Обреченные

***

Паланкин резко покачнулся и Шень открыл глаза. Из-за духоты и головной боли, молодого павлина подташнивало. Он пытался сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прогнать это ощущение. Но воздух в паланкине был теплым и сухим, поэтому ощущение тошноты только усилилось. Шень, в надежде, что прохладный утренний воздух подарит облегчение, открыл одну из створок паланкина. Однако, хотя было раннее утро, воздух уже загустел от пыли, жары и влажности. В этом году да шу, великая жара, держалась слишком долго. Юный павлин видел последствия жары. На протяжении своего пути он видел много иссохших полей кукурузы, проса и гречихи. Шень опустил голову, которая казалась ему невероятно тяжелой, на створку паланкина. Вдыхая сухой, но все же свежий, воздух, павлин почувствовал облегчение. Шень устало следил за тем, как менялся окружающий его пейзаж. Павлин с трудом переносил подобные путешествия. Уже три дня молодой наследник, со своим наставником и свитой, держал путь в Бэйцзин, императорскую столицу. Через пару дней в столице должен был состояться кэцзюй* уровня хуэйши**. «Местный имбирь недостаточно острый для Шеня» - с долей иронии говорил Ван Чэнь, когда хвастался заслугами сына, намекая, что юноша пытается заглянуть за «горизонт». Шень понимал, что ему, как отпрыску знатного рода, не было необходимости сдавать экзамен. Среди знати было широко распространено получать ранг благодаря родственной «тени». Но, в отличие от Ван Чэня и министров, которые окружали наместника, Шень не хотел идти «теневым» путем. Юный павлин не хотел быть «тенью» рода. Сдав первый экзамен, Шень получил титул сюцай - «отточенное дарование» - и стал гордостью клана. Но титул сюцая был слишком мелким для Шеня. С этим титулом он мог только исполнять обязанности мелкого чиновника в родном городе, либо быть учителем. Получив звание цзюйжэнь - «представляемый» - Шень получил право заменять отца. Если юному павлину повезет выдержать новый уровень экзамена, то он сможет получить титул гуншэн, что позволило бы Шеню не только претендовать на должность начальника уезда, но и заменять министров высших рангов. Паланкин снова затрясло и Шень, недовольно фыркнув, открыл глаза. Павлин сел прямо и посмотрел на своего наставника, старого кролика, который, облокотившись на стенку паланкина, спокойно спал, словно совершенно не чувствуя этой ужасной тряски. Наставник Лю был старым кроликом. Его круглое, слегка вытянутое у подбородка, морщинистое лицо напоминало чернослив, а волосы, что теперь росли только вокруг его головы, были седыми и редкими, но даже несмотря на это он умудрялся собирать их в небольшую косу. Черные густые брови, похожие на еловую ветку, делали лицо старика более серьезным и благородным. Но, несмотря на свой возраст, старый наставник был жизнерадостным и общительным мужчиной с хорошим чувством юмора. Он любил путешествовать и мало вероятно, что остался такой уголок Поднебесной, где бы не побывал старый кролик. В своих путешествиях он встречался с поэтами и учеными, многие из которых когда-то были его учениками. Наставник Лю значительно отличался от других наставников. Особенно он отличался от наставника Мо, первого наставника Шеня. Старый кролик никогда не бил своего подопечного, не навязывал ему своего мнения, как это нередко делали многие наставники, и говорил с ним на равных. Он учил своего подопечного думать самостоятельно. Поэтому он заставлял Шеня не бездумно заучивать наставления, а писать развернутый комментарий к каждому из наставлений Конфуция и Лао-цзы. «Постоянно только непостоянство. Даже в одной ситуации нельзя дважды принять одно и тоже решение», - любил повторять молодому павлину наставник Лю. Но больше всего Шеню нравилось то, как наставник Лю восхищался давно ушедшей эпохой Тан. Старый кролик считал её самой лучшей династией Китая, - в этом их взгляды с юным наследником были схожи, - поэтому при каждом упоминании монголов и династии Юань, лицо наставника принимало выражение недовольства и отвращения. Старый кролик равнодушно относился к политике, полагая, что власть может измениться несколько раз за ночь. Он всей душой сожалел о культуре, которую погубили монголы, поэтому он был рад, что Мин стремительно возвышается, возвращая себе, некогда утерянное величие. Паланкин еще раз сильно качнуло, и наставник Лю проснулся. Старик потер заспанные глаза. Обратив внимание на своего подопечного, смотрящего в окно, он заметил, что у наследника был уставший взгляд, а под глазами появились темные круги. -Наслаждаетесь пейзажами, Ваша светлость? – с добродушной усмешкой в голосе спросил наставник Лю. -Как вы считаете, наставник, мы скоро приедем? – спросил юный павлин, не поворачиваясь к наставнику. В голосе Шеня слышалась усталость. Наставник Лю сел ближе и выглянул из паланкина. Перед старым кроликом открылся вид на густой лес. Медленно, сквозь густые кроны деревьев, начинали виднеться небольшие домики, чьи крыши были покрыты красной черепицей. А потом показалась часть высокой городской стены, уже были заметны смотровые башни, стоявшие по периметру столицы. -Да, Ваша светлость! – добродушно ответил наставник Лю. – Мы уже совсем скоро будем в столице. – с какой-то внутренней радостью ответил наставник и спокойно вздохнул. -Должно быть вы рады вернуться в столицу. – сказал Шень и перевел взгляд на наставника. Из-за усталости голос наследника казался сухим и равнодушным. -Мои предки семь поколений жили в Бэйцзине! Я родился и вырос тут. Я люблю этот город. – с улыбкой ответил старый кролик. – Он и Вам понравится! – с тоже добродушной улыбкой добавил наставник Лю. Наставник Лю снова выглянул в окно. Он всматривался куда-то вдаль и, замечая знакомые здания, рассказывал Шеню про них. Юный павлин с удовольствием слушал наставника. Какие-то из этих зданий были важны для истории Китая, а какие-то были важны лично для наставника Лю. -Господин! Господин! – задорный детский голос прервал рассказ наставника Лю. Шень посмотрел через створки паланкина и увидел маленького Мао. Мальчик, одетый в зеленоватое шелковое ханьфу, которое обычно носили слуги в резиденции наместника Гун Мэня, радостно сообщил своему господину, что они уже почти подъехали к главным столичным воротам. Юный павлин ничего не ответил мальчику, только одобрительно покачал головой. Несколько месяцев назад отец Мао, который был единственным кормильцем семьи, умер. Узнав об этом, Су Вон уговорила мужа, взять мальчика в качестве своего слуги. Денег, которые платили прислуге, вполне могло хватить Мао и его матери не только на еду, но и на необходимые лекарства. Шень неохотно согласился. Но уже очень скоро понял, что мальчик был весьма полезен, когда дело доходило до необходимости получить какую-то скрытую информацию. Крестьянский мальчик не бросался в глаза, на него не обращали внимание, поэтому ему всегда удавалось шпионить без особых усилий. Сам Мао был бесконечно благодарен Шеню и Су Вон за их благосклонность к его семье и лично к нему. Желая отплатить своему господину за проявленную доброту, мальчик старательно исполнял не самые сложные, на его взгляд, поручения Шеня. Он также был благодарен своему господину за то, что он стал обучать его боевым искусствам. А это означало то, что молодой господин не только доверял ему, но и собирался сделать Мао одним из своих приближенных. Паланкин еще раз резко покачнулся, после чего остановился. Шень облегченно вздохнул. Поездка полностью вымотала его, и юный павлин был рад её завершению. Старый евнух Ян, который всегда сопровождал своего господина на экзамены, открыл большие створки паланкина и пригласил павлина выйти. Юный павлин вышел из паланкина. Шень стоял перед деревянными воротами. На воротах, как и полагалось по традиции, висели две рукописные таблички. На одной было написано слово «счастье». Так и полагалась эта табличка висела вверх ногами. А на соседней двери расположилась табличка с иероглифом «удача». Евнух Ян несколько раз – с каждым разом все настойчивее – постучал в ворота, но ответа не последовало. Утреннее солнце поднималось уже достаточно высоко. Сухая городская земля мгновенно впитала жар солнца. Из-за этого стало невыносимо жарко и было трудно дышать. Шень чувствовал, как капли пота скатывались по его шее и спине. Вскоре, за воротами, послышались неторопливо-ленивые шаги. Когда ворота открылись, Шень и его свита увидели маленькую служанку. Маленькой крольчихе на вид было не больше двенадцати лет. У девочки был заспанный вид. Открыв ворота, она сперва с удивлением посмотрела на гостей, но затем – видимо вспомнив о том, что её хозяин ожидал гостей – поклонилась и пригласила гостей войти. Переступив высокий порог перед юным павлином и его свитой открылся вид на роскошный сад. Этот сад был таким же, как и все сады знатных людей. Вдоль усадьбы протекала искусственная речка, сад изобиловал пионами, что говорило о высоком ранге хозяина, а тень от высоких деревьев дарила приятную прохладу. Дом, в котором решил остановиться Шень на время экзамена, принадлежал его троюродному дяде. Министр старшего четвертого ранга Ван Гуан Вэй, несмотря на не самую близкую родственную связь, благоволил Шеня и, узнав, что юный наследник хочет сдавать экзамен в столице, с радостью пригласил к себе в дом. И хотя Шень знал, что троюродный дядюшка пригласил его не из чистых намерений – министр собирался хвастаться одаренным родственником перед своими друзьями, как делали все у кого в семье был хоть кто-то сдавший экзамен – Шень принял его предложение, ведь это была прекрасная возможность обзавестись гуаньси – нужными связями. Юный павлин знал, что без хороших гуаньси, даже имея самые превосходные знания и умения, было невозможно получить продвижение. Через несколько минут из дома лениво вышел Ван Гуан Вэй. Павлин был высоким, цвет его перьев был таким же, как и у отца Шеня. Несмотря на заспанный вид павлин шел очень гордо. Ван Гуан Вэй был проницательным павлином, пережившим много политических потрясений. -Ва! – восторженно воскликнул павлин. – А вот и наш юный ученый! – Гуан Вэй улыбнулся, а потом его лицо снова приняло выражение недовольства. – Пойдемте скорее в дом. – торопливо пробубнил павлин. Он махнул крылом, приглашая гостей следовать за ним. – Солнце сегодня просто невыносимо. – устало сказал Гуан Вэй. И платком, который он достал из рукава, протер лоб. Следуя за хозяином, гости оказались в главном доме усадьбы министра Вана. Гуан Вэй любил красивые вещи, поэтому всегда окружал себя роскошью, полагая, что таким образом не только показывает свой статус, но приманивает в дом удачу. Во всех комнатах дома – кроме тех, что предназначались для проживания слуг –, стояла роскошная мебель из красного дерева с резными орнаментами, фарфоровые вазы и книги в шелковых переплетах. Ван Гуан Вэй подозвал слуг и велел им проводить сопровождающих Шеня в комнату, предназначенную для отдыха. Две юные служанки – крольчихи пригласили гостей следовать за ними. Сохраняя правила приличия Гуан Вэй, провожал гостей взглядом до тех пор, пока они не покинули главный дом министра. Когда гости скрылись из виду, павлин махнул крылом, призывая Шеня идти за ним. Пройдя через несколько комнат и длинному коридору, Шень оказался в покоях Гуан Вэя. Личная комната павлина отличалась особой роскошью. На полукруглом стеллаже были аккуратно расставлены книги в шелковых переплетах. Шеню не было необходимости читать названия этих книг. Как и все представители знати, Гуан Вэй выставлял на показ книги, которые считались самыми главными для людей высокого ранга. Тут были и учения Конфуция, и Лао-цзы, и военный трактат Сунь-цзы. На небольшом столе, где Гуан Вэй обычно занимался работой и просматривал свитки с прошениями от младших чиновников в небрежном виде лежали свитки. Текста там было мало, поэтому Шень подумал, что это были свитки со стихами, которые юные ученые, вроде него, посылали высокопоставленным чиновникам с целью получить их покровительство. Рядом лежала золотая прямоугольная именная печать и тонкая кисть, на кончике которой застыла тушь. А стены его комнаты украшали традиционные свитки с изображением четырех времен года. Среди картин особо выделялась старая картина эпохи Северная Сун «Две сороки» художника Цуй Байя. -Приветствую Вас, тайтай! – добродушно сказал Шень и сделал поклон, когда заметил в комнате паву. Обращение «тетушка», которое он использовал, подчеркнуло его отношение к женщине. Пава, к которой обращался Шень, сидела на стуле с высокой спинкой и казалась совершенно незаметной в полутемной комнате. Она сидела так тихо, что не было слышно даже её дыхания. -Рада Вас видеть, молодой ученый! – шутливым тоном сказала пава и на её лице появилась улыбка. – Давайте поедим. – теперь её голос звучал спокойно. Она наклонила голову приглашая Гуан Вэя и Шеня сесть за стол. Бай Му Дань, а именно так звали паву, с которой говорил Шень, была женой Гуан Вэя. Её имя означало «белый пион» и очень ей подходило. Перья павы были цвета слоновой кости с темно-розовыми неровными полосами на кончиках. Из всех женщин, которых знал юный павлин, тетушка Бай была в приятном смысле особенной. Она была пухлощекой и малообразованной женщиной. Но, глядя в её глаза, Шеню казалось, что он ощущает многовековую мудрость. Это была не та мудрость, которую получаешь от прочтения книг. Мудрость, таящаяся в глазах Му Дань, была подобна той, что можно ощущать при взгляде на Великие горы. Казалось, что если бы кто-то спросил её о тайнах мироздания или о дао, а Шеню не раз казалось, что тетушка лучше всех последователей Лао-цзы знает о дао, то она бы с радостью раскрыла эти тайны. Но её никто никогда ни о чем не спрашивал, поэтому она молчала. Когда Гуан Вэй и Шень сели за стол, Му Дань поставила перед ними миски с рисом и пиалы с тушеными в остром соусе овощами. Затем она поставила перед павлинами две небольшие чашки и налила в них персиковое вино. -Я очень благодарен Вам, дядя, за то, что приняли меня! – Шень плохо знал Гуан Вэя. Он видел павлина несколько раз в доме отца. Из-за этого все его слова, несмотря на попытки юного павлина говорить раскованно, принимали официальный тон. – Поэтому я хочу выпить за Вас! – на лице Шеня появилась наигранная улыбка. Гуан Вэй любил, когда ему льстили. Услышав слова племянника, которого он назвал «сокровище семьи Ван», павлин довольно улыбнулся, показывая свою благосклонность к молодому павлину. Шень слегка приподнял чашку, а потом разом опустошил её. -Для нас это не меньшая честь. – начал спокойно говорить министр Ван. – Принимать дома молодого ученого – это большая честь. – сказал Гуан Вэй так, словно рассуждал. –Ван Чэню очень повезло с сыном! – с наигранной гордостью сказал павлин. – Если бы хотя бы один из моих сыновей был таким, то я был бы спокоен. – пробубнил себе под нос Гуан Вэй и тяжело вздохнул. Но вскоре он снова повеселел и посмотрел на Шеня. – Поэтому и я выпью за тебя! – сказал павлин и опустошил свою чашку. Ван Гуан Вэй хотел порекомендовать Шеня на одну из должностей при дворе. Но знал, что если студент, которого порекомендовали на должность, проваливался на экзамене, то свою должность терял и чиновник, рекомендовавший студента. Такова была новая политика императора. Новая политика императора была и для Ван Гуан Вэя, и для Ван Чэня, как и для многих других чиновников, не ясна. Но Ван Гуан Вэй, как и многие из его окружения, еще пытался приспособиться к изменениям, произошедшим за несколько последних месяцев, после смены политического курса императора. Как говорится, травинка указывает туда куда дует ветер. Но проблема была в том, что в эти дни ветер дул во многие стороны и никто не знал, какая сторона наиболее благоприятна. Поэтому Гуан Вэй, хотя и видел в Шене потенциал, рисковать не хотел. -Но… - задумчиво произнес Гуан Вэй, покручивая в крыльях чашку. – Я думал, что ты хотел приехать вместе со своей женой. – договорил павлин и посмотрел на Шеня. -Хотел. – пытаясь скрыть своё раздражение, что получалось у него плохо, сказал Шень. – Но матушка запретила ей покидать дом. Она боится, что моя жена потеряет лицо. – с тем же возмущением в голосе, сказал молодой павлин. -Это очень похоже на Ли Цуй! – с явным упреком сказала Му Дань. Её недовольство было отнюдь не из-за того, что Ли Цуй не разрешила невестке покинуть дом. Му Дань и сама считала, что женщине не следует покидать дом без крайней необходимости. Во времена её детства о женщинах говорили: «Никогда не выходит через парадные двери и не проходит внутренние ворота». В домах-усадьбах вроде тех, что принадлежат Ван Гуан Вэю и Ван Чэню, женщины не только не выходили на улицу, но и не появлялись в первом, внешнем, дворе. Упрек Му Дань состоял в том, что Ли Цуй пошла против воли сына. Главным текстом для женщин была книга «Наставления женщинам». Книга, написанная рукой женщины-историка Бань Чжао во времена династии Хань, учила женщин знать своё место. Бай Му Дань, старавшаяся всю жизнь жить в соответствии с этими правилами, считала, что Ли Цуй использует правила «женских покоев», как показное украшение, которое можно выставлять на показ и получать одобрение. -Боги! – с усмешкой сказал Гуан Вэй. В его голосе слышалось наигранное сожаление. – У меня не было возможности приехать на твою свадьбу. – совершенно равнодушно сказал павлин и с наигранным сожалением покачал головой, словно упрекал самого себя. – Я хотел приехать на пьесу, которую твой отец устроил для Ли Цуй, - Ван Гуан Вэй, наверное, был единственным, кто позволял себе открыто говорить об этом. Все, кто хоть раз бывал в доме наместника Гун Мэня на праздник двойной семерки, знал, что наместник устраивает пьесу для своей жены. Но никто никогда не говорил об этом открыто. – но во дворце вечно что-то происходит. – добавил павлин и снова сделал глоток вина. Шень лишь едва заметно усмехнулся. Молодой наследник знал, что ничем толковым его троюродный дядюшка не был занят. Но его отсутствие на празднике еще больше возвышало его. -Надеюсь, твой отец не сильно разозлился? – выдержав небольшую паузу, спросил Гуан Вэй. Ему не было дело до троюродного брата и его чувств, но таковы были правила этикета. -Отец знает, как Вы заняты. Ведь Ваше положение при дворе довольно высокое. Поэтому он не держит обиды. – с таким же безразличием ответил Шень. Как и Гуан Вэй он лишь придерживался этикета. Гуан Вэй одобрительно покачал головой и все трое снова приступили к еде. Они ели в абсолютной тишине. Лишь изредка было слышно, как Му Дань наливала своему мужу вино. Шень отказался от вина. Из-за усталости юного павлина клонило в сон, а вино, которое было довольно крепким, только усугубляло его состояние. Поэтому он, как и тетушка Бай, пил чай из хризантемы. Когда Шень