aurora

С тех пор, как паразит с ядом проникли под ее кожу, состояние Акико ухудшалось с каждым днем. Убийственная слабость и вечное чувство неполноценности, которому врачи приписали страшный диагноз. Слово равнозначное проклятию лишило ее нормальной и благополучной жизни. Его поставили, когда желудок неожиданно отказал в еде, и она начала жутко таять на глазах близких. Постоянная жажда преследовала ее и днем, и ночью, покуда она не осушала один пакет донорской крови. И все же этого было ничтожно мало, все проходило лишь на недолгое время, вынуждая вновь страдать и сжиматься всем телом, чтобы унять судороги в иссохшем горле. Она не выходила на улицу, потому что ей запретили находится под солнцем, хотя Акико прекрасно знала, что такого симптома у нее нет. Она почти не видела своего сына; муж боялся, что она может навредить ему. Ведь ее обострившийся голодный нюх чувствовал кровь даже под кожей. И единственное, что она не понимала — откуда у нее этот вампиризм? Такое наследие от родителей она получить уж точно не могла. Акико проснулась посреди ночи. Вновь жажда, только теперь, изнутри под острыми линиями ребер все тряслось. От необъяснимого чувства беспомощности, ненависти и жалости. Ее уже достало происходящее. До невозможности достало, что она готова была выпрыгнуть из окна и разбиться вдребезги, как хрупкая ваза упавшая с тумбы. Ей хотелось лишь найти место спокойствия, где можно забыться и не чувствовать боли. Не чувствовать жажды. В ее доме было одиноко, но не спокойно. Тихо настолько, что слышно редкий стук собственного сердца, а за окном царил хаос из взрывающихся лепетов тысячи людей. Здесь невозможно находиться, существовать, слышать. В отчаяние она начала рвать свои рисунки со стен, злобно сминая руками и топча босыми ступнями детские портреты двухгодовалого сына. В какой-то момент она настолько сильно пнула пол, что в щиколотке болезненно хрустнуло и Хироси заскулила, точно побитая псина. Она упала на бок, вцепившись пальцами в доски и не задумываясь расцарапала его, так что занозы остались под ее ногтями. Вот и хорошо. Боль немного вернула ее реальность этой ночи. Выступила кровь. Акико с неким чувством желания поднесла пальцы к губами и облизнула, ощущая легкое удовлетворение. Она вспомнила, что на кухонном столе лежал нож для резки фруктов и доползла до кухни; достала его и сделала ниже локтя тонкий порез. «Нет… Это неправильно, — она с отвращением убрала руку; насыщенная терпкая кровь закапала на пол, а рана медленно затягивалась. Акико, увы, не чувствовала этого из-за беспокойства и растерянности. — Неправильно». — Это неправильно, неправильно, неправильно, неправильно, неправильно… — в безумном шепоте бормотала она, свернувшись на кухонном полу. — Это неправильно, неправильно, неправильно… Насколько это возможно, она слабыми руками крепко сжала и нещадно, решительно сделала несколько ударов в живот, но глубокие раны от простого металла степенно затягивались. Акико знала, что ничто ее не убьет и ни одна рана не причинит ей вреда, кроме боли. Бесконечная боль и виной этому паразит под кожей, который денно и нощно мучает ее жаждой, ведь такова плата вампира, упыря, вурдалака, нежити. Или Акико все напридумывали? Или сошла с ума, как говорит ее муж? Ответ она узнает только у одного человека. Слабыми пальцами набрала номер. Пошли гудки. — Что ты со мной сделал? — задала она вопрос в тишину на другой стороне провода. Как тогда, несколько лет назад раздался тихий голос Сю Сакамаки. Сю… Даже в таком ужасном состояние она думала о нем с особой нежностью. Когда же это началось? Когда он позвонил ей поздно ночью, и Акико как полоумная, оставив мужа с годовалым сыном ринулась на помощь или чуть позже, когда она уже была в его шикарном доме: на ее руках Аврора, а он как-то странно смотрел на нее с ребенком. В те минуты она ощутила себя как-то… волшебно. Так пролетели несколько лет, а она все тянулась к странному особняку и девочке без матери, и отдалялась от мужа и сына. Томительно долго дергая своим семейные узы, все время ссорясь с мужем по мелочам, тихо презирая и противясь им, мягко показывая эту неприязнь, кою испытывают, когда человек перестает нравится и мы стараемся это как-нибудь да показать. Все окончательно рухнуло в очередной выходной, что Акико обыкновенно проводила с Авророй. Они сидели на полу ее детских рисунков и ерундовых книжек; малышка тихо прижималась к ней, пока та читала ей «Спящую Красавицу», а Сю подошел и обнял их. Просто обнял, но от этого у Акико снесло крышу… На следующий день она рассталась с своим мужем, поехала к Сакамаки и узнала, что они уезжают. Промолчала… потом истерики, слезы, крики сына, какие-то документы. На самом деле она сама виновата: предала свою настоящую семьи ради другой, которая тоже отвергла ее. — Жди меня, — он и в самом деле сказал так.

