неокультурология

у донхёка неожиданно идёт кровь из носа. тэёну почему-то становится очень грустно, хотя грустно ему уже где-то полгода, причём просто так, без причины. у тэёна вообще-то всё хорошо: и друзья есть, которые его всегда во всём поддерживают, и родители, и студия в центре сеула, и подписка на spotify — всё есть, но всё равно как-то грустно. тэён пытается успокоить себя тем, что это всё кризис среднего возраста. и всё равно, что ему через месяц всего двадцать пять исполняется. донхёк пытается остановить кровь пальцами, но коэффициент полезного действия у его попыток — где-то ноль, и он только пачкает пальцы и футболку. донхёк и тэён сидят друг напротив друга в пустом и последнем перед комендантским часом автобусе: тэён возвращается с вечеринки в честь очередного выигрыша университетской баскетбольной команды, а донхёк едет от репетитора по английскому. тэён смотрит на испачканного в крови подростка в футболке тай-дай, и ему почему-то становится очень грустно. автобус едет куда-то в центр сеула. ладони донхёка измазаны кровью, и тэён протягивает ему найденную в кармане сумки-бананки салфетку. донхёк прижимает её к носу и запрокидывает голову назад, издавая какой-то непонятный звук: то ли скулёж, то ли «спасибо». — не запрокидывай голову, — замечает тэён. — кровь по горлу стечёт. лучше наклонись. — сам знаю, — огрызается донхёк, но голову опускает. спутанные волосы спадают ему на лоб, но даже из-под чёлки тэён видит его блестящие из-за слёз глаза. «плакса» — думает тэён. «что вылупился, дед?» — думает донхёк и пачкает кровью сиденья рядом с собой. — может, тебе скорую вызвать? — спрашивает тэён и наклоняется ближе. от него пахнет газировкой и грустным взрослым. — ты как? — да просто супер, лучше не бывает, — донхёк откровенно ревёт, но успевает язвить сквозь текущие по лицу слёзы. салфетка насквозь пропитана его кровью, и он только размазывает её по подбородку и рукам. тэён достаёт из сумки ещё одну салфетку. — так, что со скорой? — сам себе скорую вызови, — донхёк отбирает у тэёна чистую салфетку и кидает испачканную на пол. — давление просто подскочило, такое бывает, это не больно вообще. забей. — почему плачешь тогда, если не больно? — не плачу я, — огрызается донхёк, а по его щекам стекают блестящие слёзы. — я так кожу увлажняю, чтобы морщин не было. тебе тоже советую. тэён пропускает замечание мимо ушей и протягивает донхёку ещё одну салфетку. — может, тебе кофе купить? не плачь только. — какой к чёрту кофе? — почти вопит донхёк и роняет испачканную салфетку на пол. — я только что сказал, что у меня давление повышенное. — ну, могу предложить тебе пакет леденцов вместо кофе, — автобус останавливается на конечной, и его двери шумно раскрываются. тэён встаёт с сидения и протягивает донхёку руку. — я не знаю, чем сейчас малолеток успокаивают. — сам ты малолетка, — донхёк хватается за его костлявое запястье и встаёт, оставляя смятые кровавые салфетки на полу автобуса. — не надо меня успокаивать. они выходят на пустую остановку, и автобус выпускает облако выхлопа в тёплый сладкий воздух, уезжая. небо у горизонта ещё тускло-оранжевое и почему-то бирюзово-зелёное, а над макушками тэёна и донхёка уже рассыпаны звёзды. донхёк всего на пару сантиметров ниже тэёна, и тэёну это кажется каким-то не каноничным: пока донхёк сидел и жевал сопли с кровью в последнем перед комендантским часом автобусе, тэён успел надумать, что подросток ростом не выше ста семидесяти сантиметров и что, вообще, ему пять. — ты чего пялишься? — донхёк ловит взгляд тэёна на себе и наконец выбрасывает последнюю испачканную кровью салфетку в урну