Посмертная встреча

      Понедельник — день тяжелый. Для меня он всегда был легким, а сегодня какой-то тяжелый. Не привык я вести образ жизни амебы. Вместо того, чтобы работать, лежу тут, в этих четырех белых стенах, да еще и простреленное легкое, зараза, так сильно болит, что без обезболивающего и часа вынести не могу. Дышать сложно, вместо моего голоса изо рта выходит странный хрип, да и вообще — скучно тут. На выходных за мной тупо присматривали, лечение еще даже не начинали. Может, сегодня хоть что-то поменяется?       Дверь в мою палату легко открылась, и в нее зашла та, при виде которой мои губы растянулись в улыбке. Бетти легким шагом подошла к моей койке и уселась на табуретку возле нее, грустно улыбнувшись мне в ответ. Уверен, ее все еще раздирало чувство вины передо мной, хоть она ни в чем виновата не была. Лишь бы она сильно от этого не страдала! Все же, это я решил побыть рыцарем, так что и за раны расплачиваться мне, а не ей.       Я потянулся за ее рукой, но она меня опередила, нежно взяв мою руку в свою маленькую и нежную ладошку. Я попытался сжать ее покрепче, но моя слабость не позволила мне этого сделать. Бетти, увидев мою жалкую попытку, окинула меня беспокойным взглядом, но я продолжал тепло ей улыбаться, показывая, что все со мной хорошо, но по ее глазам понимал, что она не верит мне. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась она таким тоном, что я будто бы умираю, а не выздоравливаю. — Сильно болит? — Что болит? Я здоров, как бык! — попытался я пошутить, немного язвительно при этом улыбнувшись. — Мамору, мне ни разу не смешно! — воскликнула она негодующе. — Я волнуюсь, вообще-то! Ты, напомню, неделю с лишним назад чуть не умер! — Ну не умер же, — скривился я, наблюдая в ее глазах еще большее возмущение, которое вот-вот перерастет в слезы. Поняв, что слишком уж я перестарался, сменив ядовитую улыбку на виноватую. — Прости, — извинился я. — Болит не очень сильно, под обезболивающим вообще не чувствую, — соврал я, хоть это было не совсем так. Болело все, конечно, безумно. — А общее состояние как? — спросила Бетти, протянув руку к моему лбу. — Температуры нет. — Слабость есть небольшая. И жуть как скучно, — пожаловался я. Девушка с жалостью посмотрела на меня, наверное, понимая, что слабость у меня большая — даже руку ее сжать не могу, как следует. — Ты на работу? — осведомился я, окидывая взглядом ее внешний вид: аккуратно лежащие прямые волосы, белую блузку под серым пиджаком, и того же цвета карандашную юбку. — Хорошо выглядишь. Тебе так не холодно? — Не волнуйся, не холодно, — улыбнулась она, что успокаивающе подействовало на меня.       Я попытался привстать, чтобы обнять ее, но голова закружилась с такой силой, тело и легкие так заныли, что я со стоном опустился обратно на койку. — Куда ж ты встаешь, Мамору?! — воскликнула она негодующе, от неожиданности выпустив мою руку и вскочив с табуретки, чтобы, наверное, уложить обратно. — Тебе нельзя вставать! — Прости, — извинился я еще раз, и девушка с глубоким вздохом села на место. — Не пугай меня так, пожалуйста, — попросила она, снова взяв меня за руку. — Больше не буду, — пообещал я, вынув ладонь из ее хватки рук и коснувшись ее лица. Она подставила свою щечку, и накрыла мою руку двумя своими ладонями. — Выздоравливай, пожалуйста, — тихо произнесла Бетти, смотря с состраданием в мои глаза. — Конечно же выздоровею. Куда я денусь? — пообещал я, продолжая улыбаться ей. — Не волнуйся так. — Постараюсь, — кивнула она, попытавшись нацепить обнадеживающую улыбку на лицо, что у нее получилось не очень умело. — И я тоже постараюсь поправиться как можно скорее. Договорились? — задал я вопрос, в ответ на который получил радостный и энергичный кивок. — Договорились!       