***

«И где же тебя носит, бесхребетная амфибия?» — искренне негодовал Рейдзи. Только что он поговорил с отцом, который требовал разговора со старшим сыном и пребывал в не особо хорошем настроении. А все из-за несносного, безответственного старшего братца, который невесть что натворил. Плюс ко всему — его маленькая девочка испортила безупречно чистые стены возле его комнаты, измазав грязными ручонками в меде. Рейдзи не застал его в личной комнате, и вопреки своему нежеланию, он все-таки спустился вниз. К сожалению, этот бездельник не имел абсолютно никакого запаха, по которому можно было его определить, и потому поиски затянулись на весь задний двор. А вот его дочь должна была буквально благоухать живой кровью. «Та посредственная женщина не была такой уж бесполезной, как мне казалось», — бескровные губы вампира едко искривились. Жертвенная невеста Комори помнилась ему хилой и наивной до абсурда, но ее манящий, почти божественный запах затмевал все недостатки глупой головы. То, что она родила внебрачного ребенка, представляло собой позорное бельмо на глазу семьи короля, однако толстобокий Сю принял его и лелеял, как законного представителя семьи Сакамаки. Другие члены семейства как-то безразлично отнеслись к появлению лишнего в семье, но Рейдзи она сразу въелась. Особо девочка отвращала и ужасала его своей пугающей схожестью с матерью его и Сю: проницательные синие глаза и золотистые волосы, обрамляющие прозрачно-бледное лицо, едва заметный намек на скулы и тонкий подбородок — черты, обещающие быть аристократичными, как и у той женщины. «Все это временно», — Рейдзи считал, что Аврора — по статусу не выше игрушки, созданной специально для детских игр. Когда-нибудь Сю наиграется, ему надоест, и он начнет постепенно забывать о ней, а потом и вовсе закинет в дальний угол, как поступают с надоевшими и использованными вещами. Рейдзи безрезультатно осмотрел округу и, зайдя в маленькую часовню, он ожидал увидеть тут брата, валяющегося на каменной скамье, и пристроившуюся рядом племянницу. Но их не было. — Гокуцубуши, — с непривычной злостью и несдержанностью вспылил Рейдзи, — да что б тебя! Покуда чопорный вампир искал их по всему особняку вдоль и поперёк, они шли по многолюдной улице Токио, и если Аврора разглядывала незнакомые лица, то Сю смотрел лишь под ноги и думал. Покинуть другую страну из-за одного неожиданного звонка Акико могло показаться другим странным, однако на это его сподвигло несколько причин: первая воспоминания недавних лет, когда Акико Хироси стала единственным спасением в сложный период отцовства; вторая, это рано или поздно случилось бы. — Она живет в доме? — спросила Аврора тихим голосом. Среди шумной улицы, где сотни голосов сливались в наушниках в одну взрывную помеху, Сю едва ее услышал. Как же в эту секунду ему было лень вытаскивать наушники. Но Рори редко решалась заговаривать с ним, поэтому он медленно ответил: — Да, живет. — Красивый дом? — Да, красивый. — Но никого нет? — Да, никого нет, — сказал Сю, по-хозяйски подхватывая дочь на руки. Они бесшумно прошли в дом Акико, дверь была чуть приоткрыта; единственное, что было хорошо — их ждали. Разбросанные по полу бумажные листы, изрисованные и исписанные, с разводами грифеля и в чернильных кляксах; на персиковой стене криво прикреплены детские портреты и стихи на английском — уже по одной скромной комнатке с вечным беспорядком можно судить, что тут живет творческая личность и не менее творческий непоседа. Но мертвая тишина и гнетущий воздух в комнате негостеприимно отгоняли всякие светлые образы в голове, и где-то в душе вампира уже образовывался осадок неприятного предчувствия. Сю медленно опустил Аврору на пол, смотря на давнюю подругу. Его взгляд не особо изменился и оставался все таким же спокойным, что нельзя было сказать о напуганной дочери. Рори колебалась: подойти и обнять ее или отойти подальше? Отвернувшись, у окна стояла Акико. Ей было двадцать два и она отличалась хорошей фигурой, но за последние месяцы Хироси ужасно исхудала, отчего выделялись грани ее ребер и ключиц. Ее плечи подергивались и сжатые пальцы были буквально истерзаны зубами до глубоких ран и гематом. Повернувшись к гостям, Акико улыбнулась и расслаблено вскинула плечи. Вид у нее был как у мертвеца. Из-за нездоровой худобы сплошные скулы на лице и бледная до жути, почти серая кожа, глаза — словно с них стекли все краски и лишь паутинка тоненьких алых нитей покрывала белки. Она ухмыльнулась: — Знаю, вид у меня чудовищный. Нужно было позвонить раньше. Аврора вздрогнула и побежала обнять девушку, которая была ей близка как мать. Она мало еще понимала, что происходит, но догадывалась, что нужно обнять. Пускай она редко говорила и показывала чувства объятиями и прикосновениями — этого было достаточно. — Тихо, тихо, — Акико взяла ее на руки и погладила по светловолосой голове. Девочка прижалась к изгибу ее холодной шеи, обхватывая своими теплыми ручками. Она пыталась утешить ее. Как мило со стороны вампира. — Ты уже догадываешься? — спросил Сю, проницательно смотря на Хироси. — О том, что ты сделал со мной? Кажется, да, — Акико тяжело вздохнула, вновь подрагивая худыми плечами. — Ты знаешь из-за этого муж забрал у меня сына и оставил одну? Наушники висят на шее вампира, из них до сих пор доносятся мотивы Рахманинова, но Сю слушал ее. Ему не жаль подругу, как бы бесчувственно это ни звучало, — он вампир, и это не изменить. Но он пытался понять Акико, воображая себе, что в один день сущность вампира отберет у него Аврору, похитит и не вернет более никогда. Она сгорит и угаснет, а он не успеет дать ей обещанное беззаботное детство. — И теперь у меня совсем никого нет. — Теперь у тебя есть мы, — поправил ее Сю. Акико вновь нервно ухмыльнулась.