Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
© Ф. Ницше
Отец, конечно, будет очень недоволен, что она снова пренебрегла охраной. Он уверен, что Марье постоянно угрожает опасность, но она предпочитала находиться в одиночестве, а не в компании телохранителей. В конце концов, она в Берлин летит не в качестве пациента. Всего-то и надо, что попасть на конференцию. Может быть, при личной встрече Ханс Хоффманн будет сговорчивее — Марья уже не раз писала ему относительно рунической вязи из могильника, но он проигнорировал. А заклинание всё не получалось расшифровать. Однако, сейчас её очень беспокоил Гарольд. Может быть, не стоило ей покидать туманный Альбион? Марья встревожено прикусила губу. Она совершенно не ожидала, что кузен способен протащить в аэропорт заколдованное незарегистрированное оружие. У него после Сирии был ПТСР, но Марье казалось, это в прошлом и, по крайней мере, не представляет опасности, а поступок с пистолетом может говорить о сильном приступе… всё-таки зря она улетела, надо было остаться с ним! Руническое заклинание поклонников Одина, бога войны и победы, не так актуально, как военный посттравмат у её любимого кузена. Даже если это действительно проклятье, оно очень долго находилось в законсервированном состоянии и, вероятно, способно провести в нем ещё столько же. А пистолет — вот он, заряженный, аки ружье на стене у Чехова. Внезапно, Марья подумала, что у Хоффманна, как у недобитого нациста, восьмое мая тоже может чего-нибудь спровоцировать. Впрочем, Вторая Мировая — это же так давно… но вдруг он её игнорирует, потому что до сих пор ненавидит русских? Марья давно не жила в России, но теоретически англичан Хоффманн тоже может ненавидеть, неизвестно, что у него в голове. Но, по крайней мере, она волшебница, а не вервольф, так что вряд ли будет вызывать у него особо плохие ассоциации, связанные с увечьем. Заселившись в отель и написав Гарольду, что уже на месте и всё хорошо, Марья собиралась немного поспать — она устала после перелёта и не выспалась из-за своих вечных кошмаров, но отвлёк видеозвонок. Ей снилась какая-то невообразимая муть, из которой особенно запомнился хруст костей каких-то пленников, которых она приказала казнить, и вроде бы не связанный с этим размалеванный красной краской мужчина с безумными светлыми глазами, провозгласивший нечто типа: «Я видел будущее, мы ещё встретимся, все мы! После смерти мы родимся вновь!» С учетом явного безумия и зловещего вида говорившего, заявление совсем не казалось жизнеутверждающим. Марья устало потерла глаза. Она вспомнила про Гунтера, чьи последние сообщения пока не открывала, но это оказалась мать. — Марья, ты вообще знаешь, что задумал твой отец?! — взвизгнула она вместо приветствия. Ее светлые волосы были растрепанны, а вокруг глаз размазалась тушь. Похоже, она недавно плакала. — Э… нет? — проговорила Марья растерянно. — Конечно, тебе-то наплевать на обычных людей, даже на брата! — перешла та в еще более активное наступление. — Ты считаешь, что раз ты волшебница, то тебе все можно?! — Почему я у тебя виновата за решения отца? — Марья давно уже понимала, что с матерью разговаривать бесполезно, но все же хотелось на что-то надеяться, поэтому нападки становились для нее неожиданностью. Хотя глупо было ожидать чего-то другого, давно уже нужно просто принять отношение матери как данность. Когда-то мама была красивой, но теперь из-за вечных истерик у нее даже лицо исказилось. — Чего он там принял? — Закон! — взвизгнула мать, и осеклась. — Он принял закон, который запрещает обычным людям наследовать волшебникам! — Не может же он запретить полностью, — проговорила Марья успокаивающе. С одной стороны, дискриминирующих законов в мире не мало, с другой, подобный запрет может ударить слишком по многим — не всегда сверхъестественные способности наследуется, точнее, обычно наследуются, но слишком часто происходит что-то типа непредсказуемых сбоев, как с ее братом, найти научную разгадку для которых до сих пор не получается. — Наверняка речь идет только об определенных предметах, которые могут стать опасны… — Речь идет о тотальном запрете, — проговорила мать отчаянно. — Я не знаю, что нам теперь делать. Твой брат реально остаётся ни с чем, и твой отец готов его вышвырнуть… — Я ему позвоню, — Марья почесала в затылке. Она давно не говорила с отцом, и, если честно, не особо хотела. Но этот закон будет бить не только по Илье, которому самому бы стоило наконец заняться хоть чем-то, но и по множеству совершенно невиновных семей. — Если это так, это реальная дискриминация.***
