальные, вероятно, не заметили, но от Гермионы это не укрылось. — Здорово, — нахмурился Альбус. — Чертовски здорово. — Выражения, приятель, — одёрнул его Гарри. Альбус проигнорировал эти слова: — Я хочу официально заявить, что это чертовски плохая идея, и я на все сто процентов против. — Приятно чувствовать твою поддержку, сынок, — закатил глаза Гарри. — Пап, без обид… но что конкретно ты умеешь делать? С тех пор, как я себя помню, ты работал в охране порядка. Сначала ты был аврором, потом стал начальником. Какие ещё навыки у тебя есть, кроме того, что ты сажаешь плохих парней в тюрьму? Гарри снова дьявольски ухмыльнулся: — Ну, сын мой, — сказал он, потирая ладони, — вот и увидим, да? Джинни, Альбус и Гермиона синхронно закатили глаза. Скорпиус и Роза наблюдали за происходящим с выражением ошеломления на лицах. Спустя пару долгих минут, в течение которых Гарри маниакально взирал в никуда, Гермиона вновь заговорила: — Хоть я и в восторге от того, что вы двое не стесняетесь использовать мою личную жизнь в качестве заднего фона для своих извращённых игр, но всё же я спрошу: не могли бы вы в будущем это прекратить, чёрт побери? Простите за выражение, — добавила она, обращаясь к подросткам. — Не могу обещать, — пожала плечами Джинни.***
Альбус, Скорпиус и Роза сели за слизеринский стол в Большом зале, присоединившись к Саймону, приберёгшему для них места. — Что я вижу, сегодня вы двое решили разделить трапезу со змеями? — спросил Саймон. — Да, мы пришли к компромиссу в этом году. Вчера мы ели за гриффиндорским столом, поэтому сегодня мы сели за слизеринский. И так далее по кругу, — ответил Скорпиус. — Мы поняли, как много времени потратили впустую, сидя отдельно друг от друга в Большом зале, — сказала Роза. — Довольно тяжело учиться на разных факультетах. Подумай только, сколько времени мы провели, пытаясь перегрызть друг другу глотки, хотя могли бы быть вместе. Жизнь слишком коротка для этого. — Точно, — протянул Альбус. — Вам, ребята, уже по четырнадцать. А ты не молодеешь, Роза. Двести лет назад ты была бы уже замужем и, наверняка, беременна. У тебя совершенно нет времени «быть молодой» и «перебирать варианты», когда у тебя есть такой мужественный молодой человек как Скорпиус, готовый вручить тебе свои яйца на блюдечке. Скорпиус и Роза закатили глаза. — Очень легко цинично отзываться о любви, Альбус, — сказала Роза. — Я не циничный. Кто тут говорит о цинизме? Просто я скептически отношусь к тому, чтобы в четырнадцать, в таком зрелом возрасте, думать о том, чтобы связать себя с кем-то. У нас будет предостаточно времени для этого позже. Скорпиус совсем не обиделся: у него было чувство, что он понимает, что случилось с другом. — И как долго люди слишком молоды, Ал? Знаешь, мои родители поженились, когда отцу было девятнадцать, а маме — восемнадцать. — Ну да, чувак. И посмотри, что из этого вышло, — промямлил Саймон набитым едой ртом. Скорпиус сузил глаза: — Мои родители не развелись, Саймон. — Не развелись? — Нет. Моя мама умерла, когда мне было три года. Саймон удивлённо нахмурился: — Серьёзно? — Вполне уверен. — Хм. Я всегда думал, что вы с мамой просто не ладите. — Ну, как видишь, мы не успели испортить наши отношения… потому что она умерла. — Извини, я не подумал. — Как и всегда. Просто воодушевляет, какой ты олух, Саймон, но мы отвлеклись. По моему мнению, нелепо думать, что ты влюблён, немного потискавшись по углам, — заключил Альбус, засовывая в рот кусок пастушьего пирога. Скорпиус проницательно взглянул на него: — Ал. Что-то не так с Моникой? Альбус громко фыркнул в несвойственной для него манере. — С чего ты так решил? — Обычно ты не такой ворчун. Альбус снова фыркнул: — Это нелепо. Ну конечно, такой. Скорпиус и Саймон