В этот раз ее улыбка была не грустной и не взволнованной, а радостной и лучезарной — такой, какую я привык видеть на ее лице. Я тоже улыбнулся ей, но, судя по ее беспокойному взгляду, который она пыталась скрыть под своей улыбкой, я понял, что улыбнулся как-то вяло. Она встала с табуретки и уже собралась уходить, как дверь в мою палату снова открылась, и зашла девушка в белом халате.       Я узнал ее сразу: у нее были короткие синие волосы и большие, голубые глаза. Это была Ами — одна из двух подруг Усако, с которой я общался до сих пор. Иногда мы писали друг другу, иногда даже поддерживали. В последнее время, конечно, общаться мы стали куда меньше, поэтому я был удивлен, увидев ее в отделении хирургии.       Уверенной, но очень аккуратной походкой она подошла к моей кровати, сняв с шеи фонендоскоп, чтобы послушать мое сердце. Ее взгляд упал сначала на меня, а затем на Бетти, которая тоже смотрела на вошедшего только что врача. — Тебе пора, иначе опоздаешь, — сказал я своей девушке. — Уж не знаю, как к этому относится Кунсайт, но я не люблю, когда мои сотрудники опаздывают. Так что увидимся вечером. — До вечера, Мамору, — кивнула она, направившись к выходу из палаты, оставив меня и вошедшего врача наедине. — Доброе утро, Мамору — поздоровалась синевласка, улыбнувшись мне и вставив в уши оливы фонендоскопа, чтобы послушать мое сердце и легкие. — Я — твой лечащий врач, и с сегодняшнего дня я буду наблюдать за тобой, — оповестила она меня, а потом затихла, приложив головку медицинского устройства к моей груди, а затем сделав какие-то записи в блокноте, который она достала из кармана халата. Я только вдохнул и открыл рот, желая узнать, что она делает в этом отделении больницы, как она попросила меня помолчать и отвечать только на ее вопросы. — У тебя немного сбит ритм сердца и сильно хрипят легкие, — сказала она, не поднимая своих глаз от блокнота. — Как твое общее состояние? Наблюдается сильная слабость? — Есть такое, — кивнул я, наблюдая, как она заносит мои слова в блокнот. — Головокружение, тошнота, помутнение рассудка? — К счастью, только головокружение, — ответил я. — Хорошо, — произнесла врач своим спокойным и тихим голосом. — Сегодня тебе сделают снимок легких, эхокардиограмму, и уже назначат нужное лечение. Также в позапрошлую пятницу тебе сделали операцию по удалению пули из легких, швы будем снимать недели через две. На этом, наверное, все, — доложила она, убирая блокнот обратно в карман халата. — Ами, а сколько по времени будет заживать рана? — спросил я, и она, улыбнувшись мне, произнесла: — Все, конечно, зависит от твоего организма, Мамору. Хрипеть будешь где-то месяца полтора-два, а на полное восстановление уйдет около полугода, может, чуть побольше. В больнице придется полежать примерно три месяца, затем будешь периодически приходить сюда и проверяться, — доложила она, смерив меня немного сочувствующим взглядом.        Я со вздохом кивнул, собираясь задать ей вопрос, который интересовал меня со момента, как она зашла в мою палату. Еще раз — что она делает в хирургии? Разве она не занималась людьми, больными онкологией? Стоило мне только опять открыть рот, чтобы спросить ее об этом, как она снова прервала меня. — Сейчас никаких вопросов, не касающихся твоего здоровья! — скомандовала она, убирая блокнот обратно в карман халата. — Какие-нибудь жалобы у тебя есть? — Легкое болит, — ответил я безразличным тоном, которым, судя по всему, ее рассердил. — Ясное дело, что болит! Еще на что-то жалуешься? — нетерпеливо спросила врач. — Нет, — помотал я головой. — Вот и хорошо, — отрезала она, разворачиваясь на каблуках в сторону двери. — Если смогу, то зайду попозже. Сейчас мне нужно провести утренний осмотр, — с этими словами синевласка покинула палату, и я снова остался один среди белых стен.       