у остановки. — и где мой пакет леденцов, кстати? — тебе в какую сторону? — устало спрашивает тэён. — и, вообще, поздно уже. тебя мама на остановке не должна в такое время встречать? — а тебя в доме престарелых не должны в такое время встречать? поздно уже, — донхёк спотыкается о собственные розовые кеды. — метаться. тэён вздыхает. он до костлявого худой, какой-то весь нескладный, как подросток, и очень грустный уже где-то полгода. донхёк в футболке тай-дай с кровавыми пятнами бредёт по тротуару вдоль пустой дороги, засунув руки в карманы джинсов, — тоже нескладный, и правда подросток. асфальт тёплый и хрустит под подошвами ботинок и кед. тэён догоняет отошедшего на пару метров донхёка и старается не горбиться, чтобы выглядеть выше. — какие хочешь? — они стоят у прилавка с леденцами на развес в круглосуточном супермаркете недалеко от автобусной остановки. женщина на кассе смотрит на донхёка так, будто бы его только что избили прямо на её глазах, и тэён почему-то думает, что избиение донхёка было бы хорошей тематикой для первого свидания. — апельсиновые, — донхёк тычет в оранжевые леденцы указательным пальцем и смотрит на тэёна своими большими глазами, в которых отражаются все рассыпанные по небу звёзды и тускло-оранжевый и бирюзово-зелёный закат. на его щеках блестят дорожки слёз. они выходят из супермаркета, и донхёк радостно закидывает в рот сразу два апельсиновых леденца. тэён прячет кошелёк обратно в сумку-бананку и как-то невовремя вспоминает, что обещал доёну написать, когда доберётся до дома. доён, кстати, единственный, кто в открытую говорит, что у тэёна депрессия, и постоянно за тэёна волнуется, и, вообще, у него, наверное, есть чувства к тэёну, но тэён до конца в этом не уверен и, вообще, разберётся позже. — как тебя зовут? — донхёк подпрыгивает на месте, как весёлый ребёнок с синдромом гиперактивности и дефицита внимания, но кровавые следы на его лице и футболке немного портят впечатление. они идут по центральному району сеула, и донхёк то и дело спотыкается о собственные ноги. — тэён, — тэён запускает пальцы в недавно покрашенные под вопли доёна о том, что не надо так сильно травмировать череп осветлителем, пепельные волосы и запрокидывает голову назад. небо усыпано звёздами. — но для тебя я хён. — ага, тэён-щи, — донхёк специально делает акцент на окончании и ломает зубы, разгрызая леденец. от него пахнет апельсином, и тэён физически ощущает излучаемую им хаотичную подростковую энергию. бывший сосед доёна по общежитию, марк с первого курса, излучает точно такую же. под влиянием этой энергии тэёну не так грустно, как уже полгода. — я донхёк. — береги себя, донхёк, — тэён неожиданно останавливается, когда они доходят до его подъезда в тускло подсвеченной изнутри многоэтажке. брови донхёка почему-то ползут вверх под спутанную чёлку. — спокойной ночи. — и ты меня даже не проводишь типа? — чего? — тэён уже набирает первую цифру кода от домофона. — ну, я в двух домах отсюда живу, — донхёк неопределённо машет рукой куда-то влево. — вдруг меня изнасилуют по дороге, я же такой симпатичный. — ты придурок, — хмыкает тэён, но от домофона отходит. — в двух домах отсюда, говоришь? и они идут по центральному району сеула ещё полквартала. тэён на всякий случай сокращает расстояние между ним и донхёком до полуметра. подросток идёт чуть впереди и постоянно оборачивается, чтобы поймать взгляд тэёна, рассматривающего разноцветные рисунки тай-дай на его футболке. донхёк всё ещё весь в крови, помятый, но в ночном тёплом сладком воздухе он кажется тэёну очень каноничным, именно таким, каким должен быть подросток — нескладным и