Phoenix

Я яростно отторгаю ту часть себя, которая стоит в кольце демонов и хрипло, онемевшими губами повторяет молитву отвернувшимся от меня богам, бросаясь в последнюю, самоубийственную атаку. Я отторгаю клятвы и заветы ордена — не я их приносил, не мне им следовать! Не мне следовать пути человека, которого звали сэром Николасом и который хотел всего лишь помогать людям… Как хотел и я. Как я сам хотел жизни, полной приключений, где я смог бы развернуться и проявить все свои способности, где мог бы ходить по грани и оставаться победителем — как Джейни Локер. Как я сам мечтал о чуде, верил в сказку, впустил в свою жизнь магию и стал частью красивой легенды, которую рассказывают вечером у костра и которую мог бы рассказать сам — как Алистер Бран. Как я сам желал объять необъятное, узнать и попробовать все на свете, приблизиться к совершенному знанию, идеальному пониманию мира и его законов, был готов на все… Как Эвелин Майр. Как и она, я готов поступиться всем ради того, что поклялся защищать. Я только должен об этом помнить… Как и о том, что иногда этот шанс у меня могут отнять. Я просыпаюсь, отчаянно хватая ртом воздух. Кажется, я даже кричу. Надеюсь, что лишь кажется. Огонь в камине давно прогорел, и в комнате стало ощутимо холодно, но Тейна это вполне устраивало: покрытый испариной лоб стал понемногу охлаждаться, и даже липнущая к спине влажная ткань рубашки не раздражала. В кабинете было теперь темно, но в углах прятались обычные черные тени и серая пыль — никаких зловещих красных отблесков, никакого палящего солнечного света, ничего необычного. Он дрожащими руками провел по отполированной временем поверхности стола, ощупал подлокотники кресла, даже обрадовался тянущей боли в затекшей спине. Все реальное, все такое, как и должно быть. Порядок. Если болит — значит, он жив. Он все еще жив, он не умер четыре раза подряд в демоническом огне. Это все были другие люди. Он в Гефене, Баал побежден дарионцами уже в третий раз и отправлен на самое дно Демониса, чтобы его там черви сожрали. Они отбили нападение демонов на замок, здесь есть выжившие. Дела, конечно, не ахти, но хотя бы кто-то жив, а это главное. Чародей зарылся пальцами в волосы и попытался выровнять судорожное, сбитое дыхание — без особого успеха, но попытка вернуть контроль над телом удивительным образом успокаивала сознание. Всего лишь сон. Это был, несомненно, очень яркий и реальный сон, так что теперь он примерно знает, как ощущается различная смерть, но все равно сон. Пусть и о тех людях, которых он когда-то знал и которые были чем-то на него похожи… Всего лишь сон. «Это просто остаточные всполохи в магическом фоне, ты знаешь все о них. Ничего ужасного. Это не пророчества и не предзнаменования, а простые отголоски прошлого». Вот и все. Всему можно найти разумное объяснение. Простые, да. Но это только лишнее напоминание о том, что он подвел всех этих людей, навлек на их головы мщение Баала, предназначавшееся им троим, а не всему Дариону. Проклятый архидемон, нет чтобы выйти на честный бой! И проклятый он сам — не смог сохранить голову на плечах, не смог защитить родную землю. «Опять бегу по кругу. Опять. Опять. Опять. Как сломанный гномий механизм. Кто-нибудь, вытащите уже пружину и остановите это». Матиуш выбрался из-за стола, подошел к окну; снаружи виднелось едва-едва порозовевшее на востоке небо, и невнятные черные силуэты внизу казались чужими, неуместными. Предрассветный час всегда самый странный, самый любимый тайными силами, предпочитающими посылать знаки именно в это время. Некромантам стоило бы прибрать его к рукам, как не менее мистическую полночь, но до утра от него слишком близко, а нежить света не любит. Точно. Свет. Щелкнув пальцами, он зажег дрожащий магический огонек и медленно обошел кабинет, вслушиваясь в каждый шорох или скрип. Шаг за шагом, проверяя половицы перед тем, как наступить на них по-настоящему. Колдун настороженно поводил рукой, разгоняя собравшиеся по углам тени, хотя и понимал, что в большей степени он боится не того, что может таиться в комнате, а того, что грызет его изнутри. Конечно, никого здесь не было с самого начала, но ему стало немного спокойнее теперь, когда он в этом убедился. Он теперь все контролирует, он здесь хозяин, его нельзя застать врасплох. Сон закончился, он сумел отрезать ниточки марионетки. Волшебник поежился и вернулся в кресло, неосознанно пытаясь занять как можно меньше места. Ясно, что заснуть ему сегодня уже не удастся — страх не даст; может, и следующие ночи тоже проведет без сна, потом уже придется что-то делать с этим, найти способ усыпить себя, чтобы сохранить голову ясной для работы. В Гефен с ним пришли дриады, их пение, по слухам, способно усыпить почти кого угодно. Но пока что он может работать — и будет. Тейн с тяжелым вздохом подтянул к себе ближайшую стопку бумаг. Заслужил, в конце концов. Прошлым вечером его сморил сон прежде, чем он сумел по-настоящему вчитаться в скудные отчеты местных офицеров, относившиеся преимущественно к периоду до войны и годившиеся по большому счету для подсчета того, что они потеряли и чего им теперь не будет хватать. Впрочем, Матиуш считал, что бесполезной информации не существует, нужно просто найти повод ее использовать. Кроме молитв. Молитвы были пустой тратой времени для закоренелого богохульника; святоши вроде Кристиана умели извлекать из них пользу, но тут уже шло естественное разделение обязанностей: колдун не лез в дела духовные, а паладин — в магические, к обоюдному удовлетворению. Ну, может, Тайлер и хотел бы, чтобы его друг проявлял немного больше интереса к вере, но, как говорится, мечтать не вредно. И потом, за время службы ему попадалось чтиво и похуже. Нужно просто знать где искать. Тейн не проработал и получаса, когда в дверь кабинета сначала глухо постучали, а потом на пороге возник Фармир, обеими руками удерживавший нагруженный поднос, поэтому стучавший наверняка ногой, а открывавший плечом. Юноша явно и сам только недавно проснулся: на щеке остался отчетливый отпечаток подушки, а волосы больше всего походили на воронье гнездо. Он, конечно, и вчера не выглядел цветущим, и это было вполне понятно, учитывая обстоятельства, но сейчас особенно напоминал Аттаха; чародей как-то раз остался ночевать в его замке и повстречал дракона с утра. Зловещее угольно-черное создание из Ультракса еле переставляло лапы, горящие янтарные глаза были мутными, а ум не поспевал даже за лапами; эта картина была по меньшей мере нестрашной, а для любителей называть все своими именами (или чуть-чуть преувеличивать) — даже умилительной. С тех пор Тейну сложно было воспринимать хотя бы этого дракона как опасное существо; а теперь и его сын невольно пошел по стопам отца, вызывая у мага стойкое дежавю и сбрасывая и без того юный реальный возраст Фармира на пару лишних лет. Даже странный фиолетовый отблеск до этого убранных в воинский хвост прядей — и тот пропал, упрощая зрелище почти до неприличия. Впрочем, сам волшебник едва ли выглядел лучше: после беспокойной ночи он вряд ли был мерилом мужской красоты, не говоря уже о здоровье. Чувствовал он себя соответствующе: голова казалась каменной, глаза — набитыми песком, словно вернулись особо тяжкие студенческие годы, когда час сна воспринимался даром богов, еда была непозволительной роскошью, а единственным способом испытать хоть какую-то радость жизни была попойка с тараканьими (кто лучше заколдует) бегами… И ее последствия. Но он бы предпочел скорее не спать всю оставшуюся жизнь, чем раз за разом сгорать заживо во сне, переживая судьбу кого-то другого. Ему и своей хватает. — Я так и подумал, что в кухню вы не спуститесь, — молодой барон поставил поднос на стол, с трудом отыскав на нем свободный уголок. — Так что я принес вам кое-что на завтрак. — Не стоило, — Искатель утомленно потер лоб. — Но спасибо. Как ты узнал, что я здесь и уже не сплю? — Так получилось, что моя комната находится прямо под кабинетом. Я живу там с самого детства, поэтому не стал вам ее предлагать. Я с самого детства слышал, как там ходил отец… А потом и барон Норж, хотя недолго, — лицо Фармира слегка омрачилось. Он сложил лежащие на столе бумаги в старательно выровненную стопочку, освобождая себе место и заодно сглаживая шероховатость момента, и устроился на краю. «Значит, он слышал, что я встал. А еще что-нибудь, интересно, слышал?» — И вы даже сейчас сохранили завтраки? — Тейн позволил себе легкую улыбку, которую его научили при необходимости натягивать на лицо еще во время обучения. Он никогда бы не подумал, что эта вымученная гримаса, вызывавшая неподдельные слезы у преподавателя этикета и нервное покашливание — у жертв его дипломатических экзерсисов, сможет ему пригодиться в неформальном общении, да еще и с такой легкостью прийти. — А как же строго нормированные пайки по списку? — Вы, в конце концов, лорд и Искатель Миров, — юноша пожал плечами и взялся за чайник, из носика которого вился белый пар. На белом фарфоровом боку рукой настоящего художника были изображены желто-оранжевые розы, выцветшие со временем, но все еще красивые. Такие же, но поменьше, изобразили и на двух чашках. Время не пощадило посуду, у одной из них отбилась тоненькая белая ручка, ободок другой покрылся царапинами. — Это сервиз моей матери. И чай тоже ее, она сама выращивала цветы и фрукты в саду, каждый год собирала, сушила и смешивала… У меня до сих пор осталось немного, она даже после смерти Норжа присылала мне его. — И ты тоже разбираешься в ее настоях? — полюбопытствовал чародей, грея ладони о чашку. Чай был ароматным — цветочным, нежным и ненавязчивым — и одним запахом сумел почти унять головную боль. Спасибо Гелене! Вот так иногда добрые дела и возвращаются… — Нет, — смущенно признался хозяин замка. — Она говорит, что они по-разному влияют на людей, но я просто беру тот, который мне хочется. Так вот, комнаты Алессии и Джулиана рядом с моими, они, наверное, тоже слышали. Когда я спустился в кухню, Алессия сунула мне в руки поднос и приказала отнести вам. Я не осмелился ослушаться. Это на нее было очень похоже. В Академии считалось, что магессы-целительницы по определению обладают мягким нравом и любыми вообразимыми добродетелями, но Лесси нарушала это правило методично