Безнадёги иной Я не переживал, Коллективной виной — Сделал шаг и пропал.
© ДДТ
— Итак, значит, у вас нет претензий к работе «Гримм»? — прокурорским тоном вопросил невысокий крепко сбитый мужчина в эксцентричном черно-золотом одеянии, напоминающим мундир, но без каких-либо опознавательных знаков. Выглядящий явно растерянным Гунтер, который был примерно на голову выше своего собеседника, но при этом выглядел вдвое уже, попятился, но мужчина, как успел понять только что вышедший из дверей управления «Гримм» Зигфрид, разговаривающий по-английски, причем с акцентом, угрожающе надвинулся на него. Ещё несколько людей, одетых, в отличии от своего «главнокомандующего», в чёрную форму с серебряными шевронами, к которым кое-где добавлялись полосатые банты, рассредоточились по местности, отрезая своей жертве пути отхода. — Э, нет, — пробормотал Гунтер, бросив на Зигфрида панический взгляд через плечо пытающегося припереть его к стенке в прямом и переносном смысле мужчины в черно-золотом мундире. — Простите, но мне пора… Видимо, другу сообщили, что Зигфрид под арестом — подобное было частью работы под прикрытием, и он решил лично его встретить, но нарвался на этих странных людей. — А вы только что были в этом вертепе, именуемом магической полицией Германии?! — рявкнул мужчина в мундире, оборачиваясь к Зигфриду. — Позвольте представиться, с вами разговаривает Рудольф Разбойников, главный редактор издания «Вестники Ирия!» — Простите, вы журналист? — удивился Зигфрид. Судя по поведению, тот считал себя как минимумом прокурором, а улицу перед зданием Гримм — залом суда. — Да, мы — расследователи, и сейчас мы хотим спросить с руководства Гримм, почему оно игнорирует побег особо опасного волшебника, — Рудольф Разбойников перешел на театральный шепот. «Да, Райнхард фон Харденберг сбежал из тюрьмы в Штатах», — подумал Зигфрид, чуть не сказав это вслух. И тут же понял, что чуть не оказался как никогда близок к провалу: — Георгий Шизарёв сбежал из психиатрической клиники в Минске! — взревел Разбойников так, что Зигфрида чуть не снесло звуковой волной. Только сейчас он понял, что в голосе этого волшебника содержится какая-то особая магия: он завораживал, лишал воли, хотелось делать то, что он скажет. — Георгий Шизарёв? — насмешливо переспросил кто-то со спины. Обернувшись, Зигфрид увидел новые лица: парня и девушку, немного похожих друг на друга внешне, возможно потому, что оба, кажется, имели смешанное происхождение: разрез глаз и чёрные волосы намекали на азиатские корни. Оба были красивы утонченной и какой-то зловещей красотой, а налёт неуловимой пафосности позволил предположить, что это волшебники не из слабых. Он тоже говорил по-английски. — А пафоса-то… — парень рассмеялся, и это был очень неприятный смех: полный ленивого превосходства. — Как будто это не Шизарёв, а как минимум Анастасия Рудная… Или Харденберг? — Марья? — пробормотал Гунтер, внезапно покраснев, но никто не обратил на него внимания. Зигфрид напрягся. Этот волшебник точно знает о побеге Харденберга, и Разбойников, кажется, тоже! Зачем они явились? Кто такие Шизарев и Рудная, Зигфрид не знал, но вряд ли это сейчас имело особое значение, а вот Харденберг… — В любом случае, тебя это никак не касается, Басманов, — рявкнул Рудольф Разбойников. — Марья Владимировна, вам не следует его слушать: он не может простить свое заслуженное отстранение! Возможно, к самому Зигфриду тоже можно было бы отнести эти слова… и как раз когда он подумал об этом, на сцену соизволил явиться сам Хоффманн, который, надо полагать, был тем зрителем, ради кого и затевался весь спектакль. А тон Разбойникова подтвердил догадку Зигфрида, что Марья и Басманов могут оказаться какими-то значимыми волшебниками. — Как неожиданно и приятно! — Хоффманн криво улыбнулся, от чего шрамы на его лице пришли в движение, привлекая еще больше внимания. — Как мило было отправить из Москвы такую обширную и разностороннюю делегацию, чтобы напомнить мне о коллективной и индивидуальной вине. Я польщен! — Добрый день, херр Хоффманн, — заговорила девушка, которую, видимо, звали Марья. Говорила она на английском, видимо, решив показать уважение с помощью немецкого обращения и сгладить таким образом разгорающийся конфликт. Зигфрид втянул носом воздух: обостренное чутье вервольфа ловило легкий шлейф оружейного масла и пороха, у кого-то здесь было огнестрельное оружие. Кажется, именно у нее, он сделал пару шагов, стараясь