хаотичным, но заставляющим забывать о том, что тэёну очень грустно. — опять пялишься, — информирует тэёна донхёк и прячет пакет апельсиновых леденцов в рюкзак, утыканный разноцветными значками. — это мой подъезд. донхёк останавливается у тускло подсвеченной изнутри многоэтажки, разворачивается на носках розовых кед, окидывает тэёна насмешливым взглядом, в котором, если приглядеться, можно заметить капли слёз и смущения, с пепельной макушки до носков тяжёлых ботинок и улыбается. — спасибо за салфетки и леденцы, — его улыбка лопается пузырьками газировки где-то у тэёна в носу. — и за то, что проводил, тэён-щи. спокойной ночи. — спокойной ночи, — повторяет тэён и думает о том, что больше никогда донхёка не встретит, потому что дважды таких не встречают. но они сталкиваются в том же пустом и последнем перед комендантским часом автобусе, и донхёк уже специально садится на место рядом с тэёном, закидывая ноги на сиденья напротив. — привет, тэён-щи. — если ты опять собираешься истекать кровью, то лучше сойди. я уверен, в прошлый раз наземному транспорту сеула хватило твоего генетического материала. — ты грубый, — наигранно обиженно замечает донхёк и тянется, чтобы открыть свой рюкзак. — хочешь сэндвич с апельсиновым джемом? они встречаются в автобусе ещё несколько раз прежде, чем начинают зависать вне общественного транспорта: тэён возвращается из кампуса, а донхёк едет от репетитора по английскому. с донхёком тэёну не так грустно, как уже полгода. донхёк как ситком, не несущий никакой смысловой нагрузки — с друзьями из университета тэён может обсудить мировую экономику и проблемы стран третьего мира, а с донхёком он может нести какой-то смешной бессвязный бред. точнее, донхёк несёт какой-то смешной бессвязный бред, а тэён его терпеливо слушает и покупает ему сладости, а потом донхёк ноет, что из-за них у него болят зубы и выскакивают прыщи. со стороны выглядит так, будто бы тэён — педофил-извращенец, пытающийся залезть к донхёку в трусы, со всеми этими его апельсиновыми леденцами и сахарной ватой в центральном парке, но, на самом деле, у тэёна просто депрессия. с кем не бывает? — тэён-щи, у тебя бывает такое, что ты пользуешься одним шампунем, и на следующее утро после него у тебя волосы кудрявые, а другим — прямые и какие-то по-дурацки прилизанные? — подожди, «на следующее утро»? ты что, на ночь голову моешь? — они сидят на траве в центральном парке, и донхёк связывает двух кислых мармеладных червячков между собой, прежде чем отправить в рот. — ну, да, а ты нет? — вредно вообще-то с мокрыми волосами спать. — ну, тебе, может, и вредно, у тебя вон три волосинки на голове, дед, — тэён тянется к шее донхёка, чтобы придушить, но подросток вырывается и откатывается по траве на метр от тэёна, умудряясь не рассыпать мармелад из полиэтиленовой упаковки. — насилие. я ещё не говорил: «придуши меня, папочка», мы неделю знакомы, рано ещё. — «придуши меня, папочка»? откуда ты такого понабрался? тебе ж пять, — вздыхает тэён, но руки от шеи донхёка убирает и утаскивает у него одного кислого червячка. — пошла молодёжь, конечно. — не ворчи, а то я реально начну думать, что тебе шестьдесят, — фыркает донхёк. — а тебе всего лишь сорок. они впервые идут в кино на что-то диснеевское, с рейтингом шесть плюс, и донхёк хрустит карамельными попкорном и постоянно хватается за костлявое запястье тэёна. доён шутит, что тэён теперь сладкий папочка, причём буквально. тэён почему-то думает, что, наверное, у доёна всё же нет к нему чувств, потому что он всё чаще начинает говорить о каком-то юно из баскетбольной команды, но за тэёна всё равно волнуется и каждый