обменялись взглядами. Редко им приходилось видеть Альбуса в приступе гнева, как сейчас. Он едва ли позволял кому-либо пробиться сквозь свою внешнюю уверенность и невозмутимость. Альбус не был таким с первого курса, с тех пор как умер Леонард Нимой, — тогда он отказывался покидать свою постель целую неделю. Вдруг Альбус стрельнул взглядом ко входу в Большой зал, мрачно нахмурившись, и это не осталось незамеченным для Скорпиуса. Он проследил за взором лучшего друга — и тут же увидел причину его недовольства. Как и следовало ожидать, небрежно прислонившись спиной к стене, стояла Моника Флинт и разговаривала с высоким темноволосым пятикурсником с Гриффиндора. Она не выглядела столь же увлечённой разговором, как её собеседник, с улыбкой наклонившийся к ней. Но, хотя нейтральное выражение на её лице не отражало заинтересованности в гриффиндорце, она не делала никаких попыток уйти. Между делом она бросила взгляд на слизеринский стол и, найдя Альбуса сосредоточенным на обеде, снова обратила внимание на своего гриффиндорского ухажёра. «Мерлин, да она маскируется не лучше Ала», — отметил Скорпиус. Очевидно, они оба были совершенно безнадёжны: каждый из них делал вид, что они друг другу абсолютно не нравятся. А присущее им умение напускать на себя беспристрастный вид заставляло обоих поверить в отсутствие интереса, и это замыкало утомительный цикл: Моника флиртовала с другими парнями, вызывая ревность Альбуса, а тот настаивал, что его интерес чисто физический. Откровенно говоря, они играли друг с другом в скучную игру, и Скорпиус не видел смысла в том, чтобы наблюдать, чем всё закончится. Единственное, что он мог, — это вмешаться в личную жизнь своего лучшего друга. Ему просто нужно действовать поумнее, ведь Альбус ни за что не воспримет попытку действовать неуклюже и по-гриффиндорски — прямо в лоб. — Почему тебя не было сегодня на занятиях? — спросил Скорпиус. — Проспал, — отрезал Альбус. Скорпиусу было плевать на попытку Альбуса закрыть тему. Он хотел, чтобы ему дали ответ получше, и, ей-Мерлин, Альбус это сделает. — Почему? — Были причины, Скорп. Отстань. Скорпиус закатил глаза. — Ты разбудил меня среди ночи, когда вернулся в комнату. И чем же таким ты занимался в столь ранние утренние часы, после чего тебе пришлось отсыпаться так неприлично долго? Альбус выпустил вилку, и та звякнула, ударившись о тарелку, — он был раздражён вопросом. — У меня было ночное свидание. Ты это хотел услышать? — С Мон? Альбус зарычал: — Да, с Мон, потому что я не заигрываю с несколькими девчонками одновременно, чтобы удовлетворить свои потребности, — он сделал большой глоток тыквенного сока, глядя на Монику и хренова Патрика Мак-как его там-ПохитителяЧужихПодружекПоПоцелуям, до сих пор увлечённо болтавших друг с другом. Скорпиус мысленно застонал. Получается, Альбус не спал всю ночь, целуясь с девушкой (которая якобы ничем другим его не интересовала), а теперь она просто болтала с каким-то типом с Гриффиндора. Искренне преданная дружбе часть Скорпиуса просто не могла бороться с мыслью: «Вот дрянь!» — но логика подсказывала, что Альбус в каком-то смысле сам навлёк на себя немилость. Проглоти он свою упрямую гордость и скажи слизеринской Снежной Королеве, что ему нравятся не просто её губы, а она сама, и Моника вне всяких сомнений была бы с ним. Саймон хлопнул Альбуса ладонью по плечу: — Не переживай, друг. Ты был первым. Как говорят магглы: «Ранней пташке достаётся червячок». — Ага, а вторая мышь доберётся до сыра¹, — сказал Альбус, ставя кубок с тыквенным соком. — Мы можем лучше поговорить о том, что мои родители — придурки и что папа собирается стать праздно слоняющимся безработным бродягой, ведь они поспорили на то, поженятся ли твой отец и профессор