***
Ближе к вечеру мы вдвоем с Финном доходим до дома семьи Торрес. Около входа на дорожке расставлены свечи, дальше на крыльце лежат несколько маленьких вещей, сахарные черепа и цветы. Я беру в руки фотографию, она плохого качества, но на ней можно разглядеть мальчика лет десяти. Слышу шаги за дверью и кладу все на место. — О, ребят, вы здесь, — к нам выходит Селия, приглашая внутрь. Следуем за женщиной в дом, со второго этажа слышны громкие детские голоса, она оборачивается к нам. — Финн, почему бы тебе не присоединиться к Карлу, Самуэлю и их отцу на кухне? Они там играют во что-то. — Ну, — он бросает на меня взгляд, — конечно. Так он и уходит за двери. Мы же вдвоем с Селией располагаемся в гостиной, но она не объясняла ранее, зачем просила зайти к ним, поэтому я весь во внимании. — Дорогой, знаю, я говорила, что не очень-то помню Эстебана, да и мы не ладили раньше с твоей семьей, но на днях я разбирала старые семейные альбомы и нашла кое-что. — Да? — я совсем не ожидал такого. — Не хочу тебя зря обнадеживать, но вот, взгляни. Она открывает альбом на определенной странице и поворачивает ко мне, указывая пальцем на нижнюю фотографию. Снимок едва ли не хуже того, что лежал на крыльце, но наклонившись ближе, я сильно удивляюсь, протирая глаз от неожиданно взявшихся соринок и, уставляюсь снова. — Не может быть, — слетает шепотом. Это и правда мой папа. Совсем ребенком, но я узнаю его, ведь уже видел похожую фотографию у нас дома. Он хранил ее с другими старыми вещами, но я никогда особо не расспрашивал. И в обоих случаях с ним рядом другой мальчик, который обхватывает его за плечо, словно они лучшие друзья. — А кто это? — показываю на его друга. — Лукас, младший брат Тома. — У него есть брат? — мужчина никогда не упоминал об этом. — Был. Он погиб примерно в этом же возрасте, как здесь, — она достает фотографию из альбома, — я его не застала, конечно. Мы познакомились и поженились с Томом спустя пару лет. Он почти не говорил об этом, а теперь стал все забывать и вряд ли расскажет тебе что-то новое. Но видимо детьми они общались с твоим папой. — У вас на крыльце вещи Лукаса? — Да, в этот день вспоминают ушедших детей. Завтра же всех остальных. Возьми себе. — протягивает снимок, — ты можешь также почтить его память. — Спасибо, — опускаю голову, — это многое значит, хоть что-то о нем узнать, он всегда держал в тайне всю свою жизнь в Мексике. — Жаль, что я не могу вспомнить больше, — Селия сжимает мою ладонь. — Ничего страшного, — отвечаю ей. Мы сидим вдвоем еще некоторое время, обсуждая разные вещи. Я так благодарен ей, просто невероятно, как она сразу приняла меня, всячески помогала и поддерживала, и теперь у меня будет еще одна фотография отца. После душевной беседы она отправляет меня к остальным парням, я шепчу Финну, что расскажу все дома, и присоединяюсь к игре в карты, догоняя выпитое ими.***
На следующий день Щелкаю зажигалкой, пока не загораются все свечи, я не стал их ставить вдоль дороги, только около входа в дом. У меня почти нет вещей папы, так что здесь лежат два снимка и вырезка из газеты. Прокручиваю эту же серебристую зажигалку и кладу сверху, лишь бы все не улетело от дуновения ветра. Я выпил одну банку пива, а вторую ставлю рядом, вроде какого-то подношения. Не могу сказать, что мне близка эта культура, но хуже точно не будет, здесь даже есть какой-то смысл. По крайней мере мне стало легче на пару минут. — Очень красиво, — голос Финна раздается сзади меня, я встаю к нему боком, обхватив себя руками. — Я просто… — даже не знаю, что пытался сказать, но выходит очень жалко. — Ох, мой маленькой Шон. Он сам подходит ко мне и крепко обнимает, я хлюпаю носом и кладу голову на его плечо, медленно покачиваясь с ним из стороны в сторону. — Не думал, что так расчувствуюсь, — говорю уже с улыбкой, утирая слезы тыльной стороной руки. — Все хорошо, не надо сдерживаться, тем более со мной. — Знаю. Позже устраиваемся на веранде, следовало бы и поторопиться, потому что скоро за нами должны зайти. Решили не отличаться от остальных и придумать какие-нибудь образы на этот вечер, пару дней назад мы были в маленьком магазине одежды, Финн даже назвал его винтажным, в итоге сейчас на нем полупрозрачная рубашка темно бордового цвета и узкие черные джинсы, еще кулон на шее; на мне же обычная светлая рубашка и старые джинсы, и он нацепил на меня какую-то цепочку. Я подготавливаю краску и беру в руку кисть, Финн первым садится на стул и доверяет мне свое прекрасное личико. С ним не так-то просто работать, потому что парень постоянно отвлекается, вовлекая меня в это. Несмотря на все его игры, я довожу дело до конца, довольно оглядывая результат. Меняемся местами, морщусь, когда он касается меня кисточкой. — Эй, — тихонько бьет меня по ноге, — расслабься. Все равно это неприятно, да и я выгляжу не менее страшно без грима, но парень запрещает мне так говорить о себе. Он будто не замечает, что я остался без глаза, мне хоть и удалось свыкнуться со своим положением, но не понимаю, как Финн может продолжать видеть во мне красавчика, как он