aurora

— Прочь! — визжит Канато, всем взором аметистовых глаз показывая брезгливость. — Не смей подходить к нам! Второй вампир равнодушно относится к сложившейся ситуации, молча глотает угрозы и крики чистокровного и тихо повторяет: — Мне нужно отдать это ей, — взглядом указывая на девочку, стоящую у окна второго этажа и искренне не понимающую причины конфликта. Но Канато слишком упрям, чтобы послушать, и слишком ревнив, чтобы позволить чужому приблизиться к тому, что принадлежит ему и его семье. Аврора глупо пялится, как обыкновенный ребенок, которому нечего сказать. И пристально следит за тем, как вампир с мягкими болотными волосами наклоняется и аккуратно кладет на грязную землю небольшой сверток из бинтов. Выпрямившись, он безмятежно, с легкой тенью хладнокровия смотрит на нее. И гнев Канато прекращается, когда вампир послушно уходит. Кинув безразличный взгляд на сверток, он злобно пинает его, отчего белая ткань пачкается в грязи. — Мне слишком жаль ее, — тихо роняет незваный вампир, не обернувшись. Кажется так называется это чувство, если он не забыл. Но безумный юноша слишком далеко, чтобы услышать.

***

— Обращенные вампиры особо опасны для тебя, — говорит Сю, обращаясь к дочери, но она продолжает обиженно игнорировать его. А все потому, что от злости застрял неприятный ком в горле, и она едва не заплакала, пытаясь выговориться, но сдержалась. Рейдзи не потерпел бы нарушения правил, первым из которых было «не сметь плакать», и далее все прочее, что касалось человеческих слабостей. — Скажи мне что-нибудь, — вампир присаживается, разворачивая ее к себе. Он смотрит на нее глубокими синими глазами, и в них нет того раздражения и строгой сдержанности, однако по-вампирски нерушимая гордость Авроры не позволяет даже хмыкнуть. Она сжимает маленькие кулачки, ощущая, как горят щеки. — Ну? — на лице отца мелькает улыбка. Она только прикусывает язык и молчит, молчит и молчит. Кажется, что ожидание длится вечность, и немую сцену между отцом и дочерью застала рыжеволосая больно любопытная голова, мелькнувшая у дверного проема. — Ммм, какие страсти. Райто, взбудораженный печальным видом любимой племянницы, поспешно подошел к ней и подхватил на руки. Ему, как никому другому, ничто не принесло бы большего удовольствия, чем утешить ангелочка. Невинного и единственного в своем роде, чье светлое существование не хотелось осквернять. Сю разочаровано опустил голову, медленно поднимаясь. — Оу, почему ты плачешь, ангел мой? — растягивая слова, непонимающе спрашивает Райто. Аврора жалобно всхлипывает, отрывисто проговаривая: «Папа», — и вновь плачет, захлебываясь в слезах. У Сю едва не случился сердечный приступ. Так нагло обвинять его в причине своих слезах надо еще уметь; — Хочешь я заставлю тебя улыбнуться, мой ангелочек? А ведь любимый дядюшка знает… — загадочно говорит вампир, зарываясь носом в медовые волосы. Спустя мгновение он с племянницей переместился в комнату, где находился его любимый рояль — по настоящему великолепный музыкальный инструмент, звучание которого было по нраву и Сю, и Райто. Что говорить об этих двух, даже четырехлетняя Аврора любила проводить время, просто слушая и поглядывая, как тонкие пальцы отца или дядюшки изящно касаются клавиш. Легким движением руки Райто откинул крышку рояля и сыграл несколько незамысловатых нот. — Что-то нежное или посложнее? — спросил он, ласково касаясь мягких кудрей племянницы и усаживая рядом. Аврора стукнула по первой попавшейся клавише и первый звук был спокойный. Райто медленно опустил руки на черно-белые клавиши. Сначала он играл только левой рукой и лишь минуты через две присоединил правую, отчего задуманная мелодия зазвучала чисто и полилась плавным потоком нежных нот. Изящно и быстро пальцы вампира бегали по клавишам, медленно переходя в более быстрый темп, а бескровные губы удовлетворенно изогнулись в манящей улыбке. Сю стоял рядом, прислонившись спиной к роялю, следил за заворожённой Авророй и кроткой улыбкой, застывшей на ее губах. Он не заметил, как прикрыл глаза и расслабился. Он никогда не испытывал симпатию к Райто как брату или личности в общем, но при этом и не испытывал отвращения к нему, предпочитая просто закрыть глаза. Все ради счастливого детства дочери. Она любила Райто, и Субару с Канато; впрочем Рори любила всех, но Рейдзи и Аято не отвечали взаимностью на эти чувства, стараясь даже не пересекаться с ней лишний раз. Сю, находясь в полудреме, пытается вспомнить, какие теплые моменты связаны с его, мягко говоря, гнусными братьями. И что-то милое и ласковое все же мелькает перед глазами. Вот Рори улыбается и сидит на его руках, и Канато великодушно надевает на ее крохотные ножки милые черные туфельки — ее единственный подарок на первые именины. Она еще не понимает, но радостно хватает парня за светло-лиловые волосы, притягивая к себе, а Канато лишь мило пожимает плечами и улыбается. В год она уже была прелестнейшим созданием этого мира, и по мере взросления становилась только прекраснее. Вот Аврора выбегает в сад, где ее ждет сюрприз ко дню рождения, и неуклюже падает, уткнувшись лицом в корзинку с молочно-розовыми розами. Субару — самый любимый дядюшка, элегантно протягивает ей свою руку. Маленькая леди хмыкает по-дамски и с самым что ни на есть горделивым взглядом принимает жест. Этому высокомерному «хмф» научил ее папа, сказав, что именно так нужно разговаривать со всеми мужчинами, кроме него. Наверняка она тогда подумала: «Настоящий принц, но папа лучше». И вот Райто решает научить ее, девочку двух лет, играть на фортепиано и усаживает себе на колени. Взгляд детских синих глаз уже не по-детски сосредотачивается на клавишах прекрасного инструмента, но это всего лишь иллюзия: спустя минуту она оживленно подпрыгивает и обнимает Райто, целуя в щеку. Такие вспышки нежности возникали из-за того, что она не утруждала себя разговорами и просто показывала свои чувства. И последнее… Музыка звучит все медленнее и медленнее, и Сю в таком же темпе возвращается в реальность. Не мелькнули ни холодные кровавые глаза, ни высокомерный взгляд кислотного цвета. Неужели Рейдзи и Аято придется сыграть в короткой жизни Авроры лишь второстепенную роль? Вместо них в памяти складывается более живой и приятный образ — звонкий серебристый голос и забота Акико.