неокультурология

— а что, если бога нет? они специально встают на двадцать минут раньше общего подъёма и выбираются на крышу главного корпуса общежитий, чтобы покурить. точнее, юно курит, а доён сидит рядом и мёрзнет, свесив ноги с карниза. брюки задираются почти до колен, и голая кожа от гольф до их края покрывается россыпью мурашек. юно сбрасывает пепел с пятого этажа, и он, вместе со снежинками, похожими на мух, летит вверх, к облакам, а не на асфальт в липкой слякоти. — бог есть, — доён кутается в шарф, который мама отправила ему на прошлое рождество в качестве подарка. — просто это не мужчина на облаке и даже не женщина, как мы представляем. это какая-то сила, идея, которую мы никогда не сможем понять. так же, как бог не понимает, зачем мы носим эту дурацкую форму, молимся перед едой и строим из себя невинных овечек, которые не передёргивают на журнальные фотографии каждую ночь, пока святого отца нет рядом. юно смеётся и шмыгает носом. на его костяшках эластичный пластырь, потому что он подрался с тэёном в прошлую среду из-за доёна, и доён до сих пор думает, что это было глупо, хотя ему и приятно где-то в глубине души, что юно за него вступился. юно и тэёна наказали: заставили сидеть в молельной и лишили ужина в четверг и пятницу. доён таскал для них хлеб и горький шоколад, просовывал под дверью и слушал их пререкания через стенку: тэён с доёном нездорово часто цапаются, и юно приходится доёна выгораживать и цапаться с тэёном за него. тэён и доён религию воспринимают слишком серьёзно. юно смешно, и он бы с наслаждением в их споры не лез, а только со стороны наблюдал, как за торжественной мессой, но доён замолкать вовремя не умеет, а доводить ситуацию до фингала под глазом и синяков на хрупких рёбрах юно не хочет: приходится вмешиваться и получать от костлявого и злого тэёна за неправильную трактовку евангелие от иоанна. юно для доёна что-то вроде ангела-хранителя, хотя доён этого признавать не хочет и говорит, что вообще-то сам может с обидчиками справиться. но юно знает, что, если вовремя не вступиться, доён будет лежать в своей комнате, уткнувшись носом в стенку, и скулить, потому что тэён за католицизм бьёт больно и отчаянно. доёна жалко, а юно фингалом под глазом и синяками на хрупких рёбрах не испугаешь: он с момента поступления в католическую школу имени святого варфоломея больной и отчаянный. юно тушит сигарету о карниз и убирает окурок в карман, потому что если кто-то из духовенства или преподавателей найдёт его на асфальте, выговор сделают всем. юно встаёт, и доён цепляется за его локоть замёрзшими пальцами. юно по привычке перехватывает его руку и прячет в карман своего пиджака, чтобы согреть или чтобы скрыть его ладони в шрамах и царапинах от розг от мира, ведь если доёна, пахнущего сигаретным дымом, замёрзшего и злого на дурацкую форму, молитвы и притворство, найдёт кто-то из духовенства или преподавателей, выговор сделают всем. они молятся перед завтраком, и юно сжимает колено доёна под длинным столом, когда он демонстративно закатывает глаза на расстроенное, как соборный орган, «аминь». мальчики из католической школы имени святого варфоломея в одинаковой дурацкой форме звенят ложками в трапезной и давятся овсянкой на воде без сахара. юно всё равно чуть-чуть сладко, потому что он почистил зубы три раза, чтобы избавиться от запаха сигарет, а в зубной пасте с ароматом вишни сахара больше, чем во всех блюдах, что подают в школе на завтрак, обед и ужин. — боже, такие лицемеры они все, — они бредут от школы до общежитий после занятий: доён в пальто, скребущем асфальт подолом, и шарфе, подаренном мамой, и юно в куртке со смешными блестящими красными пуговицами, рождественскими и похожими на вишню. в январе темнеет рано, но у юно глаза быстро привыкают, а доён со своим минус два с половиной щурится и при свете дня, идёт медленно, чтобы не споткнуться о подол пальто. — и тэён с его чётками в кармане, и все эти проповедники, и учителя, и ты тоже лицемер, — доён тычет пальцем юно в грудь. — как овец, заключат их в преисподнюю. смерть будет пасти их, и наутро праведники будут владычествовать над ними. сила их истощится. могила – жилище их. как овец заключат, понимаешь? доён наступает в лужу слякоти и морщится. — и меня тоже заключат? — бог избавит душу твою от власти