Фантомная боль

«Регис, помоги мне», — крутится в голове у Геральта, когда он подходит к дверям склепа на кладбище Мер-Лашез, и уже почти было заносит руку, чтобы постучаться. «Регис, я, кажется, болен, у меня проблемы — знаю, это не совсем по твоей части, но мне сейчас нужен скорее друг, чем лекарь», — думает он, окидывая взглядом кладбище. На кладбище после ночного дождя прохладно, кое-где еще не рассеялся туман, хотя уже не раннее утро, перевалило за полдень. В воздухе пахнет полынью, землей и сыростью, капли блестят на траве и старых надгробных плитах. И стоит такая тишина, что ее даже нарушать не хочется. Особенно такими глупыми фразами: Регис, я, кажется, с ума сошел, мне мерещится перед глазами Детлафф. Нет, я серьезно, я все время вижу его, хотя точно знаю, что его там нет, но вот он, стоит передо мной, разговаривает со мной, пугает меня своим хриплым голосом, злым презрительным взглядом, полным боли, странными словами, которые он говорит будто бы невпопад. Серьезно, Регис, я, кажется, спятил. Тронулся умом, с катушек съехал, свихнулся, помешался — прошу тебя, Регис, помоги мне… Геральт встряхивает головой, стучит кулаком в дверь. И с изумлением обнаруживает, что дверь заперта, и никто не открывает. Регис, кажется, говорил, что поедет искать Детлаффа. Хотел помочь ему вернуть душевное равновесие после всех боклерских злоключений, но планировал задержаться, чтобы разобраться с какими-то делами. Но Регис обычно не запирал дверь в свой склеп — кто сунется на заброшенное кладбище вдали от города? Геральт чувствует, как его захлестывает страх, тут же сменяющийся отчаянием — если Региса тут нет, у кого тогда просить помощи? Кто не станет говорить, что все эти терзающие его видения — это не последствия бурных возлияний, бессонных ночей или заключения в карцере, что это, черт возьми, серьезно, это, может быть, настоящее безумие подбирается к нему. Геральт уверен, что все, кроме Региса сказали бы, что ему просто надо меньше пить. Больше гулять на свежем воздухе. Высыпаться, не нервничать, не думать о плохом — будто не знают, что в его жизни было столько всего, что никакие неприятности: ни темница, ни крепкая выпивка, ни любая другая ерунда — не смогут выбить его из колеи настолько, чтобы перед глазами мерещился этот гребаный вампир. Надо было сразу его убить, думает Геральт, почему я его не убил, неужели пожалел, неужели подумал, что он второго шанса заслуживает? Мне ведь вчера стало его жалко, вспоминает он. Было больно видеть, как он умирает. Я даже хотел глаза ему закрыть… Он снова стучит в дверь, со всей силы бьет по ней кулаком, ощущает прикосновение к старому отсыревшему дереву — но снова ничего. Региса тут нет, и неизвестно, когда вернется. И вернется ли?.. По небу с громким карканьем проносится стая воронов. Геральт уже почти отчаивается, но вовремя вспоминает про тоннель в разрытой могиле. Когда он пришел сюда первый раз, дверь в склеп тоже была закрыта, но Регис ждал его внутри, и он проник через тот ход, по пути разобравшись с парой кикимор. Может, получится и в этот раз. Придется, правда, пачкать сапоги в размокшей грязи, дышать вонью сгнивших костей и разлагающейся плоти, но стоит попробовать, если Регис так и не откроет. Легкий ветер тревожит деревья, обдает Геральта свежестью, и кладбищенскую тишину нарушает еле слышный шум листвы. Геральт все-таки решает постучать еще раз. Если Регис и сейчас не отзовется, он спустится по тоннелю, проберется в склеп, найдет его — или убедится, что его там нет. Должен быть, куда бы он делся, не мог же так просто исчезнуть, думает Геральт. И уже заносит руку, как вдруг слышит хриплый низкий голос откуда-то со стороны: — Хорош стучать. Не видишь, закрыто? Ну вот опять, думает он. Снова ты, конечно, кто бы сомневался. Геральт с неохотой оборачивается на голос. Детлафф стоит возле входа в тоннель, опирается рукой на могильную плиту. Его волосы собраны в небрежный короткий хвост, расстегнутый воротник рубашки