Phoenix

Сломав строй и сбившись в кучу, отряд въехал в город, с опаской косясь на некоторые чудом уцелевшие стены. Окраинные районы — на въезде, у самых доков и причалов — считались бедными, чтобы не сказать трущобами, дома здесь были старые, с глухими фасадами и редкими слепыми окошками. Когда-то давно, когда город только начинал разрастаться, их строили вместо совсем убогих хибарок, отчасти ради предотвращения пожаров, отчасти для того, чтобы показать иностранным гостям что-то более-менее приличное. Но задолго до рождения Тейна дела у местных торговцев пошли в гору, и эти кварталы стали постепенно оттесняться в тень, заселяться работягами, тогда как настоящие купцы выбрали себе территорию поуютнее и почище и понастроили особнячков, больших и малых, с палисадничками и садами, погребами заморских вин и с занавесками импортной ткани на окнах… В таком и жило семейство Тейнов в свое время, выкупив дом у разорившегося коллеги, из некоторых окон даже был вид на маяк. Но даже несмотря на общую разруху (демоны что, боялись, что часть дарионцев попытается спастись на кораблях?), тот район еще не был виден. А Матиуш, честно говоря, туда хотел попасть в первую очередь. Прямо перед Мирабеллой с трагичным скрипом рухнула обугленная опора, подняв облако пепла и пыли. Лошадь всхрапнула и сердито заплясала на месте, норовя то встать на дыбы, то взбрыкнуть задом. Искатель ее прекрасно понимал, ему и самому тут не нравилось, но кобыла ему нужна была в более-менее послушном состоянии, так что он сжал ее бока ногами. Она сердито покосилась на него прищуренным карим глазом, не предвещавшим седоку ничего хорошего, но вроде бы все-таки успокоилась. Пустые улицы отчетливо и довольно-таки абсурдно напоминали чародею Старый Замок: ничего общего ни на первый взгляд, ни на второй, если не считать объединяющего «руины в Дарионе». Но эта проклятущая тишина в месте, где должно уши от гвалта закладывать, эта смутная тревога, будто из-за любого поворота выскочит мертвец… По дороге вдруг хлынули толпы народа: переговаривающиеся женщины в платьях и парадных белых фартуках (даже у самых бедных семей праздничная одежда была исключительно чистой), босоногие чумазые дети всех возрастов, загорелые почти до черноты мужчины с мощными руками и в рубахах из грубой холстины… По правую руку от мага стояли и переговаривались две дородные матроны: одна держала на сгибе локтя здоровенную корзину белья, вторая — годовалого ребенка; на земле, держась за ее юбку и вытирая подолом сопли, сидел мальчишка лет четырех, сосредоточенно ковырявший пальцем свободной руки в носу и созерцавший улицу. Женщины активно что-то обсуждали, то и дело срываясь в многозначительное хихиканье, но слов было не разобрать. Мимо гнала стайку куриц семилетняя девочка: некоторые жители этого района ухитрялись держать немудреную скотину, хотя как им это удавалось — загадка. Щуплый старичок сидел на ступеньках, курил чадящую трубку и блаженно щурился на солнце, а высокий мужик с метлой, остановившись посреди улицы, самозабвенно ругался с бойкой старушенцией, только что выплеснувшей лохань обмылков прямо на улицу. В этом городе всегда наплевательски относились к чистоте улиц — все равно долго продержать их в таком состоянии не получится, по этой дороге едет половина телег с товарами, приносит на колесах новую грязь, да и тягловые животные добавляют… Видение пропало столь же внезапно, как и появилось, оставив вместо себя крайне неприглядные развалины и препаршивое настроение: только что квартал был полон бурной и обыденной жизни простых людей, ради которых они с Биллом и Кристианом пытались сохранить мир в его приемлемом виде, а теперь от него остались буквально одни воспоминания, потому что едва ли это все подлежит восстановлению… Тейн встряхнул головой и украдкой оглянулся на свое маленькое воинство. Лица людей выражали различные эмоции: кто-то был взволнован, кто-то с трудом сдерживал ярость или даже слезы, пара затесавшихся ветеранов были спокойны и только бдительно поглядывали по сторонам. Эльфы от них отличались