раз просит писать, когда он добирается до дома. доён просто очень хороший друг, но тэёну всё равно как-то грустно. — тэён-щи, а почему ты вообще, — они сидят на тротуаре у выхода из кинотеатра, и донхёк доедает карамельный попкорн из полосатого стакана. — почему ты вообще со мной зависаешь? ну, в смысле, у нас почти десять лет разница, или сколько там? у тебя друзей нет, что ли? — есть, — тэён прячет пальцы в рукавах кофты. — просто с тобой прикольно. ты не взрослый, а, значит, не скучный. а ещё ты постоянно несёшь какой-то смешной бред, — он поворачивается к донхёку, который пытается связать шнурки на ботинках тэёна с шнурками своих розовых кед. — у меня к тебе встречный вопрос: почему? — ну, — донхёк затягивает двойной узел. тэён думает, что чёрный и розовый хорошо смотрятся вместе. — потому что ты материально поддерживаешь мою зависимость от сахара. а ещё слушаешь мой смешной бред. а ещё мне нравится над тобой издеваться. все мои друзья-ровесники постоянно на меня обижаются, а ты нет. — я просто взрослый. — нет, ты просто быстро привязываешься, — перебивает его доён. они сидят на подоконнике в его общежитии, и доён курит. на нём огромный свитер, как у профессора с кафедры культурологии, и он сбрасывает пепел прямо на паркет. — как, говоришь, этого мальчика зовут? — донхёк. — донхёк, — глубокомысленно повторяет доён. — семь лет разницы? восемь? ты теперь гумберт-гумберт? — сам ты гумберт-гумберт, мы просто дружим. — ага, мы с юно тоже просто дружим. — чего? — ничего, — доён соскакивает с подоконника и улыбается. — забей. тэён убеждается, что у доёна к нему чувств нет. вообще, это хорошо, но всё равно как-то грустно. тэён ведёт донхёка к себе в студию через две недели после их знакомства. донхёк тэёна в свой дом пригласить не может, потому что живёт с родителями, но тэён говорит, что он к нему и не собирался, заводит донхёка к себе и даже очень по-взрослому предлагает ему тапочки. — какие тапочки, тэён-щи? ты бы мне ещё хлеб с солью предложил. они сидят на лежащем на полу матрасе, на котором тэён обычно спит, и тэён играет в animal crossing, который ему скачал марк, потому что прочитал где-то, что эта игра лечит от депрессии. на самом деле, совсем не лечит, но тэён уже обустроил свой остров и бросать его вместе со всеми дружелюбными жителями не собирается. — спасибо, что не судоку, — бормочет донхёк, заглядывая в экран nintendo через плечо тэёна. тэён домашний, в растянутой футболке и шортах, и донхёк случайно дотрагивается до его колена в синяках и царапинах, и по его спине бегут хаотичные подростковые мурашки. — тэён-щи. — что? — тэён не отрывается от игры. донхёк садится ближе, и их бёдра соприкасаются. — ну, отвлекись, у меня дело важное. тэён послушно откладывает приставку на матрас, но звук не выключает. окно открыто, и в комнате пахнет выхлопом и тёплым асфальтом. музыкальная заставка animal crossing бормочет на фоне. — ну? — короче, — донхёк неожиданно краснеет и отводит взгляд куда-то на оранжевую и выкрашенную вручную стену в разноцветных плакатах. тэён трижды жалеет, что выбрал этот цвет во время ремонта, но после знакомства с донхёком понимает, что его стены похожи на апельсиновые леденцы или небо на закате, и ему становится не так грустно, как уже полгода. — есть одна девушка, — тэён подтягивает к себе колени. — она из школы. в общем, мы что-то вроде видимся иногда, ну, знаешь, — тэён понимающе кивает. — но мы ещё не, — донхёк запинается и нервно дёргает рукав вручную расписанной акрилом футболки. — я, в общем, — он делает глубокий вдох. — я не целовался ни с кем никогда, а я хочу, чтобы ей понравилось, и