Грейнджер? — спросил он, меняя тему. Скорпиус хмыкнул. — Ни за что не стал бы спорить с твоей мамой. Знаешь, уж твоему-то папе пора бы это знать. Альбус закатил глаза: — Мой папа смелый, добрый, бескорыстный и бла-бла-бла. Правда, не очень умный. Это факт, который, кстати, он сам полностью признаёт. Он неоднократно говорил мне, что единственная причина, по которой он до сих пор жив, то, что профессор Грейнджер помогала им с дядей Роном в детстве выпутываться из неприятностей. — Папа говорит то же самое, — ухмыльнулась Роза. — Скорпиус, тебе повезло, что она будет твоей мачехой. — Да, Скорп, — пошловато ухмыльнулся Саймон. — Тебе так повезло, что у тебя будет классная мачеха. Только представь. Теперь мы сможем подшучивать не только над Алом насчёт сексуальной мамочки. Скорпиус нахмурился: — Мы все уже обшутились насчёт профессора Грейнджер. Это в прошлом. — А как же Роза? — прищурившись, обратился к Саймону Альбус. — Её мама тоже секси. И я могу так говорить, ведь она мне не родная тётя, а просто замужем за моим дядей. — Вот чем вы занимаетесь? — настала очередь Розы нахмуриться. — Обсуждаете чужих мам, извращенцы? Саймон пожал плечами: — Почти. То есть не мою, потому что она самая обычная мама в мешковатых джинсах с высокой талией и с морщинками у глаз. Она, в отличие от мамы Ала и профессора Грейнджер, не расхаживает смущая всех вокруг своими упругими сиськами и задницей, или что-то в этом роде. И, Роза, я видел издалека твою маму и вынужден согласиться с Алом: она секси, не поспоришь. — Буду благодарна, если в будущем вы будете держать свои сексуальные намёки насчёт моей мамы при себе, — сузила глаза Роза. — Ой, да не будь ты такой, Уизли, — посмотрел на неё Саймон. — Просто подумай. Через двадцать лет ты будешь так выглядеть, и уже наши дети будут обсуждать, что ты секси, — Альбус и Саймон захихикали. Скорпиус прикусил губу: ему показались забавными слова Саймона, но совсем не хотелось вызвать на себя ярость своей девушки. Когда её уши краснели, а челюсти крепко сжимались, это могло значить лишь одно: она на волосок от того, чтобы выплеснуть свой горячий темперамент. Он мог либо оказаться такой же жертвой, как Саймон и Альбус, если они продолжат в том же духе, либо пожинать очевидное преимущество такого характера — а именно её стремление обниматься и целоваться вечерами до тех пор, пока перед глазами не засверкают звёзды. И речи не может быть о том, какой из вариантов казался ему наиболее привлекательным. Поэтому он, насмешливо глянув на друзей, пробормотал что-то о «незрелости», стараясь, чтобы Роза заметила его спектакль. — Подожди-ка, — сказал Альбус, оживившись от внезапной мысли. — Профессор Грейнджер — крёстная мать Розы. Роза — твоя девушка. Профессор Грейнджер станет твоей мачехой. Разве это не делает вас двоих… сводными братом и сестрой? Скорпиус и Роза одновременно бросили свои вилки и с отвращением поморщились. Скорпиус легко мог бы стереть эту самодовольную ухмылку с лица лучшего друга, если бы не знал, насколько умным и исключительным Альбус считает себя в этот момент. «Повезло, что у тебя сейчас проблемы с девушкой, мудила», — он послал тяжёлый взгляд и мысленно обратился к Альбусу, как могут только самые близкие друзья. Самодовольно скрестив руки на груди, Альбус так же беззвучно ответил с самым серьёзным выражением лица: «Посмотрим, не будешь ли ты вспоминать об этом каждый раз, когда будешь её целовать». Посмеиваясь, он позволил своему взгляду вновь скользнуть к Монике и гриффиндорскому придурку. Моника посмотрела в его глаза, и он ощутил, как в животе потеплело. Он улыбнулся шире, и Моника улыбнулась в ответ. Альбус почувствовал, как его щёки начали гореть. «Ох, чёрт, — подумал он. — Дурацкие чувства».