поел, Гуан Вэй позвал служанку. Юный павлин поблагодарил Гуан Вэя и Му Дань, после чего последовал за служанкой. Крольчиха средних лет, одетая в роскошное ханьфу из фиолетового шелка, вела юного павлина через усадьбу. И Шень снова поразился насколько Гуан Вэй любил выставлять на показ своё богатство, что даже служанок одевал в шелк. Крольчиха провела павлина через весь дом. Ей не было необходимости идти таким длинным путем, поэтому Шень решил, что служанка хотела продемонстрировать гостю насколько её господин был влиятельным. Проведя Шеня через весь дом, крольчиха вывела его в сад. Юный павлин снова окунулся в теплый воздух. Дышать было почти невозможно. Лоб, шея и спина Шеня почти мгновенно покрылись потом и сделались липкими. Молодой павлин надеялся, что эта прогулка уже скоро подойдет к концу. Но служанка, словно специально изводя гостя, вела его через весь сад. Вскоре впереди показалось небольшое строение. У дверей здания Шень заметил евнуха Яна. Старый свин дремал, прислонившись спиной к стене дома. Рядом с ним возился маленький Мао. Ван Гуан Вэй выделил для Шеня и его свиты отдельный павильон. Небольшое строение находилось в самой отдаленной части сада, поэтому молодому ученому ничего не будет мешать. Тут он мог спокойно отдыхать и готовиться к предстоящему экзамену. Павильон был небольшим и состоял из двух небольших комнат. Первая комната была совсем маленькой и предназначалась для прислуги. Другая была немного больше. Обстановка в павильоне была весьма скромная и значительно отличалась от обстановки в доме. Тут не было дорогой и красивой мебели, книг в шелковых переплетах, золотых курильниц и статуэток Будды. В комнате, которая предназначалась для прислуги, стояла одна кровать и несколько соломенных циновок. Там также был высокий стол и два стула. Вторая комната, в которой расположился Шень и наставник Лю, – юный павлин просто не мог позволить наставнику спать вместе с остальной прислугой – была обставлена не намного богаче. Тут стояла большая кровать, низкий столик, высокий стол с двумя стульями и один старый стул с округлой спинкой. В комнате также стоял не высокий стол, за котором обычно писали. Стол значительно отличался от других предметов мебели, поэтому Шень решил, что этот стол сюда поставили специально для него. На столе уже стояло все необходимое: тушь, кисти, поставка под кисти, бумага и тушечница. Едва Шень успел переступить порог комнаты, как упал на кровать. Он опустил голову на прямоугольную шелковую подушку. Из-за жары и долгого путешествия юный павлин так устал, что упал на кровать прямо в одеждах. Шень так устал, что даже не обратил внимание на неприятный запах старины, который исходил от подушек и одеяла. Шень приоткрыл глаза и еще раз осмотрел комнату, после чего усталость взяла вверх, и павлин уснул. Шень медленно просыпался. Через открытое окно в комнату проникал свежий воздух. На столицу медленно опускался вечер, поэтому, прогретый дневным солнцем воздух, стал медленно остывать. Шень приоткрыл глаза. Медленно приходя в сознание, павлин понял, что чувствует себя намного лучше. Не желая отпускать сладостный сон, павлин снова закрыл глаза. -Уже проснулся, братец? – спросил по-мальчишечьи задорный голос, заговорщицким тоном. Шень резко открыл глаза. Голос, доносящийся до него из темноты комнаты, павлин знал очень хорошо. Шень медленно приподнялся и стал всматриваться. Несмотря на то, что на улице все еще светило солнце, в комнате было темно. Только, когда его глаза привыкли к темноте, Шень смог разглядеть силуэт павлина, сидящего на одном из стульев с высокой спинкой. Шень поднялся с кровати и, дойдя до ближайшего окна, - а в комнате их было три – полностью открыл его. Комната тут же наполнилась ярким солнечным светом. Когда юный павлин развернулся, то увидел за столом своего кузена – младшего сына Гуан Вэя – Ван Цзань Тана. Цзань Тан сидел за столом и, совершенно не обращая внимания на Шеня, продолжал заваривать чай. Павлин взял в крылья небольшой глиняный чайник и сделал несколько круговых движений. После этого он открыл крышку, вдохнул аромат и, посчитав его недостаточно раскрывшимся, снова закрыл крышку и сделал еще несколько круговых движений. Затем павлин отставил чашку и обратил внимание на Шеня, который сел напротив него. Цзань Тан был младшим из четырех сыновей Гуан Вэя. От отца мальчик унаследовал только цвет перьев, все остальное досталось ему от матери. У юного павлина, - а он был ровесником Шеня – было простое, как у крестьянина, лицо. А на его макушке топорщилось несколько перьев, делая его лицо миловидным. Из-за этого в столице Цзань Тан получил прозвище «фарфоровый мальчик». Юный павлин поднял на Шеня свои темные глаза. У Цзань Тана был такой же мудрый взгляд, как и у его матери. Он улыбнулся Шеню, после чего налил в чашку чай и поставил её перед кузеном. Шень вдохнул приятный аромат. Он знал Цзань Тана уже несколько лет и каждый раз удивлялся тому, как искусно ему удавалось обращаться с чаем. Шень и Цзань Тан познакомились еще в раннем детстве, когда Ван Гуан Вэй, по приказу императора, объезжал южные провинции с инспекцией. Инспектировать троюродного брата Гуан Вэй, конечно, не собирался – он только записал в свою книгу то, как хорошо, по его мнению, наместник Гун Мэня справляется – , но с радостью принял его приглашение остановиться в Гун Мэне и отдохнуть несколько дней. С первого дня знакомства Шень завидовал свободе, которой обладал Цзань Тан. Он был четвертым сыном, а значит ему не было необходимости, как Шеню, сидеть за книгами, не поднимая головы. Мальчики быстро подружились и Цзань Тан нередко становился гостем в доме наместника Гун Мэня, особенно когда отправлялся в путешествия. Это было еще одно из развлечений Цзань Тана, которому Шень завидовал. Его кузен был настолько свободен, что мог неспешно, в свое удовольствие, путешествовать по Китаю. Путешествия Шеня же редко выходили за пределы родной провинции. Когда Шень допил чай, Цзань Тан предложил ему прогуляться и осмотреть столицу. Юный павлин с радостью принял предложение кузена. Это был его первый визит в императорскую столицу, и он сгорал от нетерпения увидеть её. Чтобы показать свой статус, - а это было необходимо – Шень сменил своё повседневное ханьфу на одежды с нашивками. Нашивки, которые располагались на груди и спине, указывали не только на принадлежность Шеня к знатному роду и его ранг, но и на то, что он был молодым ученым, прибывшим на экзамен. Следом за Шенем и Цзань Таном шел Мао. Он хотел выглядеть очень важным, когда сопровождал своего господина, из-за чего он выглядел забавно. Переступив порог усадьбы, Шень взял Мао за копыто и отвел в сторону. Юный павлин присел, чтобы быть с мальчиком на одном уровне. -У меня есть для тебя поручение, Мао. – полушепотом заговорил Шень. Юный павлин говорил строго, поэтому улыбка пропала с лица мальчика, и он внимательно посмотрел на своего господина. – Возьми деньги, - наследник достал из внутреннего кармана ханьфу связку монет и положил их в копыта Мао. – и погуляй по столице. Затеряйся в толпе и послушай, что люди думают об императоре, его политике и министрах. Особенно слушай, кто из министров готов пойти против императора. – когда Шень давал Мао наставления он понизил голос еще сильнее. Юный павлин знал, что в Поднебесной уши есть у всего, а в таких вопросах нужно быть осторожным. -Хорошо, господин! – ответил Мао и поклонился Шеню. Он быстро сунул связку монет в карман и уже собрался уходить, как Шень схватил его за рукав. -Но не смей воровать. – строго сказал Шень, глядя в испуганные глаза мальчика. – Если выкинешь что-то подобное, то я не стану заступаться за тебя. Тут моя добродушная женушка тебе не поможет! -Не волнуйтесь, господин! Теперь у меня нет причин воровать! Я не подведу Вас и молодую госпожу! – после каждой фразы, которые звучали сбивчиво, мальчик кланялся, опуская голову до самого живота. Договорив, Шень отпустил Мао и выпрямился. Мао огляделся по сторонам и, поняв, что рядом не было чужих, по-детски резво побежал по длинной улице, после чего скрылся в толпе. Проводив Мао взглядом, Шень последовал за Цзань Таном. Они, также как Мао, прошли по длинной улице, вдоль хутунов***, а потом вышли на широкую торговую площадь. Торговая площадь столицы значительно отличалась от той, что привык видеть Шень в Гун Мэне. Торговцы расположили свои лавки рядом с увеселительными заведениями, из-за чего на площади было невероятно шумно. Крики женщин: «Почему так дорого?» перемешивались с пьяными возгласами мужчин, сидевших в тавернах и публичных домах. Среди горожан, неспешно прогуливались цветки ивы. Из-за стен императорского дворца потянулись вереницы министров младших чинов. Министры старших рангов покидали дворец на носилках в сопровождении слуг и личной охраны. Они бесцеремонно расталкивали толпу, требуя уступить дорогу. Недовольно фыркая, люди расходились в стороны. И как только кортеж министра отходил, они продолжали торговаться, пытаясь получить лучшую цену. Шень с восхищением осматривался. Больше всего юного павлина восхитило то, что среди торговцев были и «заморские дьяволы». Так называли иностранцев, приезжавших в Мин. И, хотя павлин холодно относился к идее пускать «заморских дьяволов» на территорию Мин, они вызвали у молодого наследника интерес. В Гун Мэне он видел «заморского дьявола» только