и по всем параметрам, в этом чем-то напоминая его самого. Она была из тех лекарей, которые, если судить по ощущениям, загоняют тебе ржавые иглы под ногти и при этом даже не пытаются соврать, что больно не будет, зато лучше тебе становится моментально. Ее коллеги могли сколько угодно ворковать с больными и быть образцами милосердия и доброты, она же считала, что этот метод ей не подходит. Может, она была права, а может и нет, но переубедить ее все равно никому не удавалось. С нее станется сообразить, что происходит наверху, быстро найти решение проблемы и поскорее вытолкать бестолковых мужчин с места действия, чтобы не путались под ногами. И, нельзя не признать, в этот раз она снова оказалась права… — Она всегда была такой, — кивнул Матиуш. — Гениальная девушка. Я пытался за ней однажды ухаживать, но она была слишком умна, чтобы связываться со мной. — Шутите, наверное, — простодушно рассмеялся Фармир. — В любом случае, чай очень кстати, я вчера тоже весь вечер просидел над отчетами моих капитанов, хотел вам помочь. Риэсканвинн тоже отчиталась уже вчера, я не понимаю, как ей это удалось! — Великая загадка этой конкретной эльфийской женщины, — Тейн осторожно глотнул, но обжег язык и горло, даже не почувствовав вкуса. Все верно, его и в прошлом часто обвиняли в излишней торопливости… Но раньше он мало общего имел с чаем, разве что с варевом, которое им с Биллом с постным лицом приносил Тайлер наутро после пирушек. Вприкуску всегда были нотации, они быстро приелись, но убедить паладина сменить эту кухню на более традиционную не удавалось. — Если честно, я просто смирился с происходящим. Что-нибудь интересное она сообщила? — Только то, что она уже в курсе абсолютно всех проблем в Гефене, — парень поискал взглядом блюдечко, не нашел и тоже отставил чашку до лучших времен. — Тем лучше. Тогда она сможет остаться в замке, пока мы ездим на руины Академии, заняться делами. Отряд возьмем минимальный… Реска выделит кого-нибудь из своих, у них больше сил. Нам еще понадобится священник, на случай, если мы найдем погибших. Ваш Джулиан согласится поехать? — Да, — уверенно кивнул Фармир. — Он сразу после отступления основных сил Демониса успел предложить проехать по провинции, отпеть усопших. Но тогда, конечно, и речи об этом быть не могло. — Тогда передай ему, чтобы собирался, найди ему лошадь, прикажи оседлать коня для себя и мою Мирабеллу, — Матиуш с решимостью утопленника придвинул к себе чашку. — Выезжаем через час, мне нужно освежить память касательно охранных чар в Академии. Не хочу, чтобы здесь все провалилось на другой план. — А что, может? — барон посмотрел на него круглыми глазами, так что в его искренности не оставалось сомнений. — Возможно, я слегка преувеличил, — признал чародей. — Но я не могу сказать точнее, пока не просмотрю мои записи. В любом случае, ключик придется подбирать, потому что официального допуска у меня туда не было… Тригиус не сказать чтобы особо мне в таких вещах доверял. Он лгал. Ему всего лишь нужно было выпроводить Фармира, пока тот ничего не заметил. Взгляд у него отцовский — змеиный, драконий, цепкий; может, и не поймет сразу, что увидел, но быстро догадается. Тейну, вырванному из его лихорадочного погружения в работу, с каждым мгновением все труднее становилось сдерживать дрожь рук, которую он пытался прятать за чашкой, но понимал — скоро не получится. Еще пара минут непринужденного, казалось, разговора, и тщательно выстроенные стены рухнут, открывая взору сгоревший город внутри; еще пара минут — и последний, кажется, человек, который в него еще верит, разочаруется, и ни о каком доверии или хотя бы успешном выполнении задания принцессы и речи не будет. Интересно, как чувствует себя Амели сейчас? Судя по рассказам, она спасла Теану, но теперь перед ней лежит в руинах родное королевство. Думает ли она о том, что Дарион едва не пал только потому, что она слишком поздно вступила в бой? Слишком долго слушалась отца и не решалась взять все в свои руки? Обжигают ли ее взгляды подданных, уверенных в том, что она знает, что делает? Слышит ли она их молитвы, ведь сейчас в нее верят больше, чем в богов, ее истинных родителей? Если да, то как она это выносит? Если нет, то как же ей это удается? Как она все еще верит своим наставникам, которые тоже пришли слишком поздно? Почему она еще верит ему? Сам себе он верить не мог. Тайлер, наверное, как невзлюбил его за характер с самого начала, так и подозревает до сих пор, не убил только по привычке да из жалости. Билл… Билл в такой ситуации примет самое верное решение. И в этот раз правильно будет прислушаться к Тайлеру. Если лейтенант не уверен в генерале, то как же быть отряду, который верит в первую очередь непосредственному командующему? Гилберт всегда был лучше в бою и тактике. Но и Матиуш знал достаточно, чтобы изо всех сил скрывать свои собственные проблемы. Только вот они слишком велики, чтобы их так просто было спрятать. Как там говорится? Спрятать лошадь за спиной? Едва дверь за юношей закрылась, маг сцепил пальцы в замок и до боли прикусил губу, пытаясь силой воли сдержать предательскую дрожь. Вчера он убедил себя, что выплеснул отчаяние, выплеснул страх перед будущим и прошлым в магию, в короткий и яростный бой против демонов, убедил себя, что избавился от того, что будет мешать работе, а если и нет — то притупил достаточно, чтобы не вылезало на свет, как черви из гниющего трупа. Опять предпочел короткий и простой путь, опять попытался обмануть жизнь с помощью магии. Подумал, что самый умный? Так ли ты умен, когда вокруг собираются призраки, смеются и воют, ждут верно за плечом, когда тебя выдернут из твоей скорлупы, отгораживающей от мира — и никуда не уходят? Что ты будешь делать с тем, что не запихнуть ни в какой ларчик, ни настоящий, ни в памяти, как ты поступил с Карелом, что не запрешь в самом дальнем углу сознания, служащем свалкой для того, что тебя тревожит? Свалка-то, поди, сильно разрослась. Того и гляди, захватит все. Герой постоянно занят тем, что является героем. В неком сакральном пространстве, которое он занимает, почти не остается места для такой сложной сущности, как человек. Приходится выбирать самое важное — верность, преданность, храбрость, память, а остальное складывать в метафорический чулан, уверяя себя, что на досуге он именно этим и займется. И пылятся страхи, сомнения, внутренние конфликты, как коробка с гончарным кругом и пачкой глины, а время идет… А теперь дом рушится, и вещи из чулана начинают выпадать. Все-таки настоящий человек, не герой, а личность — это огромная фабрика по производству навязчивых мыслей, философских отступлений, петель в памяти и прочих неприятных вещей. Человек по природе своей многогранен, и по-настоящему вписаться в строго черно-белый мир никогда не может. Но в дихотомии герой-злодей нет места для оттенков, и человек стирается, забывается… И иногда теряет самого себя, напрочь слившись с маской. Тейну не грозило стать рыцарем без страха и упрека. Его внутренний человек копился слишком долго, выплескиваясь по мелочам, но больше не желал мириться с заключением. Его внимание привлекло тихое поскребывание — будто маленькие когтистые лапки по дереву, ползет куда-то зверек, к своей цели. Откуда бы в Гефене, в такое время — и мыши? На стол действительно взобралась мышь. То, что некогда ей было: полуоблезший череп, на котором с одной стороны шкура словно стекла вниз, обвисла, а на другой истлела; ссохшееся тельце, где сквозь обрывки пыльного меха проглядывали кости, иные желтые, иные погрызенные уже кем-то; чудом сохранившийся фрагмент кишки, волочащийся позади, словно второй хвост. У мыши не хватало задней лапы; когда она поползла по столу, стали отчетливо слышны паузы — словно мозг маленькой твари позабыл, что конечности нет, и оставлял ей время на шаг. Цок-цок-цок-пауза. Цок-цок-цок-пауза. Еще раз. И еще. Неловко, слегка вприпрыжку. Это не был нормальный, звериный шаг, скорее, то, как человек попытался бы идти, окажись он внезапно четвероногим, оттого выглядело оно еще более жутко и неестественно. Словно лишенная воли марионетка из настоящего, разумного существа. Словно королева Фиолетта. Искатель тупо наблюдал, как крохотный зомби пересек гладкую поверхность, то и дело поскальзываясь на полированном дереве, и подобрался к его рукам. В голове как-то рассеянно, отвлеченно промелькнула мысль о том, что тяпни его такое за палец — и распрощаться придется со всей кистью, а если немного промедлить — то и с жизнью. Но мысль была настолько мимолетной, казалась такой далекой и не своей, что ничего не повлекла за собой — Тейн и рукой не шевельнул. Изуродованный, оскверненный трупик замер на мгновение, словно потягивая бесполезным уже носом, пытаясь узнать сидящего перед ним неподвижного человека, а потом улегся вдоль тыльной стороны ладони, прижавшись к коже боком. Странное, мертвое тело — крохотное, безжизненное, но теплое слегка от магии, которая дергала за ниточки и заставляла двигаться. Жест был странно знакомым — кажется, так старая собака матери, когда ей или самому Тейну было грустно или плохо, ложилась рядом, прижимаясь горячим боком, и тихо дышала под ухом. Забавно. Всегда становилось легче. Безмолвное «Я здесь, хозяин» было порой лучше любых слов, любых расспросов и попыток докопаться до истины. Собака не хотела искать виноватых, обвинять или оправдывать, только чтобы вверенному ее заботам человеку стало лучше. Восставшая из мертвых мышь делала то же самое. «И кто же тот могучий некромант, кто поднял тебя, м?» Зверек шевельнулся, прильнул плотнее к ладони, только что не вздохнул от удовлетворения — человек не гонит, хозяин доволен. Матиуш отпрянул, вжавшись спиной в кресло, невольно спрятал руки под стол; лишившийся опоры зомби забарахтался, пытаясь подняться, потом перевернулся и с жуткой целеустремленностью пополз к хозяину, чародею, оживившему его и внушившему эту бессознательную, неестественную любовь к себе. Какая мышь в здравом уме станет ласкаться к человеку? Только та, чья утерянная в смерти воля подчинена чужой, только та, в жалкие остатки мозгов которой вложена частичка волшебника, из-за которой она и дергается так смешно, совсем не по-мышиному, из-за которой тащится так неправильно к источнику этой