говорит; разве что ему жалко меня, если так, то это еще хуже. Стараюсь не думать об этом, но все же часто меня посещает мысль, взглянул бы он на меня сейчас, ничего не зная обо мне, видя только эту оболочку? Но нет, конечно, я не могу так судить о нем, мы же сошлись не из-за внешности. Он поддерживал меня практически весь путь, я всегда буду благодарен ему и отплачу тем же. — Ты чего загрузился? — слышу его, — я уже закончил. — Думаю о том, как мне повезло с тобой, — серьезно говорю. — Да? Я в отличии от тебя не художник, — он не понимает о чем речь, — так что не ожидай многого. Смеюсь с его реакции, вставая на ноги. Мы подходим к зеркалу и смотрим на то, что у нас получилось. Не хочу себя переоценивать, но Финн выглядит великолепно. Хмурюсь, переводя взгляд на собственное лицо, хотя стоит признать, что грим смотрится вполне неплохо. Нас отвлекает свист со стороны улицы, из дверного проема показывается Карл. — Я думал встретить вас уже на выходе, — говорит он, рассматривая нас и поднимая большой палец, — круто. Втроем проходим по улицам, у каждого дома стоят свои алтари, это одновременно завораживает и пугает. По дороге к местному кладбищу мы присоединяемся к толпе, следующей на место. Все жители сегодня в различных костюмах, большинство даже и не узнать, хотя я могу проходить мимо них каждый день; это приносит еще больше таинственности. С каждой минутой присоединяются новые люди. Конечно, все собираются не прямиком у могил, а на пустоши рядом, из колонок громко играет музыка, в основном это традиция молодого поколения. Едва не давлюсь пивом, когда замечаю знакомые лица из банды, с которой были проблемы у семьи Карла. На самом деле обе банды одинаково плохи для нас, но сейчас я точно вижу только одну. Пихаю друга локтем, незаметно указывая в нужную сторону. — Что они здесь делают? — обеспокоено спрашиваю. — Не парься, — парень на удивление совершенно спокоен, — это день перемирия. Мне, конечно, неприятно их видеть, но каждый имеет право находиться здесь сегодня. — И они даже ничего не начнут? — Нет, не посмеют, — твердо отвечает он. В ответ лишь киваю, понимая ситуацию. Несмотря на так называемое перемирие, мы все равно держим дистанцию, не мешаем друг другу. За разговором я теряю свою пару из вида, оглядываю людей рядом, но не вижу его ни у напитков, ни среди танцующих. Беру себе еще одну бутылку пива и обхожу все вокруг, пока не замечаю его рядом с Алексом отдельно от всех. Случайно слышу о чем они говорят, не решаясь подойти сразу, я так и нахожусь дальше в стороне. — Почему ты не можешь продавать? — спрашивает мой парень. — Это их территория, мне придется несладко, если кто-то заметит. — Но меня они не знают, — к чему это? — Не хочу тебя втягивать, — отмахивается, — это опасно. — Я же сам предлагаю, ты посмотри, сколько здесь можно заработать. — Ты уверен? — говорит после долгой паузы. — Да, все будет круто, — что он творит, мать его? — Тогда потом поделим пополам, идет? — Отлично, — обмениваются рукопожатием. Выхожу из ступора и, наконец-то, появляюсь перед ними, нахмурив брови. — Финн, а я тебя потерял, — не подаю виду, как давно я здесь. — Да ну, не можешь без своего друга даже один вечер? — пытается подколоть меня Алекс. — Не оставишь нас? — перехожу сразу к сути. — Еще пересечемся, — говорит, глядя на Финна. — Ты чего? — спрашивает он. — А ты? — складываю руки на груди, — решил толкать дурь? — Да ладно, это не большое дело. И ты что, подслушивал? — Не специально. Но мне эта затея крайне не нравится. — Уже забыл, чем мы занимались раньше в лагере? — Нет, я помню. И помню, как все закончилось, — он поджимает губы, — я просто не хочу, чтобы ты рисковал чем-то. — Я слышу тебя, Шон, но я взрослый мальчик. Не переживай зря. — Ты все равно уже решил, так? — вздыхаю. — Только не дуйся, — кладет руку мне на плечо, — даже ты ничего не заметишь. Давай просто вернемся ко всем. Впереди была ночь, когда я и правда не замечал, чем еще занимается Финн помимо танцев со мной и шуток в компании наших друзей; его умение быть скрытным у всех на виду меня пугает, но сейчас я только рад, что он не попался. Уж я-то знаю, как парень может игнорировать опасность. Я стараюсь погрузиться в праздник, веселиться как все, вместо того, чтобы горевать. Даже в это непростое осеннее время, когда воспоминания о последнем дне с папой так ярко всплывают в голове, всего лишь хочу найти покой хоть в чем-то, но возможно для подобного веселья раны совсем не зажили, однако крепкие напитки помогают держаться вместе со всеми. Вернувшись домой я в смятении сажусь за стол и изливаю свои чувства на бумаге, адресуя это Даниэлю; только каждый раз слова какие-то не те, либо же их слишком много. Переписывая несколько раз одно и то же, ко мне приходит успокоение, будто я, наконец, смог выговориться. Сминаю поочередно бумагу, теперь она уже не нужна, поэтому отправляется на пол, не долетая до мусорки. Следует подняться наверх, на улице совсем светло, мы и пришли почти под утро, Финн, наверно, сразу провалился в сон, и мне следует закончить для себя этот долгий день.