ID работы: 8854652

An Indefinite Amount of Forever

Гет
Перевод
NC-17
Завершён
2312
переводчик
harrelson бета
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
163 страницы, 18 частей
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
2312 Нравится 174 Отзывы 878 В сборник Скачать

Мальчишки

Настройки текста
      Её губы на вкус были как вишнёвый пирог с ужина. Она была крайне воодушевлена этим вечером — и Альбус не мог не задаться вопросом, что же это значило.       — М-мон-н, — проговорил он прямо в её губы, — Мон, мы можем остановиться всего на секунду?       — В чём дело? — спросила она едва слышно, распахнув свои и без того огромные зелёные глаза.       Альбус покачал головой:       — Всё в порядке, просто я подумал… между нами только это?       Она приподняла бровь.       — А ты хотел бы, чтобы между нами было что-то ещё?       — Ну да, возможно, — ответил он, почёсывая затылок. Он не привык открыто выражать свои чувства. Но кое в чём Скорпиус был прав: если ему не нравится видеть, как она флиртует с другими парнями, то, чёрт возьми, придётся поговорить с ней об этом.       — Я надеялась, что ты предложишь, — ухмыльнулась Моника, придвинувшись, чтобы снова поймать его губы, и одной рукой ловко расстёгивая пряжку его ремня.       Где-то в глубинах большого чудесного мозга Альбуса произошло замыкание. Она пытается коснуться его там! И если он позволит ей, она сразу поймёт, насколько сильно их поцелуи на него действуют. Он перехватил запястье, останавливая движения, и оторвался от её губ.       — Что ты делаешь?       На первый взгляд она казалась спокойной, однако Альбус видел, что она смущена.       — Ты сказал, что хочешь кое-что ещё.       Альбус тяжело выдохнул.       — Само собой, я только за, если ты продолжишь делать то, что собиралась. Но я говорил о другом.       — Ты хочешь кое-чем заняться со мной?       «Фу-уф… А о чём мы вообще?» — озабоченный подросток внутри его обычно трезвого разума вступал в свои права — как один близнец, поглощающий другого в материнской утробе. Каким же глупцом он был, когда считал, что только парни одержимы мыслями о сексе.       Выражение её невозможно зелёных глаз стало мягче.       — Всё в порядке, — прошептала Моника, — я тоже ещё не делала ничего такого раньше, — робко добавила она.       Его губы изогнулись в улыбке. Не то чтобы он был каким-нибудь мужланом, но ему было приятно услышать, что он единственный.       — Мы не обязаны, если не хочешь.       — Я хочу, — без колебаний ответила она и, осознав, как нетерпеливо это прозвучало, тут же пошла на попятную, чтобы не показаться легкодоступной: — Если, конечно… если ты хочешь.       Улыбнувшись, Альбус легонько коснулся её губ:       — Конечно, хочу.       Она покраснела, и тут же треснул её образ крутой девчонки, обнажая истинное лицо — юной неопытной девочки-подростка. Смущённо прикусив губу, она снова взялась за застёжки на его брюках.

***

      Насупившись, Скорпиус с отчаянием всматривался в строчки на пергаменте.       — Мерлин, да я как будто рекламирую бодроперцовое зелье в этом эссе. Послушай: «Бодроперцовое — одно из самых полезных зелий, которое должно быть в арсенале у каждого волшебника. Помимо того, что оно справится с головной болью, похмельем, тошнотой и усталостью, этим его возможности не ограничиваются. Оно помогает восстановиться после заклятия Круциатус и контакта с дементорами». Да мне должны платить за эту хрень, — ухмыльнулся он.       Альбус не ответил, продолжая пялиться в тот же абзац, на котором остановился ещё полчаса назад, притворяясь, что читает учебник по зельям.       — Ал?       Ноль реакции.       — Ал!       — Что? — машинально повернулся тот.       — Да что с тобой сегодня? — покачал головой Скорпиус.       Альбус пожал плечами.       — Ничего.       Скорпиус слишком хорошо знал друга, чтобы хоть на секунду ему поверить.       — Ты слышал, что я только что сказал?       — Что-то о перцах, — пробубнил Альбус.       — Ты что, заболел? — уставился на него Скорпиус.       Альбус вздохнул:       — Я в полном порядке. Продолжай читать. Клянусь, я тебя слушаю, — выражение его лица в последние несколько дней было бы трудно описать словами. Казалось, он смотрел на мир новыми глазами, ему требовалось больше времени, чтобы пережёвывать обычную пищу и наблюдать за привычным окружением. Взгляд порхал с предмета на предмет с изумлением новорождённого, но в целом выражение лица хранило привычную невозмутимость.       Скорпиус закатил глаза.       — Тогда тебе стоит начать писать эссе для Слизня. Ты знаешь, он в этом году меньше пьёт, так что обращает больше внимания на…       — Моника мне подрочила, — перебил его Альбус.       