Лежа в больнице, я вдруг начал понимать, что одиночество стало для меня невыносимым. Я привык постоянно быть в компании лучшего друга и своей девушки, и неожиданно осознал, что был одинок разве что после выпуска из университета, да и то со мной был Кунсайт. Только по вечерам в собственной квартире я оставался один.       Поэтому, наверное, я и был так привязан к своей работе. Она отвлекала меня от всех моих проблем и тягостных мыслей, заставляла меня пользоваться моими мозгами, и на ней я не был совсем один – я постоянно с кем-то взаимодействовал. А в больнице никого вокруг – только мой телефон в руках, который меня хоть как-то связывает с внешним миром. Блин, и так лежать три месяца? Я же со скуки помру!       Я немного посидел в социальных сетях, потом ответил на сообщение Бетти, которая написала, что без происшествий добралась до офиса. Потом время полетело очень быстро: сначала мне принесли завтрак, затем сделали все необходимые уколы, провели все процедуры, сделали снимок легких и ЭКГ, а потом принесли и обед. Поев, я понял, как сильно хочу спать. Все же, рана давала о себе знать, раз уж во мне сейчас было так мало энергии. Зевнув и отложив телефон в сторону, я погрузился в глубокий сон.

***

      Я стою на маленьком зеленом холме, а вокруг него — бескрайнее поле, где среди травы пестрели цветы самых разных оттенков: от ярко-ярко желтого до нежно-голубого. Но мой взгляд приковывали не они, а холм, который был прямо напротив меня. Точнее, не сам холм, а девушка, стоявшая на нем босыми ногами. Ее длинные золотистые волосы развевались на легком ветру, точно в моем видении, когда я был в коме. Она была одета в форму средней школы Джубан и искренне улыбалась мне. Мое сердце дрогнуло — это был именно тот ее облик, в котором я увидел ее в последний раз десять с половиной лет назад. — Мамо-чан, — выдохнула она, протянув ко мне руку, а ее улыбка стала грустной, прямо как тогда, когда она уезжала на те проклятые горячие источники. — Усако… — прошептал я, побежав к ней, стремясь как можно быстрее обнять. Но расстояние от меня до холма никак не менялось, сколько бы я не бежал. — Мамору, — вдруг услышал я позади себя похожий голос, но немного другой, более взрослый. Обернувшись, я увидел Бетти. Она тоже была прекрасна в своем розовом платье и аккуратном белом кардигане — она была одета прямо как на нашем первом свидании. Брюнетка стояла на равнине прямо передо мной, я стоило мне только сделать шаг в ее сторону, она отдалилась на столько же. Я разрывался между ними. К кому идти? Кого мне выбрать? Не жестоко ли это — заставлять меня выбирать между двумя девушками, которых я по-настоящему люблю? — Мамо-чан, неужели ты думаешь, что и Бетти останется с тобой? — спокойно спросила моя школьная любовь, все продолжая грустно улыбаться. Краем глаза я увидел, как Бетти устремилась быстрым шагом к Усако, тоже отдаляясь от меня. — Нет! — крикнул я, поняв, к чему это приведет. — Бетти, не ходи туда! Брюнетка же повернулась ко мне, улыбнувшись точно так же, как и Усако, а затем, поднявшись на холм к своей двоюродной сестре, взяла ее за руку, и обе начали спускаться с него, все продолжая отдаляться от меня. — Бетти! — заорал я, устремившись вслед за ними, но тщетно. Мне казалось, что я бегу на ровном месте, ведь ни тот холм, не те, кого я люблю, не хотели приближаться ко мне. — Мамору, — вдруг окликнул меня другой голос, на этот раз мужской. Обернувшись, я увидел моего лучшего друга, который медленно подходил ко мне со спины. — Кунсайт… — тихо проговорил я его имя. Я думал, что он остановится рядом со мной, но он, опустив печально голову, прошел мимо меня, произнеся при этом: — Жаль, друг, что ты всегда будешь один.       