aurora

«Только бы pater не увидел», — в мыслях молилась Аврора, пряча запястье в длинном рукаве синего платья; белая кожа покрылась темно-лиловыми, почти черными пятнами с желтеющими краями. Выглядело жутко, но она вновь потрогала синяк и чуть сжала руку — еще болело. Через несколько дней должно пройти, а если нет, придется соврать родителям или сказать правду. Аврора скучающе выглянула в окно. Погода вновь мрачная: небо затянулось серой пеленой облаков, а воздух давно пропитался преддождевой прохладой. Нефритовая листва густого леса шелестела от дуновений восточного ветра, и вскоре о землю начали разбиваться первые капли осеннего дождя, омывая цветы роз в большом саду. Атмосфера стояла необыкновенно упоительная; «Мама, наверное, где-то вдали от дома кропотливо создает очередной волшебный пейзаж», — а она могла бы взяться за ручку и постаревший дневник, написать пару приторных белых стихов и погрузиться в мечтательную тоску. В них обеих таились поэтичная и человечная натура — хрупкость и ранимость, граничащая с вампирской сущностью. Но вдохновение в последние дни стало редким гостем. «Мне нужно с кем-то поговорить, — думала она, выходя из комнаты. — Нужно отвлечься. Отвлечься и перестать хандрить». Лучшим решением оказалось пойти к новоприбывшей девушке, с которой она познакомилась несколько дней назад. Аврора, будучи ласковой и приветливой, старалась построить теплые отношения с новыми знакомыми. И каждые два-три месяца у них сменялись горничные, так представлял их Рейдзи и так она думала; впрочем, иногда их обязанности не ограничивались уборкой (но Рори многого не знала), и большинство девушек не задерживалось более двух месяцев. А Мона ей сразу же понравилась: во-первых, тем, что тоже любила читать стихи и романы, во-вторых, своей чертой говорить о депрессивных вещах с двусмысленностью. Милая девушка восемнадцати лет, любительница книг и поэзии.       Аврора бесшумными шагами подошла к комнате, которую выделили Моне, и, собрав пальцы в кулак, хотела постучать, как вдруг слух пронзил женский вскрик, такой, что от неожиданности девочка всхлипнула, отступив назад. Сердце упало в пятки, словно она услышала то, чего не стоило.       — Мона? — неуверенно произнесла Аврора, дотрагиваясь до ручки двери. — Мона, это ты? — и дернула на себя.    В то же мгновение ее лицо вспыхнуло двумя противоречивыми чувствами: смущением и ужасом. Смущение от того, что она увидела полуобнаженную девушку в похабных объятиях трех парней, и ужас от того, как ее дяди Аято, Канато и Райто, припав к ее шее, животу и бедру, жадно поглощали ее кровь. И она слышала, с каким противным хрустом погружались в кожу клыки. Теперь вскрикнула Аврора, застыв при виде пугающей картины происходящего. Никто ничего не сделал: не закрыл ей глаза, не оттащил в сторону, и она продолжила смотреть на вампирскую оргию, а эти чудовища на нее. Вдох и выдох — она завопила, прижав ладони к ушам. Кричать у нее получалось лучше, чем писать стихи, это она умела хорошо.       — Не шуми, — тихо попросил ее отец. Его широкие ладони тяжело опустились на ее плечи и чуть притянули. — Успокойся, Аврора. Аврора обернувшись к нему как-то странно сощурила кристально-синие глаза, а потом вернулась тем же странным взглядом к трем вампирам и их жертве. Она осуждала… нет, скорее разочаровалась и в то же мгновение, что-то с треском декабрьского льда надломилось в ней. «О, ужас», — в душе вновь завопила Аврора и тошнота прибила к горлу. — Когда нибудь это все же случилось бы, — произнес Райто как ни в чем не бывало и уже привел себя в порядок, но горячий румянец на белом лице говорил сам за себя.       — Ну и визжишь ты, как свинья, — недовольно вставил Аято.       — Свинья? — повторила Аврора, порицающе взглянув на вампира. Пальцы на ее плечах заметно вздрогнули. По-началу Сю думал, что она промолчит, но… — Возможно, я как крыса, но я не свинья, Аято-сама. Я кричала, но и крысы громко пищат. Свинья самый глупый выдвинутый аргумент по отношению ко мне. А вот к вам…       — Что ты там вякнула? — угрожающе огрызнулся Аято.       И пальцы отца на плечах сжались, как бы прося прекратить, и Аврора покорно выдохнула. Дядя Аято еще смотрел на нее, буквально пожирая обозленным взглядом, но, видимо, ее это не задевало, покуда за спиной у нее стоял папаша.  — Зачем ты такое говоришь о моем брате? — неожиданно вскричал Канато, отчего Рори вздрогнула. Прижимая к груди своего мишку, он подошел к ней. — И не смотри на меня таким высокомерным взглядом! — и тыльной стороной ладони замахнулся на нее. Отец за нее не заступился — может, не успел, и жгучая пощечина пришлась на правую щеку. Через мгновение на бледной коже запестрели лилово-алые полосы; с виду такой хрупкий юноша с тонкими запястьями, а рука тяжелая и твердая, как мрамор.       — Бог ты мой, вас и на секунду оставить нельзя, — подал голос Рейдзи, появившись в комнате. — Что вы за шум тут устроили?       — Ангелочек разозлил певчую пташку, — усмехнулся в стороне Райто, подойдя к младшему брату. Нужно было поскорее сматываться, покуда от Рейдзи не досталось. — Ну все, Канато, уйдем, — дружелюбно предложил он, хватая брата за руку. А после посмотрел на старшего, который начал медленно остывать.       — Не указывай мне, — тут же раздраженно произнес Аято. — А ты, — он кинул взгляд в сторону племянницы и бросил напоследок, — не будь тут твоего папаши, я бы тебя убил.       За ним последовали Райто и Канато. Рейдзи утомленно прижал пальцы ко лбу, вновь и вновь разочаровываясь в несносных тройняшках.       — Аврора, — обратился он к племяннице, сурово поглядывая сквозь оправу очков, — впредь старайся не создавать подобной суматохи.  «Но я ничего не сделала!» — возмутилась Аврора и уставилась на него. Но, вспомнив, свое обещание, она лишь опустила взгляд. А отец все это время предпочел промолчать, что крайне задело ее. Она приложила к разгоряченной щеке холодную ладошку, унимая неприятную колкую боль, и опустившийся рукав обнажил ее старый подтек. Осталось получить пару синяков на ногах и шее, и она может стать «полноценно униженной».       — Что это? — спросил отец, перехватывая ее запястье.       — Отпусти, — Аврора зашипела от боли и отдернула руку. «Тебе же безразлично». И она могла поклясться, что видела, как перед уходом Рейдзи довольно приподнял уголки губ в едкой ухмылке.       — Аврора, — укоризненно-строго произнес Сю, смотря на раздраженную дочь. Но она просто отошла от него, подбежала к обескровленной девушке в полусознательном состоянии, и промолчала. — Поговорим позже.       И тоже ушел. Аврора на последнюю тихую реплику скривилась в лице, склонив голову. «Тебе же все равно», — повторила она про себя в десятый раз и вновь потрогала там, где ее ударили. «Все равно», — она не сдержалась и заплакала.       Кажется, это слезы обиды и слабости.        — Это из-за меня, — тихо проговорила Мона, коснулась ее худой щеки, обводя костлявыми пальцами яркий след руки. — Я так много знаю о боли, что причиняю ее другим.       — Не говори так. Я помогу тебе сбежать.       Но Мона отрицательно качнула головой, растягивая сухие губы в слабой улыбке.       — Ты хочешь умереть здесь, — Аврора тяжело задышала, всхлипывая. — Мне жаль тебя, Мона.       — А мне жаль тебя, Аврора, — сказала она, приглаживая ее золотые пряди за ухо. И вновь так же натянуто улыбнулась.       