раз. Тут их было ненамного больше – император не любил иностранцев и чиновники неохотно выдавали им разрешения на торговлю -, но их было достаточно, чтобы привлечь внимание горожан. Они выставляли на продажу свой диковинный товар. Несмотря на то, что многие жители столицы относились к «заморским дьяволам» с опаской, странные товары все же привлекали внимание покупателей. Те, кто мог себе позволить, покупали некоторые из вещей. И хотя они не знали истинное предназначение этих вещей, они покупали их, чтобы показать благосостояние своей семьи. Шень также не мог скрыть своего любопытства. Он с интересом рассматривал вещи, привезенные «заморскими дьяволами». Немного осмотревшись Шень, почувствовал обиду. Он знал об интересе Су Вон ко всему новому. Павлину хотелось, чтобы его жена могла своими глазами увидеть всё это великолепие. Молодой наследник тяжело вздохнул. Шень решил подыскать Су Вон достойный подарок. Он не хотел покупать что-то обычное, что он мог найти в любой точке Поднебесной. Молодой павлин хотел купить что-то у «заморских дьяволов». Он стал рассматривать лавки. Тут были изделия из золота: диковинные чайники с длинными носиками, были украшены драгоценными камнями. Торговец соседней лавки выставлял на продажу ковры с разнообразными узорами. В соседней лавке «заморский дьявол» продавал различные ароматные настойки. Вокруг его лавки стоял терпкий, немного сладковатый, запах. Запах был таким сильным, что у Шеня заболела голова. Поэтому он быстро отошел к соседней лавке. Там торговец продавал украшения, поэтому вокруг его лавки толпились девушки. Они с интересом рассматривали золотые изделия и удивленно восклицали. Увидев рядом с собой Шеня, одетого в одежды с нашивками, указывающими на его достаточно высокое положение, девушки расступились. Некоторые из них кокетливо бросали взгляд на молодого павлина. Низкорослый торговец, который был родом с Запада, по взглядам женщин подумал, что Шень, вероятнее всего, был важной фигурой, поэтому он улыбнулся павлину. -Цин вэнь! – на ломанном китайском сказал торговец, стараясь произвести впечатление. Он обвел лапали свой товар и продолжал улыбаться. Шеня насмешили слова «заморского дьявола». Павлин понял, что мужчина хотел сказать: «Пожалуйста, будьте любезны», но перепутал тон. Вместо четвертого тона, который следовало использовать, торговец употребил третий. Из-за этой ошибки фраза превратилась в «Пожалуйста, поцелуйте меня». Украшения, аккуратно разложенные на шелковой ткани, блестели, когда на них падал свет от красных фонарей, висевших под лавкой. Шень принялся рассматривать украшения. Многие украшения значительно отличались от тех, что использовали девушки в Мин. А те, что все же были хоть немного похожи, выглядели необычно. -Оно красивое, правда?! – голос, раздавшийся рядом с Шенем, был нежным и принадлежал женщине. -Точно! – ответила другая женщина. В отличие от первой, голос этой женщины был грубым и хриплым. Раздавшиеся рядом женские голоса, заставили Шеня обратить на себя внимание. Рядом с павлином стояли две женщины-овечки. Среди юных девушек, что толпились у прилавка, эти женщины казались намного старше. Павлин опустил взгляд туда, куда смотрели женщины. В одном из углов прилавка, куда почти не попадал свет от фонарей, лежало золотое украшение, которое женщины носили на шее. Украшение состояло из двух тонких золотых цепочек, которые соединялись между собой такими же тонкими, словно ниточки, другими цепочками и были украшены небольшими красными камнями. -Это! – приказным тоном сказал Шень торговцу. Молодой павлин указал ему на золотое украшение. Торговец кивнул, давая понять, что понял павлина. Почти тут же Шень почувствовал, как на него упали женские взгляды. Торговец завернул украшение в шелковую ткань, после чего взял листок и написал на нем цену. От увиденной суммы Шень удивленно усмехнулся, поражаясь жадности «заморского дьявола». Женщины, стоявшие рядом, были не менее удивлены. Они ахнули и стали шепотом обсуждать увиденную цену. Пятьдесят юаней, а именно столько просил «заморский дьявол», считалась значительной суммой. Этой суммы было достаточно, чтобы в течении года вести безбедное существование. Женщины ждали, что молодой господин устроит сцену, чтобы «заморский дьявол» сбросил цену. Но Шень лишь кивнул головой и положил на прилавок несколько связок монет. Эти действия заставили женщин удивиться еще больше. «Он даже не торгуется!», с нескрываемым удивлением прошептала одна девушка своей подруге. Торговец сперва и сам опешил. Было понятно, что он прибыл в Мин недавно, но уже привык к тому, что тут было принято спорить из-за цены. Но мужчина быстро пришел в себя и сложил связки монет в свой карман. Он протянул Шеню шелковый сверток и как мог поблагодарил за покупку. Шень убрал сверток во внутренний карман ханьфу. Молодой павлин развернулся и стал пробираться через толпу женщин, которых теперь стало еще больше. Они провожали павлина полными зависти и удивления взглядами. Удаляясь, он еще слышал, как женщины обсуждали его покупку. «Счастливая же она. Он даже не торговался!», с завистью в голосе сказала одна из женщин. Выйдя из толпы женщин, Шень заметил Цзань Тана. Юный павлин посмотрел на Шеня с добродушной усмешкой. Хотя он стоял далеко, но все же стал свидетелем сцены, которую устроил наследник Гун Мэня. Цзань Тан ничего не сказал Шеню, он только махнул крылом, призывая кузена следовать за ним. Юноши продолжали идти через торговую площадь. Ото всюду доносились крики торговцев, покупателей и бродячих артистов, зазывавших зевак посмотреть их шоу. Они прошли мимо книжной лавки. На удивление Шеня, у лавки выстроилась толпа из женщин, которая была не меньше той, что стояла у прилавка с украшениями. «Новый роман! Новый роман!», кричал хозяин лавки, пока его помощник обслуживал покупателей. Цзань Тан кинул взгляд на это сборище и расхохотался в голос. Вскоре юноши пришли к постоялому двору. Постоялый двор состоял из трех больших частей. Первая часть была отведена под ночлег, вторая была публичным домом, а в третьей собирались мужчины, чтобы выпить или поиграть в азартные игры. Войдя в здание Шень, заметил очень много мужчин с длинными листками, которые были приклеены к их лбу и щекам. Таким образом обозначали должников, а на самих листках писали сумму их долга. Здание было выстроено кругом и состояло из двух этажей. Юноши поднялись на второй этаж, который больше напоминал балкон, и уселись за столик. На втором этаже было не настолько шумно, а еще оттуда открывался лучший вид на сцену, где танцевали цветки ивы. Под звуки флейты сяо три девушки кружились в плавном танце, забавляя мужчин. Когда юноши сели за стол, к ним подошла женщина средних лет. Она еще не была старой, но её лицо уже покрылось морщинами и выражало полное отвращение ко всему миру. На фоне юных и прекрасных девушек, которые танцевали под звуки флейты или ходили между столиками, она выглядела чужеродно и казалась отвратительной. Когда-то это место принадлежало ей. Теперь она должна была подчиняться хозяйке публичного дома, которая выкупила это место. Приняв заказ высокопоставленных гостей, женщина удалилась. Потом она снова появилась и поставила перед Цзань Таном миску холодной лапши. Перед Шенем она поставила миску с его любимым супом чжоу шеньчжэнь. Юный павлин опустил ложку в густой и темный, словно карамель, бульон. Он положил ложку супа в рот. Юный павлин снова подумал о Су Вон. Она часто готовила этот суп для него, особенно в последние дни, когда Шень был занят учебой. За время их совместной жизни, - а они были женаты уже полгода – Су Вон научилась готовить суп чжоу шеньчжэнь намного лучше, чем Ли Цуй и слуги. Поэтому теперь Шень, если хотел поесть любимый суп, всегда просил жену приготовить его для него. -Я так рад, что ты приехал! – радостно сказал Цзань Тан, проглотив кусок тушеной редьки. – Жаль, конечно, что ты приехал ради того, чтобы подвергнуть себя этому безумию. – добавил юный павлин и его лицо приняло строгие черты. Цзань Тан, как и Шень получил хорошее образование. Но в отличие от юного наследника Гун Мэня, Цзань Тан не интересовался политикой и презирал систему государственных экзаменов. Он, как никто другой, знал, что для того, чтобы получить должность чиновника в той или иной сфере не было необходимости иметь технические знания, важнее было умение писать красивые тексты с уклоном в философию. Умение писать стихи ценилось выше всего, ведь даже в официальных документах использовали литературные приёмы. -Ну же, - на лице юноши снова появилась добродушная улыбка. – расскажи какая она? – с нетерпением спросил юный павлин. -Кто? – совершенно спокойно спросил Шень, делая вид, что не понимает, что Цзань Тан хочет от него услышать. -Твоя жена, конечно же! – воскликнул павлин, а потом рассмеялся в голос. Отсмеявшись, он глубоко вздохнул. – Помню, как ты говорил мне, что не хочешь жениться. И надо же… Я узнаю о твоей свадьбе! – с задором сказал Цзань Тан. -Я женился не по своей воле. – сухо сказал Шень, но потом его строгие черты лица стали мягче, а на лице появилась легкая, едва заметная, улыбка. – Но моя жена оказалась не такой, как я думал. -Ва! – громко воскликнул Цзань Тан. Казалось, что Шень хотел сказать что-то еще, но кузен перебил его. – Должно быть ты очень любишь её, раз купил такое дорогое украшение! – с восторгом ребенка