An Indefinite Amount of Forever

      — Ты платишь, — заявил Рон, падая на соседнее сиденье.       — Тоже чертовски рад тебя видеть, Уизли, — зыркнул в ответ Драко.       Он уже пожалел об этом. Приглашение Веснушчатой Морды и Винсента Ван Болвана на пинту пива не совсем вписывалось в его представление об идеальных способах провести вечер. Но ему нужны были их мозги… ну или что там имеется.       Рон заказал пинту тёмного эля, жестом указав официантке добавить её к счёту Драко.       — Да, и ещё, вы не могли бы принести нам какой-нибудь пирог со свининой?       Драко поморщился.       — Не заказывай эту мерзость. Я освободил свой вечер не для того, чтобы наблюдать за тобой, руками пожирающим низкосортное мясо.       — Тебе стоит знать, что я не очень хорошо переношу выпивку на пустой желудок, может, после этого ты не будешь против заказа? — ответил Рон.       Драко недоверчиво прищурился:       — Сомневаюсь, что твой желудок хоть когда-нибудь пуст, Уизли.       Рон уже открыл рот, намереваясь вставить грубую реплику, когда появился Гарри.       — Извините, что опоздал, — сказал он. — Мне нужно было закончить для тебя подарок к помолвке, Малфой.       Драко критично оглядел его. На Гарри было нечто вроде расшитого балахона в комплекте с парой кожаных сандалий и ожерельем из бусин. Его волосы слегка отросли, а не брился он, очевидно, уже несколько недель — в целом он напоминал близорукого Иисуса. Само собой разумеется, Драко с трудом удавалось держать язык за зубами.       — Серьёзно, тебе не стоило беспокоиться о подарке для меня, Поттер.       Гарри лишь отмахнулся:       — Это для тебя и Гермионы, — заявил он, сунув громоздкий прямоугольный свёрток в руки Драко.       Драко мысленно простонал: он уже знал, что внутри.       — О, Гарри. Что будешь? — оживился Рон. — Малфой угощает.       — Вообще-то я не говорил, что… — пробормотал Драко.       — Двойную порцию двадцатипятилетнего Огденского, безо льда, — быстро сориентировался Гарри.       — Поттер, — проворчал Драко, — я видел, как ты пил дешёвую водку из туфли. Когда это у тебя появился вкус к приличным напиткам?       — С тех пор, как ты решил нас побаловать, — отозвался Гарри. — Ты собираешься открыть свой подарок или нет?       Драко проворчал, безжалостно разрывая бумагу, скрывающую то, что, вполне возможно, было худшей авторской картиной кисти Гарри Поттера. Рисунок напомнил ему об акварельных поделках пяти-, может быть, шестилетнего Скорпиуса. Вот только, когда подобное делал Скорпиус, это было мило и, кроме того, свидетельствовало о раннем развитии и потенциальной гениальности ребёнка (по крайней мере, на его отцовский вкус). Эти работы часто были подписаны «Я люблю тебя, папочка» или чем-то в этом роде и гордо занимали положенное место на стене. Но это…       Это не было мило.       Грязное бледное животное, на вид нечто среднее между крысой и собакой (Драко предположил, что Гарри пытался изобразить хорька), одетое в пиджак из денег, держало за руку фигурку Гермионы (из палочек, но с детально прорисованной грудью). Они вдвоём стояли на лужайке под радугой, что было довольно мило, если не принимать во внимание тот факт, что хорёк, кажется, пытался похитить фигурку-Гермиону, а на лице той застыло выражение, которое можно было истолковать как неудачную попытку художника изобразить тревогу. Но хуже всего было то, что Драко мог различить непропорционально маленькие гениталии хорька.       — Ну, как тебе? — спросил Гарри, его глаза светились гордостью.       Драко вгляделся в его лицо, пытаясь найти хоть намёк на сарказм или на то, что в действительности это творение было шуткой. Не найдя ни того, ни другого, он вздохнул.       — Эм… отлично… хех, — ему на самом деле не хватало слов, чтобы описать, насколько это оскорбительно. — Спасибо, Поттер. — Прикусив губу, он вновь критично окинул взглядом картину: — Знаю, что уже говорил это, но правда не стоило, Поттер.       — Чепуха, — хлопнул его по плечу Гарри, — теперь ты один из нас, — произнёс он, осушая бокал с огневиски и заказывая новый. Рон, кажется, тоже добрался до второй пинты. Драко пока ещё не представилась возможность даже заказать что-то. Хотя, ещё раз взглянув на подарок, он решил, что самое время начать напиваться.       — Что ж, Поттер… это… очень мило с твоей стороны, — усмехнулся он, не отводя взгляд с картины. — Совершенно не стоило, но всё равно спасибо.       Гарри приподнял бокал:       — Не за что, — сказал он серьёзно. — Итак, полагаю, ты позвал нас с Роном из-за чего-то конкретного. И, скажу честно, Малфой, — он приложил ладонь к сердцу, — я тронут.       — И чем же? — приподнял бровь Драко.       — Ну, по-видимому, ты собирался предложить нам стать твоими шаферами на свадьбе, — сказал Гарри.       Опустошив пивной бокал, Рон со стуком водрузил его на стол.       — Я согласен. Но даже не думай, что я соглашусь надеть что-нибудь зелёное, или чересчур пафосное, или…       — Остановись на минуту, — попросил Драко. — Я не собирался просить вас быть шаферами.       — Нет? — поник Гарри.       Драко ощутил лёгкий укол вины.       — Эм… нет. Простите, — дерьмо, это даже не приходило ему в голову. — Это будут Блейз и Тео. Но я хотел поговорить с вами кое о чём другом.       Гарри и Рон взглянули друг на друга и, натянув одинаковые холодно-возмущённые выражения, сигнализировали официантке о повторе напитков.       Драко потёр затылок.       — Послушайте… Я не особенно вам нравлюсь. Я даже не подозревал, что вы захотите…       — Всё в порядке, Малфой, — прохладно отозвался Гарри, потягивая напиток. — Просто скажи, о чём ты хотел с нами поговорить.       Драко в недоумении наблюдал за лучшими друзьями своей невесты. Ни один из них не смотрел ему в глаза, и они выглядели немного… как бы это сказать… оскорблёнными. Он вздохнул.       — Я правда не хотел вас обидеть. Вы же знаете, я считаю вас… э-э, — вот чёрт, и как же их назвать? — …друзьями Гермионы.       Гарри впечатал бокал в стол и скрестил руки на груди, глядя на Драко.       — Друзьями Гермионы? Всего лишь друзьями Гермионы?       Глаза Драко комично расширились.       — Я имел в виду… я и подумать не мог, что вы двое… — он повернулся, обращаясь за помощью к Рону. — Уизли, ты-то меня понимаешь, да?       Рон пожал плечами, всё ещё отказываясь смотреть на Драко.       — Я думал, у нас всё хорошо, но, получается, ошибался.       Драко уставился на него:       — Уизли, да мы разговаривать не можем, не оскорбляя друг друга или, в моём случае, твою внешность, интеллект, воспитание, доходы, гигиену, ужасный вкус, нечеловеческий аппетит…       — Да-да, Малфой, я понял. Но, знаешь… — Рон пожал плечами, вглядываясь в собственную пивную кружку, — это своего рода наша фишка, как думаешь? — спросил он тихим голосом.       У Драко голова пошла кругом. Он медленно выдохнул.       — Ладно, тогда… Думаю, мы вроде как друзья. Вы двое и я. Мы дружим. Вы двое — мои друзья, — оттого, что он произносил это по-разному, слова не звучали менее странно. — Поттер и Уизли — мои друзья. Я дружу с…       — Ну-ну, не нужно так волноваться, Малфой, — сказал Гарри. — Мы твои друзья. Вот и всё. И не нужно слишком сильно углубляться в эту мысль.       Драко кивнул, ощущая благодарность за возможность перевести разговор в другое русло.       — Вполне справедливо, — он прочистил горло. — Что ж, поскольку мы друзья, я надеялся, что вы дадите мне пару советов, как справиться с одной проблемой.       — Это как-то связано с Мионой? — спросил Рон.       Драко поморщился.       — Не совсем. И ради всего святого, Уизли, ты ведь знаешь, что она ненавидит, когда ты её так называешь.       — Вот и нет, — усмехнулся Рон, отмахиваясь от комментария Драко.       — А вот и да, точно так же, как и я, кстати. Что за идиотская кличка «Миона»? Это даже смешнее, чем прозвища, которые выдумывает её мать.       Рон и Гарри вздрогнули — точнее, Ронни и Гарольд по версии Джин Грейнджер.       Гарри ущипнул себя за переносицу:       — Я правда люблю Джин, но зачем, во имя господа, она это делает?       Драко и Рон рассеянно кивнули в знак согласия. Это был странный момент единения трёх мужчин, сошедшихся во мнении о неприятной черте женщины, которую в остальном все они считали совершенно очаровательной.       — Почему мы просто не скажем ей об этом? — спросил Рон.       — Валяй, Уизли, — фыркнул Драко, — но я, уж извини, не хочу обижать будущую тёщу, раз она единственная, кому я действительно нравлюсь.       Гарри и Рон, посмеиваясь, закивали.       — Эдвард — полный придурок, — сказал Рон.       — Спасибо! — воскликнул Драко. — Именно об этом я и хотел поговорить.       Гарри приподнял бровь:       — Ты пригласил нас на кружку пива, чтобы обсудить, насколько твой будущий тесть мудила?       — Мне нужно знать, как ему понравиться, — ответил Драко.       — Это легко, — фыркнул Рон. — Просто перестань спать с Гермионой.       — Не вариант, — не задумываясь, отмёл Драко. — Следующий.       — Послушай, приятель, — склонился Гарри с таинственным видом человека, готового поделиться мудростью. — Эдвард — засранец, который беспокоится и всегда будет беспокоиться за Гермиону. Он стал хорошо ко мне относиться, когда я начал встречаться с Джинни — ведь он понял, что я не попытаюсь залезть в трусики его дочери. Он стал хорошо относиться к Рону, когда эти двое расстались. И могу предположить, что такого несравненного придурка, как ты, он презирает до кончиков ногтей.       — Твоя дружба много значит для меня, Поттер, — Драко закатил глаза.       Гарри проигнорировал его.       — Но если ты твёрдо решил продолжить спать с Гермионой… — Сделав паузу, он прищурился: — Это окончательное решение?       Драко недоверчиво сузил глаза:       — Поттер, я заколдую тебя и отправлю обратно к магглам, если продолжишь так жёстко тупить.       — Просто проверяю, — пожал плечами Гарри. — В любом случае, — он прочистил горло, — есть способы заставить Эдварда относиться к тебе чуть менее высокомерно.       Драко улыбнулся:       — Видишь, Поттер, именно поэтому я тебя и позвал.       — Эдвард, как я понимаю, постоянно задевает тебя?       — По любому поводу, — кивнул Драко.       — Тогда с этого самого момента каждый раз, когда он обратит на тебя внимание подобным очаровательнейшим образом, — Гарри наклонился и заговорщически прошептал, — ты просто будешь улыбаться, кивать и соглашаться со всем, что он скажет.       Рон кивнул:       — Эдвард должен чувствовать, что он альфа. То есть, если он критикует твои ботинки, твою стрижку или работу, просто говори: «Вы правы, Эдвард». Всё, что от тебя требуется, — просто говорить это. Со временем войдёт в привычку.       Драко нахмурился. И эти двое безнадёжных придурков были лучшими из лучших на Гриффиндоре? Это те самые парни, которые убили Тёмного лорда, когда им было по семнадцать, и они не могут дать отпор чёртовому дантисту?       — Серьёзно? И это ваш совет?       — Не благодари, — кивнул Гарри.       — То есть я просто должен глотать дерьмо и благодарить за это? — негодовал Драко. — Вы же в курсе, что для меня это из области невозможного, да?       — Ты попросил совет. Ты его получил, — ответил Гарри.       — Знаешь, ничего личного, но совет дерьмовый. Эдвард Грейнджер умнее вас обоих, вместе взятых, если может заставить так пресмыкаться перед собой. Впрочем, чему я удивляюсь. Это же отец Гермионы. Но, так как каждый день общаюсь с такими же людьми, как он, могу вам с уверенностью сказать: это не поможет завоевать его уважение.       — Кто говорит об уважении, Малфой? — усмехнулся Гарри. — Это всего лишь способ его выносить.       — Ладно, но я не буду этого делать. Я хочу понравиться этому человеку. Заслужить его уважение.       — Ладно, приятель, — откинувшись на стуле, Рон глотнул ещё пива, — увидим, что у тебя получится, на вечеринке в честь помолвки.       Драко застыл.       — Вечеринка в честь помолвки?       — Ну да, — отозвался Рон, вытягивая карточку из кармана пиджака. — Как раз сегодня получил приглашение.       У Драко отвисла челюсть.       — Впервые об этом слышу, — он уставился на приглашение. — Бля-ять, — простонал он, — почему, чёрт побери, Джин не спросила у нас с Гермионой, хотим ли мы эту вечеринку? И почему я узнаю об этом от вас?       — Это сюрприз, — пожал плечами Рон.       — Но ты только что рассказал мне о нём, — сузил глаза Драко.       — Эх, ну что тут сказать? Люблю подбрасывать дерьмо на вентилятор, — отозвался Рон.       Покачав головой, Драко прочёл приглашение:

От Эдварда и Джин Грейнджер Рады пригласить вас в свой дом в пятницу, 6-го октября на вечеринку по случаю помолвки нашей дочери, Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя. Ждём ваш ответ не позднее 29-го сентября. Будем искренне рады вас видеть!