злой воли. К нему. Ему, пожалуй, никогда не было так страшно за всю его жизнь — даже в детстве, когда каждое чувство особенно свежо и ярко, даже во время полета через оглушительное ничто на грохочущем Архалете. А он-то думал, что уже не способен на такое. Взрослый человек не должен испытывать такого всепоглощающего страха. По крайней мере, в личной вселенной чародея. Тейн наблюдал со смесью отвращения и ужаса, как нежить добралась до края стола и принялась бестолково там топтаться, не решаясь ни прыгнуть вперед, ни вниз, ни остановиться. Случалось ему видеть и нежить в целом, и зомби в частности, и самому их поднимать и сражаться, но даже стоя лицом к лицу со скелетом, заглядывая в горящие потусторонним огнем глазницы — никогда не испытывал ничего подобного, всегда ему удавалось оставаться в стороне, беспристрастным. Но это некогда живое существо, покой которого не нарушил, сам того не желая, слепо повинующееся вложенному магией последнему инстинкту — угодить хозяину — было чем-то совершенно иным. Оно было жалким. И одновременно оно пугало так сильно, что кисти немели, а дыхание сбивалось. Он ведь даже не хотел этого. Он не нуждался в этой извращенной форме жизни, чтобы спасти собственную или защитить друзей, как бывало раньше, как он оправдывал иногда запрещенное колдовство перед самим собой и хмурящимся Кристианом. «Единственное, что я успел»; «А лучше бы Биллу снесли голову?»; «Лучше бы сказал спасибо и помолился за упокоение этой души» — эти и сотни других фраз, которыми он отбивался от порой справедливых упреков. А это создание не имело смысла, его не должно было существовать — и все же оно было, прямо перед ним, отчаянно рвущееся к господину, которому оно и не нужно на самом деле. Его магия снова вырвалась из-под контроля. Убегала сквозь пальцы, как песок, как бы он ни сжимал руку в кулак — все равно просачивалась и осыпалась к ногам. Яркая, сильная — и неудержимая. — Чародей должен слушаться разума, а не сердца, — непослушными губами прошептал Матиуш одно из главных правил магии, которым обучил его Тригиус. Он уже не раз нарушал его, но только в этот раз все произошло случайно, без намерения нарушить правило. И ощущалось это совсем по-другому. Но от затверженной наизусть фразы наваждение никуда не делось, так и продолжало метаться по краю: три неуклюжих шага туда, три неуклюжих шага обратно, посмотреть вниз, посмотреть на хозяина. И снова. Снова. Снова. Страшнее всего была бессмысленность, с которой зомби это все делал. Делал просто потому, что должен, потому что не может иначе. — Прости, — пробормотал чародей, вытянул руку, осторожно провел кончиком указательного пальца по спине мышки, машинально пересчитав выступающие позвонки. Грызун изогнулся, принимая ласку. В следующее мгновение маленькое тельце полыхнуло огнем, мгновенно охватившим все и за считанные секунды обратившим нежить в крошечную горстку теплого еще пепла на столе. Кольнуло в висках — лопнула тонкая ниточка связи, поддерживавшая в зомби жизнь и подчинявшая его волю — и тут же отпустило, как и не было. Вот и все. Искатель осторожно смахнул липкую золу себе в ладонь и вытряхнул ее в холодный камин, смешав с древесной. И никто не узнает, никто не осудит, никто не задумается, а тому ли человеку они доверились. Никто не станет хранить святую воду под подушкой или промасленные факелы, чтобы сжечь презренного некроманта на костре. Тейн вдруг пожалел, что признался Реске в… наклонностях, которые, мягко скажем, не поощрялись ни одной организацией Дариона. Кто знает, может, спал бы сейчас спокойнее… «Она мой друг», — сердито напомнил он себе. Они с ней слишком многое прошли, чтобы она выдала его паладинам или другим магам. Кроме того — разве есть сейчас в разоренном королевстве сила, способная разбрасываться людьми и ресурсами, чтобы изловить одного-единственного черного мага, которому сама принцесса доверила миссию, который обучал героиню двух миров, которого сам король Марк назвал другом? Едва ли. Возможно, тихо сбежать этой же ночью, взять тайком у Китано корабль и уплыть на Эллинию, пока не поймали, пройти через Книгу Смерти и никогда не возвращаться, чтобы все вздохнули спокойно, чтобы разрешились многочисленные конфликты и сделки с совестью — было бы все-таки лучшим решением. Для всех. Тайлеру и Биллу не придется называть его своим другом и умалчивать о его истинной природе. Амели не придется стыдиться наставника, а старому Леонару — друга. Реска, Фармир, Шивариус, Ричард — всем им станет легче. Да и ему самому тоже. Еще один простой выход, еще один прямой и понятный путь, где меньше всего препятствий. Волшебник стиснул зубы. Сколько раз уже он выбирал этот простой путь? И каждый раз заводил его все глубже в этот лабиринт, где он стоит сейчас, потерянный уже окончательно, без карты, где красной прямой линией обозначена короткая дорога. Теперь плутать придется самостоятельно, натыкаясь на тупики и ложные выходы. Прорываться все-таки через собственную душу, попутно вскрывая тайники памяти — как гнойные нарывы, запущенные за отсутствием лекаря. Делать это не хотелось, да и время не было самым подходящим, он себе нужен в полной боевой готовности. Но разве это вообще бывает когда-нибудь вовремя? Всегда есть что-нибудь мешающее, очередная причина отложить, за которую можно радостно ухватиться, оправдаться этим и забыть обо всем еще на пару лет, пока расползающееся от запертой глубоко внутри боли и злобы заражение не даст о себе знать. В этот раз он не должен выбрать простой вариант. И все же как он может себе позволить погружаться в воспоминания и размышления — сейчас? Сейчас Дарион не может себе позволить обойтись без Искателя Миров, великого героя и бесстрашного спасителя. У героя не должно быть угрызений совести и сомнительного прошлого, это уготовано для перебежчика на его стороне, для предателя, для искушаемых злой силой магов. Но для жителей этого королевства, для жителей всей Эндории он в первую очередь не маг, а герой. Герои не спиваются под тяжестью жизни, не теряют смысл и мотивацию идти вперед, они это просто… делают. Вот так просто. Потому что все знают, что герой уверен в себе, его дело всегда правое, а значит, и причин для сомнений нет. Чтобы не потерять доверие этих людей, чтобы исправить свои ошибки, он должен сыграть эту роль, даже если потом его разорвет на части из-за отсрочки, если запрещенная магия проест его насквозь. Потому что один он не справится, не спасет Верлонский лес, даже если отдаст себя всего. Колдун помотал головой, пригладил волосы и решительно приказал себе забыть про этот маленький несчастный случай. Было и было — подумаешь! Да, осколок засел глубоко в сердце и будет постоянно давать о себе знать — дрожью рук, вспышками злости, кошмарами — но сердце пока еще работает, пока еще удается удерживать в руках незримые нити власти. «Я подумаю об этом завтра. Или когда у меня появится время. Сейчас есть дела гораздо более важные, чем я, мои чувства или даже моя душа. Все равно ее я уже давно отдал. Так что будем героем без страха или упрека!». Кое в чем он Фармиру не солгал. Тригиус не жаловался на память, поэтому прекрасно помнил все подвиги ученика в юности, как он огненными стрелами пытался пробить защитный купол секретного хранилища — тоже. Так что Тейн действительно не знал, как его вскрывают по-настоящему, мог только предположить и соорудить из этой теории увесистый магический эквивалент ломика. И помолиться какому-нибудь богу, пожелающему по какой-то непостижимой причине его выслушать, чтобы от его самодеятельности заклинание на взорвалось. И ведь это только первый шаг. Дальше предстоит не позволить глазам разбежаться в огромном подвале, забитом мощнейшими артефактами, найти то, что поддерживает магическое поле Академии (если в чем-то Искатель и был уверен, так это в том, что само по себе это поле не смогло бы существовать) и суметь забрать с собой. На самом деле, эта загадка старой башни интересовала его с тех самых пор, как он мог без запинки выговорить весь первичный набор рун, но по более или менее понятным причинам его держали в неведении. Как там было в старой балладе? Невыполнимость этого условия — единственное, что спасает мир. Возможно, у наставников были основания полагать, что, скажем, если там хрустальный шар с надписью «Не трогать под угрозой конца света» — Тейн не устоит и сцапает шар обеими руками. Впрочем, вряд ли — как правило, возле предметов с такими подписями и подобным потенциалом субъекты, желающие их потрогать, появляются где-то в первые секунд десять их существования, создатель только отвернуться успевает, чтобы взять перо и бумагу. Правы, наверное, были. Впрочем, времена уже не те. Произойди такое лет десять назад — чародей бы не удержался и захихикал, потирая руки. А потом долго объяснял бы Тайлеру, что не намерен на самом деле уничтожать мир и вообще трогать артефакт. Ну разве что самую чуточку, чтобы понять материал… Да шутка же! Десять лет назад шутить было проще, да и вообще все было — проще и понятнее. Враги всегда были снаружи и сразу пытались атаковать. Да и в целом разинутую драконью пасть, утыканную зубами, с раздвоенным языком посередине и отблеском пламени в глотке — такое очень сложно принять за что-то дружелюбное. Волшебник огладил обложку колдовской книги, которую на ночь положил на край стола, и решительно пристегнул ее к поясу, не сумев не улыбнуться звонкому щелчку металлических застежек. Раньше этот звук всегда обозначал либо конец боя, либо начало нового приключения — хороший, знакомый, приятный. То, что надо в эти непростые времена. Жаль, конечно, что он не смог сохранить в этой книге весь свой походный дневник или конспекты времен Академии — возможно, в тех страницах он смог бы найти какую-нибудь подсказку, за которую можно уцепиться. Но, как он и сказал Фармиру, придется действовать наугад. Ну, не в первый раз уже! За окном раздалось короткое злое ржание — значит, Мирабеллу уже попытались оседлать для него. Будет ли дурным тоном опоздать сейчас? Его взгляд случайно упал на камин, и Тейн тут же решил, что подать остальным пример и явиться пораньше — отличная идея, побольше бы таких. Энтузиазм и готовность служить обществу! Тайлер бы прослезился… Впрочем, нет, он слишком хорошо