сбился в сторону, обнажая часть плеча и острую ключицу. Геральт видит его поразительно четко и ярко, он будто живой — снова живой после той страшной ночи, когда он лежал на кровати, истекал кровью и умирал. После того, как умер, и Геральт потянулся опустить ему веки, да только так и не смог дотронуться до него. Умер — а потом исчез, чтобы снова появиться и мозолить Геральту глаза, нести чушь, смотреть на него своим жутким взглядом. То ли боль, то ли насмешка, а сегодня что-то еще — страх? Нет, это бред, отмахивается Геральт. Вампиры ничего не боятся. И с ума, наверное, не сходят. Не то, что ведьмаки. — Вижу, не слепой, — говорит Геральт. — Я вообще много чего вижу, иногда даже то, чего нет. — Ты что, еще и чародей? — удивляется Детлафф. — Я не чародей. Я безумец. Он даже удивляется, как просто это прозвучало. Будто что-то обыденное. Признаваться, что ты сошел с ума, своей же галлюцинации оказывается легко и приятно, несмотря на всю горькую иронию ситуации. Галлюцинация если и озадачена, то виду не подает. — Никакой ты не безумец, — вздыхает Детлафф и делает шаг вперед, ступая по мокрой траве босыми ногами. — Просто врун и жестокий садист. Хотя я до последнего надеялся, что это не так. Надеялся и боялся одновременно. — Я же тебе слова поперек не сказал… — не понимает Геральт. — Я же отпустил тебя на все четыре стороны, зачем ты приходишь ко мне, зачем маячишь у меня перед глазами, что тебе надо, черт тебя подери?! — Тебя не должно волновать это. — отвечает вампир. — Мне ничего от тебя не нужно. Пожалуйста, оставь меня. Да ты издеваешься, думает Геральт. Минуту или две они смотрят друг на друга, ничего не говоря. Тишина застилает старое кладбище, даже ветер стихает, только птицы кричат где-то далеко-далеко. Детлафф отводит взгляд, чтобы посмотреть себе под ноги, делает несколько глубоких вдохов и принимается постукивать кончиками когтей по надгробной плите, подражая какой-то мелодии. Геральт пытается вспомнить, что это, но не может, он даже думать не может сейчас. Ему не надо думать, ему надо пробраться в склеп, найти — или не найти, — там Региса, понять, что делать дальше. Но, чтобы спуститься в тоннель, придется пройти мимо Детлаффа, а Геральт не хочет приближаться к нему ни на шаг. Чертова ты галлюцинация, злится он, даже когда ты ненастоящий, от тебя куча проблем, исчезни уже, пропади, растворись в воздухе, почему ты никак не исчезаешь? Ты же умер на моих глазах вчера ночью, истек кровью от раны кинжалом в живот — вот и лежи мертвым. Я тебе даже глаза закрою, цветов на могилу принесу, только прекрати меня донимать! Геральт вдруг различает тихие шаги где-то далеко. — Детлафф, проваливай отсюда. — говорит он. — Уходи. — Сам уходи, — отвечает вампир, не глядя на него. — Зачем ты опять пришел, что тебе надо? — Я же давно здесь не был, — удивляется Геральт. — Я просто хочу поговорить с Регисом. Детлафф пытается улыбнуться, но вместо улыбки выходит звериный оскал. Острые клыки выглядывают из-под верхней губы. Он поднимает взгляд на Геральта, смотрит вроде бы злобно, но в глазах стоят боль и страх. Безнадежность и отчаяние. — Вторую попытку хотите предпринять? Что же, удачи вам. Я давно уже намекаю Регису, что пора, а он что-то все медлит, отнекивается и говорит про прекрасную жизнь. Настолько прекрасную, что хоть помирай прямо здесь. А хорошо бы, думает Геральт. Ложись и помирай тут, на траве, мокрой от росы, истекай кровью, хрипло дыши за моей спиной, да только что это изменит? Умрешь, исчезнешь, а на следующий день снова явишься, чтобы меня изводить. Геральт делает шаг вперед, направляясь к тоннелю, проклинает мысленно все на свете, подходит к Детлаффу совсем близко, еще немного, и пройдет сквозь него… За спиной раздается скрип проржавевших петель. Шаги, хлопок двери и знакомый приятный голос: — Геральт? Не ожидал тебя здесь увидеть. Он оборачивается и видит Региса. Задумчивый и чем-то встревоженный, он стоит у дверей склепа, чуть ссутулившись, вытирает