      — Это через две недели! — воскликнул Драко. Он потёр виски, пытаясь уменьшить головную боль. — И я собираюсь породниться с этой семьёй.       Гарри сочувственно прищёлкнул языком:       — Лучше сделай так, как хочет Джин. Если ей хочется называть тебя идиотским прозвищем, просто позволь ей это. Если она хочет записать тебя к парикмахеру, потому что «Серьёзно, дорогой, молодому человеку неприлично иметь такую шевелюру», просто согласись. И если она хочет организовать помолвку, просто дай ей, чёрт возьми, это сделать.       Драко сузил глаза:       — Я уловил девиз твоих взаимоотношений с родителями Гермионы, Поттер.       — И если ты себе не враг, будешь делать так же, — сказал Гарри, откидываясь на спинку сиденья и прихлёбывая напиток. — Кроме того, тебе стоит знать, что вечеринки у Джин обычно тематические — совершенно предсказуемо эта будет сопливо-романтической.       Драко резко выдохнул сквозь стиснутые зубы в неком искажённом подобии улыбки, радости вовсе не предполагающей. Ему хотелось по чему-нибудь врезать. Или кому-нибудь. Или хотя бы оскорбить.       — Знаешь, Поттер, вот в этот самый момент я реально не в себе и молю Мерлина перемотать время назад и не дать мне так легко согласиться быть твоим другом.       — М-да? — приподнял бровь Гарри. — И почему же?       — Потому что обмениваться с тобой оскорблениями это… — Драко сжал кулак, — успокаивает, как ни странно.       Гарри и Рон кивнули.       — Поверь, это взаимное чувство, — ответил Гарри.       — Теоретически, — Драко зловеще улыбнулся, — если бы мы не решили, что мы теперь друзья… я мог бы проехаться по тому, что ты называешь рубашкой. Чисто теоретически, а?       Гарри вздохнул. Почему, чёрт побери, нет? Не для того ли и нужны друзья?       — Ладно. Что там у тебя?       Глаза Драко маниакально блеснули. В первое мгновение на его лице отразилась нерешительность, он будто бы не мог поверить в то, что Гарри собственноручно вручил ему столь заманчивый дар. В конце концов нечто внутри него победило:       — Даже представить не могу, чем ты считаешь этот прикид. Платьем для волшебников? Дурацким недоразумением? А вопроса твоей личной гигиены я даже касаться не хочу…       — Просто выговорись, Малфой…       — На самом деле, все изменения в твоей манере одеваться в последнее время больше похожи на преступление — настолько, что я не могу находиться в одной комнате с тобой без ощущения, что меня насилуют.       — Именно. Хорошо сказано, Малфой.       — А ты, — тут же вцепился тот в Рона, — ты за пятнадцать минут, что мы тут сидим, трижды испортил воздух.       — Эй, мужик, — поморщился Рон. — Ты вроде как им занят, — он указал на Гарри.       — Как такое вообще возможно, Уизли? Ты самый отвратительный человек, которого я когда-либо имел несчастье знать. Само твоё существование — это иллюстрация удвоенного аппетита и способов подавления либидо.       — Эй, притормози. Я не потерплю…       Гарри прервал его, хлопнув по плечу:       — Да ладно, Рон. Ему это нужно.       И Драко продолжил:       — Иногда, когда я задумываюсь о том, что такая прекрасная и умная девушка как Гермиона добровольно проводит время с вами, двумя говорящими бабуинами, я просто разрываюсь между желанием блевануть и желанием вышибить из вас обоих всё дерьмо за то, что по вашей вине она чуть не погибла бесчисленное количество раз.       — Если быть до конца честными, она и втягивала нас в бо́льшую часть этих историй, — пробормотал Рон.       Драко проигнорировал его.       — В лучшие из своих дней вы оба — ярчайшие примеры посредственности. Каждое утро, открывая глаза, я осознаю, что каким-то образом обрёк себя на общение с вами, идиотами, до конца своей грёбаной жизни, и еле сдерживаю желание прокричаться в подушку. Единственное, что меня останавливает, — то, что вторая подушка обычно занята Гермионой, и тогда я напоминаю себе, что должен преобразовать эту энергию в терпение, чтобы мириться с вашим существованием.       Гарри кивнул:       — У меня такое чувство, что он почти закончил, Рон. Кажется, работает.       — И когда она спит рядом, на моей половине кровати, кстати… стягивает с меня одеяло… и её волосы почти преуспели в том, чтобы задушить меня во сне… — его взгляд смягчился, пока он безуспешно боролся с улыбкой, — я понимаю, что готов сделать всё что угодно, лишь бы она позволила просто держать её за руку.       Ухмыльнувшись, Гарри пробормотал себе под нос:       — Сердце Гринча в тот день подросло раза в два.       — И сам факт, что мне каким-то невероятным образом повезло и я проведу остаток жизни с ней, означает, видимо, что мне удалось провести самого Бога, потому что я её не заслуживаю.       — Тут я с тобой соглашусь, — фыркнул Рон.       Гарри тут же пнул его под столом:       — Да помолчи ты, дурень, — и, повернувшись к Малфою и подперев подбородок рукой, он распылялся в улыбке: — Это так мило.       Вздохнув, Драко прикусил губу, изо всех сил стараясь не улыбнуться в ответ.       — И если мне придётся мириться с твоими отвратительными привычками, Уизли, и с твоей манией величия, Поттер… или даже с Джин, упорно коверкающей моё имя, или Эдвардом, медленно стирающим в порошок мою самооценку до тех пор, пока от неё ничего не останется… всё это стоит того, чтобы называть её своей. Она того стоит.       На мгновение после речи Драко в воздухе повисла тишина. Рон заговорил первым:       — Чёрт побери! Малфой! Ты можешь записать это дерьмо? Сьюзен бы с ума сошла, если бы я ей сказал что-то в этом роде.       — Вот видишь, Малфой? — хлопнул его по плечу Гарри. — Нам не нужно сильно нравиться друг другу, чтобы быть друзьями. На самом деле, это было бы даже странновато. Чувствуешь себя лучше?       — Да, Поттер, — усмехнулся Драко. — Спасибо за это. Вам обоим.       — Пожалуйста, — ответил Гарри. — Итак, настало время обсудить важный вопрос: куда вы повесите мою картину?       Драко усмехнулся:       — Твоей картине самое место в мусоросжигателе, Поттер, куда она и отправится вместе с прочим хламом, — он сделал глоток эля. — Ты сильно преуменьшил размеры моего члена.       — Ты больной ублюдок, Малфой, — Гарри закатил глаза.       — А вы двое, — ухмыльнулся Драко, жестом указывая на Гарри и Рона, — пятна позора на добропорядочном обществе волшебников.       Гарри хмыкнул, осушая бокал до дна:       — Сдаётся мне, Малфой, что мы положили начало прекрасной дружбе.

***

      Альбус был гордым парнем. Он гордился тем, что учится на Слизерине, гордился умением выпечь пирог с идеальной корочкой — и даже тем, что он Поттер (когда по счастливой случайности отец не забывал надеть чистую рубашку). Как и у любого слизеринца, его запасы самолюбия были бесконечно щедрыми, глубоко прорастали в его натуру и едва ли подлежали искоренению. Именно поэтому Альбусу было нелегко проглотить всю гордость до последней капли и обратиться за советом к единственному человеку в Хогвартсе, из-за которого он скорее бы отгрыз себе руку в обычных условиях, чем просил о помощи.       — Ну и ну. Неужели это мой братец выполз из подземелий, чтобы просить помощи с девчонкой.       Он ненавидел себя за то, что пришёл. Но он сделал это. Уже несколько дней Моника даже не смотрела в его сторону, так что у него не было ни единого шанса искупить свою вину. И, как бы неприятно ему ни было это признавать, но у Джеймса был дар обращать на себя внимание — особенно внимание девушек.       — Иди в жопу, Джеймс, — отозвался Альбус. — Я просто хотел поинтересоваться, как девчонки тебя выносят.       Это была одна из величайших загадок. Магия — это чертовски просто и понятно. Феи, кентавры, призраки, гигантские кальмары — почему бы и нет? Чего Альбусу никогда не понять, так это почему его брат, мерзейший мерзавец из всех когда-либо существовавших, всегда окружён стайками восхищённых девчонок.       Джеймс ухмыльнулся:       — А я бы хотел знать, как кто-то может считать тебя хотя бы чуточку привлекательным. Но не переживай. Уверен, это просто случайность. У тебя всё равно остаётся уйма времени, чтобы умереть в одиночестве.       Альбус фыркнул. Он давно уяснил, что ничто не бесит его брата сильнее того факта, что, насколько бы сильно он ни пытался, ему не удастся сломить бастион уверенности в себе, который являл собой Альбус Поттер.       — С чего мне переживать? Мне нравится быть одному. Сказать по правде — и я сейчас чертовски серьёзен, — меня больше беспокоит мысль о том, что я умру не в одиночестве.       Джеймс закатил глаза:       — Всё дело во Флинт, верно?       — Откуда тебе знать? — нахмурился Альбус.       Глядя в пространство над его головой, Джеймс сообщил тоном я-мудрее-в-свои-шестнадцать:       — Я знаю обо всём, что происходит в этом замке, младший братец.       Альбус закатил глаза.       — Значит, тебе рассказал этот свинорылый ирландский мудила, МакФирсон?       — Частично, — пожал плечами Джеймс. — И, признаться, я удивлён тем, как долго ты шёл ко мне, младший братец. Ты мог бы многому поучиться у меня.       — Помимо нравственной распущенности?       Джеймс проигнорировал его язвительный укол.       — И ты должен знать: единственная причина, по которой я согласен поговорить с тобой об этом, заключается в том, что я не одобряю братание гриффиндорцев со слизеринцами.       Альбус ухмыльнулся:       — Наверное, у тебя реально подгорает от нашей дорогой кузины и Скорпиуса, регулярно исследующих гланды друг друга.       Джеймс пожал плечами:       — Ну, если она хочет испортить себе репутацию с сутулым блондинчиком, то пусть страдает хернёй. Но ей лучше не прибегать к гриффиндорским парням, когда он разобьёт ей сердце. Никто не захочет иметь дело со слизеринскими объедками.       — Ты можешь говорить что угодно про меня, — прорычал Альбус, — но не про Скорпиуса, так что закрой свой рот, — он на секунду задумался. — И не про Розу. Она клёвая.       Джеймс хихикнул:       — Ладно, ладно. Я забыл о твоей одержимости этим мелким жеманным…       — Как прошло грёбаное лето, Джеймсон? — спросил Альбус на пару децибел выше, чем было необходимо.       Джеймс вздрогнул.       — Не произноси это слово, — пробормотал он.       — Какое слово, Джеймсон? «Лето»? — продолжал Альбус чуть громче, чем обычно. — Хочешь, расскажу о булочках, которые я испёк на маггловедении, Джеймсон?       — Ты пытаешься вызвать у меня приступ ПТСР¹, мелкий поганец? — зыркнул на него Джеймс.       Альбус продолжал глумиться, подавляя мрачное торжество:       — Знаешь, недаром говорят, что в голову гриффиндорца мысли приходят умирать.       Этим летом Джеймс получил весьма травмирующий опыт, подрабатывая в пекарне их двоюродного дядюшки Дадли в Литтл Уингинге. Дадли, который раньше казался Джеймсу очень спокойным, по просьбе Гарри превратился в полномасштабную версию дяди Вернона. С одной стороны, это было обусловлено желанием Поттеров искоренить хулиганские наклонности сына, с другой — нежеланием Дадли отказываться от бесплатной рабочей силы. Гарри прикинул: кто приструнит хулигана лучше, чем бывший хулиган? Он подумывал отправить Джеймса к Драко, но в конечном итоге сообразил, что преподаст неверный урок, оставив сына в неприлично большом поместье с богатеньким красавчиком-слизеринцем, у которого имеются и прекрасная невеста, и международная многомиллиардная компания. К тому же, не имея родственных связей с Джеймсом, в какой-то момент Драко мог бы и придушить парня.       Дадли же оказался идеальным надсмотрщиком. Каждое утро Джеймс поднимался в пять часов утра, чтобы под его контролем замесить тесто для пирогов и хлеба. В семь утра, к открытию пекарни, Джеймс (с ноющей спиной и совершенно измученный) должен был встречать первую волну гостей, нетерпеливых и спешащих на работу. Около половины десятого он приступал к приготовлению пирожных. Дадли рьяно следил за тем, чтобы его рецепты были повторены с идеальной точностью, и не испытывал угрызений совести, заставляя Джеймса переделывать их снова и снова, если в тесте оказывалось хоть на щепотку муки больше.       Джеймс наивно полагал, что Дадли, поклонник «Звёздного пути» и в целом тихий парень, окажется слабовольным рохлей. Но, поскольку тот в возрасте Джеймса сам был хулиганом, терпимость дядюшки к выходкам молодёжи оказалась равной нулю. Он кричал, опрокидывал чаны с тестом, если считал, что оно неправильно замешано, упрямо называл Джеймса «Джеймсоном» и, по существу, нарушал все законы Великобритании об использовании детского труда — и всё это, само собой, с благословения Гарри.       С тех самых пор у Джеймса появилась стойкая непереносимость глютена.       — Знаешь что? Забей. Выбирая между советами о том, как поиметь какую-то слизеринскую шлюшку, и между издёвками над тобой и твоим сутулым чистокровным принцем, думаю, я выберу последнее, — сердито отвернувшись от брата, Джеймс направился в сторону своего общежития.       Альбус же с деланным безразличием изучал свои ногти:       — Валяй. Как бы там ни было, не похоже, чтобы у тебя было что-то с девчонками, которые за тобой увиваются.       Джеймс замер на полпути.       — Что?       Альбус пожал плечами:       — Я всего лишь имею в виду, что в действительности у тебя ничего и ни с кем не было. Ну… за исключением таких же девчонок, как и ты сам.       Глаза Джеймса расширились. Он грозно шагнул к брату:       — Какого. Хрена. Ты тут болтаешь?       Злорадно ухмыльнувшись, Альбус понизил голос до шёпота:       — Тебе стоит подумать об осторожности и получше заметать следы, Джеймсон. Ты ведь популярный парень, воинственно настроен против слизеринцев, — Альбус приблизился и похлопал брата по плечу, — было бы неловко, если бы кто-нибудь прознал о твоих тайных встречах с Брейди Фитчем в чулане для мётел, согласен?       