сказала Цзань Тан. -Похоже, что так! – с присущей ему усмешкой, ответил Шень. -Кого я вижу! – внезапно раздавшийся голос, отвлек Цзань Тана и Шеня от разговора. Юношеский голос был мягким и приятным. Такая бесцеремонность разозлила Шеня. Молодой наследник поднял голову. Перед ним стояло пять юношей. Среди них был толстый свин, который смотрелся крайне смешно в темно-розовом ханьфу, и стройный кот с черной шерстью и зелеными, как нефрит, глазами. Рядом с ними стояли еще кролик и баран с белой шерстью, напоминавшей облако. По всем ним было видно, что они были отпрыски знатных семей. Но они казались жалкими тенями на фоне юноши, который стоял впереди. Юноша, который прервал разговор Шеня и Цзань Тана, - а Шень не сомневался, что это был именно он – был фазаном с яркими перьями. В свете фонарей его перья блестели, словно были сделаны из золота. На нем было фиолетово-розовое ханьфу, а в своих крыльях он держал веер. На белоснежном веере черной тушью были нарисованы листья бамбука. У юноши было красивое, величественное лицо. Острые скулы придавали лицу фазана строгий вид. -Поздравляю тебя! – иронично сказал Цзань Тан, подняв глаза на фазана. – Твоя книга пользуется успехом. – с той же иронией продолжал говорить юный павлин. – Конечно, кому как ни сыну куртизанки знать о любовных интрижках. – резко кинул фразу Цзань Тан. Циничный тон, с которым говорил Цзань Тан, удивил Шеня. Он никогда не слышал, чтобы его кузен разговаривал с кем-то подобным образом. Юный павлин заметил, как изменилось выражение лица юного фазана. Его уверенность пропала, а острые скулы стали еще заметнее. Было понятно, что слова задели его. -Зато мой отец гораздо выше твоего, по статусу. – раздраженно сказал фазан. Он напомнил Шеню обиженного ребенка, который искал любые слова, чтобы поставить обидчика на место. -Правда? – также холодно сказал Цзань Тан. Он злобно усмехнулся. – И кто же он? Кто? – лицо Цзань Тана, которое еще несколько минут назад было приятным и добродушным, приняло отвратительный вид. Его лицо скривилось в улыбке, показывающей его превосходство. -А ты кто? – резко спросил фазан, посмотрев на Шеня. Он так и не нашелся, что ответить Цзань Тану, поэтому был ужасно зол. -Меня зовут Ван Шень. – сказал молодой павлин и строго посмотрел на фазана. – Я единственный сын своей семьи, троюродный племянник министра старшего четвертого ранга Ван Гуан Вэя, муж единственной дочери четырнадцатого принца Чосона и наследник Гун Мэня. В Китае такая форма приветствия была не только распространена, но и считалась вежливой: знакомство должно включать определение места, статус, и что еще важнее – семейное положение. Злоба пропала с лица юного фазана, а на её место пришло удивление. Его глаза округлились, и он несколько раз обвел Шеня взглядом с ног до головы, словно не веря тому, что услышал. Он медленно опустился и сел между Шенем и Цзань Таном. -Ты действительно Ван Шень? – переспросил фазан. Когда Шень кивнул, лицо юноши приняло шутливый вид. – И не стыдно тебе общаться с таким, как он? – с пренебрежением спросил фазан и качнул головой в сторону Цзань Тана. -Стыдно? – Шень совершенно спокойно посмотрел на своего собеседника. – Перед вами-то? – с усмешкой спросил юный павлин. Он обвел взглядом юношей, которые так и продолжали стоять за фазаном. – Нисколько! – заявил Шень, снова посмотрев на фазана. Услышав ответ Шеня, фазан засмеялся. -Ты нравишься мне еще больше! – продолжая смеяться, сказал фазан, переведя взгляд на Шеня. – Меня зовут Би Лю. – представился фазан и сделал поклон. – Я читал комментарии, которые ты написал к пьесам и могу сказать, что восхищен. Редко бывает, когда ум и талант получают те, кто имеет право реализовать их. – с тоской в голосе сказал Лю. Би Лю хотел сказать что-то еще, но на первом этаже раздался грубый мужской голос. Следом за мужскими возгласами, которые состояли из неприличных слов, послышался звук разбивающейся посуды. Би Лю приподнялся, чтобы посмотреть. Заметив на первом этаже мужчину одетого в одежды чиновника старшего третьего ранга, он недовольно поморщился. -Главный ци гуань янь Поднебесной пожаловал! – с усмешкой сказал Би Лю. Юноши за его спиной засмеялись, а он сам развернулся к Шеню. Ци гуань янь: снова означали «воспаление дыхательных путей», но если прочитать иероглифы иначе, то получается совсем другой смысл: «жестокий контроль жены». Эту фразу обычно использовали для описания мужа-подкаблучника. -Это так утомляет. – с наигранной усталостью сказал Би Лю. – Поддерживать порядок в этом месте задача довольно нелегкая. – добавил юноша и поднялся. Он уже собрался уходить, но остановился и снова посмотрел на Шеня. – Я нисколько не удивлен тому, что Вы, - фазан впервые обратился к Шеню официально, как и полагалось. – приехали на экзамен. Вы обладаете талантом и хорошими гуаньси для того, чтобы пройти, поэтому мне остается только попрощаться и еще раз выказать своё восхищение! Би Лю еще раз поклонился Шеню, после чего последовал вниз. Сопровождающие его юноши последовали за ним. Спустившись на первый этаж, Би Лю стал успокаивать пьяного министра. Сперва министр кричал, но потом сознание покинуло его, и он упал в объятия юного фазана. На счастье министра многие из гостей были заняты своими делами, поэтому не обратили никакого внимания на эту сцену. Шеню так и не удалось узнать у Цзань Тана о конфликте между ним и Би Лю, но кузен рассказал ему о том, что фазан был сыном одной из куртизанок, что объясняло женственность в манерах Би Лю. Хозяйка публичного дома разрешила оставить его и даже оплатила образование для мальчика. Теперь Би Лю вел дела, потому что хозяйка была уже старая, а он хорошо разбирался во всех делах публичного дома. Би Лю был умным, и Шень сразу же заметил это. Это было заметно хотя бы потому, что его, юношу низкого происхождения, сопровождали отпрыски знатных родов. Но так как он являлся сыном куртизанки он не имел право сдавать государственный экзамен и получить должность. Поэтому ему и оставалось только писать любовные романы, со скрытыми подтекстами, которые едва ли кто замечал, и управлять делами публичного дома. Шень вернулся домой, когда уже совсем стемнело. На темном небе, словно крошечные огоньки, сияли звезды. Они напоминали молодому павлину водную гладь, по которой плыли бумажные фонарики, сделанные в форме лотоса. Их запускали юные девушки и дети, загадывая желание на Новый год. А тусклую луну окружили облака цвета дыма. В павильоне, где остановился наследник, было темно. Павильон освещали только ночные фонари, которые слуги Гуан Вэя зажигали с наступлением сумерек и тушили с первыми лучами солнца. Зайдя в павильон, Шень понял, что, несмотря на достаточно ранее время – недавно объявили о наступлении часа свиньи**** –, все уже спали. Из комнаты, которая предназначалась для прислуги, доносился храп евнуха Яна. Старый свин занял единственную кровать и с жадностью растянулся на ней в полный рост. На соломенной циновке, укрывшись старым, выцветшим одеялом – когда-то оно было розового цвета – спал Мао. Прислонившись к бамбуковой стене павильона, спали два юноши-волка. Рядом с ними стоял низкий круглый стол. На столе остались стоять миски и фарфоровый кувшин из-под вина. В комнате смешался запах пота, алкоголя и остатков ужина. Из-за этого воздух стал вязким и дышать в комнате было почти невозможно. Но казалось, что те, кто спали там, совершенно не чувствовали этого отвратительного сочетания запахов. Переступив порог своей комнаты, Шень увидел наставника Лю, спящего на широком стуле с округлой спинкой. Дорога настолько утомила старого наставника, что он даже не нашел в себе силы дойти до кровати, или он просто не хотел стеснять своего подопечного. Комната была освещена тусклым светом ночного фонаря, который наставник Лю оставил для своего подопечного. Шень переоделся в ночные одежды и, накинув ночной халат, расшитый золотыми нитями, потушил фонарь и лег в кровать. Завтра утром ему уже следовало быть на экзамене, поэтому молодой павлин собирался хорошенько отдохнуть. В комнате не было тех же отвратительных запахов, что в комнате прислуги, но воздух тут был таким же вязким и удушающим. Несмотря на то, что Шень провел всю жизнь в южной провинции, он так и не привык к летней жаре. Молодой павлин переносил её с большим трудом. Из-за духоты у него начинались сильные головные боли, из-за которых юный наследник мог провести в постели несколько дней. Шень закрыл глаза. Но уснуть у него так и не получилось. Из-за духоты и мыслей о предстоящем экзамене он не находил себе места. Молодой павлин еще не посещал императорскую резиденцию – он знал о дворце только из рассказов отца и евнуха Яна –, поэтому старался представить себе это величественное место. Потом он стал думать о министрах, которые будут принимать экзамен. Для этой роли обычно отбирали чиновников, к которым был большой уровень доверия, но все они были не выше пятого ранга. Потом павлин подумал о заданиях. Для экзамена такого уровня вопросы придумывали императорские ученые. А потом мысли Шеня стали путаться. Шень уже был готов уснуть, как подумал о Су Вон. Молодой павлин представил себе, как жена, обхватив своими крыльями его шею, смотрит на него своими темными глазами. Его сердце стало биться быстрее. Взгляд жены всегда возбуждал его. Он представил себе, как развязывает тонкие завязки на нижнем платье