Он ушел вслед за Усако и Бетти. Я вновь попробовал бежать, в этот раз за ним, но бесполезно. — Кунсайт! — в сердцах закричал я, упав на колени. Но друг даже не обернулся, скрывшись где-то вдалеке. — Усако! Бетти! Кунсайт! Не уходите! Не покидайте меня!       В ответ — тишина, леденящая душу и вселяющая в меня липкий страх. Вокруг было пусто, а трава с цветами на глазах исчезали, превращаясь в сухие и безжизненные кусты. Все, кто есть в моей жизни, все дорогие мне люди… Неужели все они покинули меня навсегда? Неужели я всегда буду один? Я не хочу быть один! Я ненавижу одиночество! — Мамору! Мамору! — услышал вдруг я, резко осознав, что все это — не реальность, а просто кошмар. Я открыл глаза и увидел нависавших надо мной встревоженных Бетти и Кунсайта. Рука девушки лежала на моем плече — видимо, так она пыталась будить меня. — Что случилось? Ты кричал во сне и повторял наши имена, — спросила Бетти обеспокоенно, нежно проведя ладонью по моей щеке — наверное, вытерла выступившую слезу. — Ерунда. Просто плохой сон, — я попытался привстать, совсем забыв о запрете. Тут же я почувствовал сильнейшую боль сердца и легких, и со стоном грохнулся обратно на подушку. Бетти и Кунсайт со скоростью света ринулись ко мне с разных сторон кровати, чтобы, наверное, уложить обратно в постель. — Идиот, сколько тебе еще раз повторить это нужно, чтобы ты запомнил — тебе НЕЛЬЗЯ вставать! — крикнул на меня Кунсайт, сжав мое левое плечо, и я, у которого вся левая сторона туловища адски болела, снова вскрикнул. — Кунсайт, больно же! — повысил я голос, и выглядело это так, будто я громко прохрипел эти слова. — Прости! — испуганный блондинчик пулей отлетел от моей койки, пряча свои руки за спиной, словно это может что-то изменить. — Ничего страшного, — помотал я головой, улыбнувшись своим близким людям. — Вы что ли на обеденный перерыв зашли?       Бетти и Кунсайт беспокойно переглянулись, что не осталось без моего внимания. Что, неужели сейчас у них не обеденный перерыв? Да и опять смотрят так, будто я нахожусь в предсмертной агонии. Блин, как же это бесит! — Мамору, — Бетти села на край моей кровати и взяла меня за руку, мягко при этом улыбнувшись. — Ты, наверное, просто целый день проспал. Уже половина шестого, Кунсайт решил отвезти меня домой. Вот, заехали к тебе.       Вот оно как… Подумать только, продрых целый день! Стыд, да и только! Директор, блин, крупной организации! Я попытался сжать руку своей девушки, но опять, как и утром, не смог этого сделать, однако она, уловив эту попытку, тепло мне улыбнулась. — Твоя хватка немного покрепче, чем утром, — произнесла она, перебрав мои пальцы своими. — Как ты себя чувствуешь? Еще не помираешь тут? — Кунсайт приземлился на табуретку рядом с койкой, и я смог полноценно окинуть его взглядом. От того небрежно-утомленного вида не осталось и следа: платиновые волосы снова аккуратно лоснились по его плечам и спине, бледность и синяки под глазами бесследно исчезли, а на лице играла привычная усмешка. В общем, мой друг снова стал прежним. — Кунсайт! — одернула его Бетти. — Разумеется, он не помирает! Верно ведь? С тобой все хорошо, Мамору? — взгляд ее изумрудных глаз устремился на меня. — Нет, Бетти. Я именно помираю, — протянул я драматичным голосом. — Что?! — воскликнула девушка, подскочив с моей койки. — Тебе врач что-то сказала? Мамору, не молчи! — она схватила меня за правое плечо, сильно сжав его. — Со скуки