знал для этого своего товарища. Хлопнув дверью за спиной, он сбежал по винтовой лестнице, едва не свалившись со скользких ступенек. Во дворе его встретило слегка нездоровое оживление: сразу двое человек пытались удержать его лошадь, кучка зевак давала чрезвычайно ценные советы, небольшая группа священников осаждала Джулиана и Фармира, а перед отрядом эльфов Реска отрывисто отдавала приказы. На земле возле нее дымчатой глыбой лежал Арцисс, уже перекинувшийся в волка. Или, возможно, так и не принимавший человеческий облик со вчерашнего дня. — Матиуш! — воительница, похоже, спиной почувствовала его появление, поскольку тут же развернулась и указала на него указательным пальцем. Хотя по ощущениям было гораздо ближе к мечу. — Фармир сказал мне, что ты с ним и Джулианом едешь на руины Академии. Это так? — Какие-то проблемы? — как можно небрежнее поинтересовался чародей. Как эффектно было бы сейчас подозвать к себе Мирабеллу одним-единственным условным жестом, сделавшим бы непокорную чужим рукам кобылу совсем ручной и послушной. Увы, с ней такого жеста не было. Фокус не работал. Да и вообще она не относилась к седлу и процессу взнуздывания более благосклонно, если это делал хозяин — наоборот, у него было гораздо больше шансов получить копытом в грудь. За все хорошее. — Если бы он не добавил, что вы берете отряд, я бы с тобой не так разговаривала, — спокойно предупредила эльфийка. — Но раз вы едете не одни… Помни только, пожалуйста, что трое из пяти ключевых лиц в Гефене отправляются в этот путь, и, насколько мне известно, эти трое из пяти не являются местным оплотом благоразумия. — Так ты уже спелась с Алессией? Горе мне! — хмыкнул Искатель, с благодарностью принимая синюю ленту поводьев из рук невольного конюха. Вторую руку за спину он убрал уже машинально, и не зря: раздраженная Мирабелла попыталась цапнуть не то просторный светлый рукав, не то самого хозяина. — Нам нужно держаться вместе, чтобы не сойти с ума, — подхватила его тон Риэсканвинн. — Но я говорю серьезно. Будьте осторожны. — И я серьезно, — заверил он ее. — Все уже готовы отправляться? — Твои приказы исполняются здесь быстро, — девушка слегка улыбнулась, признавая очевидный факт. — Я выслала Ванью и еще несколько волков на разведку. Насчет Гефена не волнуйся, мы здесь уж точно не будем сидеть без дела. — Разведку? — буркнул волшебник, поудобнее устраиваясь в седле. — Чтобы мне точно не перепало веселья? — Вчера уже перепало, — Реска отточенным движением изогнула одну бровь. Она в совершенстве овладела этим трюком. Вроде бы выражение лица и не менялось, но собеседнику сразу становилось ясно, что она думает о его умственных способностях. — Удачной поездки. Надеюсь, ты не взорвешь то, что осталось от вашей Академии. «Я тоже очень на это надеюсь!» Джулиан уже был в седле; к удивлению Тейна, он держался вполне сносно и не походил на мешок сена, водруженный на спину шустрого каурого конька. Учился, никак? И лошадка подходящая, некрупная, проворная, с хитринкой… Недаром Мирабелла косилась на конкурента с притворной ревностью. А вот Фармир словно терялся на фоне здоровенного серого в яблоках жеребца, размерам которого мог позавидовать и конь Билла, а уж его приятель всегда выбирал исключительно мощных лошадей — иначе бы у них возникли проблемы с перевозкой веса его доспехов и оружия. Зато нравом этот… Вилор, да, в честь древнего короля? Вилор обладал явно не столько кротким, сколько флегматичным нравом; Тайлер и Гилберт всегда предпочитали таких коней, которых не станет пугать и бросать в галоп шум битвы. Матиуш про себя подозревал, что ему тоже стоило бы заинтересоваться таким качеством лошадей, ведь магия может быть еще тревожнее, чем простой бой, но отчего-то раз за разом выбирал нервных, даже агрессивных кобыл. И кто знает, как повела бы себя такая Демонесса или Мирабелла, если бы ей предложили взять на спину полудракона? — Доброе утро, господин наместник, — священник приветливо улыбнулся, но за тщательно привитой храмовничьей улыбкой бесстыже скакали совсем не уставные бесы. Еще и песни непристойные пели и флагами размахивали. Тейну это понравилось. — И вам не хворать, — чародей намеренно выбрал линию поведения, которую их паладин деликатно именовал «твои… хамоватые обороты». И сразу убедился, что не ошибся в своих выводах; обычный жрец (за исключением, разве что, покойного Арона Демиона) хотя бы поморщился бы, а этот даже… Он подмигнул? Боги, он подмигнул? — Мы готовы ехать, господин Тейн, — объявил Фармир. Мы-то готовы, а вот готов ли мир? Впрочем, выбора у него нет, потому что оттягивать отъезд больше нет смысла. Он вскочил в седло и тронул бока кобылы каблуками. Мирабелла скосилась на него, но — «Раз уж ты так хочешь…» — начала движение, возглавив собой небольшую кавалькаду. Поначалу Вилор пристроился в хвосте процессии, но хозяин быстро заставил его ускорить шаг и нагнать вороную мага. — Господин Тейн, вы обещали, что по пути начнете обучать меня магии! — напомнил Фармир. Глаза парня сияли, что начищенная монета, выдавая с головой его чувства. Он все-таки был молод, очень молод, и эта молодость вытесняла стеснявшие его в детстве правила, когда он гораздо больше походил на змея. Впрочем, наследственность здесь странная, вывернутая, может проявить себя странно. — Правда? — волшебник талантливо изобразил изумление и имел удовольствие наблюдать, как вытягивается лицо юноши. — Я помню, не беспокойся. Сегодня я расскажу тебе свой первый урок в Академии. Одно из первых правил, что стоит постичь, это то, что чародей должен слушаться разума, а не сердца. Хочешь владеть своим даром — держи чувства в узде, не позволяй им управлять тобой. Представь, например, что ты со своим близким другом в бою. Ты маг, твой друг — воин. В пылу битвы ты видишь, что твоего друга готовятся ударить в спину, но ты только начал плести заклятие. Тебе нельзя паниковать, нельзя прерываться, нельзя ускориться; нужно сохранить холодную голову на плечах и оставаться сосредоточенным. Иначе погибнете вы оба. Ты понимаешь? — Вполне, — серьезно кивнул барон. — Похожие уроки дают наставники по фехтованию и стратегии. — И они тоже правы, — согласился Матиуш. — Только в магии ставки выше. Ошибка в заклинании — и ты погиб, а то и хуже. Поэтому так важно помнить, что в первую очередь маг должен полагаться именно на разум, и постоянно тренировать его: учить формулы, расшифровывать руны, изучать языки, медитировать и размышлять. Вот твое задание: попытайся вспомнить все известные тебе проявления магии. Что это такое, чем оно могло быть вызвано и какова возможная механика. Ты еще не знаешь заклинаний, но попробуй вообразить, это хорошее упражнение. Воображение в магии тоже очень может пригодиться, даже если некоторые теоретики утверждают обратное. Фармир кивнул и приотстал, низко опустив голову. Джулиан, державшийся до этого момента чуть поодаль, слегка потянул за поводья, заставив свою лошадь поравняться с Мирабеллой. Кобыла сердито покосилась на соперника, но отношения выяснять не стала. — Звучало знакомо, — негромко заметил священник. — Старая преподавательская уловка, испробованная на десятках поколений адептов, — чародей ухмыльнулся. — И все же полезная, и ученик думает, и учитель может заняться своим делом, а потом оценить способности обучаемого. Безотказная техника. — Я бы подумал, что вы скорее постараетесь занять себя разговором с ним, — спокойно произнес мужчина. — Значит, хотите поговорить с кем-то другим. Со мной? — С чего вы вообще взяли, что мне нужно занять себя? — Тейн нахмурился. Тайлер тоже умел заглядывать прямо в душу, и эта способность некоторых богослужителей колдуну была не по нраву. Матиуш пригляделся к нему еще раз. Ну да, кто-то, может, и назвал бы его мужчиной, но он гораздо ближе к Фармиру, чем к новому наместнику, как по возрасту, так и по мировоззрению. Это все сутана и требник — они не столько старят человека, сколько создают вокруг него ауру мудрости. Прелаты всегда старше своих лет. Сам Тейн, впрочем, к этому обычно добавлял, что возраст каждого священника равен среднему арифметическому по ордену, потому что интеллект у них, как правило, общий. До сих пор исключения можно было буквально пересчитать по пальцам, но у парня был потенциал войти в их число. — Я, может быть, моложе вас и не прошел всю Эндорию от края до края, — Джулиан прищурился, глядя на дорогу, и в этот момент и правда показался старше. — Не отрицаю, что я служил преимущественно в замке, поэтому был в известной степени огражден от действительности. Но я остаюсь священником, и мне не раз приходилось быть целителем или отпевать умирающих. Наш орден не соревнуется с такими, как Алессия, потому что мы делаем одно дело и взаимно благодарны за помощь и поддержку. Наша единственная разница в том, что мы остаемся с больным и после смерти. И хотя я могу сказать, что на все воля богов, отделаться от мыслей о собственном бессилии… очень сложно. Бывало, что я не мог спасти человека. — Плохой целитель, зато хороший священник, — цинично хмыкнул волшебник, не удержавшись от язвительной ремарки. — Героям тоже не всегда это удается, — мягко, но в то же время смело возразил жрец. — Вы знаете об этом больше меня. Более того, я видел множество смертей еще до начала войны, а теперь видел еще больше. Все это делает… старше. Мудрее. Как будто веса собственно веры недостаточно. Наверное, чтобы нам было легче, у нас появляется то особенное чувство. Я знаю, когда кому-то нужна моя помощь. И я знаю, что она сейчас нужна вам. «Метко бьет, прямо в цель. Но я уже достаточно думал об этом сегодня и решил, что у меня нет на это времени. Сегодня исповеди не будет, уж простите». — Чувствам нельзя верить безоговорочно, это одна из нерушимых основ моего ремесла, — Тейн как можно более непринужденно повел плечами. — Вы уж меня простите. Думаю, в этот раз ваш инстинкт ошибся. — Как знаете, — Джулиан кивнул покладисто, но все равно сложилось впечатление, что его этот ответ ничуть не убедил. Да что он с таким критическим умом забыл в ордене? — Запомните только, что мое предложение о помощи остается в силе столько, сколько потребуется. «Спасибо, я никогда им не воспользуюсь.» — Спасибо. Как бы там ни было, я действительно хотел поговорить. Вы главный