Су Вон и прикасается к её телу. Шень представил себе, как Су Вон опустила голову на его грудь, - она всегда делала так после того, как «проливался дождь» -, а он нежно гладит её по спине и крыльям, словно маленького ребенка, слушая, как её тяжелое дыхание становится ровным. Шеню даже показалось, что он почувствовал аромат перьев жены. Нежный аромат персика ударил в нос, заставив павлина вскочить. Из-за этих мыслей кровь прильнула к лицу и почти сразу же Шень почувствовал нехватку воздуха. Он дышал так, словно без передышки поднимался в гору. Дыхание молодого павлина стало тяжелым и прерывистым. Его сердце стучало так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди, а лоб покрылся потом. Молодой павлин прислонился к бамбуковой стене павильона. Длинным рукавом ночного халата, он стер со лба пот и несколько раз постучал кулаком по груди, чтобы успокоить мысли и чувства. Но мысли о жене не пропали. Шень чувствовал себя, как Мэн Мэй*****, – герой новой популярной пьесы –, увидевший во сне мистический образ прекрасной девушки. Но, в отличие от Ду Линян – девушки, которую увидел Мэн Мэй – в образе Су Вон не было ничего мистического. И от этого желание Шеня увидеть жену только увеличилось. Чтобы отвлечься от мыслей о жене, Шень стал наизусть проговаривать, тщательно заученные, высказывания Конфуция и Лао-цзы. Но из-за усталости и волнения мысли путались, и павлин сбивался. Он продолжал бубнить себе под нос высказывания через раз поправляя самого себя. Повторив еще несколько высказываний, молодой наследник решил повторить «удачные слова», которые следовало употреблять в сочинениях. С «удачными словами» было также, как и с высказываниями. Шень хорошо помнил их, но постоянно сбивался и путался. Иногда он путал высказывания из темы «земля» с высказыванием из темы «времена года». И это ужасно раздражало павлина. Шень поднялся с кровати и зажег несколько свечей. Яркий свет резал глаза, но вскоре глаза Шеня привыкли, он смог дойти до невысокого стола, стоявшего в другом конце комнаты. Павлин поставил свечи на невысокий столик и, опустившись на шелковую подушку, сел за него. Шень положил перед собой Лэйшу – «систематизированную книгу». Для повторения Лэйшу была самой лучшей книгой, поскольку являлась справочником с цитатами. Описание литературных стилей, «удачные слова» для сочинений и стихов и высказывания были разбиты на основные темы: небо, времена года, земля, императорский двор, растения, ритуалы и оружие. Рядом с Лэйшу молодой павлин положил словарь рифм – в нем содержались наиболее удачные сочетания слов, для написания стихов. Юный павлин с головой погрузился в чтение. Он решил, что не отправится спать, пока не будет уверен, что правильно запомнил все высказывания и «удачные слова». Молодой павлин считал, что не имеет права провалить этот этап экзамена. Шень не потерял бы лицо, если бы провалил экзамен. За это павлин совершенно не переживал. На экзамене такого уровня, - а выше был только экзамен в присутствии императора – решались далеко не все. Он боялся потерять лицо перед женой. От усталости глаза закрывались сами собой, но Шень упорно сопротивлялся сну. Павлин время от времени постукивал себя по щекам, чтобы не заснуть. Из-за яркого света свечей, проснулся наставник Лю. Старый кролик потер заспанные глаза. Он медленно поднялся, слегка постукивая кулаками по затекшим лапам в области плеч, чтобы разогнать кровь. Увидев своего подопечного, склонившегося над книгами, лицо наставника приняло выражение недовольства. Он подошел почти вплотную, но, казалось, Шень его совсем не замечал. Юноша уставился в книгу. -Ваша светлость, - несмотря на явное недовольство, голос наставника Лю, как и всегда, звучал спокойно. – что Вы делаете? – спросил старый кролик, сложив лапы за спиной. -Читаю. – сухо ответил Шень, не поднимая головы. Шень дочитал до конца страницы и, перевернув лист, посмотрел на наставника. – Я решил, что было бы полезно повторить все еще раз. – Шень сильно устал и его голос казался слабым. -Милостивый Будда! – с наигранно глубоким вздохом сказал наставник Лю и покачал головой. – Ваша светлость, Вы же прекрасно знаете, что бездумное зазубривание не даст никаких плодов. Вы сейчас занимаетесь именно этим, а стало быть, тратите время впустую. – голос наставника приобрел строгие нотки. Наставник Лю покачал головой, после чего складки на его лбу разгладились и лицо снова приняло дружеский вид. – Вам следует отдохнуть. -Не могу. – буркнул Шень. Его лицо стало строгим. – У меня такое чувство, словно я забыл абсолютно все, чему Вы меня учили. – Шень провел крыльями по лицу, потирая уставшие глаза. – Вы же понимаете, что я не могу провалить экзамен? – спросил Шень, убрав крылья от лица. Он кинул на наставника хитрый взгляд. На лице наставника Лю появилась улыбка. Конечно, он все понимал. Старый кролик даже считал, что женитьба пошла его подопечному на пользу. Шень стал учиться усерднее, несмотря на частые пропуски. Но наставник Лю совершенно не возражал. Старый кролик считал, что молодому павлину полезнее проводить время с женой, чем за книгами. «Юность коротка, как и сезон дождей в южных провинциях. За это время земля должна успеть впитать в себя влагу, чтобы дать ростки и плоды. Если помешать дождю, то земля высохнет, станет непригодной и не даст плодов. А если не будет плодов, то Инь и Ян перестанут существовать в гармонии», часто говорил Наставник Лю Ван Чэню, когда наместник ругал сына за пропуски. -Я понимаю Ваши чувства! – сказал наставник Лю. Улыбка сохранилась на его лице. И он хитро посмотрел на своего подопечного. – Но поверьте мне, старику, Вам лучше отправиться спать. Вы устали. Утром Вы почувствуете себя лучше! Шень неохотно согласился. Он действительно чувствовал себя уставшим. Молодой павлин вышел из-за стола и, когда он лег на кровать, наставник Лю потушил свечи. Старый кролик открыл окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух, после чего вышел, оставив своего подопечного одного. Шень проснулся совсем рано, где-то в середине часа кролика******. Служанка – маленькая крольчиха – накрыла ему стол. Она поставила перед павлином миску с густым супом, чашу риса и тушенные в остром соусе овощи. Крольчиха поставила перед Шенем чайник с хризантемовым чаем, сушенные арбузные семечки и соленые сливы. Служанка налила чай в чашку, после чего покинула комнату. Из-за прошлой ночи и волнения перед предстоящим экзаменом, Шень не мог есть. Но молодой павлин убедил себя поесть, ведь следующие три дня он проведет в маленькой, изолированной от внешнего мира, келье и будет есть только рис. В конце часа дракона******* Гуан Вэй и Шень направлялись в сторону дворца. Министр Ван, одетый в красные шелковые одежды чиновника с нашивками на груди и спине, сидел на носилках из красного дерева. Четверо слуг, которые казались Шеню довольно худыми для подобной работы, с гордым видом несли своего господина. Молодой павлин шел рядом с дядюшкой, слушая его недовольное бурчание. -Быть чиновником в течении одной жизни все равно, что пройти семь перерождений в качестве нищего. – недовольно пробурчал Гуан Вэй, крылом закрывая лицо от солнца. Шень был одет так же, как и прошлым вечером, когда вышел с Цзань Таном на прогулку. Только теперь на его крыльях были специальные нарукавники. Обычно их использовали при стрельбе из лука. Нарукавники надевались поверх длинных рукавов ханьфу, что было весьма удобно при стрельбе. На экзамене они были не менее полезны, поскольку сохраняли рукава чистыми. Носильщики остановились у главных ворот дворца – ворот У мэнь. Ворота У мэнь напоминали по форме иероглиф ао – «вогнутый» - и имели двухъярусную крышу удянь – четырехскатную крышу, с поднятыми вверх углами. Гуан Вэй сошел с носилок. У ворот он встретился с двумя другими министрами – министром младшего четвертого ранга Сунь Чжуан Фу и министром старшего четвертого ранга Хо Бо Линем. Мужчины, как и полагается, обменялись любезностями, после чего Гуан Вэй представил им Шеня, назвав его «дорогой племянник». Шень поклонился почти до самого пояса, выказывая своё уважение, и министры одобрительно закивали головами. Переступив через главные ворота, Гуан Вэй отстранился от Шеня, словно был не знаком с ним. Министр делал это с благими целями. В императорском дворце, как и во всем Китае, ценились хорошие гуаньси, но они могли и погубить. Пройдя через ворота У мэнь, Шень оказался на светлом и широком дворе. Тут было гораздо тише, чем на главной площади перед воротами. Тут почти не было слышно криков торговцев и шума толпы. Внутри, изгибаясь, с запада на восток текла река Цзиньшуйхэ. Во дворце её использовали, чтобы сливать воду после сезона дождей, или чтобы тушить пожары. Её пересекали пять мостов из белого нефрита, подчеркивая красную стену и желтую черепицу. К северу от реки были заметны ворота Фэнтяньмэнь с двухъярусной крышей сешань. Это место предназначалось для императорских аудиенций и решения политических вопросов. Здание было не большим, но удивительно красивым. За воротами Фэнтяньмэнь справа расположились палата Вэньхуадянь – палата выдающихся ученых –, а слева – палата Уиндянь – палата героев. Шень с интересом рассматривал каждую деталь Запретного города. Он крутил головой из стороны в сторону, пока его взгляд не остановился на императорском дворце. Дворец императора – зал Фэнтяньдянь –, как