помираю, — вздохнул я, и Бетти, возмущенно вздохнув, надула щечки, скрестила руки около груди и не менее драматично отвернулась, а мы с Кунсайтом только рассмеялись. — Принцесска с высокой башни, блин, — хохотнул мой друг. — Рапунцель, Рапунцель, проснись, спусти свои косоньки вниз! — пропищал он, пытаясь подражать голосу колдуньи из сказки Братьев Гримм, и мы залились смехом пуще прежнего, да так, что у меня аж легкие заболели. — Тут уж, скорее, твои косоньки подойдут, а не мои, — подколол я его, смерив взглядом его длинные волосы. — Ну не мне ж тут скучно, — язвительно усмехнулся блондинчик, сценически откинув свои локоны за спину. — Ну, я, наверное, пошла, — сказала Бетти, резко направившись к выходу. — Бетти! — воскликнул я, машинально вскочив в кровати и схватив за руку. — Ляг! — крикнули моя девушка и мой друг одновременно, толкнув меня обратно на подушку, и я опять взвыл от боли в спине, легких и сердце. — Не, ну ты точно идиот, — процедил сквозь зубы Кунсайт. — И как ты закончил Гарвард, позволь спросить? — С помощью своего умного друга, — машинально ответил я. — Бетти, ты не обижаешься? — побеспокоился я о своей девушке, которая все еще стояла около кровати, держа меня за руку. — Не будь ты больным, я бы давно отвесила тебе пощечину и за такие шуточки, и за твои постоянные подскакивания с кровати! — возвестила брюнетка, садясь обратно на край койки, выпрямив гордо спину и вздернув носик. — Ладно, прости, — улыбнулся я ей. — Я правда больше не буду. — Угу, — кивнула она, изобразив на лице самую искреннюю улыбку, на которую только была способна. — Ладно, мы, наверное, поедем, — произнес Кунсайт, вставая с табуретки. — Ты тут, друг, не раскисай. Телефон у тебя под рукой. Совсем скучно будет — звони. — И мне звони, хорошо? Мне без тебя очень скучно, Мамору, — Бетти ласково дотронулась губами до моего лба, а затем, наклонившись к моему уху, тихо прошептала: — Я очень люблю тебя.       Я с нежностью посмотрел на свою ненаглядную, а она мне в ответ улыбнулась, а затем, легко махнув мне рукой, покинула палату, оставив меня в сладком наслаждении после ее поцелуя. Все же, чтобы она жила, было не жаль пожертвовать собой, даже если бы я и умер: она настолько прекрасна и добра, что была бы гораздо более ценной в этом мире, чем я. Такие чудесные люди, как она, должны обязательно жить.       Не прошло и десяти минут моего одиночества, как дверь снова отворилась, и зашла та, с которой я целый день хотел поговорить — Мизуно Ами, одетая уже не в медицинский халат, а в обыкновенную одежду: джинсы и нежно-голубой джемпер. Ободряюще улыбнувшись мне, она села на табуретку, где только что сидел Кунсайт. — Ты же хотел со мной поговорить, Мамору? — спросила девушка, вскинув одну ногу на другую и сложив руки на колене. — Да… — протянул я, вспоминая, о чем я хотел поинтересоваться у нее утром. Точно, что она делает в хирургии! Она же работала с людьми, болеющими раком. Это я у нее и спросил.       Девушка, опустив взгляд в свои колени, грустно улыбнулась и тихо произнесла: — Сложно все это. Когда ты врач, и твоя работа — это спасение пациентов, а эти самые пациенты умирают один за другим от страшной болезни, это очень тяжело. Я не смогла долго так работать, поэтому поменяла профиль — пошла помогать людям, получившим серьезные травмы. Спасать их, чтобы они не умирали… — на глазах девушки появились слезы, которые она поспешно смахнула. — Эй, не надо плакать! — попытался подбодрить ее я. — У тебя же такая благородная профессия! Ты же спасаешь людей!        