Рука Скорпиуса, выводившая очередную фразу на пергаменте, замерла.       — Что она сделала?       — Подрочила. Мне. Один раз.       У Скорпиуса отвисла челюсть. Он так и не убрал перо с пергамента, и под ним начало расплываться едва заметное чернильное пятнышко.       — Это… вау. По крайней мере, это объясняет твой внезапный дефицит внимания.       Альбус кивнул:       — Я, вроде как, всё ещё перевариваю случившееся.       — Я тебя не виню, — чернильное пятнышко выросло до размеров галлеона. — Ну и… как это было?       Альбус приподнял бровь:       — Ты же в курсе, что такое оргазм?       — Я в курсе, — фыркнул Скорпиус.       — Ну, вот. Только вместо того, чтобы заниматься этим самому, мне это сделала симпатичная девушка. И как, думаешь, это было?       Скорпиус издал странный смешок — такой, который иногда вырывается у людей, когда они не знают, что ещё сказать.       — Мои поздравления? — чернильная клякса уже добралась до забытых Скорпиусом строчек, пожирая букву за буквой.       — Спасибо, — Альбус задумчиво уставился в параграф учебника по зельям — это была вроде как нейтральная территория, на которую он сбегал, когда не мог выдержать зрительный контакт. — Я придурок, раз рассказал тебе об этом?       Скорпиус с любопытством посмотрел на него:       — Нет. Почему ты так думаешь?       Альбус пожал плечами.       — Ты никогда мне не рассказываешь о том, чем вы занимаетесь с Розой.       Оу. М-да. Откровенно говоря, Роза и Скорпиус ещё не зашли слишком далеко. Их отношения были на стадии отчаянных поцелуев и петтинга через одежду — сам Скорпиус был готов к большему, но не хотел давить на Розу.       — Честно говоря, мне не о чем рассказывать, дружище.       Альбус самодовольно приподнял бровь, наслаждаясь моментом:       — Так… получается, я первый из нас, кто почти занялся сексом. И как вообще такое могло случиться?       — Не спрашивай, — Скорпиус закатил глаза. — Не то чтобы я берёг свою невинность.       Альбус ухмыльнулся, откидываясь на спинку стула:       — Ну и ну. Я, Альбус Северус Поттер, первый из всех своих друзей, чьего члена коснулась девчонка.       Совершенно безобразным образом чернильная клякса завоёвывала всё большую и большую часть пергамента.       — Обязательно так говорить?       — Нет, нет. Знаешь, что интересно? — Альбус потёр подбородок. — По правде говоря, я всегда думал, что ты первым решишься на что-то в этом роде.       — Серьёзно? — изогнул бровь Скорпиус.       — Ну да. Ты богатый и умеешь разговаривать с людьми, и ты вроде как… — Альбус взмахнул руками, как бы обрисовывая облик Скорпиуса, — …сказочный принц со своими светлыми волосами и серебряными глазами, хорошим телосложением…       — Я едва ли назвал бы его хорошим…       — …но девчонки же на это ведутся, верно?       — Одна — да. Мне этого достаточно, — пожал плечами Скорпиус.       Альбус сам себе ухмыльнулся и снова вгляделся всё в тот же особенно сложный для понимания абзац.       — Она сказала, я первый, с кем она делала что-то такое, — произнёс он, понизив голос.       Скорпиус улыбнулся. Он знал, что, наверняка, это значило для его друга больше, чем любые сексуальные взаимодействия, случившиеся между ним и Моникой.       — Ты ей нравишься, Ал. Это любой идиот заметит.       От этих слов Альбус Поттер впервые за всю свою жизнь покраснел. Тепло, разлившееся по щекам, ошеломило его — он понятия не имел, что означает это ощущение.       — И она тоже тебе нравится, — сказал Скорпиус, наблюдая за другом, пытавшимся побороть свой первый в жизни румянец.       Альбус знал, что Скорпиус прав. Она ему нравится. И ему нужно что-то предпринять, чтобы всякие неудачники вроде Патрика не тянули к ней свои ручонки.       Но он ещё не был готов решить эту маленькую проблему. Эти ярлыки — девушка, парень, моногамные отношения — не казались ему чем-то естественным или логичным. Может, они имели бы смысл, крутись вокруг целая толпа девчонок, которые только и ждут того, что за ними приударит Альбус Северус Поттер.       Но вот он здесь, ощущает себя ревнивым пещерным человеком, готовым отгрызть лицо Патрику МакФирсону, который таскается за девчонкой, которую он, Альбус, считает своей собственной. Нелогично… но это так. И Альбусу придётся смириться с тем фактом, что, каким бы он ни был необыкновенным и не по годам развитым, он человек, а не вулканец. А люди имеют привычку лажать.       Он пожал плечами:       — Как скажешь, приятель. Кстати, у тебя весь пергамент в чернилах.       Скорпиус округлил глаза, заметив лужу чернил, захватившую большую часть его вконец испорченного эссе.       — Вот хрень!       Наблюдая за тем, как Скорпиус тянется за палочкой и тщетно пытается спасти хотя бы часть эссе, Альбус усмехнулся.       Я иду за тобой, Моника Флинт.

