***
Словно с последней встречи прошла вечность, Субару невольно отметил, что Аврора стала намного выше, чем была годом ранее. Ниже него на один-два дюйма¹, она свободно доставала до его подбородка и однозначно была выше Канато с его ста шестьюдесятью пятью сантиметрами. Волосы то ли заколоты, то ли заправлены за ухо, завиваются на висках, над бровями; раньше у нее была длинная челка, но признаться, нынешняя прическа куда больше шла ее лицу, утратившему свою ребяческую округлость. — Здесь все также красиво, — заговорила Аврора, опустив глаза к розовым кустам. Если бы они были более светлого морозного оттенка, то взгляд можно было бы назвать холодным, но нет, сейчас ее взгляд — пронизывающий, спокойный, только чуть нахмурен. — Ты же не за этим пришла, — Субару отвернул от нее голову. Действительно, она почти неделю не выходила из своей комнаты и тут неожиданно заявилась в осеннем саду… босоногая, в одном спальном платье. — Захотелось подышать свежим воздухом, — ровно ответила она. — Ну и спросить тебя кое о чем. Он с легкой удивлённостью посмотрел на нее из-под густой платиновой челки, которая закрывала половину его лица, и впервые у Авроры появилось зудящее желание убрать их в сторону; почти мимолетно и аккуратно отодвинув своими пальцами, чтобы внимательно рассмотреть его лицо с бледными и в своей бледности достаточно красивыми чертами. Она бы с удовольствием провела пальцами по… Не слишком ли интимное прикосновение? Аврора мысленно встрепенулась. Черт, он же ее дядя. Может быть, когда она была маленькой, то часто позволяла себе это, но с возрастом ее детская пылкость искоренилась и сейчас она просто замерла. Слишком уж разыгрались ее гребаные гормоны девственницы, отчего Аврора с досадой стиснула зубы. Запертая где-то в лесах, она не видела других парней и мужчин, кроме своих родственничков-токсиков и Муками. И теперь впервые испытала что-то наподобие влечение к кому-то. Но не к старшему брату Муками, к которому долгое время хранила самую настоящую невинную влюбленность и не могла даже представить поцелуя с ним, ведь как-то стыдно и неправильно же. А к собственному младшему дяде. И пришла в ужас. Отвратительно. — О чем? Повисло неловкое (как казалось Авроре) молчание. — Мой запах… такой же как у нее? — наконец выдавила Аврора из себя, когда странное чувство покинуло ее после мысленного «отвратительно». Сперва, кажется, Субару не понял о ком она, но когда образ белокурой и маленькой Комори постепенно всплыл в его голове, ответ вырвался сам: — Да. На этом его мозг словно отключился. Он резко притянул Рори к себе за локоть, как когда-то ее. И сейчас он тоже не рассчитал силы, отчего она грубо стукнулась по его груди. — Она всегда так пахла… Тц, черт, ее кровь была самой лучшей. Я никогда в жизни не пробовал такой же густой и теплой крови, как ее кровь. И сейчас он вновь почувствовал вкус ее крови, которая текла в жилах Авроры. Он говорил это, приникнув лицом к ее коже и проводя своим вампирским носом от шеи до лица, по волосам, а потом вновь опускаясь к тонкой шее, где ее кровь была особенно теплой. Аврора так оцепенела от ужаса, что вампиру вполне хватило времени впустить зудящие от жажды клыки под кожу. Она не вскрикнула, не попыталась оттолкнуть его, лишь какой-то отчаянный болезненный всхлип вырвался из ее скривленного рта. Его острые клыки настолько грубо разодрали кожу, что она была готова завыть от боли по-собачьи. Но зубы слишком крепко стиснуты, чтобы не потерять последние силы выдержать эту дикую боль. — Прекрати! — твердо и громко проговорила она. Субару ее не услышал. — Я сказала, — выдохнула Аврора, едва не вскрикивая, — Прекрати! — Она с ненавистью вцепилась ногтями в его шею, раздирая холодную плоть вампира до крови. Субару сразу же отстранился от нее, как-то непонимающе и с ужасом смотря в ее глаза. — Я не хотел… — Ты хотел! Не лги! — закричала она. Прижав руку к ране, она с ненавистью взглянула на дядю и стремглав бросилась к дому, будто бы там можно защититься. Субару смотрел ей вслед, протирая капельки крови с уголков губ. Не без удовольствия, которое ему дорого обошлось. Ожидаемо. Как только он оказался в своей комнате, руки старшего брата крепко сомкнулись на его шее. И плотные стены едва заглушил треск сломанных костей.***
Аврора закончила писать в своём дневнике и аккуратно отодвинула от себя. Уронив голову, она нервно прижала ладони к разгоряченным вискам и задумалась. В последние дни только бумага спасала ее от тяжелых, давящих мыслей, которые не вызывали в ней ничего, кроме тошнотворного отвращения. Она — созревшая дева, но чувствует себя грязной и в сущности истощенной. Рана, оставленная клыками родственника медленно затягивалась, обещая оставить два уродливых шрама в напоминание. В разболевшуюся голову вернулись мысли об убитой Моне. Ведь сегодня она ощутила, что есть ее боль. Какой она была по счету? Наверное, не счесть. Где-то в подсознании ожила размытая картина детства с жутким подвалом, набитым восковыми кукла. Память на запахи довольно стойкая и Аврора даже помнила, что там ужасно воняло разложением и сырость. Вот откуда ей был знаком этот запах, преследуя во кошмарах с червями. В комнате с наглухо закрытым окном стало невыносимо душно, что Авроре