всё такое, и я подумал, может, ты поможешь мне с этим? донхёк произносит последнее предложение на одном дыхании и смотрит на тэёна своими большими глазами, в которых отражаются разноцветные плакаты и оранжевые стены. от него пахнет апельсином, и тэён часто моргает. — помогу как? — ну, — донхёк делает вид, что с большим интересом рассматривает паркет. — типа. поцелуй меня. я не знаю. хочешь, на помидоре научи, мне всё равно, я просто ни к кому больше не могу обратиться. тэён пытается убедить своего внутреннего доёна в том, что он никакой не гумберт-гумберт. они просто друзья. с донхёком просто весело. уж точно веселее, чем с доёном с этими его огромными свитерами, сигаретами, лекциями по культурологии, взрослой жизнью и внезапными отношениями с юно из баскетбольной команды — кто это вообще такой? донхёк нескладный и хаотичный, несёт какой-то смешной бессвязный бред, у него фантики от леденцов по всем карманам рюкзака распиханы, и он сам расписывает свои футболки. тэён думает, что научить его целоваться — ошибка, которая всё испортит, переедет их дружбу на автобусе, сомнёт и выбросит её, как использованную салфетку. — окей, я помогу. тэён хочет ударить себя по лицу. донхёк смотрит на него своими большими глазами, и его щёки всё ещё горят красным, как яблоки в карамели. тэёну внезапно становится очень некомфортно на смятых простынях матраса. — если тебе такое неприятно, или что-то такое, я понимаю, всё окей, — поспешно добавляет донхёк. — тебе необязательно соглашаться, правда, ты не обязан, я это так. — всё в порядке, не нервничай, это же просто поцелуй, — хмыкает тэён и хочет ударить себя по лицу ещё раз, размазать по оранжевой стене цвета апельсиновых леденцов и броситься под автобус, но вместо этого он двигается к донхёку ещё ближе, почти закидывая ноги на его колени. — скажи, когда будешь готов, окей? — окей, — донхёк выдыхает и закрывает глаза. — я готов. — придурок, глаза открой, — тэён по инерции берёт подростка за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — потом закроешь. ты учиться не глядя собираешься? — у меня тактильная память. — придурок, — повторяет тэён и дотрагивается до губ донхёка своими. они сладкие и липкие из-за зависимости от сахара, а тэён пахнет газировкой и грустным взрослым. донхёк хватается за ткань его растянутой футболки и старается подсесть ещё ближе, хотя ближе — только к тэёну на бёдра, а это в мастер-класс по поцелуям не входит. тэён проводит ладонью по шее донхёка и смахивает спавшую на лоб спутанную чёлку свободной рукой. донхёк старается повторять движения тэёна и делает всё неуклюже, но мило, и тэён старается не улыбаться в поцелуй. — открой рот, — тэён отстраняется и смотрит за тем, как донхёк, красный от смущения, выполняет его просьбу. — да не так, придурок, я же тебя не кормить собираюсь, — тэён нажимает на ямку под подбородком донхёка большим пальцем, заставляя его сомкнуть губы, и снова целует, в этот раз более настойчиво. руки донхёка сжимают его талию, и он всё же переползает тэёну на бёдра. его вес заземляет, и тэён вспоминает, что делает это только в учебных целях вообще-то, но донхёк очень быстро схватывает и уже берёт инициативу в свои руки. тэён на какое-то мгновение теряется в ощущениях и вкусе сладкого апельсина и падает на матрас. музыкальная заставка animal crossing всё ещё бормочет на фоне. донхёк нависает над тэёном и невесомо проводит языком по его губам — запрещённый приём. внутренний доён даёт тэёну пощечину, и тэён неестественно дёргается, скидывая донхёка со своих бёдер на матрас. подросток ударяется локтем об оранжевую стену и ахает. тэён быстро