***

      По настоянию Джинни Гермиона и Драко согласились на неформальные дружеские посиделки у Поттеров в честь помолвки (Гермиона была непреклонна в отношении использования слова «вечеринка», так как это подразумевало слишком широкий круг приглашённых). И, дабы предотвратить ворчание Драко на тему «большей концентрации гриффиндорцев в комнате, чем безопасна для здоровья», она даже пригласила Блейза.       — Ты понимаешь, что будешь мне должна за это? — спросил Драко.       Гермиона приподняла бровь:       — Даже не притворяйся, что они и не твои друзья тоже.       Драко вздрогнул:       — Я признаю, что мы приятельствуем, но у меня язык не поворачивается назвать их друзьями. Кроме того, всего лишь вчера вечером мы ужинали у твоих родителей. Мои выходные просто посвящены обедам и вечеринкам с твоими людьми, — с надменным выражением лица он застыл у камина. — Выходные, которые мы могли бы посвятить гораздо более приятным делам.       — Хорошо, — Гермиона закатила глаза. — Что ты хочешь?       Драко сделал вид, что раздумывает над её вопросом, хотя им обоим было очевидно — он уже знает, чего хочет.       — Хм-м-м. Думаю, не помешает лёгкое удушение. Да. Да, и чем дольше я об этом думаю, тем больше хочу, чтобы ты села на моё лицо, когда мы вернёмся домой.       Глаза Гермионы вожделенно блеснули. Вот почему она любила этого мужчину. Сделав вид, что совершенно не воодушевлена его предложением, она произнесла:       — Снова? И почему только ты постоянно стараешься доставить мне удовольствие? Это так утомительно.       — Знаю, — ухмыльнулся Драко. — Я чудовище.       Едва они вышли из камина, Джинни тут же поприветствовала их, вручив каждому по бокалу вина.       — Слава Мерлину, вы здесь! Чувствую, ещё чуть-чуть — и я свихнусь… не обращайте внимания, — она плеснула себе вина в бокал с надписью «Лекарство для мамочки».       — Где Гарри? — спросила Гермиона.       — В своей «студии», — Джинни закатила глаза.       Гермиона не могла не обратить внимание, как она выделила это слово кавычками в воздухе, чудом не пролив вино.       — Могу я спросить?..       — Нет необходимости, — фыркнула Джинни. — Как только он спустится, он всё равно не сможет молчать о своей новой «профессии», — бокал с вином снова опасно накренился, когда она взмахнула согнутыми пальцами.       — Профессии? — удивилась Гермиона. — Быстро он. Чем он занимается?       — Творю. Вдыхаю жизнь в обыденную рутину. Чего только я не делаю, — произнёс возвышенный претенциозный голос. Это был Гарри. Он стоял скрестив ноги, ненадёжно балансируя посреди лестницы на одной ноге и второй упираясь в край ступеньки, словно позируя.       — Эм? — выдавила Гермиона, оценивая его внешний вид. Его обычно растрёпанные волосы выглядели так, словно вконец вышли из-под контроля, — очевидно, он бросил все попытки причесаться. И если раньше он носил аккуратную, простую, универсальную одежду (Джинни называла его манеру одеваться «Папашка на стиле»), то теперь на нём были свободные лёгкие льняные брюки, стянутые на бёдрах шнурком. Рубашка, по-видимому, шла в комплект. Обе вещи были велики ему на несколько размеров и кричащим пурпурным цветом живо напомнили Гермионе о Златопусте Локонсе. В довершение всего он был босым.       — Новый стиль? — спросила Гермиона, не упустив из вида, как исказилось в гримасе лицо Джинни.       — Нравится? Творить куда комфортнее, когда ты не обременён тяжёлыми тканями.       Драко нахмурился:       — Где ты, чёрт побери, откопал этот прикид, Поттер? Выглядишь как бездомная гадалка.       Гарри закатил глаза:       — Ты просто завидуешь, потому что тебе не хватает уверенности, чтобы самому измениться.       Драко фыркнул.       — Во-первых, Поттер, не льсти себе — ты не изменился. Во-вторых, я — кто угодно, но уж точно не завистник, — Драко выпрямился, поправляя лацканы своего дорогого блейзера.       Гермиона перевела взгляд со своего жениха на Гарри. Сложно было представить двух людей, выглядящих настолько по-разному. Каким-то образом, в сравнении со встрёпанным хаосом, который представлял из себя Гарри, беспорядок в одежде Драко казался безукоризненным. Гермиона мысленно вздохнула. Едва ли она когда-нибудь привыкнет к его модельной внешности.       Она снова обратила внимание на Гарри, оставшегося совершенно безразличным к резкой критике Драко по поводу его нового облика.       — Так ты теперь… занимаешься творчеством? И чем же конкретно?       — В основном фотографией. Кроме того, я проникся живописью. Я нахожу её гораздо более свободной, чем другие способы передать информацию миру. Возможности творить просто безграничные.       С этим откровением Гермиона заметила на его брюках несколько пятен краски разных цветов.       — Это здорово, — она понятия не имела, что ещё сказать. Очевидно, Гарри был совершенно очарован своим новым занятием, и ей не хотелось его разубеждать. Но, с другой стороны… вся эта одежда… и эта его новообретённая способность в каждое предложение вставлять слово «творить»… всё это было довольно странно.       — Так ты теперь ведёшь богемный образ жизни, — произнёс Драко с той же суровостью, с которой мог бы сказать: «Так ты решил перестать мыться». Он повернулся к Джинни, наливающей Лекарства для мамочки до самых краёв. — И как ты к этому относишься?       Хорошенько отхлебнув из бокала, она довольно выдохнула от ощущения алкоголя, проникающего в кровь.       — О, я просто в восторге оттого, что Гарри занимается тем, что ему нравится. То есть это же я вынудила его уволиться с работы. Так что это всё моя вин… то есть моих рук дело, верно?       Драко ухмыльнулся в ответ на оговорку Джинни.       — И как, получается, Поттер? Или ты один из бездельников, которые просто закрывают глаза и разбрызгивают краски на холст?       Гарри приподнял бровь:       — Я предпочитаю считать себя постэмоциональным экспрессионистом, внедряющим в свои работы премодернистские мотивы.       Совершенно не впечатлившись, Драко закатил глаза:       — Большей чуши в жизни не слышал.       В наказание за грубость Гермиона больно его ущипнула, проигнорировав недовольное «Ауч!».       — Мы бы с радостью взглянули на твои работы, Гарри, — проговорила она мягко — тоном, которым обычно разговаривала с притормаживающими первокурсниками.       Приосанившись, Гарри дал им знак подняться по лестнице. Они остановились напротив двери с табличкой «Не входить. Вопрос жизни и смерти».       — Моя фотолаборатория, — небрежно бросил Гарри.       Драко прикусил губу, чтобы не рассмеяться от того, как претенциозно это прозвучало. Гермиона предупредительно ущипнула его за задницу: раз уж она не могла рассмеяться, никто не мог.       — А это — моя студия, — с гордостью отца, представляющего миру собственное дитя, проговорил Гарри.       Гермиона едва могла рассмотреть собственные руки сквозь пары благовоний. Она пыталась не закашляться — воздух был чистым пачули. Как только жжение в глазах поутихло, она оказалась в окружении устрашающего, почти жестокого буйства красок, наляпанных на холсты. При ближайшем рассмотрении ей удалось распознать тела, прописанные чуть более сложно, чем фигурки из палочек, — по три на большинстве из полотен. При ещё более внимательном осмотре картина складывалась недвусмысленная. В центре каждого холста была нарисована фигурка с чёрными волосами и шрамом в виде молнии, фигурка справа выделялась рыже-оранжевыми волосами, а у фигурки слева…       — Чёрт возьми, Поттер. Это что, Гермиона? — возмутился Драко.       У фигурки слева были пышные вьющиеся каштановые волосы и внушительных размеров бюст. Как ни странно, сами фигурки не могли похвастаться детальной прорисовкой — но грудь была изображена весьма неплохо.       — Не знаю, что и думать, Поттер, по поводу того, что ты рисуешь грудь моей невесты на каждой из своих «картин», — сказал Драко, использовав весьма кстати кавычки Джинни.       — Это искусство, Малфой, — отмахнулся от него Гарри. — Не нервничай ты так. Гермиона же понимает, верно?       Драко повернулся взглянуть на реакцию Гермионы. Никогда прежде он не видел на её лице такого выражения: один глаз был куда больше другого, уголок рта приподнялся в кривоватой ухмылке.       — Так ты рисуешь… нас?       — В школьные годы. Смотри, вот здесь, — он указал на картину, состоящую сплошь из аляповатых чёрных и зелёных мазков краски с единственной загогулиной, пересекающей весь лист, наверху которой были изображены фигурки Гарри, Рона и Гермионы. Грудь Гермионы на этом рисунке была совсем небольшой. — Вот здесь мы в Тайной комнате на втором курсе. Я знаю, что ты тогда окаменела, Гермиона, но ты всё равно была с нами. Без тебя ничего из этого бы не случилось. А это, — он махнул в сторону картины в жёлтых и коричневых тонах, исчерченной строго вертикальными линиями, в центре которой виднелись три фигуры (Гермиона угадывалась по заметно подросшей груди) рядом с большим красным треугольником. — Это мы в лесу Дин.       Драко закатил глаза.       — К твоему сведению, Поттер, грудь ты рисуешь неправильно. У неё соски ближе к центру, чем здесь, а ещё они больше, чем ты дума… ай! Да за что?       Гермиона снова ущипнула его за задницу. Откровенно говоря, точность изображения груди на этих картинах её волновала меньше всего.       Оправившись от лёгких телесных повреждений, Драко хмуро оглядел комнату:       — Знаете, самое смешное, что эти картины будут продаваться на ура. И будут стоить безумных денег — просто потому, что их нарисовал сам Гарри Поттер.       — Я рисую не ради денег, Малфой, — Гарри безмятежно улыбнулся. — Мне достаточно того, что мои работы взывают к чувствам людей.       Округлив глаза, Драко рассматривал ещё одну картину. На ней были изображены призрачно-голубые тела Гарри и Гермионы, выплывающие из, по-видимому, медальона, за ними с земли наблюдал Рон. Грудь Гермионы была прорисована потрясающе детально.       — Точно. Эта определённо взывает к некоторым «чувствам», — протянул Драко, старательно отгоняя мысли о том, что какой-то богатый дрочила купит эту гнусную вещицу, чтобы передёрнуть на изображение его обнажённой невесты.       Гарри проигнорировал его резкий тон:       — Мне нужно помочь Джинни в столовой. Вы можете остаться. Изучайте. Исследуйте. Наслаждайтесь, — он выплыл из комнаты.       — Он же не серьёзно? — не теряя времени и не скрывая отвращения, обратился к Гермионе Драко.       Она вздохнула — смеяться как-то расхотелось.       — Не смотри на меня так. Я и понятия не имела о его… творческих наклонностях.       — Нет у него никаких творческих наклонностей. Ему скучно, вот он и занимается этой ерундой, чтобы отвлечься. Глянь хотя бы на это, — сказал он, показывая на голубые фигурки Гермионы и Гарри, изображённые в лесу Дин. Драко вдруг прищурился: — Когда вы двое бродили по лесам на седьмом курсе… между вами ведь ничего не было, так?       — Зачем ты вообще спрашиваешь? — поморщилась Гермиона. — Я даже никогда не задумывалась, есть ли у Гарри гениталии. Он для меня как брат.       — Тогда почему вокруг одни сиськи?       — Он парень, Драко. Поверь той, что конфисковала достаточно каракулей: мальчишки любят рисовать сиськи.       — Я никогда таким не занимался. Я был слишком занят настоящим сексом, вместо того чтобы рисовать повсюду воображаемые сиськи, — Драко вздрогнул, рефлекторно прикрывая зад при виде того, как сузились глаза Гермионы. — Шучу. До встречи с тобой я был девственником. Ты — единственная женщина на всей планете. Все остальные — просто парни, притворяющиеся женщинами.       — Я так и думала, — ухмыльнулась Гермиона, обвив Драко руками и целомудренно касаясь губами его рта. Он углубил поцелуй, превращая невинное касание в развратное и многообещающее. Его руки скользнули выше, лаская её соски сквозь ткань платья.       — Драко, — Гермиона чуть отстранилась, — что ты делаешь?       — Он же сказал «исследовать и наслаждаться», — отозвался он, покрывая её шею поцелуями.       — Сомневаюсь, что он имел в виду именно это, — предостерегла Гермиона, ощущая, как заражается его безумием.       Посасывая кожу под её ухом, Драко ответил:       — Ты же не думаешь, что я могу провести так много времени в комнате, сплошь увешанной изображениями твоей груди…       — Ужасными изображениями.       — Ужасными и недостоверными, но всё же изображениями, и не ждёшь, что я смогу оставаться в штанах?       Гермиона захихикала.       — Драко, — с трудом выдохнула она.       — М-м-м, — его руки скользнули к её бёдрам, пока губы оставляли обжигающие следы под челюстью. — Скажи ещё раз, но на этот раз с чувством.       — Держи себя в руках.       — Или ты можешь подержать в руках меня.       — ВЫ ДВОЕ ЧТО-ТО СЛИШКОМ ДОЛГО ПРОПАДАЕТЕ ТАМ! ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ О ТОМ, ЧТОБЫ ПО-ТИХОМУ ПЕРЕПИХНУТЬСЯ ПОД МОЕЙ КРЫШЕЙ, МАЛФОЙ! — разнёсся по всему дому усиленный Сонорусом голос Гарри. Драко вздохнул.       — Ладно. Но вечером я доберусь до тебя, Грейнджер.       Она снова захихикала, стараясь не дать ему понять, как закружилась её голова от этих слов.       — Называй меня «Грейнджер», пока можешь, Малфой, ведь скоро я тоже буду Малфой.       Зарычав, он притянул её теснее, лицом зарываясь в волосы.       — Значит, всё-таки решила взять мою фамилию, — сказал он, покусывая её ушко.       — Возможно. Я ещё до конца не определилась, но, если и сделаю это, это будет моё решение и только после долгих размышлений. И это не будет значить, что я тебе принадлежу, даже не думай, — поддразнила она.       — Конечно, нет, — прошептал он ей на ухо, и россыпь мурашек пробежалась вдоль её позвоночника. — Но это не значит, что мысль о том, что ты возьмёшь моё имя, не заставляет меня хотеть взять тебя…       — ЭЙ, ВЫ, Я, БЛЯТЬ, НЕ ШУЧУ! ВЫМЕТАЙТЕСЬ ИЗ МОЕЙ СТУДИИ, ПОКА Я НЕ НАТРАВИЛ НА ВАС СВОЮ ЖЕНУ!       Вскоре после того, как Гермионе удалось убедить Драко спуститься к Гарри и Джинни (возможно, некоторую роль сыграла пара данных обещаний на вечер), пришли Рон и Сьюзен.       — Поздравляю вас, — сказала Сьюзен, обнимая их обоих. — Я знала, что это скоро случится.       Прищурившись, Рон подошёл к Драко:       — Малфой, знаю, ты слышишь это уже в сотый раз, но…       — Да-да-да. Если я её обижу, ты заставишь Поттера выбить из меня всё дерьмо.       — Просто чтобы ты запомнил как следует, — пробормотал Рон, скрещивая руки на груди. Он покусал губу, оглядывая комнату и стараясь напустить на себя равнодушный вид. — Как там поживает твой сын?       — Тебе просто интересно, рассказал ли он мне, как далеко у него зашло с твоей дочерью, — ухмыльнулся Драко.       Рон зарычал:       — Моя Роза — ангел, и твоему сыну очень повезло, что она обратила на него внимание! И она слишком юная, чтобы думать о чём-то, чем можно заниматься с мальчиками.       