священник Гефена, это делает вас частью нашего, скажем, военного совета, наряду с Фармиром, Риэсканвинн и Алессией. И все же я не могу не заметить вашу молодость… — С юным бароном нас разделяет три с половиной года, — жрец улыбнулся. — Но вы правы, я действительно моложе многих моих товарищей. На должность семейного духовника меня назначил еще барон Гострим… На вырост, скажем так, я официально ее занял два года назад. Барон был моим покровителем с самого детства, помог мне поступить в орден, хотя изначально я не этого хотел. В детстве я был карманником. Карманник. Бинго! Чародей хмыкнул. Сомневайся всегда и во всем, это был его негласный девиз. Он подозревал что-то такое с самого начала, ему не давала покоя джулианова манера держаться, его манеры, что-то почти до неприличия мирское, проступающее через тщательно наведенное благочестие, как неумолимо запах навоза просачивается сквозь облако духов. Но не спрашивать же напрямую, а не были ли вы, сэр, некоторым образом преступником до того, как, вероятно, приняли сан? Пришлось подловить объект и ненавязчиво предложить рассказать о себе. И вот оно, сразу всплыло. Всегда приятно, что старушка интуиция не подводит, даже если все ее замечания тщательно пропускаются через сито скептицизма. Хотя, надо признать, он изначально ставил на контрабандиста. «Так вот откуда этот взгляд, выражение лица, манеры… Он не отгородился от прошлого стеной, но извлек из него урок и до сих пор использует приобретенные навыки, но теперь для благой цели». — Нет, правда! — по-своему истолковав выражение его лица, рассмеялся священник. — И довольно неплохим, пока не попался одному опытному стражнику, который привел меня к капитану, в Кронберг. У того был посетитель, но они прервали встречу, чтобы сделать мне выговор и узнать имена подельников. Но меня всегда учили молчать. Тот второй человек долго слушал разговор, а потом спросил, не хочу ли я изменить свою судьбу. Некоторым преступникам в поворотный момент их жизни иногда является ангел. Порой его сложно узнать, потому что он может носить практичный черный цвет, а вместо арфы и нимба у него будут двое крупных молодых людей в том же практичном черном цвете, а вместо меча (и прочих острых металлических вещей) — слова. Страшное оружие. Но все же это ангел. Ты либо идешь с ним и прислушиваешься к его посланию… либо отправляешься в противоположную сторону. А в той стороне редко бывает что-то приятное. Чего у Эндории нельзя было отнять, так это того, что в определенных случаях она следовала законам жанра. Говорящая лягушка после поцелуя превратится в прекрасную девушку, у домика ведьмы будет котел с булькающей зеленой жидкостью… Чваха как-то по секрету рассказала, что для ведьм такой котел — что для магов цеховой знак. Своего рода печать Ковена. А никакой магической пользы от него нет: дымит, воняет, годится только комаров гонять, да только на болоте их столько, что некоторые все равно прорываются. Словом, чародей знал, как обычно развиваются такие ситуации. И, поскольку Джулиан сейчас находился здесь, мог предсказать, что именно мальчишка-вор сделал со своим шансом. — Даже в том возрасте я понимал, что в перспективе у меня в лучшем случае тюрьма, так что согласился… — парень ностальгически улыбнулся. — И барон Гострим отправил меня учиться в храм, он давно уже хотел своего духовника, который вырос бы с его наследником и служил ему впоследствии. Я быстро прошел путь от послушника до священника, он вызвал меня в Гефен. С тех пор я здесь. — И никто не сомневался в вас из-за прежней преступной жизни? — поинтересовался Матиуш. — Наставникам было не до того, им приходилось отвечать на мои неудобные вопросы, — молодой человек снова улыбнулся. Судя по уже наметившимся морщинам, он часто улыбался, и даже война не смогла вытравить это из него. — А с товарищами мы быстро нашли общий язык. — Хорошо, — рассеянно кивнул волшебник. — Тогда такой вопрос. В Гефене многие погибли за время войны? — Слишком многие, если спросите меня или Алессию, — Джулиан нахмурился. — Еще больше было ранено. Но если верить нашим защитникам, мы потеряли неожиданно немного, все-таки в первую очередь Баал хотел захватить Кронберг. Мы были так, приложением… — И как лазарет? Справляется? — Моя коллега прочитала бы вам целую лекцию о необходимости комбинированного лечения, но я простой жрец, я скажу опять: слишком много людей было ранено, — священник отвел взгляд. — Мы делаем все, что можем, но порой этого недостаточно. — По существу, Джулиан, — жестко произнес Тейн. Не особенно ему того хотелось, но обязанности наместника правящей семьи вынуждали его требовать именно ту информацию, которая была необходима, а не лирические отступления. — Не справляется, выходит? — С трудом, — признал молодой человек, с честью выдержав тяжелый взгляд чародея. — Хорошо. Мне нужно все знать о положении дел в замке, включая настроения его обитателей. Как только ситуация будет это позволять, сосредоточьтесь на богословских обязанностях. Хороните, отпевайте, выслушивайте исповеди… Вы знаете лучше, что вам нужно делать, чтобы люди не падали духом, — Матиуш прищурился, вглядываясь в расчистившееся за ночь небо. От земли больше не поднимались траурные столбы черного дыма… Но и блестящего шпиля Академии тоже больше не было. Это казалось ему немыслимым, так что хотелось списать все на внезапно сдавшее зрение. Не может же быть такого, это ведь та древняя башня, которая стала частью пейзажа едва ли не надежнее, чем укрытые легкой полупрозрачной дымкой горы. Словно часть истории, часть самой сущности Дариона — и Тейна — отрезали напрочь. Причем тупым и ржавым мечом. — Только помните, что вы тоже человек, — сказал в этот момент священник. — Простите? — бездумно отозвался чародей, но поспешил переключить внимание на собеседника, чтобы не выглядеть совсем уж отсутствующе. — Вы тоже входите в понятие «людей», — терпеливо разъяснил он. — Я за вас тоже ответственный. «А ведь все-таки в душе ты не столько вор, сколько святой. Кристиан тоже считал себя ответственным за нас с Биллом, словно мы дети малые». — Я запомню, — только и сказал Искатель. — Я смогу отделиться от вашего отряда, чтобы наведаться в деревню в окрестностях Верлона? Там была часовня, люди могли там укрыться, и даже… — жрец запнулся, сражаясь с неприятной неподатливой правдой. — Даже если нет, я бы поискал священные предметы и отпел бы мертвых. Матиуш оглянулся на прилежно топающий позади отряд. С полдюжины легконогих эльфийских стрелков, одинаково умелых и в стрельбе, и в рукопашном бою, двое единорогов, несколько дриад и друид — несомненно, для оценки плачевного положения природы — и небольшая стайка странно угрюмых фей. Не следует забывать, что в округе бегает группа дружелюбно… нет, союзнически настроенных оборотней. Плюс Джулиан сам по себе боевой жрец — со временем такие вещи учишься распознавать, даже если не можешь отличить псалтырь от дневника сборщика налогов, — а Фармир, хотя и не умеет управлять своим даром, явно обучался сражаться. Ну и он сам, конечно — своеобразная коробочка с сюрпризом. Официальная версия гласила, что некромантию он стал осваивать только потому, что оружие, которым не умеешь владеть, все равно что в руках у врага. Да, барона нужно обучить как можно скорее, но где выкроить на это время? — Бери в эскорт единорога, фей и дриад, — разрешил Тейн. — Друид мне может понадобиться в Академии. Отдавать приказ самим эльфам не нужно было — этот отряд достаточно давно путешествовал с Искателями, чтобы умело пропускать мимо ушей все, что их не касалось, и мгновенно реагировать на прямой или косвенный приказ. Как они и подозревали, от Верлона, слишком близко расположенного к Академии, мало что осталось — проще всего было назвать эти развалины грудой закопченных камней, Старый Замок, и тот лучше выглядел после десятилетий запустения. А вот статуя на городской площади по странной иронии судьбы уцелела, только голова откололась. Теперь можно изваять новую и просто переименовать памятник… Если только кто-то захочет теперь жить в этой местности. Матиуш подозревал, что, если только в деревне не выжил кто-нибудь, люди очень нескоро сюда вернутся. Скорее потянутся в Гефен, получше укрепленный и оживленный. Поглядев на эту печальную картину, чародей расстался с Джулианом и свернул по дороге налево, ноги словно сами туда несли, по старой привычке; священнику велели не задерживаться особо и как можно раньше выдвигаться к остальным. Времена все-таки были неспокойные… Кроме того, погибших в Академии магов тоже надлежало отпеть. Память немилосердно подкидывала ему навеки врезавшиеся в душу картины из прошлого: как он с друзьями бежал по этой самой дороге, сбежав с муторной лекции, как впервые переступил порог самой Академии, твердо уверенный, что уж теперь-то ей не придется стоять на этом месте тихо и мирно, ведь он сотрясет своим могуществом всю Эндорию, как медленно брел он в тени деревьев на следующий день после гибели Карела… Карел не узнал бы сейчас эту землю, и дело было даже не в топографическом кретинизме, запущенной формой которого его старый покойный друг страдал. Разум Тейна, и тот отказывался признавать, что это та же дорога, отчаянно искал признаки обмана, иллюзии, того, что это совсем другая местность — и не находил. Ландшафт, недурно сохранившийся под пеплом, остался жутковатым образом узнаваемым, ровно настолько, чтобы внушать потусторонний и безотчетный страх. Дорогу им перегородил упавший шпиль — новейшая разработка гномьих инженеров, человеческих и эльфийских магов, ставшая возможной после восстановления мира. Матиуш и не помнил время, когда крыша Академии не искрилась от заклинаний; он и сам дважды забирался туда, чтобы рассмотреть получше — когда еще учился, а шпиля и в помине не было, и сразу после его установки. Шпиль в свое время стал главной головной болью всего корпуса боевых магов, потому что проект интересовал Тейна, а значит, получал негласное одобрение короля. К отчаянию Тригиуса и Шивариуса, разумный во всех остальных аспектах король Марк прислушивался к мнению их шального ученичка. Вопреки мрачным прогнозам, результат получился более чем приличным и по задумке должен был еще долгие годы радовать научно-магическое сообщество своим