В отличие от всех подруг Усако, эта скромная и тихая синевласка вызывала во мне некую жалость и нежность к ней, поэтому всегда, когда ей было плохо, я старался поддержать ее. Думаю, если бы не смерть Усако, то мы бы с Ами были бы хорошими друзьями, ведь мы всегда могли найти общий язык. Так что видеть сейчас ее такой было очень тяжело, почти невыносимо — как-никак, раньше она постоянно улыбалась и радовалась жизни, особенно рядом с моей первой любовью. — А почему именно хирургия? — поинтересовался я, все еще продолжая тепло улыбаться ей, показывая, что я обязательно ее выслушаю. — Я не хочу говорить это при тебе. Ты расстроишься, а твое сердце сейчас тревожить нельзя — и без того ритм сбит, — отрезала она немного резко, от чего мое сердце только забилось быстрее: по ее грустным глазам, по ее тихому голосу, по всему ее поведению я понял, почему она не хотела рассказывать мне свои мотивы. Мое сердце больно дрогнуло, и я тихо, как можно спокойнее, спросил: — Из-за Усаги, так ведь?       Девушка вздрогнула, и я услышал, как перехватило ее дыхание. Она резко подняла взгляд своих голубых глаз и взглянула на меня с удивлением, даже, можно сказать, с изумлением. — Как ты догадался? — осведомилась она, а на ее щеках при этом появился едва заметный румянец. — Оно и понятно, — горько усмехнулся я. — Усако никто не успел оказать медицинскую помощь, и поэтому ты решила спасать людей с тяжелыми травмами, давать им шанс на жизнь. Разве не так? — Так и есть, — тяжело вздохнула врач. — Всегда ты меня, Мамору, понимал. Я бы не пережила, если бы не спасла и тебя. — Ты проводила мне операцию? — удивился я. Девушка, натянуто улыбнувшись, кивнула. — Я никогда бы не подумала, что ты окажешься моим пациентом, да еще и с огнестрельной раной и в таком критическом состоянии. Когда тебя доставили сюда, ты ведь уже умирал. Никто не думал, что тебя удастся спасти. — Значит, Ами, у тебя золотые руки, — поспешно похвалил я ее, увидев, как ее глаза снова становятся блестящими от слез. — Ты спасла меня. Спасибо, — улыбнулся я с благодарностью. — Это моя работа, — отмахнулась она, хоть я увидел, как ее щеки снова задел румянец. — Кстати, могу я полюбопытствовать, как тебя угораздило получить пулю в легкое? — Я сам еще пока не понимаю, — мнимо пожал я плечами, а на деле смешно ими дернул, что оказалось весьма болезненным. — Стреляли не в меня, а в мою девушку. Я всего лишь закрыл ее собой. — Всего лишь закрыл ее собой? — передразнила Мизуно возмущенно. — Ты же чуть не умер! — Зато с ней все хорошо, — произнес я, закрыв глаза и представив перед собой смеющуюся Бетти. Давно же я ее смеха не слышал… Когда придет, обязательно надо ее чем-то развеселить!       Я и правда ни о чем не жалел. Если даже мне и прострелили легкое, я спас от смерти дорогую для меня девушку, такую же дорогую, как и Усако. Не собираюсь я переживать еще одну смерть. Не смогу, и все тут! Лучше в больнице пострадать, чем уже насовсем остаться в одиночестве.       По всей видимости, Ами прекрасно понимала мои чувства, ведь когда я открыл глаза, она тепло улыбнулась мне, встав при этом с табуретки. Не сомневаюсь, она знала, что я пережил, когда Усако умерла, поэтому не осуждала меня за то, что я так рискнул собой. В конце концов, я бы все равно не пережил смерти Бетти. — Ладно, отдыхай, — сказала мне врач, направившись в другой конец палаты, к выходу. — Готовься, завтра начнем тебя лечить. Будет много уколов, — предупредила она меня, весело подмигнув. Я улыбнулся ей в ответ, наблюдая за тем, как она выходит из моей палаты, на этот раз точно оставляя меня в уединении с моим телефоном до завтра. Вздохнув, я позвонил Бетти, чтобы спросить, добралась ли она до дома, и, получив положительный ответ, поставил устройство на зарядку и снова погрузился в глубокий, но на этот раз спокойный сон.