Рори сдержанно выдохнула через рот, сдерживая подкатывающий поток слез. Она нашла в комоде спирт, пластырь и еще какую-то мазь с длинным названием и села рядом с Моной. Несмотря на то, что она спокойно и аккуратно, причиняя как можно меньше боли, обрабатывала, замазывала, прятала глубокие и кровоточащие укусы — ее ужасала эта дикая жестокость и необузданность вампиров. Внутри она дрожала от липкого страха и холода в доме, который она прежде не замечала. Ей страшно хотелось выйти отсюда, спрятаться где-то в лесу, забраться на самое высокое дерево и сидеть там в ожидании… Чего? Чтобы пришел отец и, как в детстве, спокойным и не терпящим возражений тоном попросил ее спуститься. Или мама успокоила ее и обняла.       Слишком мало.       Закончив неприятное занятие, Аврора незаметно выбралась из особняка. После дождя грязь и слякоть под ногами хлюпала болотом, и черные ботинки пришлось оставить. Ей даже было приятно ощущать босыми ступнями мерзлоту летних дождей. Что-то в этом чувстве скрывалось по-детски прекрасное и в то же время огорчающее; это напоминало о нехватке теплых чувств и чего-то еще, что Аврора не могла объяснить.       Ночь не так черна, как человек, — здесь так же, но с могильным холодом и вампирами.       Как она и хотела, Рори забралась на дерево и, свесив грязные ноги, задумалась. Вспомнила, что произошло сегодня, вздохнула, поморщилась и больше не сдерживала слез. Она и рыданий не сдержала, грубо размазывая соль по своему белому лицу с портящим все ассиметричным лиловым пятном и от бессилия вырывая из волос, когда-то вплетенные живые цветы. — Ему все равно, — прошептала она в тишину вечернего леса.       — Кому это все равно? — раздалось внизу, да так неожиданно, что Рори вскрикнула и соскользнула с ветки, не успев ухватиться за что-нибудь. Ее успели подхватить, ибо с такой высоты ее лебединая шея сломалась бы с легкостью попавшего под ноги сучка. — Опять одна гуляешь, как беспризорная?!       Только теперь она посмотрела на испортившего все вампира, которым оказался Юма Муками. Другого тут и быть не могло: никто после дождя, кроме нее и этого грибника, не расхаживал по лесу.       — Тебя что, избили? — вдруг спросил он, отведя ее голову за подбородок. — Чертовы игры этих аристократов. Больно?       Аврора кивнула. — Юма-а-а, — жалобно произнесла она, все также повиснув у него на руках, — он даже не заступился за меня. Он ничего не сказал, — и тихо заплакала, стыдясь своих слез перед этим грозным вампиром. Слезы — соленая вода и непозволительная роскошь в мире, где есть вампиры. Завтра Аврора будет корить себя за сегодняшнюю слабость, но не сейчас. Сейчас ей слишком больно и трудно сдерживаться. Эти слова не на шутку разозлили вампира. Он ненавидел всех людей и вампиров, принадлежащих к высшему и гордому сословию, и особо презирал ее семью (теперь Рори догадывалась почему).       — Так бы и стер их в порошок, — Юма стиснул челюсть, как и стиснулись его кулаки. Хотя эта семейка бессмертных аристократов сама перегрызет друг другу глотки. — Плевать, что будет, но сейчас ты идешь со мной. Посмотри на себя, как маленький поросенок, — иронично проговорил вампир, опуская ее на землю. И правда, ее ноги по колено были в грязи, а на покрасневшем лице размазалась пыль с ладоней.       — Не только в этом я похожа на свинью, — апатично сказала она, постепенно теряя всякий интерес к разговору. — Нет, свинья слишком грубо, а вот грязный поросенок — самое то, — фыркнул Юма, издеваясь над ней. — Да ладно, не обижайся! Лучше съешь сахар, — и он положил ей в рот кусочек сахара.       «Но я не люблю сладкое!» — Аврора лишь терпеливо захрустела и проглотила сладкие крошки.