мало, хотя у нескольких он заметил промелькнувшее в глазах недоумение — будто им что-то привиделось или послышалось. Но эта раса в целом была более тесно связана с магией; видимо, им удалось уловить эхо этого видения. Но Реска к их числу не относилась — она осматривалась по сторонам с куда более приземленной заботой. — Странно, — негромко проговорила воительница, поворачиваясь к Искателю. — Нет ни одного тела, ни одного трупа. Ничего, что указывало бы на резню. Разведчики еще не вернулись, так что я не могу ничего сказать про остальной город, но это все равно очень странно. Где они все? Я разговаривала с Джулианом, он мне рассказал про деревню возле Верлона и состояние мертвых, когда он приехал. А мы до сих пор никого не встретили. — А ведь и правда, — согласился с ней Интегрити, до этого скромно маячивший на самом краю восприятия хозяина. — Есть здесь что-то такое… — Мы разделимся, — решил Тейн, поразмыслив. — Мы с тобой возьмем пару солдат и поедем в Купеческий квартал, а остальные вместе с оборотнями пройдут по городу, поищут выживших… Или хотя бы погибших. — Пару? — несколько скептично уточнила эльфийка. — Пару, — подтвердил маг. — Нам с тобой мало что угрожает, у нас и обычного боевого опыта хватит на целую армию, я уже не говорю про неравный бой… — С нами идут новобранцы из Гефена, двое. Вторым отрядом командует Тирин, помощником выберет кого-нибудь, знакомого с территорией, — объявила Реска отряду. — Вы обойдете доки, причалы, окраины по возможности… Мы берем на себя Купеческий квартал. — Почему ты после себя всегда главным оставляешь Тирина? — с двусмысленной усмешкой поинтересовался Тейн, когда группу удалось худо-бедно разделить на две части, и вторая под предводительством остроухого стрелка утопала в другую сторону. — Потому что он офицер стражи Далоэра и имеет обширный опыт командования, — спокойно отозвалась воительница, хотя чародея не оставляло ощущение, что она все-таки самую чуточку, вежливо и по-эльфийски, но огрызнулась. — Я наизусть его послужной список не помню, но он отслужил не меньше меня, просто в обычной страже, а не в личной. Пришлось устыдиться и своих намеков, и вообще того, что подобная мысль в голову сумела прийти. Подозревать Реску в потакании любимчикам значило плохо ее знать; а попытка пошутить на такую тему натолкнулась на глухую стену непонимания. У нее имелся строгий собственный кодекс и, хотя в другом случае она бы посмеялась над человеческим юмором, который для эльфов был любопытной экзотикой, на определенные вещи это не распространялось. Вот как сейчас. Этот район объективно пострадал не меньше, но большая часть домов все-таки скорее осталась на месте, чем рухнула. Объяснялось это просто: строили добросовестнее и из хороших материалов. Улицы здесь были заметно шире, а в мирное время — очевидно чище, а легкие запахи от частных конюшен (редкий случай, потому что коней старались держать в чистоте, а то самим ведь первым придется нюхать) довольно успешно заглушались непременными палисадниками, где росли различные вариации клумб: от банальных роз до более плебейской сирени. У них в палисаднике росли кусты лаванды и вербена, что маскировало наличие за изгородью улицы еще успешнее. Некоторые, из самых богатых, едва ли признавали, что живут в городе. — Мы едем проверить твое имение, ведь так? — озвучила один из своих выводов Реска. — Ты вырос здесь. — А кто тебе выболтал эту информацию, Билл, Кристиан или я сам? Или оптом? — устало пошутил Искатель. — Это из секретного досье нашей разведки, — серьезно ответила эльфийка. Тейн благоразумно решил проглотить возникшие у него вопросы, так-то: «Кто его составлял?» (то есть, кто именно шпионил на эльфов при дворе короля Марка); «Что еще там про меня написано?» (и насколько стыдно эльфам было это узнавать, записывать, а потом читать) и «А откуда у тебя доступ к секретным материалам на страшное оружие короля Дариона?» (самый страшный, пожалуй). Еще выяснится, что гордые наставники или старые товарищи честно все рассказали. Двое новобранцев, взятых не столько для