существованием… Но сейчас это был покрытый сажей, искореженный кусок металла, из которого ушла вся магия, вся жизнь. Чародей, объезжая препятствие, опасно свесился с седла и коснулся мифриловой стрелы (дар короля гномов его личному другу) кончиками пальцев. Он ничего не ощутил; это помогло ему наконец осознать, что башня, казавшаяся вечной, которая будет стоять, когда их всех не станет, все же была уничтожена. Он посмотрел на почерневшие пальцы и рассеянно вытер о широкий рукав рубашки, некогда щегольски белой, но за утро успевшей посереть. Это был неофициальный символ восстановленных отношений трех рас, знак того, что они могли работать сообща не только перед перспективой полного уничтожения. По крайней мере, таковым он являлся в произнесенной по случаю окончания работ речи короля, Тейн-то и не подозревал, что его проект является таким удачным политическим ходом… А еще гадал, почему он так хорошо финансируется! Но слова меняют мир. Они сильнее, чем кажутся, и со временем даже циничный чародей нет-нет да ловил себя на мыслях о международном сотрудничестве, братских народах и дружественных расах. Они сделали это вместе! Его больше нет. И одним богам — или демонам — известно, существуют ли еще королевства эльфов и гномов. Трегум считал, что Кордар так легко не разрушить, да и в шахтах можно в случае чего укрыться (этому верить хотелось), а Риэсканвинн просто лучилась уверенностью в сохранности хотя бы сердца Эллинии (в это верить буквально приходилось), но это все же были домыслы, а не факты… Затейливая ковка по металлу — гортанный гномий язык, похожий на стук кирки в шахте; изящные светящиеся руны — мудреное и певучее эльфийское наречие; и, конечно, начищенная латунная табличка с датой, вклад людей — и все это где-то под слоем сажи. Как и союзы, ради которых Искателям приходилось пересекать океаны и сражаться с бесчисленными полчищами врагов. Какая ирония. Отряд молчал; молчал и Фармир, хотя Искатель спиной чувствовал его внимательный нечеловеческий взгляд. Закончил уже упражнение? Откладывает увиденное в самые дальние уголки памяти, чтобы потом использовать как-нибудь? Уж не пробуждается ли в нем знаменитое драконье коварство, если учесть, что Аттах был им существенно обделен? Не все ли равно, в конце концов? Тейн остановился в стороне от обломков стен, похожих на редкие старческие зубы. Кожу покалывало от магического фона, на язык просилось выражение вроде «дикой магии»: раньше эта энергия была умело направлена в нужное русло разных бытовых и защитных заклинаний, но теперь их структура почти полностью распалась. Больше всего это походило на старый ковер, столкнувшийся с дюжиной людей, уверенных, что если из одежды торчит нитка — за нее обязательно нужно потянуть. Похоже, они прибыли вовремя; по крайней мере, по округе еще не бродили вызванные с других планов бытия и миров существа, а сама местность внешне мало отличалась от окрестностей Гефена. Осталась сущая безделица — сделать так, чтобы такое положение дел сохранялось и дальше. Признаться, уже давно обычное посещение Академии не вызывало у Тейна трепета или восторга: мало того, что он провел там не один год, постигая магические науки, так еще и повидал на своем веку столько чудес, что удивить его могло мало что. Пожалуй, самой интригующей была поездка за Шкатулкой Ярости, но с тех пор столько воды утекло… А сейчас у волшебника только что руки от волнения не дрожали. Тригиуса больше нет! Как и других магистров! Это значит, что больше некому оберегать самые опасные тайны от его чрезмерно загребущих рук, ему придется взять на себя ответственность за самые могущественные секреты и заклинания… Ему предстоит взять на себя роль магистра того, что осталось от главного оплота магии в Дарионе! При всем своем таланте Матиуш отчетливо понимал, что в обычное время ему такая честь едва ли светила: слишком много бумажной работы, слишком много осторожности; с такими вещами, которые подчиняются хозяину башни, шутить нельзя. Шивариус с Резо подходили на эту роль гораздо больше, к тому же они наверняка бы сговорились, лишь бы не допустить Искателя сюда. Какая жалость, что теперь у них слишком много своих забот, чтобы держать шального ученичка подальше от метафорического рычага с надписью «Конец света, ни в коем случае не трогать!». И это только самое очевидное из возможных сокровищ, сокрытых в подвалах! Древние книги с редкими заклинаниями! Посохи великих чародеев! Артефакты с ценнейшими зачарованиями! Рецепты и хроники давно прошедших времен! Ну как здесь устоять? Чувствительные к магии эльфы и сами старались не приближаться к руинам Академии, хотя отправившийся с ними друид подошел ближе всех и теперь задумчиво созерцал обломки, поглаживая длинную седую бороду — непременный атрибут каждого лесного мага. Мирабелла, привычная к полю битвы и творящейся вокруг магии, и та нервно переступала с ноги на ногу; лошади явно не терпелось поскорее убраться подальше от этого места, но прямо сейчас ее желание Тейн удовлетворить не мог. По правде говоря, он не мог даже обещать, что они тут не заночуют. — Есть что сказать, Солоран? — вполголоса поинтересовался он, подойдя к друиду. — Магия, — старый чародей пожал плечами. — Что тут еще сказать? Человеческая, эльфийская, даже демоническая… Вся перепутанная, бесконтрольная. И еще кое-что странное, никогда такого не встречал. Как будто сердце всего этого поля, туда все тянется. — Среди учеников всегда ходили байки про артефакт невиданной силы, которым владеют магистры, — припомнил Искатель. — Мы в свое время звали его Сердцем Башни. Правда, никто не знал, что это такое, как может выглядеть и что делает, но слухи похожи на подтекающую бочку с пивом. Как ни затыкай, все равно просочится. — Молодые часто подмечают то, что старикам кажется надежно спрятанным, — друид улыбнулся в бороду. — А молодые люди — тем более. Вашему народу свойственно удивительное любопытство. Спрячь что-то от вас, и вы тут же захотите узнать, что же это прячут и почему. — А молодые человеческие маги и того хуже, по себе знаю, — подтвердил Матиуш. — Следи за происходящим, Солоран, пока я буду разбираться, в чем там дело. В случае чего — уходите. Фармир! — Здесь! — с готовностью подскочил к нему юноша. Судя по выражению его лица, он готов был последовать за только что обретенным наставником не только в руины Академии, но и в пасть дракона. Впрочем, последнее в его случае… — Ты останешься здесь, — как можно более строго сказал колдун. — Там слишком опасно, чтобы соваться всем отрядом. Солоран сведущ в магии, он будет следить за происходящим, если он скажет уходить — ты пойдешь, понятно? Ты не сунешься за мной в Академию, даже если тебе покажется, что тебя оттуда зовут. — Да, господин Тейн, — барон сразу же сник, но, насколько Искатель его знал, приказ он выполнит. По букве. В приказе было множество неточностей, лазеек, которые пытливый драконий ум смог бы отыскать… И это не говоря уже о том самом человеческом любопытстве. Но составлять безукоризненную формулировку у него не было времени. Да и желания тоже. Он с трудом мог устоять на одном месте от волнения — настолько ему хотелось наложить руки на ожидающие его сокровища. Маг огладил прохладные металлические застежки магической книги. Не исключено, что ему придется пустить ее в ход. Он наскоро пробормотал несколько простеньких защитных формул — исключительно для того, чтобы выиграть несколько секунд в случае нападения. Окружать себя плотным коконом магии он не рисковал — мало ли что может нарушить хрупкое подобие равновесия и взаимно аннигилировать? Оглянувшись через плечо, он кивнул спутникам на прощание и двинулся к разрушенному входу. Пора пройтись по аллее памяти. Главное, не заблудиться. Ткань реальности, в других частях Дариона довольно плотная, здесь была ближе к метафизическому аналогу кисеи. Нарушь какое-нибудь фундаментальное правило личной безопасности, и у тебя перепутаются местами лево и время, право и верх, ну и конечно перед, зад и низ завяжутся в клубок. Приятного мало, особенно если распутывать его некому. Это приятно щекотало нервы — если, конечно, вас заводят такие вещи. Тейна они определенно заводили. Это чем-то напоминало старые добрые приключения, когда они крались через заброшенные на первый взгляд склепы (на деле оказывалось, что они весьма густо населены), Билл бряцал доспехами и непременно ронял щит, предупреждая все живое и недобитое об их присутствии, а Тайлер ни на мгновение не прекращал монотонное бормотание молитв, выводя из себя окружающих. Тогда тоже приходилось быть все время настороже, напрягать все чувства до предела, идти по самому лезвию — и они все чувствовали себя по-настоящему живыми, по-настоящему собой. Здесь же пока что следить приходилось в основном за тем, чтобы на голову не свалилось пол-второго этажа и кусок стены до кучи. Но хотя глаза с трудом признавали это место, ноги помнили гораздо лучше. Тейн закрыл глаза и эксперимента ради отсчитал тридцать шесть с четвертью шагов — вестибюль; он действительно оказался у обломков лестницы, которая сейчас вела в хмурое небо. И даже споткнулся о чудом уцелевшую нижнюю ступеньку, чего с ним не случалось со второго курса. Во времена обучения его келья была на четвертом этаже… Когда он только поступил в Академию, его приводило в восторг положительно все. Тесная комнатка, которую он на двоих делил с соседом. Еда, где узнать можно было в лучшем случае половину ингредиентов. Воинственные тараканы, которые с переменным успехом вели военные кампании против адептов. В результате постоянных экспериментов разум обрести могли не только насекомые: деревья, чтобы никто не заметил, потихоньку отодвинулись от здания, а о богатой личной жизни содержимого урны для чайной заварки ходили легенды. И никто не рисковал проверять, насколько они соответствуют истине — уж больно пугало непрестанное шебуршание из-под крышки. Тейн хотел заглянуть туда едва ли не больше, чем пробраться в запасники или запретную секцию библиотеки, но преподавателям удалось наложить действительно эффективный блок, не говоря уже о приклеенном к крышке листке бумаги с надписью «В ближайшие пятьдесят лет не открывать!!!». Будущий Искатель все же не удержался, приписал: «Или пока изнутри не заговорят». Потом-то