У Джеймса отвисла челюсть.       — Это не то, что… Мы с ним просто… — Его глаза потемнели. — Откуда, нахрен, ты об этом знаешь?       Альбус покровительственно потрепал его по щеке:       — Я знаю обо всём, что происходит в этом замке, старший братец.       — Ты собираешься трепаться об этом? — проговорил Джеймс сквозь стиснутые зубы.       Альбус вздохнул, пряча ладони в карманы.       — Теперь даже и не знаю. Рассмотрим возможные варианты и чем это для тебя обернётся, а? — Он прочистил горло. — Вариант первый: я обо всём рассказываю. Твоей репутации конец, ты разоблачён, отныне ты слизеринолюб и лицемер. Не говоря уже о том, что ты педик, хотя я искренне надеюсь, что общество переросло эти предубеждения.       — Тебе, блядь, лучше не…       — А-та-та, Джеймс. Чему нас учила мама? Грубо перебивать людей на полуслове, — он снова прочистил горло. — Так вот, с другой стороны, я мог бы быть порядочным братом и не предавать огласке твои представления о том, в кого стоит совать член. Это укрепило бы наши братские чувства и всякое такое. А однажды в будущем вы с Фитчем пригласили бы меня и мою девушку-супермодель в гости, чтобы познакомить с приёмным малышом из Судана и двумя чихуахуа, и мы вместе посмеялись бы над сегодняшним недоразумением.       Джеймс закатил глаза:       — Как же, нет ни единого грёбаного шанса, что ты так и сделаешь. И, чтоб ты знал, мы совсем не…       — Снова перебиваешь, Джеймсон. Откровенно говоря, я иногда сомневаюсь, что нас воспитала одна мать, — Альбус задумчиво потёр подбородок, прежде чем преувеличенно драматично вздохнуть. — Но ты, конечно, прав. Это совсем не вариант. Разве, поменяйся мы местами, ты стал бы милым братом и подумал бы обо мне?       — Как насчёт честного соглашения?       Альбус мрачно рассмеялся.       — Я похож на грёбаного гриффиндорца? Разговаривай ты сейчас со Скорпиусом, его, быть может, и проняло бы. К несчастью для тебя, я не такой добрый, — Альбус откашлялся. — Правда, есть ещё третий вариант.       — Да что ты? Серьёзно? — огрызнулся Джеймс.       Альбус ухмыльнулся:       — Я буду припоминать тебе об этом так долго, как захочу, а ты будешь должен… — он сделал паузу. — Скажем, с этого самого момента делать всё, что бы я ни попросил.       Джеймс сверкнул глазами в сторону мелкого ползучего гада, которого он имел несчастье называть своим братом.       — Откуда мне знать, что ты не расскажешь об этом всем?       — Ниоткуда, — пожал плечами Альбус. — Если уж быть до конца откровенным, когда-нибудь, вероятно, расскажу. В будущем. Тогда и там, где мне это будет выгодно. Ты же получишь больше времени в стране грёз со своим умственно отсталым троллеподобным любовничком и между тем прекратишь доставать слизеринцев.       — Я не могу просто взять и… — запротестовал Джеймс.       — Джеймсон, клянусь Мерлином, если ты не перестанешь меня перебивать, я избавлю тебя от страданий и расскажу твой маленький секрет всему замку прямо сейчас. Я ещё не закончил, — усмехнулся Альбус. — Ты покажешь пример своей свите, и вы все отстанете от слизеринцев. А ещё ты ответишь на все мои вопросы по поводу того, как решить мою маленькую проблему с Флинт, хотя я, хоть убей, не понимаю, с чего каждая вторая девчонка в этой проклятой школе вешается на тебя. У тебя, конечно, всё в порядке с лицом, хоть тебе и достались папины волосы и мамины веснушки, но давай посмотрим правде в глаза, Джеймс: ты ужасный человек. Мало того что умом не блещешь, так ещё и ведёшь себя как первоклассный мудила.       Джеймс стиснул зубы, убеждая себя, что сейчас не самый лучший момент для того, чтобы противостоять брату.       — Тебе нужно осознать, братец, что все те девушки, которым я нравлюсь, мечтают не о милом и обожающем парне. Они жаждут то, чего не могут получить. Пара насмешек в её адрес, её самолюбие задето, и вот уже низкая самооценка этой девчонки умоляет сделать всё, чтобы я обратил на неё внимание.       Альбус закатил глаза:       — И зачем тебе это? Зачем ты это делаешь, если совсем не заинтересован в них?       — Репутация того требует, — пожал плечами Джеймс. — И это, ну… помогает.       — Ну да. Сбивает гончих со следа и оставляет простор для твоих манёвров с Фитчем, я понял.       Глаза Джеймса опасно вспыхнули:       — Тебе нужен был мой совет или нет?       — Да это хрень, а не совет, — фыркнул Альбус. — «Будь с ними груб» — и это твой большой секрет?       — Ты сам спросил, — пожал плечами Джеймс.       — Может, это и работает с некоторыми девушками, но с Мон — да никогда в жизни. Она скорее сломает мне нос, чем будет бегать за мной из-за того, что я над ней насмехаюсь, — он хитро улыбнулся, — Мерлин, ничего удивительного, что ты предпочитаешь парней. Тобой интересуется лишь кучка жалких идиоток, отчаянно нуждающихся в мужском внимании.       — Мне по барабану, что ты будешь делать с Флинт, — рявкнул Джеймс. — Ты просил совета — я тебе его дал. Я выполнил свою часть сделки. А теперь проваливай и не провоцируй меня на братоубийство.       Альбус кивнул и развернулся, направляясь прочь из башни. Но прежде, чем он смог уйти, кое-что настойчиво заныло в его груди. Сам не зная почему, Альбус был уверен, что должен что-то сказать своему брату. Остановившись, он повернулся к нему лицом:       — Просто для ясности: ты ведь в курсе, что меня не волнуют твои… предпочтения?       — Мне плевать, что ты об этом думаешь, — хмуро огрызнулся Джеймс. — Как и всегда.       — И маму с папой тоже, — чуть мягче добавил Альбус. — Ты же знаешь, они поймут.       Джеймс немигающим взглядом уставился в пол. Он судорожно сглотнул, прежде чем отозваться — его голос был чуть громче шёпота:       — Знаю.       Альбус кивнул. За всю жизнь это был его самый искренний разговор с братом — пусть и был пронизан шантажом, враждебностью и манипуляциями.       — Тебе не нужно строить из себя придурка только из-за страха, что люди о тебе подумают.       Джеймс усмехнулся.       — Легко тебе говорить. Тебе всегда было плевать, что о тебе подумают.       Альбус задумался. В его своде жизненных правил и правда не было места для чьего-то мнения, кроме своего собственного, — и так было всегда, сколько он себя помнил. Но ему не приходило в голову, что брат мог завидовать ему из-за этого. И уж тем более он никогда не думал, что издевательства Джеймса могут быть защитным механизмом. Внезапно он ощутил, как в груди шевельнулось что-то вроде братской… любви — было бы не совсем подходящим словом… но ему стало немного жаль Джеймса. Ощущение было странным — вряд ли его когда-либо заботило нечто подобное.       Джеймс вдруг осознал, что его брат до сих пор не ушёл:       — Что-то ещё?       — Эм, да… — Альбус почесал затылок. — Значит, ты и Фитч…       — Мы можем перестать говорить об этом? — простонал Джеймс.       — Слушай, пусть я считаю твоё поведение отталкивающим, но очевидно, что у тебя с отношениями лучше, чем у меня. Готов поставить свой зад на то, что с Фитчем ты не использовал свои дурацкие подколы.       Джеймс сильно покраснел и уставился в пол, нервно покусывая губу. Он покачал головой, и Альбус продолжил:       — Как думаешь, почему ты ему нравишься?       Джеймс вздохнул.       — Честно говоря, понятия не имею.       — Ну, а тебе он за что нравится?       — Эм, ну, — Джеймс потёр затылок и неопределённо пожал плечами, — он забавный. И он… правда классный чувак, если можешь в это поверить. И он… — Джеймс сглотнул, — он был первым, кто заставил меня почувствовать, что нет ничего страшного в том, что я… ты знаешь. Слушай, Альбус, — он вздохнул, — знаю, мы с тобой не особо ладим, но родители Брейди совсем не похожи на наших. Они не поймут… — он сердито выдохнул. — Просто не втягивай его в это, ладно?       Альбус удивлённо распахнул глаза — он совсем не ожидал приступа бескорыстия от своего брата.       — Ладно, Джеймс.       По пути в подземелья Альбус понял, что совсем не знает своего брата. Он всегда вёл себя нахально, как избалованный ребёнок, но было время, когда они действительно были близки друг с другом. Было время, когда Джеймс не был хулиганом. До Хогвартса. До Слизерина, Гриффиндора и всех этих: «О, боже, твой отец — Гарри Поттер?».       И ещё эта дилемма с Моникой. Альбус всегда считал, что не относится к тому типу парней, которых в первую очередь волновали отношения с девушками (99 проблем, но тёлки не из них², и всё такое). И всё же вот он, погрязший в жалости к себе — из-за того, что Моника Флинт на него злится. Мерлин, да он не мог поверить, что даже к брату обратился за советом, лишь бы поговорить с ней.       Обнаружив этих двоих в чулане на Карте Мародёров, которую Альбус давным-давно стащил у отца (он не шутил, говоря, что знает обо всём, что происходит в замке), он подумал, что между Джеймсом и Брейди Фитчем, этим орангутаном с опилками вместо мозгов, всего лишь ничего не значащая связь. Но, подумать только, брат испытывает к нему чувства. Альбус даже представить не мог, что Джеймс способен на чувства. Тем более что и сам он только сейчас обнаружил это в себе.       Вот чёрт. Джеймс был хорошим бойфрендом. Уж получше, чем Альбус.       Твою ж. Мать.