того, чтобы защищать командиров, а чтобы командиры защищали их, тоже проявили кое-какую смекалку и притворились глухими. Из них еще могут выйти хорошие солдаты, это вам не восторженные и полные энтузиазма желторотые новички, гибнущие в первом же бою или из-за неосмотрительно услышанного разговора. Матиушу всегда их дом казался великоватым для небольшой семьи: отца, матери и него самого, единственного ребенка. Не то что бы чета Тейнов не хотела детей, нет, оба были бы не против, но две последующие беременности Констанции, происходившей из мелкого дворянского рода, а потому и сумевшей выйти замуж по любви, а не расчету, закончились выкидышами, надолго укладывавшими бедную женщину в постель. Лекари — а вместе с ними и Матиуш, когда повзрослел — считали, что ей и первого-то рожать не следовало. Но сделанного, увы, не воротишь. Третий выкидыш окончательно подорвал ее здоровье, и последующие два года мама почти не вставала, только таяла на глазах, окруженная двумя преданными собаками, потому что муж был вынужден пропадать на работе, а сын просто боялся проводить с ней много времени, слишком уж быстро она уставала. И это напоминало подростку, что и сам он смертен. Она все-таки умерла, когда Тейну-младшему было четырнадцать, оставив о себе до странного неясные воспоминания об усталой улыбке, темных волосах и мягком голосе. Образ померк, но идея о матери, ушедшей потому, что ей не смогли помочь, осталась. Как и мысль о том, что это хваленое материнство может убить. Отец протянул дольше — еще пять лет. Так и не вернулся из очередного торгового плавания. Матиуш тогда уже учился в Академии, постигал основы магии. До появления «уникального курса, проводимого при поддержке Рыцарского Храма» оставалось еще четыре года. На редко выпадавшие каникулы Тейн домой не возвращался — как запер входную дверь на ключ сразу после вступления в наследство, так и не открывал ее больше. Но ключ при себе держал и периодически справлялся о состоянии собственности — чисто из жадности. В целом-то, все было не так уж и плохо. Тот же Тайлер жил исключительно за счет Храма — то ли его родителей вообще никто не знал, то ли он сам решил на эту тему не распространяться даже при друзьях. Матиуш в кои веки сыграл роль связующего звена в компании, традиционно принадлежавшего как раз паладину: у Билла-то семья была жива-здорова, все расспрашивала, как там блудный сынок в походах вечных живет, от его престарелой бабули спасу не было… Он с запозданием вспомнил, что ключ-то он носил при себе, но где именно — успел позабыть. А рыться в карманах на глазах у маленькой команды как-то стыдно. Интегрити тоже молчал: видимо, эти сведения успели обрасти таким слоем аналога пыли и плесени, что даже совместные экстренные раскопки не увенчались успехом. К счастью, вспоминать заклинание, которое аккуратно откроет дверь, а не снесет с петель вместе с половиной стены, не пришлось: дом пострадал достаточно, чтобы нужда в этом отпала. Чердак вместе с крышей провалился на второй этаж, но дальше, кажется, конструкция выдержала, хотя и скрипела подозрительно громко. Вот что значит построено на века! Двери и ставни выгорели, как, наверное, и вся мебель… Неважно. Лезть в здание, которое того и гляди обрушится на голову, Тейну не хотелось. Он сполз по боку Мирабеллы, удобно оперся о ее плечо (кобыла фыркнула, но стерпела, решив довериться народной мудрости об отложенной мести) и вытащил записную книжку. Подобрав кусочек угля, он принялся увлеченно что-то чертить на чистой странице, то и дело поглядывая на свою злополучную недвижимость и бормоча что-то про средний размер блоков, что его спутникам говорило хотя бы о чем-то, и съезжающие по векторам узлы, чего его спутники категорически не понимали. Они этого знать не могли, но фамильяр явно почувствовал себя в своей стихии и принялся сыпать терминами и цифрами, для удобства приняв человеческую форму и активно жестикулируя, чтобы поддержать себя самого. При всем этом вид у Матиуша был донельзя скорбный. — Что происходит? — наконец не выдержала эльфийка, которой в