все-таки пришлось встать. Единственным светом здесь служили масляная лампа. Она пошатнулась и ее стошнило прямо на пол. На секунду ей померещилось, что среди кусочков съеденного яблока копошатся личинки и желудок вновь судорожно стянуло спазмом. Это из-за отвращения к ним. Тех, кого она когда-то ласково называла «дядюшками». Она не осознавала, что их влияние, их близость причиняет ей не только вред, но и боль, и беспокойство. — Страшные монстры… Бе-е, — она скривилась, хватаясь за края стола. — Паразиты, личинки живущие за счёт смертей людей. Словно миру мало своих бед… Бе-е… — ее вновь вывернуло. Дерево письменного стола отдавало приятным холодом, она откинулась на прохладную поверхность, ногами скидывая с него все бумаги. Лишь когда она услышала треск разбитой стёкла, поняла, что лампа была лишней. Огонь медленно пробирался по разлившемуся маслу, но опустошенная и усталая Аврора этого не заметила. К ее усталости прибавилась сонливость — тяжелая, тягучая. Постель была слишком далеко, тело — холодное и взмокшее отказывалось двигаться. Аврора подумала, что обязательно проснётся с какой-нибудь лихорадкой. А ведь через несколько часов к ее годам прибавится еще одна немаловажная цифра, которая тщательно скрывает в себе одну из трёх шестёрок ада. Завтра что-то изменится или уже изменилось, она чувствовала это, следовательно верила. Вдруг стало тепло, словно ее уложили в тёплую постель бережные ледяные руки, как в далеком закончившемся детстве. А дальше в бред просочились черви и огонь, очерняя все кошмаром. Можно было даже услышать шипящий стреляющий звук, когда они жарились на полу, но то было только в сознание Авроры. Тело — ватное и взмокшее — отказывалось двигаться и руки бессильно упали с края стола. Кончики пальцев сильно обожгло, что рука сразу же отпрянула. Рори медленно осознавая, что происходит открыла заслезившиеся глаза и с ужасом обнаружила как всю комнату залил оранжевый, вспыхивая с новой силой где-то у окна и постели. «Глупая и страшная смерть», — единственная мысль, перед тем как Аврора с трудом повернула к дверям. Кажется, кто-то постучался. Ещё раз. Кто-то, кто хочет спасти ее. Через мгновение дверь напросто слетела с петель и она увидела отца, в ужасе смотревшего на неё. Но в синих глазах отражался огонь, а не Аврора. Он застыл, испугавшись этого огня, словно он и не вампир вовсе, словно увидел в огне что-то страшное и необратимое. Рори не опустила взгляда, продолжая смотреть в глаза Сю — спокойно, почти без страха. «Спаси…» — мысленно. Не спасет. Он боится. Огонь пробравшись к ней, едва коснулся полупрозрачного подола платьица, которое сразу же вспыхнуло. Невыносимо горячо. Невыносимо больно. Но какая именно боль сдирала кожу? А кричать едва хватает сил. Ее рот только искривился в некоем предвестнике истошного крика, вопля, а после мир заблестел серебристыми перламутровыми бликами, уводя ее из мира кошмаров. Аврора суетливо спала, прижав к груди колени, и рядом валялся ее потрепанный дневник, который несколько раз попался под ее руку. Ее лицо исказили переживания, слезы, мольба. Никто не видел, как она, маленькая и беззащитная страдает из-за всего происходящего вокруг нее, кроме Сю и Акико. В то мгновение, когда они услышали ее рыдания за дверью, они по-настоящему себя родителями этой несчастной девочки, чья судьба в их руках, покуда она ребенок. Сю смотрел на нее и ничего не мог сделать, но на сердце скребли одичавшие кошки, когда он смотрел на Аврору; он словно смотрел в зеркало, такой же потрясенный потерей и пребывающий в полном отчаянии, его жизнь тогда безвозвратно превратилась в тоскливое и бессмысленное течение реки. И сейчас Аврора стояла на краю этой пропасти, откуда отойти очень сложно. Но можно. — Ты очень беспокойно спишь, — спокойно проговорила Акико. Она стояла где-то у окна и смотрела на унылую лесную чащу. — Кошмары, — в ответ пробормотала Аврора и медленно присела, с трудом поднимая отяжелевшую голову. В комнате оказалось темно и убрано. — Смерть от серебра, чьи-то руки тянут под воду, огонь… Все эти сны как разложенные карты, остается только выбрать самой, что привлекательней. — Огонь, говоришь, — тихо произнес Сю. Постель слева прогнулась, вампир устало откинулся на подушки. Рори промолчала. После кошмаров ее самочувствие оставляло желать лучшего, а свинцовая голова держалась на шее весь день. Но взгляд отца обжигал, вынуждая что-нибудь да сказать. Смотря в его синие глаза — она видела свои. Волосы — золотые мягкие нити, такого же цвета как и у него. В ней ничего нет от биологической матери. Абсолютно ничего. Она есть его маленькая копия. Сю положил свою руку ей на плечо, ласково поглаживая выступающие ключицы. Пальцы были ледяные, рассеивая удушливый жар. Рори прильнула к его груди, подставив лицо прохладным и целомудренным прикосновениям. — Пап, когда мы уйдем отсюда? — осторожным шепотом спросила Аврора. — Сегодня полнолуние, — зачем-то бросила Акико, прежде чем Сю ответит. Взгляд, обращенный к небу — безмятежный, тоскливый. Под серебром луны сложно прятать свою настоящую сущность. — Не получится бесследно уйти, — только и сказал Сю. — Тогда почему бы не уйти, когда все будут на вампирском маскараде? — усмехнулась она и задернула шторы.