принимает вертикальное положение. — так, с этой девушкой эту штуку языком не делай, она школьница, у неё крыша может поехать, — тэён хочет добавить, что у него-то крыша точно поехала, но вовремя себя останавливает. — всё? — ага, — донхёк краснеет, бледнеет, а потом зеленеет прямо у тэёна на глазах, и тэён надеется, что у подростка неожиданно не пойдёт кровь из носа. — спасибо, хён. «хён». — мне надо в уборную, — тэён подрывается с матраса и зачем-то показывает донхёку неловкий пис. — если что, у меня там мороженое в морозилке, короче, развлекайся, вернусь через пять минуточек. и после этого дня тэён донхёка систематически избегает. тэён думает, что общаться с подростком, на которого ты передёрнул в туалете, пока он невинно ел мороженое на твоей кухне, — ошибка, да и вообще, общаться с кем-то, кто на половину декады младше тебя, — ошибка, а, если совсем на чистоту, вся жизнь тэёна — ошибка, поэтому он торчит у доёна в общежитии круглые сутки и наконец узнаёт, кто такой юно. доён сидит у него на коленях в своём огромном свитере, как у профессора с кафедры культурологии, и курит, прямо в комнате, сбрасывая пепел на паркет. юно оказывается очень вежливым и похожим на дорогие кресла, которыми доён обставил своё общежитие, предварительно выселив оттуда марка с первого курса: юно такой же красивый и элегантный, а ещё доён тоже любит на нём сидеть. — вы поцеловались. — откуда ты знаешь? — да у тебя на лице написано, что вы поцеловались, — хмыкает доён и тушит сигарету о край пепельницы. — ну, и что теперь? ты официально вступил в армию педофилов? — во-первых, ему есть восемнадцать, — оправдывается тэён, а потом добавляет уже более уверенно. — а, во-вторых, иди ты к чёрту. — окей, — доён демонстративно закатывает глаза и кладёт голову юно на плечо. — ну, и как это вышло? — он попросил меня научить его целоваться. — и ты, конечно же, согласился. — я не хотел. оно само. — ага. — нет, я серьёзно. — а ногти нервно сейчас ты грызёшь, или они тоже сами? — какой же ты противный, доён, — замечает тэён. — и как только юно с тобой встречается? юно где-то под доёном пожимает плечами, и доён обиженно бьёт его по бедру. — ладно, короче, ты в этого ребёнка влюблён, и всё такое, или ты просто расстроился, что теперь тебе некому конфеты покупать? просто, если что, марк с первого курса тоже малолетка, можешь его обеспечивать. тэён доёну ничего не отвечает и сворачивается калачиком на одном из его дорогих кресел. донхёк пытается дозвониться до тэёна на протяжении недели — они обменялись контактами ещё во время второй встречи в автобусе, потому что «тэён-щи, а вдруг у меня снова давление подскачет, и никто мне кофе не предложит? как же я без тебя?» — но тэён его мастерски игнорирует, не заходит в kakaotalk и подумывает о том, чтобы сменить номер. он несколько дней подряд ночует у доёна, и каждый из них доён проводит с тэёном беседу одного и того же содержания. — хён, ты в депрессии, ты быстро привязываешься, не делай себе хуже, пожалуйста, если тебе его не хватает, просто ответь ему. он же пытается с тобой связаться. — я не могу «просто» ему ответить. мне неловко. мы не друзья больше, я забрал его первый поцелуй и всё испортил тем, что чувствую, понимаешь? — чувствуешь что? — чувствую чувства. — ты придурок. вы всё ещё друзья. ему, может, вообще всё равно на этот поцелуй, у него же там эта его девушка из школы есть, а тебя он вообще как романтический интерес не рассматривает. — вот именно, — вопит тэён и зарывается в гору декоративных подушек. доён вздыхает и выгоняет тэёна из общежития, через неделю, как раз вовремя для того, чтобы успеть на