городе было ощутимо не по себе. — Тебя так опечалила гибель твоего дома, что ты решил запечатлеть его облик на бумаге? Если бы он плохо знал эльфов или саму Реску — заподозрил бы сарказм. Но он знал и эльфов, и Реску, и еще отлично помнил несчастного барда Анноре. Нарисовать взятый штурмом и разрушенный замок «на память» было вполне в стиле остроухих. — Я хочу опустить второй этаж на первый, чтобы он не рухнул нам на головы, — объяснил Искатель и быстро показал ей исчерканный стрелками и пометками листок. — Расчеты вот делаю, чтобы все получилось аккуратно и не провалилось в подвал. — Ты для этого до странного печальный, — заметила воительница. — Да я налоги за эту собственность на десять лет вперед выплатил, — досадливо признался чародей. — Круглая, между прочим, сумма… Зря, получается. — Я думала, люди традиционно освобождают своих героев от уплаты налогов, — удивилась она. — Как же! Люди быстро забывают, что мир был спасен, зато о долгах помнят и на том свете, — философски вздохнул Тейн. — Надо было все-таки настоять на статуе на главной площади, может, благодарность продержалась бы на пару лет дольше… Он задумчиво почесал щеку и ругнулся себе под нос, когда вспомнил о почерневших от угля пальцах. Ладно, делать уже нечего. В любом случае ему только на второй этаж и нужно-то было, если сделать все правильно — не пострадает. Интегрити пришелся весьма кстати: еще недели две назад маг бы дважды подумал, прежде чем браться за такую левитацию, но теперь у него имелась достаточно мощная поддержка. Чародей мысленно набросал костяк заклинания, константы заполнил сам, переменные — с подсказками фамильяра. В случае необходимости справился бы и без духа, но его нежные отношения с каменными постройками существенно снижали вероятность ошибки. Ввинтив каблуки поглубже в землю, чтобы можно было хоть как-то упереться, Тейн вытянул руки по направлению к дому и начал медленно совершать сложный круговой пасс. Во-от так, медленно, аккуратненько… Второй этаж с трагическим скрипом рушащихся потолков стал снижаться, беспощадно втискиваясь в пространство первого. К счастью, здесь не практиковали маленькую уловку бедных кварталов — делать верхний этаж больше нижнего, чтобы нависал над улицей, но не занимал облагавшуюся налогом землю. Один из новобранцев резко чихнул. Матиуш, взвинченный после замечания Рески об отсутствии трупов, дернулся на звук, меняя положение кистей для защиты, тут же чертыхнулся, пытаясь поймать старое заклинание, но не успел — концентрация была безнадежно разрушена, а контроль утрачен. Тонны камня, больше не удерживаемые магией, шумно рухнули вниз. — Вот поэтому, — вздохнул волшебник, глядя на поруганный труд сначала строителей, а потом себя любимого, — такие заклинания рекомендуют читать в идеальных лабораторных условиях. — Рекомендуют же, а не требуют, — заметила Реска, улыбнувшись при виде съежившегося от ужаса и осознания собственной вины рекрута. — Я ведь видела, что ты и в боевой обстановке справлялся с подобным. — Так то боевая… Когда знаешь, что над головой будут стрелы свистеть, ты к этому готов и можешь настроиться. А тут и правда что-то не то, вот и приходится распылять внимание, — объяснил маг, окончательно убедив его человеческих слушателей в том, что логика волшебников, даже самых знаменитых, не имеет ничего общего с нормальной. — Ладно, все равно мой сундук был зачарован, не сломался. — Ты сюда только ради сундука шел? — А в досье не написано, что мои родители умерли уже? — ехидно поинтересовался он. — Я там кое-какие вещи оставил, могут пригодиться — не мне, так Фармиру. — Что хоть за сундук? — обреченно спросила воительница. — Говорящий? Агрессивный? На ножках? — Сказок про грушу разумную наслушалась? Обычный, дубовый! Отец один из своих дорожных отжалел, такие своих владельцев и их потомков до седьмого колена переживают, — с гордостью возразил волшебник. — Груша разумная? — заинтересовался Интегрити. — Сказочное дерево, из которого якобы получаются более или менее разумные вещи, — шепотом объяснил Матиуш. — И еще какие-то