руки об фартук. Геральт замечает, что у него под глазами темные круги, что он сам еле стоит на ногах, чувствует запах трав, спирта и алхимических субстанций — должно быть, Регис опять ставил опыты всю ночь, погрузился в научные изыскания, ушел туда с головой, вот и не услышал стука в двери. У Геральта при виде него камень сваливается с души. Слава всем богам, все-таки не уехал. Регис подходит ближе, обнимает его и дружески хлопает его ладонью по плечу. Геральт знает, что этот жест означает: привет, рад тебя видеть, как ты, все хорошо? — но вместо теплоты и близости он ощущает, что на него накатывает паника. Сковывает сердце в ледяные тиски, не дает дышать, заставляет слова застрять в горле. Регис не поверит мне, понимает он. Решит, что это глупая шутка. Или поверит, испугается и решит, что я полный псих. Так сходу и не скажешь, что хуже. — Плохо выглядишь, друг мой, — говорит Регис. — Будто не спал две недели. Что-то стряслось? — Да, стряслось, — отвечает Геральт. Берет паузу, чтобы подобрать слова. Регис его не торопит. Ждет, чуть склонив голову, вертит в руках завязки от фартука, и, присмотревшись, Геральт замечает, что он то и дело поглядывает куда-то ему за спину. Будто чем-то озадачен, беспокоится о чем-то, но как всегда, не торопится поделиться своими мыслями. Геральт и сам не уверен, что готов сейчас выслушивать Региса. Его самого бы выслушал кто. — Так что случилось? — спрашивает вампир. — У тебя какие-то проблемы? — Я, кажется, схожу с ума, — произносит Геральт. — У меня галлюцинации. Над кладбищем повисает абсолютная тишина. *** — Галлюцинации? — в который раз уточняет Регис. — Поверить не могу. Безумие какое-то. Они неспешно прогуливаются по кладбищу мимо старых памятников и могильных плит, делают уже который круг по заросшим тропинкам. Легкий ветер тревожит кроны деревьев, срывает с листвы капли ночного дождя, и они оседают темными пятнами у Геральта на плечах, затекают за ворот куртки. За спиной негромко шумит Сансретур, где-то далеко поют лесные птицы. Регис идет, опустив голову и погрузившись в мысли, но Геральту не хочется его торопить, вытягивать из него слова. Пока они молчат, Геральт ощущает что-то отдаленно похожее на спокойствие. Шаг, другой. Еще круг по кладбищу, надо бы остановиться, а они все идут, идут… — Я бы пригласил тебя посидеть в склепе, — говорит Регис, — но я всю ночь работал над одним новым снадобьем, и, как это часто со мной бывает, увлекся настолько, что забыл о необходимости хоть иногда проветривать. Кто же знал, что эта субстанция кипеть будет, как зелье в ведьминском котле? Ну или как вы, люди, говорите. — Понял, не оправдывайся, — отмахивается Геральт. — Я и сам рад прогуляться. А что ты там варил-то? Уж поди не самогонку гнал. — Нет, это… Что-то вроде снотворного. Чтобы спать и не видеть снов. — Регис усмехается. — Почти что микстура от галлюцинаций, не находишь? — Тебя что, кошмары мучают? — Иногда кошмары мучают не только того, кто их видит, — вздыхает вампир. — Так что там с твоими галлюцинациями, друг мой? Когда, говоришь, это началось? Они останавливаются возле высокого памятника, покосившегося от времени и непогоды. Надпись на нем поистерлась, даже дат не разобрать, осталась только гравюра с изображением скорбящей девушки. Девушка на гравюре плачет, склонившись над умершим, закрывает лицо ладонями. Геральт, глядя на нее, задается вопросом, а если бы вчера ночью, Детлафф бы не был видением и действительно умер, плакал бы кто-нибудь по нему? Опечалился бы кто-нибудь — ну хоть немного? Кроме меня, добавляет он. И отчего-то не пугается собственных мыслей. Регис присаживается на могильную плиту, достает из наплечной торбы фляжку с мандрагорой. Делает небольшой глоток и протягивает Геральту, но тот мотает головой. От одной мысли об алкоголе к горлу подступает тошнота, его начинает мутить, даже несмотря на то, что он давно убедился — дело было не в выпивке. — Началось все недели две назад, когда мы с Пальмерином