преисподней, когда примет тебя, — у доёна волосы смоляные и мокрые от растаявших на них снежинок. — не за жертвы твои он будет укорять тебя, всесожжения твои всегда пред ним. не примет он тельца из дома твоего, ни козлов из дворов твоих, ибо все его звери в лесу, и скот на тысяче гор, знает он всех птиц на горах, и животные на полях пред ним. если бы он взалкал, то не сказал бы тебе, ибо его вселенная и всё, что наполняет её. ест ли он мясо волов и пьёт ли кровь козлов? принеси в жертву богу хвалу и воздай всевышнему обеты твои, и призови его в день скорби, и избавит он тебя, и ты прославишь его, — доён замолкает и останавливается на мокром асфальте. юно греет руки в карманах куртки. — это бред всё. нам надо напиться на выходных, я так больше не могу. юно слабо улыбается и по привычке убирает прядь волос доёна с его лба. — в субботу можно будет съездить в город, — он снова прячет руки в карманы куртки со смешными блестящими красными пуговицами. — к тебе же родители не приезжают? — да когда они в последний раз приезжали? — доён отводит взгляд куда-то на мокрый снег на асфальте. — они и не помнят, наверное, что я здесь гнию. — не сетуй, — смеётся юно. — со мной же гниёшь. в субботу они едут в город вместе с тэёном и учителем словесности как сопровождающим, пока в католическую школу имени святого варфоломея приезжают родители учеников. доёна родители уже год не навещают, к тэёну они никогда и не приезжали, а юно родителей сам не приезжать просит, чтобы доёна не расстраивать. тем, кого по субботам не навещают, разрешают ездить в город после завтрака и бродить там в течение часа. тэён обычно сидит на качелях в центральном парке в одиночестве, и юно его даже немного жалко, но доён говорит, что тэён специально на жалость давит, и утаскивает юно в книжные магазины или на выставки, где проход по ученическому билету бесплатный и можно всю экспозицию за полчаса просмотреть. доён в шарфе, подаренном мамой, похож на интеллектуала-декадента со своими замашками псалтирь цитировать и угрожать всем вокруг преисподней. юно врёт учителю словесности, что они идут купить доёну перчатки, а сами сбегают в супермаркет на окраине города, где юно обычно покупает сигареты, прячут бутылку красного полусладкого юно в рюкзак и еле успевают вернуться в центр до отправки автобуса. — каждый видит, что и мудрые умирают, равно как и невежды, и бессмысленные, — они сидят на качелях на заднем дворе общежитий и передают друг другу термос, в который перелили вино — кровь христа. все ученики и преподаватели в главном школьном корпусе, общаются с родителями и пьют чай с сахаром и вишнёвыми тартами. тэён сидит где-то в общежитии. никто юно и доёна не видит, и юно кажется, что они в кармане бога от мира спрятаны. — я мудрый или бессмысленный? — бессмысленно мудрый, — юно делает глоток из термоса и протягивает его доёну. снежинки, похожие на мух, летят вверх. доён встаёт с качелей и запрокидывает голову. шарф сползает с его плеч. — а какая разница, какой я, если я всё равно умру? — а ты не хочешь умирать? — а ты хочешь? — доён оборачивается. он злой и мало ест: злой, потому что мало ест. мёрзнет постоянно и хмурится. — не хочу. — и я не хочу, — доён снова запрокидывает голову и смотрит вверх, куда летят снежинки. — я не ел сахар уже почти три года. разве можно так умирать? — с его губ срывается смешок. — встревожилось сердце моё во мне, и боязнь смерти напала на меня, страх и трепет нашли на меня, и покрыла меня тьма. и я сказал: «кто даст мне крылья, как у голубя, и я полечу и упокоюсь?». кто даст мне крылья, юно? юно встаёт с качелей и подходит к доёну, смотрит вверх на тусклое небо, затянутое облаками, и по привычке ищет пальцы доёна своими. — если я что-то вроде твоего ангела-хранителя, — юно шмыгает носом. — я могу попробовать дать тебе крылья. доён поворачивается к нему и смотрит как-то насмешливо, делает глоток из термоса и проводит языком по обветренным губам. — я не ел сахар уже почти три года, — он улыбается. — но целовать ангела должно быть сладко. — неправедные царства божия не наследуют: ни блудники, ни прелюбодеи, ни мужеложники. мужеложество богом карается. со дна термоса на снег капает протёкшее вино — кровь христа — красное полусладкое. а губы у доёна красные и полностью сладкие, как вишня. — а что, если бога нет?