дополнительные свойства есть, но на их счет мнения расходятся. — Якобы? Но ведь… — начал было фамильяр, но хозяин страдальчески на него зыркнул: «Не вздумай припоминать мне всю прорву капризных артефактов», и дух почел за благо промолчать. Сняв с седла посох, маг начал восхождение на бесформенную кучу камней, в которую превратился старый дом. Отряд остался на месте, терпеливо изображая дозорных. Хотя он тут уже давно не бывал, план комнат легко всплыл в памяти и чуть менее успешно адаптировался к произошедшим необратимым изменениям. Гораздо сложнее было не переломать ноги, и к тому моменту, когда Тейн добрался до заваленного обломками и кусками черепицы прямоугольника, в прошлом его спальни, неудачно подвернувшаяся лодыжка зверски болела, пришлось даже поднапрячься и сотворить два заклинания — одно охлаждающее, второе лечебное, чтобы не хромать, если вдруг придется драпать. «Тактических маневров с целью перегруппировки», иначе говоря побегов, волшебник никогда не чурался. Из мебели на самом деле кое-что уцелело — остов трубы с обнажившимся кирпичом, оплавившаяся каминная решетка и кочерга и, конечно же, сундук, слегка потемневший, но стоявший в углу с исключительно вызывающим видом. Найдись такое чудо в какой-нибудь пещере, Искатель сначала для профилактики швырнул бы в него парой-другой боевых заклятий, но в этот раз причина такой завидной неуязвимости ящика была ему известна. Грубо сработал, конечно, но все-таки надежно, выдержал же. Присев перед сундуком на корточки, он задумчиво ковырнул чары, отозвавшиеся сердитым предупредительным гудением, словно рой пчел. Какую именно модификацию он здесь тогда использовал? С ключ-словом или без? Не хотелось бы, чтобы эта пружина выпрямилась ему прямо в лицо… А, вспомнил. — Рэкети Там, — сказал он. Вокруг сундука словно мыльная пленка лопнула. — Ты поставил на ключ имя собаки твоей матери? — удивился Интегрити. — А что такого? Все равно полную версию никто не знал, а пользоваться избитым «рыба-меч» я не хотел, — маг пожал плечами, откидывая крышку. Так и есть, сокровища юности. Пухлая стопка конспектов — самая квинтэссенция обучения, очень полезно для экзаменов… А теперь пригодится Фармиру, раз нормальных учебных книг у них не хватает. Самая первая его книга с заклинаниями, в простом коричневом переплете, начисто лишенная индивидуальности, зато эффективная для адепта. Тоже пригодится. Еще одна книга, еще пустая, если полудракон будет управлять своими способностями не интуитивно — ему сойдет на первое время. Самый первый зачарованный им лично артефакт: зачет по вкладыванию чар в неодушевленные предметы показался ему на редкость скучным делом (да и что за радость уломать какой-нибудь дурацкий меч бить врага сильнее?), поэтому юное дарование сделало кошелек, поливающий отборной бранью всех, кроме хозяина… Пожалуй, его стоит себе оставить! Прекрасная идея, между прочим, Тейн так и не простил преподавателя, который заставил его в рекордные сроки состряпать новый проект, классический и бесконечно скучный. Сварливая вещица признала хозяина и почти безропотно позволила ему проверить содержимое, только раз нежно прихватив его большой палец зубастыми челюстями. Значок студента, затем зачарованная бляха мага, с которой он расстался уже через полчаса после получения… Он повертел в руках металлический жетон в форме щита (ну и глупая форма!), на котором было выгравировано его имя и квалификация — безнадежно устаревшая, но обновить статус ему все не хватало времени, а Тригиус предпочитал не будить лихо. Надо хотя бы ради приличия ее забрать и положить в стол. Нежить, да и любой другой враг не сбегут от предъявленного им цехового знака, только обрадуются наивному противнику-обеду, но этот кусок металла вселяет великую радость в сердца придворных любителей официоза и писцов. Запасная связка ключей от дома — так вот куда она запропастилась! Толку от нее теперь, впрочем… Маленький ларчик с украшениями матери… Отцовские-то он продал сразу же. Они ему не нравились, а вот принадлежавшие матери вещи имели некую ностальгическую