последний до комендантского часа автобус в центр сеула. — напиши, как до дома доберёшься, — просит доён прежде, чем вытолкнуть тэёна за дверь. юно за его спиной извиняющееся улыбается. тэён доезжает до конечной в одиночестве. на экране телефона больше сотни пропущенных от донхёка и куча сообщений вроде «тэён-щи, ты в порядке?», «хён?», «я скучаю», «ты где?», «я волнуюсь», «прости, пожалуйста, если я что-то не так сделал», «я правда очень-очень скучаю, я к тебе привязался», и у тэёна сердце разрывается где-то под перекинутой через плечо сумкой-бананкой. он выходит на конечной. небо у горизонта ещё тускло-оранжевое и почему-то бирюзово-зелёное, а над макушкой тэёна уже рассыпаны звёзды. донхёк сидит на скамейке на пустой остановке в своей футболке тай-дай и розовых кедах и тут же вскакивает, когда видит тэёна. он подбегает к нему так быстро, что тэён не успевает осознать, что донхёк ревёт, когда обнимает его за талию, утыкаясь носом куда-то в шею. — хён, чёрт возьми, я каждый день тут вечером сидел, караулил, ждал, что ты появишься, я же соскучился, куда ты пропал? хён, прости, пожалуйста, я, наверное, тебя обидел, прости, мне очень понравилось тебя целовать, ты самый добрый, нежный и смешной, и вообще не старый, я дедом тебя в шутку зову, честно, ты самый красивый, — донхёк набирает в лёгкие тёплый сладкий воздух и продолжает. — то, что мы тогда с тобой в автобусе встретились, лучшее, что со мной за последнее время случалось, хён, я люблю тебя, не пропадай больше, пожалуйста, я так испугался, что что-то случилось, ты ведь не отвечал, а я подумал, что ты мне приснился или я тебя выдумал, или ещё что-то. прости меня, хён, я тебя очень-очень люблю, пожалуйста, не бросай меня больше так никогда, мне ведь никто больше кроме тебя леденцы не покупает, хён, хён, хён. тэён стоит посреди тротуара, краснеет, бледнеет, зеленеет и радуется, что в ночном сеуле достаточно темно для того, чтобы донхёк не видел разноцветных метаморфоз на его лице. он, в прочем, на тэёна и не смотрит, сжимает ткань его кофты в руках и всхлипывает, уткнувшись в шею. тэён неуверенно кладёт ладони на его спину в разноцветных рисунках тай-дай и прижимает подростка ближе к себе. — прости, — донхёк отрывается от груди тэёна и смотрит на него своими большими глазами, в которых отражаются все рассыпанные по небу звёзды и тускло-оранжевый и бирюзово-зелёный закат. на его щеках блестят дорожки слёз. — прости, донхёк, правда. я просто испугался, что, — тэён скользит взглядом по его губам и нервно сглатывает. — что я всё испортил тогда. — ты ничего не испортил, хён, — донхёк снова прижимается к груди тэёна и слышит его сердцебиение где-то под перекинутой через плечо сумкой-бананкой. — я же сам тебя об этом попросил. я хотел этого. типа, как ты можешь что-то испортить? — не знаю, — тэён проводит пальцами по позвоночнику донхёка и зарывается пальцами в его спутанные волосы. донхёк издаёт какой-то непонятный звук: то ли стон, то ли ещё одно «хён, я скучал по тебе». — кстати, как дела с той девушкой из школы? — с какой девушкой? — донхёк запрокидывает голову и смотрит на тэёна как-то растерянно. тэён приподнимает бровь, и с губ донхёка почему-то неожиданно слетает смешок. — ты про ту несуществующую девушку-предлог для того, чтобы поцеловать тебя? да просто супер, лучше не бывает, — донхёк снова утыкается тэёну в грудь и смеётся. — ты такой смешной, тэён-щи, ты бы знал. тэён тянется к его шее, чтобы придушить, и донхёк даже не сопротивляется, только перехватывает его костлявые запястья, привстаёт на цыпочки, целует куда-то в кончик носа и смеётся. и тэёну уже не так грустно.