и полагалось был ориентирован с севера на юг. Зал Фэнтяньдянь возвышался над прочими зданиями. К нему вели ступени из белого мрамора. Зал имел двухъярусную крышу удянь, красные стены, желтую черепицу, ярко-красные колонны и золотые двери. Смотря на императорский дворец, Шень представил себя стоящего на самом верху. В своих фантазиях он был одет в ярко-красные одежды с золотой вышивкой в виде дракона – символа императора – на спине. А голову украшала корона мяньгуань. Спереди и сзади корона имела подвески «лю». Это были нити «у цай сао», на которые узлами были закреплены бусины пяти цветов. Шень представил, как смотрел сверху вниз на чиновников, которые стояли перед ним на коленях, в приветственном поклоне. А потом молодой павлин представил Су Вон. Он представил жену в таком же красном ханьфу с золотой вышивкой в виде феникса – символа императрицы. Её голову украшала золотая корона. Украшенная разнообразными камнями, корона напоминала хвост феникса. Молодой павлин отчетливо представлял себе этот день. Су Вон появится на площади перед дворцом в паланкине, украшенном цветами. После чего она выйдет из него и станет подниматься к нему по ступеням. Шень, казалось, видел каждый шаг жены. Каждый её шаг был таким грациозным и легким, что вызывал восхищение. И как только она встанет рядом с ним, он объявит её своей императрицей. А площадь перед дворцом, которая будет заполнена чиновниками, евнухами, придворными дамами и служанками, будет заполнена громкими криками: «Слава императору! Сто лет жизни императору! Слава императрице! Сто лет жизни императрице!». Шень усмехнулся. Еще несколько месяцев назад он видел в своем восхождении на трон единственный способ избавиться от навязанной родителями жены, которую, как предполагал павлин, он не полюбит. Но сейчас он не мог представить на месте императрицы никого кроме Су Вон. От мыслей Шеня отвлек сильный мужской голос. Повернув голову на звук, молодой павлин увидел евнуха средних лет. Евнух призывал собравшихся на площади мужчин, – а их было около ста человек – к порядку. Евнух-свин был одет в зеленые шелковые одежды, а голову закрывал черный головной убор. На его лице отразилось недовольство. Лицо евнуха было сложно назвать приятным. Оно было похоже на камень. Императорский евнух появился на площади в сопровождении нескольких императорских стражников. -Прошу следовать за мной! – громко прокричал императорский евнух. Только его крик заставил собравшихся мужчин обратить внимание на тощего евнуха. Когда мужчины удостоили его вниманием, евнух поклонился, после чего демонстративно развернулся, призывая собравшихся следовать за ним. Шень шел следом за евнухом. Молодой павлин делал каждый шаг с гордостью и каким-то особым наслаждением, словно это уже был его дом. Евнух свернул вправо и прошел через небольшие ворота. Эти ворота были не такими величественными, как те, что Шень видел прежде. Поэтому возможно, что у этих ворот даже не было собственного имени. А если и было, то оно было такое незначительное, что его знали разве что давние обитатели дворца. Миновав ворота, перед гостями открылся вид на весьма скромный сад. Его, вероятнее всего, разбили для чиновников, которые могли укрыться там от удушающей жары. Молодой павлин снова крутил головой из стороны в сторону, словно маленький ребенок. -Император идет! – также громко крикнул императорский евнух. Его мощный голос заставил всех собравшихся обратить на себя внимание. – Все на колени! Живо! Голову не поднимать! – грозно приказал мужчина. Все собравшиеся дружно встали на колени, склонив головы так, что их лбы касались земли. С особым рвением на колени опустился какой-то старик. Всю дорогу Шень наблюдал, как старик медленно плелся за группой. Опираясь на изогнутую трость, он с трудом волочил за собой ноги. Двое стражников, сопровождающих собравшихся, опустились на одно колено, положив мечи, которые до этого несли в правых лапах, на землю. Сам евнух не менее энергично опустился на колени, но голову опустил не до конца. Так он мог следить за тем, когда император будет достаточно далеко, чтобы всем было позволено подняться. Воспользовавшись моментом, Шень приподнял голову. Несколько высоких евнухов несли золотые носилки, на которых сидел император. Следом за ним вереницей, словно воды реки, плелись худощавые евнухи, они почти бегом следовали за носилками, закрывая императора от солнца большими зонтами, несколько придворных дам, одетых в темно-синие ханьфу с узкими рукавами, и около двадцати младших служанок. Шень перевел взгляд на императора. Император-буйвол безучастно опустил голову на копыто, которым опирался на бортики носилок. Молодой павлин усмехнулся. Шень представил себя, сидящим на золотых носилках и на лице молодого павлина появилась хитрая улыбка. Шень наградил императора взглядом полным презрения. Мужчина, по мнению Шеня, совершенно не был похож на Сына Неба, в нем не было никакого величия. Когда император со своей многочисленной свитой удалился, собравшимся разрешили подняться. Они продолжали идти за императорским евнухом. Уже через несколько минут толпа мужчин оказалась в палате Наньсаньсо. Палата Наньсаньсо представляла из себя небольшой комплекс из нескольких построек. На время экзамена, пространство в постройках разделили тонкими бамбуковыми перегородками, чтобы создать кельи. В таких кельях мужчины проведут три дня, выполняя первое задание. Мужчины выстроились толпой и по очереди распределялись по своим комнатам. Когда очередь дошла до Шеня, то несколько евнухов-надзирателей тщательно проверили вещи, которые были у павлина: кисть, тушечница, несколько листов чистой бумаги и свечи. После осмотра личных вещей, евнухи попросили молодого павлина раздеться. Шень снял ханьфу, и евнухи тщательно проверили одежды на наличие подсказок. Молодых они досматривали особенно тщательно. Они прощупали ткань, чтобы убедиться, что нет никаких подкладок, куда обычно прятали шпаргалки. Убедившись, что с верхним ханьфу все в порядке, евнухи попросили Шеня снять нижние одежды. Молодому павлину это не нравилось, но он послушно повиновался. Многие мужчины, которые шли перед ним, устраивали сцены, только своими громкими криками они ничего не добились, поэтому Шень продолжал покорно стоять, пока евнухи проверяли его нижние одежды и тело. Проведя проверку, евнухи разрешили павлину одеться и забрать свои вещи. Один из евнухов, старый-панда, записал имя Шеня. Императорский евнух, который сопровождал мужчин, проводил Шеня в его комнату, после чего закрыл дверь. Комната была такая же, как и всегда. Тесная келья состояла из трех стен, двери и двух досок, которые служили и столом, и стулом, и кроватью. Свет в комнату проникал через щели между бамбуковыми перегородками и был тусклым. Шень начал располагаться. На доску, которая служила столом, он поставил свечи и зажег их. В келье стало светло. Рядом он положил тушечницу, кисть и листы бумаги. Разложив свои вещи, Шень сел на вторую доску, которая служила стулом и кроватью, и прислонился спиной к задней стене. Воздух на улице прогревался и очень скоро в келье стало трудно дышать. Шень помнил, как впервые оказался на экзамене. Свой первый экзамен, на звание сюцая, молодой павлин сдавал в Гун Мэне. Он помнил, как тяжко ему дались эти несколько дней в келье. Ему казалось, что он сходит с ума. Перегородки между кельями в Гун Мэне были плотнее и между ними не проходил свет, смену часов тоже не объявляли. Из-за этого Шень совершенно потерял счет времени. А из-за жары и запахов подгнивающей еды, которые доносились из соседней кельи, Шеня тошнило. Тогда ему хотелось сбежать. Он был готов бросить все, был готов даже потерять лицо. Но все же взял себя в крыльях. Павлин хорошо помнил облегчение, которое он испытал, когда покинул келью. Тогда ему было абсолютно безразличны результаты экзамена. Первые два дня Шень только спал. А когда шок прошел, то молодой павлин всерьез заволновался. Он совершенно не помнил, что написал в сочинении. Но увидев своё имя в списках тех, кто прошел – список вывесили на главной площади города – он был горд за самого себя. Свой второй экзамен Шень сдавал в Нанкине. Туда Шень отправился с отцом. Тогда ему пришлось всю дорогу выслушивать наставления отца, а когда он отвлекался, то со всей силы получал удар по затылку. На этот раз Шень был рад одиночеству в келье. Только тут он мог спрятаться от надоедливых наставлений отца. Почти все три дня, отведенные на выполнение задания, Шень работал. Но павлин был не уверен в правильности ответа. Он сказал об этом отцу и вскоре пожалел. Ван Чэнь стал кричать на него. «Тебе следовало быть внимательнее! Нужно было больше заниматься!», все три дня, пока Шень ждал результатов, отец повторял эти слова. Но, увидев свое имя в списках, сдавших экзамен, получил от отца лишь скромное: «Молодец» и несколько недель отдыха. Сейчас Шень был совершенно спокоен. Волнения вчерашней ночи пропали, а на их место пришла уверенность. Полученное задание, казалось павлину легким. Ему следовало написать сочинение на тему «добродетель». Молодой наследник полностью посвятил себя работе. Даже для такого задания, как сочинение о «добродетели», требовалось много времени. Шень записывал высказывания Конфуция, дополнял их собственными мыслями и «удачными словами». Но потом он все перечёркивал и брался за чистый лист. Шень писал почти не