притягательность… Не говоря уже о том, что магия на них ложилась гораздо лучше. Три тома личного дневника, которые он поспешил засунуть обратно, маленький, ими с матерью составленный гербарий. Черный платок с желтой вышивкой, из которого он на ярмарках делал кота — при этой находке маг изменился в лице, но все же запихал в карман. Заколдованная монетка, всегда выпадавшая Леонаром вверх, стаканчик с коварными волшебными же костями… Все это безжалостно выдавало в нем шулера. Но бросать свое (именно свое!) имущество не хотелось. Сам же все это делал, придумывал, колдовал… Да и с котом, надо признать, удачно вышло, даже Джейни Локер оценила. — А раньше ни один маг себе такого не позволил бы, — потрясенно заметил фамильяр. — А я понял, откуда твоя кошачья форма! — невесть чему обрадовался колдун. — Это же от моего ярмарочного морока пошло! — Рад за тебя, — сухо сказал Интегрити. Пока хозяин увлекся раскладыванием по карманам своих бесценных находок, дух небрежной походкой принялся шнырять по руинам комнаты. Получалось у него гораздо изящнее расхлябанного ковыляния материального хозяина — травмы-то ему не грозили, а развалины не были серьезной помехой. Заглянув во все углы и не найдя решительно ничего интересного, фамильяр, по-прежнему в виде человека в пику хозяину, примерился и проворно вскарабкался по трубе, надеясь на лучший обзор. Там он замер надолго, сосредоточенно рассматривая что-то внизу. — Тейн? — наконец позвал он. — Чего тебе? — маг как раз уменьшил книги и конспекты, уложил их в ларчик к украшениям и собирался так же поступить с дневниками. А то вдруг их тут найдут? — По-моему, я нашел эти ваши трупы. — В смысле? — чародей нахмурился, но отложил свои вещи и полез к Интегрити. До этого развалины и труба успешно скрывали от него новую деталь городского ландшафта, непредусмотренную губернатором. Но теперь большая площадь, на которой раньше каждое утро был шумный и даже экзотический базар, была украшена совершенно иным столпотворением — огромной кучей мертвых тел, кем-то сложенных в почти правильную пирамиду, сверху издевательски увенчанную демоническим знаменем. Вокруг скакали редкие сороки и вороны, приглядывавшиеся к трупам и деловито, придирчиво поклевывавщие то одного, то другого. Огромная, огромная пирамида… Все население города. Вот почему никого не было на улицах — демоны стащили всех жертв на одну площадь да там и свалили. Наверняка Баал распорядился, не одной же Реске знать, откуда родом один из ненавистных Искателей… Маг молча смотрел на убитых. Они были слишком далеко, чтобы он мог разглядеть уже полуразложившиеся лица, с которых сползла плоть, исклеванная падальщиками, раскрытые рты, обнажившиеся кости, раны и ожоги от оружия демонов… Но представить это он мог и так. Он знал, он видел это все — и смерть во всех ее стадиях и формах, и ранения от топоров и хлыстов, и укусы церберов… Память услужливо подкидывала все новые образы, дополняя и без того ужасную картинку, и избавиться от этого не получалось. Фамильяр тоже молчал и не двигался. Почему-то самыми абсурдными казались именно птицы, черные и черно-белые. Гора тел… Неразличимые лица… — Все-таки пришел посмотреть! — восторженно закричал он хриплым голосом. Он ведь уже видел это когда-то, в другом времени и месте. — Не имеет значения, — небрежно отмахнулся двойник. — Ты еще не понимаешь. Ничто из этого не имеет никакого значения, ни они, ни земля, ничто. Чтобы меч воистину стал собой, нужно в последний раз закалить его в огне, который уничтожит кузницу души. «Что он несет? И мне предлагают это будущее? Где я несу какую-то околесицу, как самый последний доморощенный темный властелин?» — Я же сказал, что ты еще не понимаешь, — фантом презрительно фыркнул. — Но ты поймешь и придешь к единственному возможному выводу. Ты поймешь, что все остальное… ничего не стоит! Есть только одна вещь, которая достойна обожания и поклонения, но ты все еще не можешь принять этого, бежишь от своего знания, строишь в сознании каменные стены, чтобы удержать его там… Но рано или поздно правда