Голоса белены Тянут мысль одну: Ты вернёшься с войны, Вновь попасть на войну.
© Шевчук и Емельянов
Висельники качались на деревьях, словно огромные, очень страшные плоды. С почерневшими лицами, вываленными языками, они казались чудовищной карикатурой на тех людей, которыми были при жизни. Но Розенрот не боялась трупов, так что табличка «он помогал партизанам» на груди седобородого старика не вызвала у нее страха, скорее гнев. Она с усмешкой перевела взгляд на усатого обер-полицая, ответственного за порядок в этой белорусской деревне, и нажала на спусковой крючок. Таракана пришла пора раздавить. Тяжелое тело упало на снег, чья белизна тут же окрасилась брызгами крови и клочками мозгов. Вместе с чернотой деревьев это сочетание цветов живо напоминало рейховский флаг, красный с черной свастикой в белом круге. Розенрот поморщилась и призвала густой туман, готовясь незаметно скрыться. Внезапно ей почудилось движение среди деревьев. Казалось, пласт снега зашевелился, поскольку ничего не нарушало мертвенную белизну. Она выстрелила, но зверь прыгнул раньше — громадное, но словно невесомое волчье тело мелькнуло в воздухе, и в ту же секунду мир закрутился и перевернулся, она беспомощно упала в снег, и последнее, что она видела, были оскаленные зубы. «Хочу к маме!» — мелькнула последняя отчаянная мысль. — Как тебя зовут? — спросил высокомерного вида белобрысый офицер, дернув ее за руку и усадив к себе на колени. Перед ним на столике была початая бутылка горького шнапса, которую он, видимо, собирался выжрать в одно рыло. Никакого леса и висельников больше не было, она оказалась в каком-то притоне. Играла громкая музыка, на эстраде танцевали канкан полуголые девицы. Две из них были прозрачно-бледными, с буро-зелеными волосами. Мавки. Зал заволакивали едкие клубы табачного дыма, впрочем, не забивая полностью запахи алкоголя, пота и дешевых духов. — Герда, — имя легко легло на губы, но ничем не отозвалось внутри. Мужские руки с силой сжали талию, хотелось отстраниться, но она заставила себя скрыть неприязнь. — А тебя? — Райк, — он слегка ослабил хватку. — Ты же немка? — Да, — Розенрот заставила себя улыбнуться. — Я из Берлина. — Местные девки красивые, — решил поведать ей новый знакомый. Кажется, потрепаться ему было даже важнее, чем потрахаться. Это обнадеживало — больше шансов заболтать его и улизнуть. Он был молод, вряд ли особо старше ее. И был бы красивым… при других обстоятельствах. — Только с ними все время думаешь, не подсыпят ли тебе отравы. А ты очень красивая, Герда. Скучаешь по дому? — Скучаю… — кивнула она, улыбнувшись. Пусть воспринимает ее просто как уши, на которые можно присесть. — А ты? — Иногда мне так хочется оказаться дома, в Дрездене, — проговорил Райк. Кажется, он уже успел набраться: светлые глаза порядком остекленели. Но говорил ровно и гладко, как профессор, читающий лекцию. — Здесь только смерть, смерть и смерть. Бывают моменты, когда кажется, что зря мы сюда пришли. Здесь холодно, Герда… Как мило, сказки мы, оказывается, читали в детстве! — Если бы мы не напали на них, они бы напали на нас, — пожала она плечами. — На своей земле за нами была бы правда, — Райк поморщился. — Эти русские не умеют сражаться, они могут только заваливать нас трупами, но здесь они защищают свою землю, и эта жестокая тактика работает. Напади они на нас — мы бы их уничтожили, у меня нет сомнений. Ты слышала про зимнюю войну в Финляндии? По соотношению потерь людей и тяжелой техники они проиграли, хотя и оттяпали кусок территории финнов. А теперь финны на нашей стороне, это благодаря им мы блокируем Ленинград. Стоила ли Карелия этих жертв? Но все же сейчас это мы каждый день призываем смерть. Не они… Хватит об этом, это все шнапс. Его излияния прервал громкий вскрик — высокий крепкий парень с темно-рыжими волосами, судя по шеврону, волколак, внезапно стащил с эстрады одну из девок, не мавку. — Я знаю твой запах, — рявкнул он. — Помогаешь партизанам, сучка! В следующий миг его лицо вытянулось, превращаясь в ощеренную морду, а девица задергалась в его руках с перекушенным горлом. Послышался звон разбитого стакана. Кто-то завизжал — может девка, а может и кто-то из немцев с нервами послабее. Обведя собравшихся вызывающим взглядом, волколак вцепился в еще трепещущую плоть, явно собираясь сожрать несчастную на глазах у всех. Розенрот затрясло. Проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Кошмар был таким реальным. Хотя сейчас детали путались, только смерть девушки запомнилась очень ярко. Еще вервольфы эти… наверное, потому что она спрашивала у Ротбарта насчет крови оборотня. Розенрот задумалась. Похоже, вервольф в кошмаре — Зигмунд Вальц, отец «городского сумасшедшего». У нее было ощущение, что она откуда-то его знает, вот и приснился. Неужели действительно были знакомы? Впечатление самое жуткое. А ведь она пожалела его сына, точнее, его мать, подумала, что не стоит рисковать его жизнью для своих целей. Хотя так ли велик риск, вервольфы очень живучие, у них уникальная регенерация. Впрочем, сын за отца не в ответе. Хотя не удивительно, если он и правда тронулся умом. Но если ей действительно снилось прошлое, значит, к ней возвращается память? Или сон — просто игра воображения? Как же во всем этом разобраться? Тут ей даже Зигмунд, который не Вальц, вряд ли помог бы. Розенрот решила сходить разжиться кофе — она его не любила, но сейчас не помешает — и уже потом подумать, что делать дальше. Где искать гребаного Харденберга и кровь вервольфа. — Фройляйн? — внезапно окликнул ее седобородый старик возле кофейни. В Германии это обращение отменено с семядисятых годов двадцатого века, и правильно — нечего мерять женщину по наличию у нее мужа. Но некоторые пожилые люди все еще им пользуются. Розенрот вздрогнула: внезапно ей показалось, что именно этого старика повесили за помощь партизанам в ее сне. Да и Зигмунд Вальц, по словам Ротбарта, тоже повесился… — Я знаю, что вы потеряли, фройляйн. — Память? — Розенрот печально усмехнулась. Старик выглядел давольно маргинально, в ветхом сером пальто и старой шляпе, к тому же, у него был только один глаз, на втором веко пугающе запало вглубь глазницы. Наверное, денег хочет попросить. — Вы встретили сына воина, которого когда-то знали, — веско произнес старик. — Проследите за ним. Проследите за его другом. Вы узнаете то, что вас волнует. — Откуда вы… — Розенрот сморгнула. Никакого старика перед ней не было.