стало еще веселее: тараканы заключили военный союз с мышами, с которыми до этого дрались в подполье, так что по ночам можно было слушать настоящий микрокосм человечества. Но воевать на два фронта глупо, а тараканы и мыши были умнее людей. А потом еще та история с Карелом, потом забастовка поваров (также вошедшая в анналы истории сначала как Праздник Пуза, но через несколько часов сменившая имя на в своем роде эпическую Битву за сортир), и… Да, это были времена. А ведь это было только самое начало его пути к статусу мага! Волшебник встряхнул головой. Там, в келье на четвертом этаже, давно уже поселили кого-то другого, который сейчас наверняка мертв. И потом, ему вовсе не наверх надо. Тригиус не хранил ничего важного у себя в покоях; Искатель, не раз пробиравшийся туда тайком и вызываемый официально, знал это точно. Не говоря уже о том, что несколько принадлежавших ректору комнат в результате нападения экстренно переместились на нижние этажи, проломив полы и потолки, и теперь больше всего походили на кучу мусора, ровным слоем рассеянного по небольшой поверхности. Не сказать, чтобы это было серьезным изменением, конечно. Еще из возможных вариантов была библиотека, но увы — тоже на верхних этажах, там не могло ничего уцелеть, тащиться туда нет смысла. Очень жаль, правда. Он привез из Эллинии несколько очень редких книг, и несколько студентов отрабатывали долги переписыванием бесценных томов. Делать это самостоятельно чародей отказался напрочь, понимая, что закончит только к глубокой старости. Да и вообще библиотека была единственным священным местом для него во всей Академии, если говорить совсем уж откровенно. Все правила он соблюдал только там. Значит, секретное хранилище… Тоже знакомая дорога, ведущая в подземные лаборатории. Сколько всего там произошло за годы обучения… И практикумы, и эксперименты, и даже пара-другая попоек, когда традиционных мест не хватало на безудержную фантазию главного зачинщика. Да, лаборатории… Где он однажды неправильно начертил призывающий круг, потому что был слишком в себе уверен. Все личные кладбища с чего-то… с кого-то начинаются. Уже позже он решил, что смертью Карела его кладбище продолжилось. Началось оно намного раньше — с матери, с… с ученичества, хотя и не напрямую. Ты закрыл по правилам? Естественно. Так, давай займемся работой. Это же удерживающий уровень, он нас защищать должен! Брось… Не уверен я, Тейн. Брось. Не уверен я, Тейн. Брось. Матиуш сердито приказал себе перестать уже думать о том случае давних лет. Сейчас есть гораздо более важные вещи. Проскользнув через завал, он выбрался в прохладный коридор с низким потолком. Тяжелые двери, ведущие в небольшие залы, повисли на петлях или разбились в щепки, но тяжелые створки в самом его конце уцелели — в этом не нужно было сомневаться, защитному куполу над хранилищем было уже несколько веков, и до сих пор никто не мог понять, как же именно он работает. Обычный человек мало что увидел бы, но магам достаточно было приглядеться, чтобы заметить сияющую стену, перегораживающую проход, похожую чем-то на творения Вермеуса. Этот старый колдун, обозвавший его, Тейна, земляным червяком! Как он хвалился своей силой! Пока не сообразил, что по глупости сам впустил разозленного гостя на свою территорию, а монстры-охранники ему оказались на один зуб. Н-да, это у него непродуманно получилось, у Вермеуса-то… Но атака демонов сказалась и на куполе — сейчас он едва был виден, а когда Искатель вытянул руку, слегка поддался, как тонкая ткань, даже неслышно затрещал. Одно мощное заклятие, приложенное к правильной точке, — и рухнет. Матиуш с сомнением посмотрел на потолок. «Надеюсь, вместе с ним на меня не рухнет несколько этажей камня». Он пробормотал несколько слов на языке магии, выплетая структуру заклинания, подумал несколько мгновений и добавил еще одно, короткое, и, удовлетворившись результатом, долбанул импровизированным ломиком по полупрозрачной стене. По полу и стенам пробежала едва заметная вибрация, но когда Тейн успел не испугаться, но констатировать: «Перестарался», стена лопнула, словно мыльный пузырь, и все успокоилось. Он выждал пару секунд — вдруг купол успеет восстановиться, но ничего не произошло. Матиуш позволил себе выдохнуть, и по коридору пошло гулять многократно усиленное эхо. У него получилось! Он пытался это сделать еще лет десять назад, но не хватало знаний, силы и одной демонической атаки! Упрямство-то было константой… Волшебник на всякий случай еще постоял неподвижно, готовый сорваться с места при малейшем признаке обвала, но ничего не происходило. В этот раз пронесло, но задерживаться здесь все равно не стоит. Он коснулся древнего дерева двери, в котором была выжжена запирающая руна — классическая, чисто символическая, дань традициям, ведь основным препятствием было предыдущее заклятие. Достаточно одного слова, чтобы отпереть этот замок, хотя не-магу это было бы не под силу. Матиуш помедлил еще несколько секунд; он чувствовал, что это было бы правильно, он в конце концов входит в зал с самыми могущественными артефактами в Дарионе, если не всей Эндории! А еще он был уверен, что говорить там следовало бы шепотом, и уж точно не носиться с восторженными криками, хватая все подряд… Тем более, что шуметь здесь сейчас вообще не стоило. Быть ответственным и старым так скучно. — Друг, — пробормотал он на магическом языке, касаясь руны кончиками пальцев. Кто бы ни строил эту дверь в свое время, он был неисправимым консерватором. Друг, подумать только! Да это все равно что выбрать слово «рыба-меч» паролем для тайных сборищ! Все его выбирают. Тем более, что колдун мог припомнить как минимум двух человек, которые считали, что подружиться с этим местом у него не получится. Ну и кто был прав, ха?! Знак вспыхнул призрачным голубым светом и погас. Древние петли заскрипели, заслужив одобрительный кивок. Да, так и должно быть. Таинственный скрип, загадочный свет из-под дверей, шорохи и шепотки… Классика. Чародей вступил в секретное хранилище Академии магии. Подсознательно он ожидал увидеть что-то вроде драконьей кучи сокровищ — огромной, сияющей и блестящей, потому что очень часто они встречались с сокровищами именно в таком виде, не говоря уже о том, что сам Тейн был если не драконом, то безалаберной сорокой уж точно, поэтому полагал, что куча — тоже вполне себе идеальная форма, ничуть не хуже любой другой, особенно если речь идет о добыче. Он ожидал потрясения, чего-то нового в мире магии, о котором он знал практически все возможное. Однако чародеи старины и нынешних дней считали иначе и отличались прискорбной страстью к страшному монстру — каталогизации: свитки были бережно уложены в роскошные футляры, книги стояли на полках или лежали в витринах под стеклом, украшения были разложены по подставкам на многочисленных столиках, а зачарованное оружие — расставлено по специальным стойкам вдоль стен. Редчайшие ингредиенты — в запертых на ключ стеклянных шкафах, в стерильных пузырьках с этикетками. В таком антураже даже печень девственницы или драконья кровь произведет не больше эффекта, чем связка лука! И карточки, карточки, повсюду проклятые карточки, как в музее! Именно из-за этого порядка хранилище произвело на Матиуша такое слабое впечатление. О да, в воздухе чувствовалась могущественная магия, трепетало магическое пламя в хрустальных светильниках, отражаясь на золотых, серебряных и стальных гранях, лежала толстым слоем вековая серая пыль, но… Но это слишком походило на обыкновенную библиотеку! Искатель даже почувствовал себя обманутым, хотя то и дело его глаз подмечал вещи, о которых он только читал в книгах! Имело место, похоже, некое пространственное искажение — в потолке были трещины, сквозь которые проникал свет, хотя и не должен был. На ближайшем к нему столике стояла статуэтка чародея: кожа была выполнена из золота, волосы — из серебра, а черная мантия блестела дорогой полуночно-черной эмалью, кое-где украшенной росчерками серебра. Глаза статуэтки были закрыты, но Тейн почему-то был уверен, что они тоже должны быть золотыми. Уверен, и все тут. И что-то еще про песочные часы, такие же, как изображены в виде руны на капюшоне… Он задумчиво глянул на маленькую карточку, прислоненную к подставке; ну да, так и есть, ни в коем случае не трогать, хотя остальная информация загадочным образом проскользнула мимо сознания, едва его коснувшись. В памяти остался почему-то только майоран, имевший какое-то отношение, кажется, к фамилии чародея?.. Колдун решил, что займется этим позже; да и не хотелось что-то долго стоять рядом с фигуркой неизвестного коллеги. Мир постепенно становился очень печальным, несправедливым и жестоким местом, очень неправильным, так что лучше бы его разрушить и начать все заново, а сам он начал испытывать бессознательную вину за деяния, которых он никогда не совершал. Или пока что не совершал… Статуэтку, к тому же, очень хотелось потрогать — посмотреть, что получится, но одновременно что-то останавливало руку — не то страх, не то жалость. Сама собой всплыла в голове фраза: «Легко делать добро, когда его с радостью принимают, и совсем другое дело — когда тебе это твое добро швыряют обратно в лицо…». Автора он припомнить не мог. Выкинув из головы навязчивый майоран и странное ощущение внутренней пустоты, Тейн начал продвигаться вперед, зорко заглядывая во все углы, хотя в глубине души чуял — не там ищет. Тригиус не дурак, что бы он о нем ни думал, не станет полагаться на один только щит. Даже коллегам ведь нельзя до конца доверять, их разум постоянно находится в опасности порабощения призванными существами и старого доброго безумия. Истории о магах, поддающихся искушению (однообразие сюжета наводило на мысль о происках храмовников), были неизменной классикой и от одиночества точно не собирались погибать. А что поделать, если теоретически это правда? Нет, конечно, в жизни любого человека наступает момент, когда его пытаются чем-то соблазнить: лишним глотком, взяткой, маленьким незаконным действом, а уж об искушениях всяких святых, праведников да невинных послушников трубят со всех углов. Но только магам достается постоянно и без разбору! Святые-то сплошь молодцы и красавцы, потому что один раз показали нечистым кукиш… И