— Я должен защищать волшебный мир от порченной крови, — отец холодно улыбнулся. Он мало изменился за то время, что они не виделись, но Марье показалось, что седины в чёрных волосах и узких усах над верхней губой прибавилось. Дозвониться ему оказалось не просто — внезапно выяснилось, что доступ «для страны вашего нахождения» заблокирован. Пришлось направить запрос боту с анимацией в виде черного пса в серебряном ошейнике — символу Опричнины. «Мы русские, с нами бот», — подумала Марья со злостью. — Даже не думай сочувствовать тем, кто своей слабостью тянет тебя на дно — история учит нас, что ложное сострадание часто становится причиной поражения, ты историк, ты должна это знать! — А тому, что дискриминационные законы приводят к самым сокрушительным поражениям, она не учит? — Марья снова потерла глаза. Она думала, что мать преувеличила себе проблему, но оказалось, что нет. — Модная либеральная ложь англосаксов, — отец холодно улыбнулся. Эта улыбка никак не затронула непроницаемо-чёрные глаза с восточным разрезом. Форму Марья унаследовала, хотя у нее они были зеленые, в мать. Она читала, что когда-то зелёными глазами выделялся среди прочих монголов род Чингисхана. Наверное, отцу, считавшему себя потомком не принадлежащего к Чингизидам Мамая, ее внешность льстила. Правда, у них ещё и волосы были рыжие, а не как у нее. — Подумай сама, мы — волшебники, и мы всегда превосходили обычных людей. Остальные просто завидуют нам — жалкие обычные люди, чей век короток, звероподобные оборотни и вампиры. Только мы можем справедливо править ими. — По-моему, что-то подобное уже было, — Марья не ожидала от отца подобной отповеди, и даже сначала не нашлась, что сказать. — Здесь, в Германии… — Ты ошибаешься, — отец пожал плечами. Марье показалось, что даже сексуально озабоченная птица с подлинной картины художника Франсуа Буше «Леда и лебедь», висящей за его спиной, косится на нее не то с насмешкой, не то с сочувствием. Марья эту картину, висящую в отцовском кабинете, всегда считала весьма кринжовой и похабной, зато ей нравились настоящие, живые лебеди, обитающие в пруду у особняка. — Наша семья как никто сражалась с нацистами и много вложила в победу! Я никогда об этом не забываю! Кстати, — он примиряющие улыбнулся, — возвращайся быстрее, я должен рассказать тебе нечего важное, ты скоро сама все поймешь! — Вернусь, может быть… — проговорила Марья с сомнением. — Я же должна встретиться с Хоффманном. Кстати, ты не прикладывал руку к тому, что он меня игнорирует?! — отец всегда был против, чтобы она занималась археологией, хотя сам же в детстве и привил ей интерес к истории. Сейчас Марья подумала, что его всегда интересовала не научная истина, а лишь подтверждение особого происхождения и исключительной роли их семьи. — Что ты, он просто известный русофоб, — пожал тот плечами. — Ограниченный, самодовольный солдафон. Так что сомневаюсь, что он смог бы помочь тебе, даже если бы захотел, ведь ты намного умнее и образованнее его, — Марье показалось, что он специально ей льстит, чтобы не возвращаться к теме своего дискриминационного закона. — Не то что его друг молодости, Райнхард фон Харденберг, ты, возможно, не знала, что они дружили? — Я немного читала об этом Харденберге, вроде бы, он был обычным нацистом, хоть и сильным волшебником? — она действительно не знала о подобном прошлом главы Гримм, и это против воли заинтересовало. — Что значит, был? — отец рассмеялся. — Он недавно сбежал из тюрьмы в Штатах. Удивительный человек. Говорят, что на нем благословение Одина. Знаешь, я даже подумал, что если он согласится хорошо себя вести, ты могла бы взять его в мужья… — Да ты свихнулся! — бросила Марья скорее растерянно, чем зло, и оборвала связь. Только мужа-убийцы и психопата в несколько раз старше себя ей и не хватало. Как подобная мысль вообще могла придти ему в голову?! Внезапно Марье показалось, что за ней наблюдают. Обернувшись, она увидела крысу, испуганно шмыгнувшую в угол.