выйдет наружу! Ты будешь честен с собой, как честен я, и присягнешь новой и единственной госпоже! Выражение глаз переползло и на остальное лицо, распахнув рот в безумном оскале. Желания присоединиться к новой службе это не прибавляло — перед Тейном стоял настоящий безумец. Если не считать того факта, что взгляд его оставался ужасающе разумным. — Которой будет?.. — подозрительно спросил маг, придвигаясь ближе. — Ты самоуверенный и самодовольный маг, который знает все на свете, и это правда, — передразнил его двойник. — Так догадайся же сам, о чем речь! Матиуш открыл было рот, но тут двойник указал вниз. Маг машинально посмотрел. Они стояли на горе трупов — лиц было не разглядеть, но он точно, совершенно точно знал этих людей при жизни. Опять же, видно не было, но чародей знал, что их рты раскрыты в отчаянном и бесполезном крике о помощи, который никто так и не услышал. Пока он смотрел на это жуткое зрелище, не в силах справиться с собой и сойти хотя бы с головы верхнего человека, фантом успел испариться, как и весь его огонь, а потом и тела незаметно для глаза выцвели в обыкновенную земляную насыпь, которую быстро укрыл белым пуховым покрывалом снег. Но эти исчезать не собирались. Вот и явилось это будущее, несколько лет терпеливо сидевшее в засаде, выжидая подходящего момента. Его предупредили, он видел этот момент, и все равно пришел к нему. Но кто тогда та госпожа, которой так истово поклонялся созданный Ареной двойник? Смерть? Чума, которая расползется отсюда быстрее пожара, выкосит остатки населения Дариона? Или кто-то совершенно другой? Могущественная демонесса, которая захватит разум ошеломленного мага? Матиуш сполз вниз, закрыл сундук и сел на крышку, потирая лоб ладонью. Что-то какая-то ерунда выходит, но это чувство не оставляло его с самого возвращения с Теаны. Его страна едва не рухнула к ногам Баала, но от нее прежней осталось так мало, что и Дарионом-то назвать сложно. Его семья пропала без вести, пока его не было, и с каждым часом надежда их найти истончается. Друзья… Друзья остались, но теперь у него от них есть очень серьезная тайна. Они по старой памяти будут ему доверять, не зная, что в некотором смысле он их уже предал. Так что друзей тоже можно вычеркнуть. Люди, которых он спасал от конца света, тоже исчезли — точнее, исчезнуть им еще предстоит, когда он придет на площадь и сожжет эту огромную братскую могилу, не выяснив даже имен. Даже дом, которым он не интересовался особенно, но всегда знал, что родовое гнездо стоит на своем законном месте — и того уже нет, он буквально на трупе мародерствует. В небытие канула и Академия, другой кусочек его прошлого, оставив настоящее без мостика и поддержки, неуютно ежащимся в подвешенном состоянии. Все до единой опоры из-под моста вышибло, снесло волной, так какого черта настил еще держится? Он уставился на пол, в результате его махинаций пошедший горбом. «Настил можно удержать и магией. Это магия держит все. Она — единственная надежная опора, единственная константа, единственное, что было до меня и всегда останется здесь, когда я все-таки умру или каким-то еще образом перейду в качественно другое состояние. Она может подчиняться и править, быть податливой глиной в руках умельца и ревущей огненной стеной, волком и венцом правителя мира… Она может стать тем, кем пожелает заклинатель, и сама изменяет своих слуг по своему замыслу. Магия — начало и конец, рождение и смерть, и все, что происходит между ними, она та самая вечная сила, которая заставляет черепаху и мир на ее спине двигаться вперед. Оружие, гораздо более совершенное, чем Зерок, потому что оно гораздо древнее и могущественнее, и даже создание каменных воинов не смогло его победить… И это оружие я держу в руках. И оно — держит меня. Мы сцепились в бесконечном рукопожатии, в бесконечной борьбе и бесконечном союзе. Я. И единственная королева…» Панически промелькнула мысль о том, что он это уже видел, уже слышал — там, на Арене, когда слова двойника показались ему жестоким бредом. И тут же улетучилась, потому что ей не было место