Драко небрежно осмотрел свои ногти:       — Конечно. Но, как ты должен помнить, Уизел, четырнадцатилетние мальчики не слишком юные для того, чтобы думать о чём-то, чем можно заняться с девочками.       — Что тебе известно? — впился в него взглядом Рон.       Гермиона закатила глаза:       — Ничего, Рон. Он просто пытается вывести тебя из себя, — она снова ущипнула Драко, и тот по-девчачьи взвизгнул. — В тысячный раз повторяю: держи себя в руках.       — Ты просто псих, Малфой, — Рон сузил глаза.       — А ты — самое большое одноклеточное в мире, Уизли.       Гермиона прервала обмен любезностями, вручив Драко новый бокал, чтобы заткнуть.       — Спасибо, милая, — Драко глянул на камин. — Блейз опаздывает.       — Типичный Блейз, — прищурившись, сказал Гарри. Они были знакомы по работе, поскольку компания Блейза снабжала экипировкой аврорат. — Он всегда так делает. Я как-то сказал, что это очень раздражает, и он ответил что-то об «утверждении во власти» или какой-то подобной фигне. Видимо, это оправдывает, что ты мудак.       — Тебе не нравится Блейз? — спросила Гермиона.       — Мне он очень нравится, — сказал Гарри, — но вы же не будете отрицать, что он немного засранец? В смысле… он не говорит «будь здоров!», когда кто-то чихает. Не замечали?       — Не уверена, говорю ли я сама каждый раз, Гарри, — ответила Гермиона.       — Ладно, но он-то никогда не говорит. Не то чтобы мне это было необходимо… но было бы приятно услышать хотя бы скромный «gesundheit»¹.       Драко закатил глаза, потягивая из бокала чересчур кислое Beaujolais. В принципе, он был согласен с Гарри — порой Блейз действительно вёл себя как засранец. Но они были лучшими друзьями, и, хотя он ни за что не признался бы в этом, своей верностью Блейз превзошёл бы самого лояльного пуффендуйца.       — Кстати, Поттер, отчасти я виню тебя за то, что в речи Скорпиуса прибавилось грубых словечек в последнее время. Тебе нужно следить за языком, когда ты разговариваешь со своим пронырой-сыном, — сказал Драко.       — Меня? — фыркнул Гарри. — И это я слышу от парня, который вдохнул новую жизнь в слово «чёрт». Вот кого стоит винить в появившихся у Альбуса выражениях.       — Не так уж я и плох.       — Малфой, ты на полном серьёзе сказал, что «пиздец» — основа всех слов. Так что, может, вынешь голову из задницы?       Драко ухмыльнулся:       — Я так и знал, что вся эта крутость, беззаботность и претенциозность совсем ненадолго. Видишь, как легко тебя расшевелить, Поттер?       — Ой, да заткнись нахер, Малфой, — ответил Гарри, потягивая пиво.       Взревевший в камине летучий порох объявил о появлении Блейза Забини и чересчур юной для него спутницы — хрупкой, вульгарной блондинки в обтягивающем платье пурпурного цвета, которое, возможно, отлично подошло бы для ночного клуба, но выглядело совершенно неуместно на скромной коктейльной вечеринке.       Джинни нацепила искусственную улыбку и вручила им по бокалу вина.       — Блейз, очень мило, что ты смог прийти. И я рада нашему знакомству с…       — Я Анжела, — ответила девушка, принимая бокал. — Я работаю на мистера Заб… то есть Блейза, — она хихикнула. — Извините. Я ещё не привыкла его так называть.       Джинни стрельнула в Блейза да-ты-совсем-охренел-она-же-ребёнок взглядом, и тот ответил своим и-мне-очень-стыдно-но-что-поделать-если-ровесницам-я-не-нравлюсь.       Драко только закатил глаза. Он уже привык к пустоголовым потаскушкам Блейза вдвое младше его самого. Больше всего его обеспокоило то, что эта работала на Блейза, — а значит, друг был загружен работой настолько, что не мог выйти в свет и с кем-то познакомиться. Одно дело — серьёзно заниматься карьерой. И совсем другое — забросить прочие аспекты своей жизни.       — О божечки! Профессор Грейнджер? — взвизгнула Анжела.       Гермиона едва не опрокинула бокал.       — Ох, чёрт, — пробормотала она себе под нос, пытаясь смутно припомнить лицо девушки, у которой преподавала в первый год.       — Сомневаюсь, что вы меня помните, — продолжала Анжела. — Мне не хватило С.О.В. для вашего углублённого курса, но двое моих друзей у вас учились. Помню, вы были типа молодой горячей училкой и все парни мечтали о вас.       Прищурившись, Драко притянул к себе Гермиону. Ему не нравилось, когда кто-то напоминал о том, что его невесту постоянно окружают озабоченные подростки, преимущественно семнадцатилетние юноши, которые, наверное, на стенку лезут, лишь бы трахнуть молодую училку.       Гермиона покраснела.       — Ты ведь с Пуффендуя, верно?       — Да! Божечки. Поверить не могу, что вы меня помните. Но вы, наверное, типа очень умная, да?       Блейз, Драко, Гарри, Джинни, Рон и Сьюзен — все сдерживались, чтобы не фыркнуть. Анжела не заметила их веселья.       — Знаете, на кого вы похожи? На мою подругу Лизу. Вам никто не говорил, что вы похожи на Лизу?       На этот раз Джинни не сдержалась и фыркнула. Гермиона уставилась в пол и молилась, чтобы на них обрушилось какое-нибудь стихийное бедствие и они смогли бы закончить этот разговор.       — Нет, боюсь, что не говорили.       — Ну, вы похожи, — сказала Анжела, передавая вино Блейзу. — Миссис Поттер, я могу воспользоваться вашей уборной?       Джинни, не в восторге от обращения «миссис Поттер» от девочки-подростка, с которой она была вынуждена общаться, лишь коротко кивнула, указав на дверь дальше по коридору. Как только Анжела скрылась за углом, Блейз получил подзатыльник от Драко.       — Эй, поосторожнее. Я держу сразу два бокала, и, если разолью, Поттеретта тут же вынет из тебя душу.       — Нет, я выну из тебя душу, — закатила глаза Джинни. — Что за хрень, Забини?       — Да, что за хрень, Блейз? — спросил Драко.       — Она милая, — тот вяло откликнулся, понимая, что это плохое оправдание.       — Она работает на тебя, — сказал Драко. — Ты не должен был приводить её сюда. Чёрт возьми, да она же была студенткой Гермионы.       — Технически — не была, — возразил Блейз.       — Только потому, что оказалась слишком пустоголовой, чтобы пройти порог и попасть на курс, — напомнила Гермиона.       Блейз пожал плечами:       — Я имею в виду… она не так уж и плоха. Она…       — Ну-ну, — вмешалась Джинни. — Хорошая попытка, но помады во всём мире не хватит, чтобы сделать хрюшку соблазнительной.       — Ладно, признаю, — Блейз вздохнул. — Она слишком молодая. Просто я сразу не понял насколько.       Когда все остальные отвлеклись на обсуждение других тем, Драко наклонился к Блейзу:       — Послушай, дружище. Никого не волнует, что ты встречаешься с молодыми девушками. Но как твой друг я обязан спросить… это действительно делает тебя счастливым?       Блейз закатил глаза.       — Не все такие, как ты, Драко. Ты случайно налаживаешь отношения с девушкой, над которой издевался в школе, и она оказывается женщиной твоей мечты. Мне так не везёт. Я занят своей работой, и у меня не остаётся времени для серьёзных отношений.       — Ладно, — пожал плечами Драко. — Я не буду снова поднимать эту тему. А ты знаешь, что я могу посчитать на пальцах одной руки, на сколько лет эта девица старше моего сына?       Блейз застонал.       — Пожалуйста, не напоминай, насколько нелепым я сейчас себя выставил.       Летучий порох в камине взревел в очередной раз.       — Боже мой, Луна? — воскликнула Гермиона. — Не видела тебя целую вечность! — она заключила подругу в объятия.       — Услышала, что ты выходишь замуж за Драко Малфоя, и подумала: «Это всё объясняет».       Гермиона нежно улыбнулась в ответ: только Луна могла сказать такое, узнав об их с Драко свадьбе.       — Идём, я вас познакомлю, — повела она её, взяв за руку.       — Здравствуй, Драко, — протянула ладонь Луна. — Мы не представлены друг другу как следует. На самом деле, мы вообще не пересекались, не считая времени, когда твой отец держал меня в ваших темницах. Теперь ты выглядишь намного счастливее. Это здорово. Очень рада познакомиться с тобой.       Драко понятия не имел, как на это ответить. Ему неловко рассмеяться или она говорит серьёзно? Он пожал её руку.       — Эм… мне тоже приятно познакомиться.       Луна повернулась к Блейзу:       — А ты — Блейз Забини. Я ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты учился на Слизерине. Ты был тихим и не привлекал к себе много внимания, — она моргнула, переведя взгляд обратно, — в отличие от Драко.       У Драко отвисла челюсть. Он совсем не понимал этого человека. Она его ненавидела? Или они уже стали лучшими друзьями, а он это просто пропустил?       К его величайшему изумлению, Блейз рассмеялся.       Блейз Забини нечасто смеялся. Когда он находил что-то забавным, он обычно просто ухмылялся и выдыхал — это обозначало смех. Но настоящий смех, вырывавшийся из груди, а не изображённый на лице… это было весьма редкое явление.       — Да, чаще всего я был сам по себе в школе, — ответил Блейз, его глаза светились от удовольствия. — Я тоже тебя помню. Ты та девушка с чудовищным чувством стиля.       Выражение лица Луны осталось таким же безмятежным, как и прежде.       — Так говорили многие. Хотя я сама никогда этого не понимала. Мне нравилось, как я выгляжу, — её глаза расширились от удивления, когда взгляд опустился к рукам Блейза. — Почему у тебя два бокала вина? Ты всегда так много пьёшь?       Блейз осознал, что всё ещё держит бокал своей подружки.       — Ждал тебя, Лавгуд, — сказал он, протягивая его Луне.       — Благодарю. Но не нужно лгать мне, Блейз. Ты не знал, что я приду, и не мог меня ждать. Но всё равно спасибо за напиток, — ответила она, грациозно принимая бокал.       Драко, выпучив глаза, безмолвно умолял Гермиону объяснить, как общаться с этой женщиной. Ухмыльнувшись, она лишь потянула его за руку к остальным.       Вытянув шею, Рон заглянул за плечо Драко:       — Ой. Блейз что, флиртует с Луной?       — Конечно, нет, — насмешливо заявил Драко. — Просто ему раньше не встречались такие, как она.       — Ему лучше не играть с ней, — мрачно проговорил Рон.       — Знаешь, Уизел, — Драко покачивал в бокале посредственное вино, — веришь или нет, но тебе не нужно защищать всех женщин вокруг от плохих слизеринских парней. Они и сами могут решить, с кем им флиртовать, встречаться или, как в случае с Гермионой, за кого выходить замуж.       Рон закатил глаза.       — Ты даёшь мне советы, как общаться с людьми? Ты хоть помнишь, что сказал мне, когда мы впервые встретились?       — «Не прикасайся ко мне, нищета»?       — Именно. И я почти уверен, что после этого ты расхохотался, как это ни нелепо. Так что придурок тут ты. Не я.       — Вы оба хороши, — Гермиона закатила глаза. — И знаешь, Рон, кое в чём он прав.       Бокал с пивом замер на полпути ко рту.       — И в чём же?       — Насчёт Розы. Тебе не нужно защищать её от Скорпиуса. Я вижу их обоих каждый день и со стопроцентной уверенностью могу сказать, что ты бы не нашёл для неё парня лучше, чем он.       Драко горделиво выпрямился. Ему всегда нравилось, когда хвалили его сына, но слышать это от Гермионы было куда приятнее. Его сердце сжалось от этого проявления материнской защиты с её стороны.       — Уверена, что судишь непредвзято? Он ведь скоро будет твоим пасынком, — поинтересовался Рон.       — Может быть, чуть-чуть, — пожала плечами Гермиона. — Но тебе действительно стоит попытаться сесть и поговорить с ним, Рон. Ты сам увидишь, какой он прекрасный мальчик.       Рон сделал глоток пива:       — Он — мальчик. Я знаю, какими могут быть парни. И мне не нужно с ним разговаривать, чтобы всё понимать.       — Ты вообще-то говоришь о моём ребёнке, — сказал Драко.       Рон раздражённо глянул на него, так, будто Драко осмелился указать ему на очевидный и несущественный факт:       — Я в курсе.       Их разговор прервала Джинни — она была явно навеселе.       — Ну как, вы довольны вашими «посиделками»? Ну конечно, нет. Со всеми этими художествами Гарри, девицами Блейза и выступлениями Рона я официально объявляю этот вечер накрывшимся медным тазом.       — Тш-ш, — отмахнулась Гермиона. — У тебя всегда весёлые вечеринки. Здесь Луна! Как тебе удалось это провернуть?       Джинни пожала плечами.       — Откровенно говоря, недавно я случайно наткнулась на неё в Косом переулке — она бродила там совсем одна. По-моему, она заблудилась. Мы проболтали с ней почти шесть часов, чтобы наверстать упущенное.       — И где она была на этот раз?       — В Беларуси. По-видимому, через Минск проходят какие-то конкретные лей-линии, и только там могут жить эти особенные феи-лошади. Это как-то связано с энергией, вибрациями или ещё каким-то дерьмом, — Джинни от души глотнула вина. Драко был абсолютно уверен, что она не почувствует разницу, налей ей хоть вино из картонной коробки, хоть «Chateau Lafite» 1865 года.       — Так как ты на самом деле относишься к новому хобби Поттера? — спросил он.       Джинни в ужасе шикнула, прижимая палец к губам:       — Лишь бы он не услышал, что ты называешь это «хобби». Я уже совершила эту ошибку однажды, и мне несколько часов пришлось выслушивать его разглагольствования о серьёзности его поисков истины. И он снимает абсолютно всё. Каждый раз, когда я оборачиваюсь, он… везде… с этой грёбаной камерой. Я засыпаю — щёлк. Мою посуду — щёлк. Снимаю бюстгальтер — щёлк, щёлк, щёлк. Это выматывает, и он как полный кретин говорит только о себе. Мерлин, можно подумать, это он изобрёл концепцию искусства! И вы же видели его картины, да? Они… как бы правильнее выразиться…       — Дерьмо? Хрень? Грёбаный мусор? — любезно подсказал Драко.       — Да, да, — закивала Джинни. — Всё перечисленное. Но он убеждён, что у него призвание «творить». А что я могу поделать? Я вынудила его уволиться с работы. И теперь он торчит здесь всё время! Ни минуты покоя, всюду его проклятущая камера и все эти «Джинни, не могла бы ты подойти и подсказать мне: как думаешь, добавить ещё фиолетового?», «Джинни, не могла бы ты прийти и объективно сказать: в этой работе я подражаю де Кунингу?», «Джинни, не могла бы ты снять блузку и попозировать в качестве модели для картин?».       Драко рассмеялся:       — Так это были твои сиськи на картинах. Я же говорил, что у Гермионы они выглядят по-другому, — щипок за задницу. — Оу, милая. Этот-то за что? Всё равно у тебя лучше.       Джинни захихикала:       — Знаете… вы двое далеко пойдёте.       Внезапно появилась позабытая всеми Анжела. Её платье выглядело слегка потрёпанным, волосы начали завиваться, а в уголках глаз немного расплылась тушь для ресниц.       — Фух. Я заблудилась. У вас здоровенный дом, миссис Поттер, — сказала она. — Подождите-ка… а это кто? — она указала на Луну, увлечённо болтающую с Блейзом и довольно потягивающую вино из её бокала.       — Дорогуша, — произнесла Джинни, положив руку на плечо Анжелы. — Урок первый по навигации в мире взрослых: всегда знай, когда пора домой.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.