отрываясь. Он отрывался от работы только три раза в день, когда приносили еду. Кормили тут весьма скромно. В день выдавали три рисовых шарика с начинкой из овощей и фасолевой пастой. Почти также кормили преступников, с той лишь разницей, что преступникам полагался один рисовый шарик в день. Днем воздух сильно прогревался и, смешиваясь с запахом еды и пота, становился невыносимым. Поэтому Шень оставлял работу на вечер и ночь, когда жара немного спадала. К концу третьего дня Шень полностью закончил свою работу. На довольно небольшом листе бумаги он написал сочинение в стихотворной форме, пользуясь цитатами Конфуция и его последователей. Когда императорский евнух открыл дверь кельи, яркий свет ударил в глаза молодого павлина. Шень протянул ему работу. С абсолютным безразличием евнух забрал работу у юноши. Перед следующим этапом экзамена полагался один свободный день. Когда Шень добрался до резиденции Гуан Вэя, он тут же упал на кровать и заснул. Он спал так крепко, что даже не видел снов. Он проспал почти весь день. Шень проспал бы намного дольше, но его разбудили резкие звуки, доносившиеся с улицы. Вдоль хутунов проходили танцоры. Под какофонию из инструментов, они танцевали танец ян гэ********. Проснувшись, Шень почувствовал голод. Поэтому приказал служанке, которую Гуан Вэй приставил к нему, принести еды. Молодая служанка поспешила исполнить приказ молодого господина и совсем скоро она накрыла на стол. Она поставила перед Шенем суп из овощей, рис с семенами лотоса и маринованный корень лотоса. Молодой павлин обедал в компании своего кузена Цзань Тана. Юноша без остановки засыпал Шеня вопросами. Из вежливости он спросил Шеня об экзамене, но вскоре эта тема ему надоела и Цзань Тан вернулся к их вчерашней беседе. Он стал расспрашивать Шеня о жене. -Но…- задумчиво протянул Цзань Тан, покручивая в крыльях чашку. -Она же лебедь, а ты павлин! Вы же разные! – иронично заметил Цзань Тан и с усмешкой посмотрел на кузена. -Дракон и Феникс тоже разные. – совершенно спокойно ответил Шень и положил в рот ложку риса. На ответ Шеня, Цзань Тан только разочарованно фыркнул. Немного помолчав, он снова принялся засыпать Шеня вопросами. Только теперь вопросы касались только его самого. По ответу брата, Цзань Тан понял, что Шень не намерен с кем-либо обсуждать свою жену. Цзань Тан в свою очередь рассказал Шеню об очередном путешествии, в которое он отправился. Юноша в красках описывал все то, что видел, а видел он достаточно. Слушая кузена, Шень не заметил, как заснул прямо на веранде павильона. На следующий день императорский евнух снова встретил мужчин на площади у дворца. Как и в прошлый раз его сопровождали солдаты. Он поприветствовал собравшихся и велел следовать за ним. Толпа мужчин покорно последовала за ним. Они шли в том же направлении, что и несколько дней назад. Только на этот раз пошли севернее. Чуть севернее палаты Наньсаньсо располагался дворец Ниншоугун. Дворец был небольшим, но не менее красивым, чем другие дворцы. У него была такая же, покрытая желтой черепицей, четырехскатная крыша с поднятыми вверх углами, красные стены, а вход украшали колонны. Войдя во дворец, мужчины расселись за одиночные низкие столы. На этом этапе экзамена их осталось значительно меньше. Поэтому они все могли уместиться в зале дворца. На столах для них уже были приготовлены принадлежности для письма. Заняв свои места, мужчины сперва поклонились министру, который сидел на стуле с широкой спинкой, напоминающий императорский трон, а потом сели на шелковые подушки. Министр младшего шестого ранга Ху был высоким и тонким. У лиса была прямая спина и величественный взгляд. Шеню даже показалось, что этот мужчина, имеющий довольно низкий ранг, более царственен, чем император. Министр Ху окинул взглядом всех собравшихся. В его взгляде читалась усмешка и презрение, которое он даже не пытался скрыть. Когда все участники экзамена расселись и затихли, Ху встал со своего места. -На этом этапе вам нужно всего лишь дать верный ответ на загадку! – Ху говорил громко и медленно, чтобы все собравшиеся могли понять его северный диалект. Министр-лис поднял лапу и указал на стену, которая располагалась за его спиной. На стене висел лист бумаги с крупной надписью: «Император крадет скот. Чиновники мошенничают. Свекр гоняет невестку. Сын колотит отца по голове». Каждый иероглиф был четко выведен и понятен. На ответ дали пятнадцать минут. Мужчины приступили к работе. Пока они изливали свои мысли на бумагу, между ними ходили евнухи. Они следили, чтобы никто не списывал. Несколько мужчин довольно усмехнулись. Их усмешка указывала на то, что ответ, должно быть, был слишком легким. Но Шень думал иначе. Сперва павлин, как и другие мужчины, хотел записать ответ, полагая, что и этот вопрос связан с темой сочинения. Но потом остановил себя. Молодой павлин несколько раз прочитал надпись, чтобы убедиться в том, что там нет игры слов. На экзаменах не редко встречались задания с игрой слов. Именно в таких заданиях делали больше всего ошибок. Мало кто обращал внимания на «скрытый» смысл. Однако Шень не нашел тут игры слов. Он в задумчивости водил глазами по залу. Он был уверен, что ответ гораздо проще, чем он думает. Когда один из евнухов объявил, что до конца осталось три минуты, Шень схватил кисть. Он принялся судорожно записывать мысли. Пока молодой павлин писал, он почувствовал, что один из евнухов, которые продолжали ходить между столами, остановился за его спиной. Шень не видел его, но чувствовал, что мужчина не просто стоит за его спиной, но и читает его ответ. А когда молодой павлин закончил, то услышал, как мужчина довольно вздохнул, намекая павлину, что его ответ правильный. Но Шень так устал, что совершенно не обратил внимание на это. Императорский евнух объявил об окончании экзамена и мужчины сдали свои листы. Они сложили их на стол перед ученым. Ученый был старым мужчиной, одетым в темно-фиолетовое ханьфу с золотой вышивкой в виде пионов. Он сидел за высоким столом, по правую лапу от министра Ху. Получив работы, старик, прищурив глаза, стал изучать их. Но вскоре заинтересованность пропала с его лица, уступив место совершенному безразличию. Почти все ответы были одинаковыми. Они были полностью лишены хоть какой-то доли оригинальности, поскольку состояли из «удачных слов». Но пролистнув три листа бумаги, глаза ученого блеснули, и он подозвал к себе императорского евнуха. Когда императорский евнух подошел к нему, то ученый что-то прошептал ему на ухо, после чего всучил листы бумаги. После этого старик снова склонился над ответами, но, казалось, больше его ничего не заинтересовало. Императорский евнух передал листы министру Ху. Лицо мужчины приняло мудрое выражение. Но всем, кто видел его лицо, было понятно, что в нем нет ничего кроме хитрости. Ху пролистал листы и остановил свой взгляд на одном. Он прочитал написанное, а потом посмотрел на Шеня. Ху перевел взгляд на императорского евнуха. Евнух кивнул и на лице министра появилась живая улыбка. -Среди всех работ верными оказались только три! – министр Ху говорил также громко и четко. – Что ж, - сказал он и, отложив два листа, оставил в лапах только один. Он откашлялся, а потом продолжил говорить. – я бы хотел услышать ответ от самого юного участника! – с той же улыбкой сказал лис и махнул лапой, призывая Шеня сделать шаг вперед. Шень не сразу понял, что происходит. Мужские взгляды устремились на него. Молодому павлину не верилось, что его ответ оказался правильным. Но он довольно быстро осознал свое положение и гордо сделал шаг вперед. Министр Ху еще раз посмотрел на императорского евнуха. Евнух медленно кивнул, а на его лице появилось недовольство. Было заметно, что неуверенность Ху его раздражала, но его положение не позволяло открыто показывать это. -Расскажи, почему ты дал такой ответ. – приказал лис. Он с нескрываемым интересом посмотрел на Шеня. Молодой павлин усмехнулся. Он чувствовал своё превосходство. -Отгадка – это известное изречение Конфуция о государстве, чиновниках, отцах и детях, которые пренебрегают своим долгом. «Если не будет государем государь, слуга слугой, отец отцом и сын сыном, то, пусть бы даже у меня был хлеб, смог ли я его вкушать?». Темой сочинения была «добродетель», поэтому я был убежден, что и отгадка на эту загадку тоже должна быть связана с добродетелью. Выходит, я был прав. Только исполняя свой долг можно считаться добродетельным! – договорил Шень и на его лице появилась, присущая ему, улыбка. Министр Ху посмотрел на старого ученого. Мужчина улыбнулся и довольно закивал головой. На лице Ху появилась хитрая улыбка. Министр Ху знал, что вопросы о текстах Конфуция или Лао-цзы исчерпали себя. Поэтому на городских и региональных экзаменах ученые тратили несколько месяцев, чтобы придумать вопрос, как можно более запутанный. Зная об этом, мужчины готовились найти подвох. На это и рассчитывал Ху. Он предположил, что экзаменующиеся не подумают, что ответ может быть таким простым. И оказался прав. Министр Ху еще раз посмотрел на Шеня, а потом довольно рассмеялся. Он махнул лапой, подзывая к себе императорского евнуха. Лис вложил ему в копыта свиток и махнул лапой. Императорский евнух, на чьем лице оставалось такое же безразличие, как и в первый день, вручил Шеню свиток и пару нашивок, которые говорили о новом, более высоком, статусе молодого павлина.