незаметно приблизиться к ней, чтобы проверить. В крайнем случае, если она попытается им воспользоваться, он может выбить у нее оружие, вервольф быстрее человека. Хотя, сильные волшебники практически всегда плюют на законы, таскать с собой оружие просто на всякий случай — в их духе. Зигфрид снова принюхался — да, запах, говоривший о наличии оружия, шел от Марьи. Но тут возникла неожиданная проблема, вместе с запахом Марьи, на него навалилось внезапное возбуждение, зверь внутри реагировал на нее как на половозрелую самку, которую нужно отбить и сделать своей. Более идиотской реакции на волшебницу для полуоборотня просто быть не может, и Зигфрид под влиянием гормонов и шока даже прослушал, что еще она сказала. Но показал Хоффманну условный знак, что у нее оружие. Тот, похоже, уже собирался выдать новую язвительную сентенцию в адрес московских гастролеров, но, чуть заметно кивнув Зигфриду, произнес совершенно другое: — Мисс Лебедь, вы, кажется, хотели поговорить со мной. Пройдемте.***
— Слушай, Зигги, тебе не кажется, что тебе пора остановиться?! — с неожиданным нажимом произнёс Гунтер. Сейчас они уже вернулись домой. Некоторое время Гунтер молчал со странным выражением лица, но когда Зигфрид собрался помыть посуду, вдруг разразился речью. — Какая тебе вообще разница, кто нарушает права человека, вервольфа и так далее?! Какое тебе дело до каких-то мигрантов, которых покусали вампиры, и тому подобное? Мне кажется, тебе пора перевернуть страницу и жить дальше своей жизнью! — И я и живу своей жизнью! — огрызнулся Зигфрид. Тон друга ему совсем не понравился. — Я делаю то, что считаю правильным! — Что ты считаешь правильным? — Гунтер криво усмехнулся. — Ты когда-нибудь слышал о треугольнике Карпмана, или Картмана, не суть! Суть в том, что это психологическая модель поведения. Когда ты навязываешь кому-то помощь, о которой тебя не просили, ты рано или поздно сам из роли героя переходишь в роль угнетателя, а потом и жертвы. Я не знаю, о чем вы договорились с Хоффманном, но этот человек опасен, и по-моему он просто крутит тобой, как хочет! Моя мама говорила, что у него есть свои секретики, он не просто бывший нацист, обманутый в юности пропагандой, он настоящий садист, ему нравится издеваться над другими! Уверен, в армии Рейха ему куда более место, чем в Гримм, это соответствует его внутренней сути! И он в юности дружил с Хайденбергом… — С Райнхардом фон Харденбергом?! — знакомая фамилия вырвала Зигфрида из размышлений, да так, что он даже уронил один из стаканов, которые решил протереть. Вампиры, к которым он внедрился под видом одурманенный жертвы, говорили о нем, они радовались его побегу! — Тебе тоже мама рассказала? Мать Гунтера и Гудрун, Гримхильд, была довольно могущественной ведьмой из древнего рода, но вышла замуж за обычного человека, и ее дети унаследовали лишь часть ее силы. В юности она была вхожа в довольно узкий круг сильнейших волшебников Германии, но после замужества многие двери перед ней закрылись. — Когда-то ее родители хотели выдать ее замуж за Хоффманна, — Гунтер как-то зябко поежился. Зигфрид вдруг подумал, что если бы Гунтер с Гудрун родились детьми Хоффманна, они были бы очень могущественными магами и вряд ли снизошли бы до полувервольфа… Зато Марья, возможно, снизошла бы Гунтера. Эта внезапная и недостойная мысль заставила волка внутри взъерошиться и гневно зарычать. — Но что-то пошло не так. Так вот, да. В юности они были очень близкими друзьями, как мы с тобой! — Охренеть… — только и смог прокомментировать Зигфрид. — Поэтому я и говорю, что ты не должен слушать Хоффманна, хотя я не знаю, что он тебе говорит. Живи обычной жизнью, Гудрун ты не вернешь! — Дело не в Гудрун, — Зигфрид поморщился. Может, и в ней, но не только. — Мы привыкли к мысли, что у нас все хорошо, что сражаться — плохо и ненужно, насилие — не метод, что если мы будем отстаивать свои идеалы силой, мы станем как… — как отец. Но Зигмунд Вальц был хорошим отцом, и Зигфрид, вообще-то, любил его. — Что у нас есть коллективная вина, и самое главное — никогда не применять насилие, даже для защиты. Но в мире есть те, кто хочет разрушать, и кого бесполезно уговаривать. Да хоть Харденберг и вампиры с оборотнями, которые готовы ему прислуживать! Чего стоит демократия, если мы не можем ее защитить? — Да причем тут демократия? — Гунтер посмотрел на него с искренним удивлением. — Зигги, хватит. Давай лучше смотреть сериал про дрезденского маньяка.