то если они сумели это несчастное искушение разглядеть с высоты своего эго! Колдун рассеянно протер попавшуюся под руку пыльную бутылку, безадресно хмурясь и не обращая внимания на завихрения в бутылке, подозрительно похожие на человеческие — или гуманоидные — черты. Нечто, напоминающее руки, отчаянно изображало ветряную мельницу в тщетной попытке привлечь интерес мага. Положим, Матиуш сам как-то раз не устоял, но ведь на такой случай и нужны друзья… Он очень осторожно положил запечатанную свинцом бутылку обратно на подставку, даже не поглядев на табличку. Очередной эпизод ему тут не нужен. Нет, это должно быть скрыто там, где искать станут в последнюю очередь — на самом виду… Его взгляд упал на широкую полку, на которой стоял некогда принадлежавший ему гремлинский замок, снабженный неизменной карточкой, где было традиционно указано что это, откуда взялось и — о, глупость человеческая — чего с этим предметом не надо делать, чтобы не вызвать конец света. В глубине души Тейн очень сомневался в правильности этого подхода. Он бы тут же кинулся проверять, а правду ли написали. «Что, все настолько просто?» Колдун снял замок с полки, машинально встряхнул — в прошлом это здорово злило Рамша, так что не грех и повторить, — но потом вспомнил, что гремлин давно покинул это обиталище. Гадость не дошла до получателя и стала просто глупостью. Он перенес замок на ближайший стол, сдвинув в сторону шкатулку с кучкой одинаковых колец. Спрятать в нем загадочное «Сердце Башни» было бы весьма умно, ведь далеко не каждый маг сможет попасть внутрь (вообще-то количество тех, кому было известно уменьшающее заклинание, можно было пересчитать по пальцам… а теперь и вовсе достаточно было уметь считать до двух), а ведь еще придется искать внутри… Все это вполне соответствовало представлениям Тейна о Тригиусе и прятании ценных вещей в целом. Нет, конечно, гораздо хитрее, пожалуй, было спрятать вещицу не там, где искать будут в последнюю очередь, а там, где искать не будут вообще… Но засунуть такой мощный артефакт в уборную на третьем было бы по меньшей мере неуважительно. Хотя Матиуш действительно не стал бы искать ничего там. В Академии были аналоги черных дыр, куда рано или поздно попадало все — потерянные конспекты (включая те, что даже не были написаны), средства из бюджета, носки… Так вот та уборная была их полной противоположностью. Во всем. Туда ничего не могло попасть или попасть и задержаться. Так что популярностью она не пользовалась. «Ну все, довольно сортирного юмора!» Он раскрыл книгу, пошуршал страницами, разыскивая нужную… Его знакомство с магией гремлинов ограничивалось парой фраз, которые ему продал Рамш за кругленькую сумму, и на освоение этого чуда у него ушло немало времени. А, вот оно! Матиуш кашлянул, примериваясь к мудреным звукам. Они были бы нормальными разве что для простуженного дракона-заики, которому природа по странной прихоти вместо нормального рыка дала нежнейшее сопрано, с завязанным узлом языком и напрочь отсутствующими зубами… Поначалу магия поддавалась неохотно, ворочаясь в слишком тесном пространстве — слишком много вокруг было пассивных чар. Но через пару слов дело пошло на лад, и Матиуш быстро добрался до той части, где начинает двоиться в глазах и кружиться голова. Методика у гремлинов была какой-то мудреной, непривычной для дарионца, но только их заклинание могло уменьшить его достаточно, чтобы пролезть в крошечные двери. Замок гремлинов изнутри был точно таким же, как его запомнил Тейн, только пыли, пожалуй, стало побольше. Впрочем, понять это тоже можно, он пролежал на полке в хранилище под видом обычного артефакта не один год. Видно, никто здесь не убирался все это время, не мажеское это дело. Интересно, а есть такой феномен, как гремлины-уборщики? Должны ведь быть, даже в эльфийских дворцах есть слуги… Их, правда, Матиуш так и не увидел — может, потому, что свой статус от группки людей они скрывали мастерски. Чародей развлечения ради прошелся по выцветшему красному ковру, чтобы посмотреть на остающиеся следы, несколько раз чихнул и уже тогда присмотрелся к двум дверям. Он не держал при себе точного чертежа этого места, но помнил, что здесь можно идти по кругу — рано или поздно выйдешь сюда, в гремлинский вестибюль, на который, очевидно, было завязано заклинание уменьшения, проданное архитектором вместе с самим строением. Правда, и работало это заклинание только для этого замка, из-за чего Искатель тогда разочаровался в формуле и передал все в Академию. А Тригиус, видимо, кое-что сообразил и приспособил вещицу к делу. Но ему теперь что, обшаривать целый замок в поисках одного маленького предмета, который еще неизвестно как выглядит? Матиуш посмотрел на опустевшие полки, где раньше стояли книги — разумеется, их давно уже изъяли, из научного интереса. Возможно, где-то в сгоревшей библиотеке даже был чей-нибудь бесценный труд на тему литературных пристрастий гремлинов. Теоретически, Тригиус мог бы спрятать артефакт в любой комнате… Но годы магистроведения не прошли даром, и чародей полагал, что сумел неплохо изучить образ мыслей одного из своих наставников. Посмотрим, посмотрим… Он наугад свернул вправо. На лестнице определенно никто не убирался с самого момента постройки, и чих колдуна оглушительным эхом разнесся по пустому замку. Он невольно задумался, слышно ли его было снаружи, хотя вопрос плавно перетекал в философскую плоскость: если звук некому услышать, есть ли этот звук на самом деле? Или эти звуки меняются, когда выходят за пределы стен? Рамш так и не сказал, как ему удавалось быть услышанным. У-у-у-у… Новый зал, странная металлическая решетка тюремного вида — зачем она вообще внутри замка, где можно спокойно пользоваться дверью? От тараканов обороняться, что ли? Тараканы… Кстати, у тараканов в Академии было достаточно мозгов, чтобы в случае катаклизма спрятаться в безопасном месте, Матиуш это точно знал — он много времени провел за наблюдениями за самовольными соседями. Они даже заключили перемирие, но насекомые оказались способными учениками человечества и подло его нарушили, под покровом ночи сожрав целую коробку ритуального мела. И как только сумели? Война после этого шла до победного конца, но в итоге завершилась позорным техническим поражением — Тейн закончил обучение и выехал. Одним словом, они умны. А самое безопасное место, очевидно, это хранилище, раз оно до сих пор стоит. Хо-ро-шо. Теперь неприятный вопрос: едва ли таракан уменьшится, если влезет в этот замок, да? Да? Чародей обругал себя за неуместные глупости. Нашел о чем думать! Еще бы вспомнил свой питомник, где он пытался вывести полезную человечеству породу… Так, металлическая решетка. И нарисованные синей краской стрелки на полу. В тот раз они привели к кладу, сундук наверняка так и остался стоять открытым. Тейн усмехнулся, заметил прямо напротив разбитое еще в давней схватке с местным монстром зеркало — он тоже отражался в нем разбитым, разделенным на десяток искаженных кусочков, слабо соединенных между собой. Как символично, надо же! По долгу службы он верил во многие приметы (часто они могли указать на магические аномалии), но в эту — никогда. Тем более, что хуже, пожалуй, уже и быть не могло. Он без особой надежды на успех выдвинул ящик под зеркалом, ожидаемо найдя только небольшую братскую могилу моли, заглянул в потускневшую (так и знал, что не золото!) вазу, заполненную слежавшимися слоями паутины и еще какой-то мумифицированной дряни, сдернул со стены драпировку, снова не найдя ничего, и так и оставил ее лежать. Провел рукой по решетке, громко прозвенев кольцами — а что, они зачарованные, им ничего не будет, пошатал на пробу один из прутьев, но те доблестно противостояли времени. Подковырнул носком сапога отколовшийся камешек из пола и пинком пустил его по коридору, под странными арками без видимой причины для существования. Сухой перестук эхом отозвался в пустых залах, ниоткуда не донеслось ворчание случайно оставшегося в замке монстра. Впрочем, чего он ожидал? Они втроем стали причиной вымирания большего количества видов, чем любые природные катаклизмы и естественный отбор. Троица Искателей была чертовски хороша в некоторых вещах — убийства и решение чужих проблем традиционно делили пальму первенства, тем более что первое часто вело ко второму. Чародей даже наведался к сундуку — рассохшийся ящик, обитый железом, так и стоял открытым там, где они его оставили, никто и не попытался его убрать, но ни второго дна, ни хитрого магического тайника там как не было, так и не стало. Маг со скрежетом отодвинул его в сторону, чтобы полюбоваться на нарисованное все той же синей краской улыбающееся лицо. Ах, это любительское творчество… Подобрал с пола большое плоское блюдо, якобы серебряное, уронил, снова поднял и снова уронил… Оно прокатилось по полу и через какое-то время с грохотом все-таки легло. Заметив, что в одной из сломанных арок выступает камень, волшебник примерился расшатать его и вытащить. — Ну хватит уже шалопутничать, человек! — проскрипел голос прямо у него под локтем. Тейн поднял руку и имел удовольствие наблюдать маленького мохнатого гремлина со злобным рыльцем — на редкость несимпатичным, и тем не менее, эта встреча мага на редкость обрадовала. О да, замок гремлинский, значит, здесь должен быть гремлин, все логично и правильно. Эти существа всегда напоминали ему карликовых уродливых медвежат, обиженных на мать-природу за такую несправедливость в отношении их роста и поэтому срывающих эту обиду на всех подряд. Карликовость, конечно, не отменяла того факта, что вредные твари могли пообрывать недоброжелателям уши или другие, более важные органы, а то и разломать все предметы, которые можно хотя бы с большой натяжкой условно отнести к механизмам. И Матиуш бы согласился, что все правильно, будь это любой другой гремлин. «Сработало бы с любым другим человеком. Неплохо задумано. Но так уж вышло, что я именно тот самый, с кем не сработает». Тейн точно знал, какую улыбку называют хищной: много раз видел ее на лицах очередных врагов, надеющихся разжиться рабами, слугами, трупами или пешками в своей бестолковой борьбе за власть над миром. Пару раз и самому приходилось пользоваться. И именной ею он сейчас и улыбнулся. Попался.