решили надраться вином в Куролиске, — начинает Геральт, устраиваясь рядом. — Мне пришлось его ждать, я поторопился, пришел пораньше. Трактирщик налил мне вина, белое Кот-де-Блессюр это, кажется, было… — Любимое вино Детлаффа, кстати, — усмехается Регис. — …а потом присел мне на уши с какой-то ерундой. — продолжает он. — Я слушал его краем уха, смотрел в зал и в какой-то момент заметил Детлаффа среди посетителей. Я его не сразу узнал, потому что он очень странно выглядел. — Странно — это как? — Одет был странно. Нелепо или… по-домашнему, что ли? Он был босиком, в подвернутых до колен штанах и белой рубашке с расстегнутым воротником. Сам подумай, кто в таком виде в корчму пойдет? — Не говоря уже о том, что Детлафф в любом виде туда бы вряд ли сунулся. — задумывается Регис. — Ладно, что дальше? — Я смотрел на него… Был в ужасе, пошевелиться не мог, будто окаменел, — говорит Геральт. — Все боялся, что сейчас завяжется драка, будут жертвы… Просидел так полчаса, пялясь на него, пока не пришел Пальмерин и не потряс меня за плечо. Я как от наваждения очнулся. И Детлаффа больше не видел, он будто растворился в воздухе. Геральт берет паузу, пытаясь припомнить события последних двух недель. Воспоминания кажутся ему толщей мутной воды, сквозь которую едва пробивается свет — крупицы смысла в море нелепого безумного бреда. — Когда я рассказал об этом Пальмерину, он предположил, что я просто глушу слишком много эликсиров и вина. Так и было, к слову, я после заключения напивался каждый вечер, мне даже собутыльник не нужен был. И я поверил — очень хотелось поверить. По правде говоря, я о Детлаффе и думать забыл, пока не зашел в лавку к травнице. Хотел мелиссы прикупить, моя кухарка просила взять для чая. Там-то мы с ним и встретились, и он впервые со мной заговорил. — Что он тебе сказал? — напрягается Регис. — Что ищет лекарство от боли. Что ему плохо, у него… как же он выразился-то… — Геральт задумывается, пытаясь вспомнить точно, — Проблемы с серебром, темнотой и одним негодяем, у которого белые волосы, кошачьи глаза и два меча за спиной, кажется так. И добавил, что меня не должно волновать это. — Он жаловался тебе на тебя, но попросил не волноваться об этом? — Бред какой-то, правда? — Да нет, очень в духе Детлаффа, — грустно усмехается Регис и отпивает еще мандрагоры. — Вечно он вляпается в неприятности, погрязнет в проблемах, будет жаловаться на жизнь, но едва попытаешься помочь, начнет отмахиваться, мол, все нормально, не волнуйтесь, сам разберусь. У него никогда этого не получается, но попыток он не оставляет. — Видимо, не у меня одного с головой не все в порядке… — мрачнеет Геральт. — Ты еще скажи, что он был там во плоти, а я сдуру принял его за галлюцинацию. Регис отвечает не сразу, словно ему требуется время на то, чтобы обдумать ответ. Встряхивает фляжкой, глянуть, сколько еще осталось мандрагоры, и прячет ее назад в сумку. — Нет, он тебе померещился. Я уверен. Это был единственный раз, когда вы разговаривали? — У нас было еще несколько разговоров. Столь же коротких и абсурдных, — вздыхает Геральт. — И последний был сегодня утром, прямо перед тем, как ты вышел меня поприветствовать. О случае прошлой ночью он решает не упоминать. — Скажи мне вот что, — просит Регис. — Во всех этих разговорах было что-то общее? Он издевался над тобой? Обвинял тебя в чем-то, ругал, подстрекал к низким поступкам? — Он все время говорил, что я врун. — признается Геральт. — Винил меня в том, что я его обманул. Но мы за время нашего знакомства перекинулись всего парой фраз, и я хоть убей не могу вспомнить, чтобы сказал ему хоть слова неправды. — Я могу вспомнить. В Тесхам Мутна ты сказал, что убьешь его, если вы еще встретитесь. — Но мы ведь не встретились! — Да, верно, не встретились. — Регис снова достает мандрагору и отпивает из фляги. — Было еще что-нибудь странное? Странное, думает Геральт, куда уж еще. Он истек кровью и умер у меня на глазах, перед этим сказав, что он не столь жесток, как я и все остальные. Он умер, а мне стало его жаль, и я попытался опустить ему веки. Я злился на него до того момента, думал, что до сих пор злюсь, а у меня перед глазами все еще стоит картина, как он мучается, хрипло дышит, зажимает ладонью рану на животе. Ты промахнулся, сказал он, сердце немного повыше… — Нет, — отвечает Геральт. — Больше ничего. *** Они с Регисом говорят еще часа два, прежде чем отправиться назад к склепу. Говорят обо всем: о Детлаффе, о Боклере, о планах на жизнь, просто о чем-то отвлеченном. Геральт не может вспомнить почти ничего из этого разговора. Слова приходят и уходят, утекают, как вода, прозвучали — и ладно, что запоминать? Но от разговора становится лучше, будто невидимая удавка на шее, которую он носил последние дни, эта затягивающаяся петля из сомнений в собственном здравомыслии, наконец, ослабевает. Регис заставляет его вспоминать мельчайшие подробности, уточняет, что он чувствовал в моменты, когда Детлафф являлся ему, о чем думал, как хотел отреагировать, и что из этого вышло — расспрашивает обо всем, но о своем ночном видении Геральт так и не рассказывает. Да, я выпил чаю на ночь, говорит он, долго думал, потом лег спать, а утром понял, что так больше не может продолжаться. Поехал к тебе, решил все с тобой обсудить, пока тебя ждал, еще разок поговорил со своей галлюцинацией, на этот раз на пороге склепа. Нет, все было как всегда, я даже ему не удивился, несмотря на то, что… Нет, несмотря ни на что, это я так, о своем. Несмотря на стоны, хриплое дыхание, кровь, стекающую с губ, остекленевшие глаза — спи спокойно, бестия, мне жаль, это не моя вина, я ведь и пальцем тебя не тронул… — Он сказал, что я никакой не безумец. — вспоминает Геральт. — И добавил, что я врун и садист. — Ты не врун и не садист, — говорит Регис. — Я давно тебя знаю, потому могу утверждать наверняка. А вот насчет первого я согласен. — Регис, у меня галлюцинации! — злится Геральт. — Это, блять, серьезно! Тем, у кого все в порядке с головой, вампиры не мерещатся! — А безумцы не сомневаются в собственной адекватности. — Регис улыбается, чуть склоняя голову, и Геральту становится стыдно за свою вспышку гнева. — Безумцы не рассуждают здраво и логично, не просят помощи у друзей и не кричат на них, когда те говорят, что они никакие не безумцы. Я не знаю, найдется ли твоим галлюцинациям разумное объяснение, но уверен в одном. Ты не сумасшедший, Геральт. С тобой все в порядке. Они подходят к склепу и останавливаются возле двери. Регис, уходя, оставил ее раскрытой настежь, чтобы легкий ветер вытянул все запахи снадобий и эликсиров. Геральт оглядывается на тоннель в разрытой могиле, на место, где стоял Детлафф. Там теперь никого — там и не было никого, но Геральт зачем-то всматривается. Ему на секунду чудится, что трава в одном месте примята, будто там кто-то стоял, уже порывается посмотреть, нет ли там следов, но одергивает себя. Хватит уже смотреть в пустоту. Если долго смотреть в пустоту, она начинает с тобой разговаривать. — Я хочу предложить тебе один эликсир, который, думается мне, пошел бы тебе на пользу, — замечает Регис. — Я попробовал новый рецепт — немного переиначил на новый лад одно успокоительное снадобье, — и результат превзошел все мои ожидания. Может, тебе захочется попробовать. Все же лучше, чем травяной чай. — Эликсиры… — вздыхает Геральт. — Очередная токсичная гадость на спирту? — Что поделать, друг мой, кое-что в алхимии остается неизменным. Не могу быть уверен, что в склепе достаточно проветрилось, так что подожди меня здесь, я тебе вынесу. Не дожидаясь ответа, он оборачивается туманом и скрывается в темноте за дверью. Геральт не смотрит ему вслед. Геральт опирается спиной на стену склепа и окидывает взглядом старое кладбище. Он пришел сюда поздним утром, около полудня, прошло уже часа два, может больше, а кладбище ничуть не изменилось. Только клочья ночного тумана рассеялись, лучи солнца высушили росу на траве, а так — все по-прежнему. Тот же запах полыни и мокрой земли, тот же шум реки, карканье ворон, шелест листьев на легком ветру — будто время тут не течет. На то оно и кладбище, думает он. Место, где останавливается время. Геральт вдруг понимает, что хочет поговорить с Детлаффом. Чтобы он снова привиделся ему, появился из ниоткуда, начал бы нести свою любимую чушь про вранье и жестокость. Геральт бы выслушал его, а потом бы сказал, что это все неправда. Что это он ему врет, что его на самом деле нет, а значит и переживать не следует. Почему мне так больно, если меня нет, спросил его Детлафф вчера, незадолго до своей мнимой смерти. Я не знаю, ответил бы Геральт сейчас. Мне ведь тоже было больно видеть, как ты умираешь, хотя это настолько глупо и абсурдно, что я сам с трудом в это верю. Я знаю, что тебя там не было, что ты мне не приснился, но знаю также, что со мной все в порядке. Я не безумен, говорит он себе, я не спятил. А ты даже не галлюцинация, сказал бы он ему, ты фантомная боль. Словно судорога в ампутированной руке, которая изводит тебя, заставляет просыпаться от боли, но от знания, что нечему там болеть почему-то ни черта не легче. Он снова оглядывается в сторону тоннеля, потом по сторонам, но никого не видит. Через минуту слышатся шаги, и Регис выходит из склепа, держа в руках пузырек с лекарством. Объясняет, как его применять, как рассчитывать дозировку. Геральт слушает краем уха. Он уже знает, что приедет домой, опрокинет в себя полфлакона этой гадости, ляжет спать — и будь, что будет. Регис объясняет что-то еще, но в итоге замолкает: ладно, мол, сам разберешься. Геральт от души благодарит его и обнимает на прощание. — Спасибо тебе, — говорит он. — Если бы не ты, я бы точно сошел с ума. — Все наладится, друг мой, — улыбается вампир. — Обращайся, если что. Но мне кажется, галлюцинаций у тебя больше не будет. — Хотелось бы в это верить, — отвечает Геральт. И уходит с кладбища назад, домой. Регис еще минуту провожает его взглядом, пока его профиль не скрывается за деревьями. Он различает вдалеке шаги, слышит, как Геральт седлает Плотву, как она фыркает, приветствуя хозяина. Регис возвращается в склеп, не оборачиваясь туманом, против обыкновения. Проходит по длинному узкому коридору мимо отсыревших стен и мраморных саркофагов, входит в главный зал. Легкий запах спирта и алхимических субстанций все еще ощущается в воздухе, но дышать уже гораздо легче. В склепе темно и тепло, горят факела, оставляя следы копоти на стенах. Регис подходит к столу, заваленному сушеными травами, заставленному склянками и колбами, и грустно усмехается, глядя на этот жуткий бардак. Он работал без устали со вчерашнего вечера, пытаясь приготовить новый эликсир, а получилось все как надо только к полудню. Геральту поможет, думает Регис, вспоминая, что готовил эликсир вовсе не для Геральта. Ничего, хватит на всех. Он сейчас бы и сам с удовольствием к нему приложился. Он устраивается в кресле и набрасывает на ноги одеяло, намереваясь немного отдохнуть. Краем глаза замечает, как к нему приближается сгусток черно-красного тумана, и тут же слышит тихие шаги за спиной, чувствует прикосновение ко лбу прохладной ладони. — Ложись спать, — говорит Детлафф. — Ты же всю ночь на ногах. — У меня еще много дел сегодня. — отвечает Регис. — Сонным и вымотанным ты ничего не сделаешь. Ложись, утро вечера мудренее. Регис вздыхает и откидывает голову на спинку кресла. Чувствует, как Детлафф принимается холодными пальцами массировать ему виски, словно хочет забрать себе всю усталость. — Кажется, Геральту я сегодня сказал то же самое. И тебе тысячу раз говорил… Наверное, пора и самому в это поверить. — Давно пора, — смеется Детлафф. — Кстати, что с ним? У него и вправду галлюцинации? — Похоже на то. Но, кажется, я знаю, что делать. У него все будет хорошо. И у тебя тоже. — Хотелось бы в это верить. Чего ты ему налил? Чудо-средства от безумия? Регис усмехается и прикрывает глаза. — Да нет. — отвечает он. — Снотворного.