рядом с огромной, ошеломляющей правдой, захватившей весь разум и вместо крови побежавшей по венам. Единственная сила, достойная этого звания, достойная преклонения… И она так покорна у него в руках, а он раньше даже не понимал ее до конца! Расчеты и чертежи… Ха! — Я же сказал, что ты еще не понимаешь, — фантом презрительно фыркнул. — Но ты поймешь и придешь к единственному возможному выводу. Ты поймешь, что все остальное… ничего не стоит! Есть только одна вещь, которая достойна обожания и поклонения, но ты все еще не можешь принять этого, бежишь от своего знания, строишь в сознании каменные стены, чтобы удержать его там… Но рано или поздно правда выйдет наружу! Ты будешь честен с собой, как честен я, и присягнешь новой и единственной госпоже! — Я и правда понял… — пробормотал Тейн. — Когда все остальное ушло, и осталась только она… Другого пути и быть не может. Великая сила. Абсолютная власть. Безумная любовь к магии, годами стоявшая за плечом, но наконец-то вырвавшаяся вперед и занявшая свой законный трон. Любовь, застилающая глаза, не имеющая ничего общего с людьми, неутолимая и ревнивая. Тьма, ожидавшая своего момента за остовом каменных стен, чернильной рекой хлынула в сознание, все новые и новые мысли забирая в холодные щупальца, небрежно отрезая и отбрасывая в сторону все, что считала ненужным — вечно ухмыляющегося пса по имени Рэкети Там, полуночные эльфийские светильники, поскрипывание мачт на ветру, стрекозы на лепестках кувшинок… Словно старый друг, которого знаешь, как себя, вернулась после долгой разлуки, как и не пропадала, села у камина — и только тогда открыла лицо, показав вдруг нечеловечески горящие, чарующие глаза, и ты гибнешь, тонешь в них, узнавая и себя самого, не в силах отвести взгляд и вырваться из умело расставленных сетей. Она обрушилась подобно шторму, оставляя за собой безжизненную пустыню, и со скоростью ветра мчалась по разуму чародея, выжигая все лишнее. Как должно было сгореть все и в реальном мире. Нужная формула легко легла на язык, словно только этого и ждала — когда он наконец нашепчет несколько фраз, странно растягивая звуки и даже слегка всхлипывая. — Э-эй! — вокруг него встревоженно заскакал Интегрити, которого пока еще не затронуло катастрофой, но сидеть смирно и ждать он не собирался. — Насколько это решение обдуманное? Давай посидим и поговорим про это, ты ведь сейчас все здесь… Договорить он не успел — Матиуш выплюнул в его сторону первый пришедший в голову экзорцизм, как от мухи отмахнулся. Но силы в заклятие оказалось вложено столько, что проекцию фамильяра перевернуло в воздухе, а потом дух исчез. Зато его амулет с красным камнем едва ли не раскалился: сила древнего духа оказалась полностью в распоряжении хозяина. Колдун развел руки в стороны: полы его мантии взметнул взявшийся из ниоткуда ветер, плеснул жаром в лицо, закрутился смерчем вокруг заклинателя. Словно мазками кисти по холсту стали расцветать вокруг яркие языки волшебного пламени — золотые, зеленоватые, странно кудрявящиеся белесым свечением, словно гребни волн, бросающие странные тени на лицо мага, превращая его в посмертную маску с угловатыми, глубоко врезанными чертами; они расползались в стороны по спирали, с одинаковой жадностью пожирая и обломки черепицы, и камни, и металл. Задержались на мгновение, натолкнувшись на сундук, но заклятие с высоким звоном лопнуло почти моментально, и в следующую секунду прочные дубовые доски скорчились, завились, точно куски бересты, а через две — опали пеплом на пол. Но вещи, лежавшие у ног Искателя, уцелели — кольцо затишья, образовавшееся вокруг него, медленно расширялось вслед за огненной бурей, когда ей уже нечего было пожирать на этом месте. С улицы донеслись крики — сначала изумления, потом страха, а после и паники. Только мужские. Но это было так неважно. Это все не имело ни малейшего значения, потому что осталось в том, старом мире, вместе с другими ценностями. Он сам был огнем — всесильным, многоликим, бесконечным. Сила текла через тело, ставшее всего-навсего сосудом для нее, всего лишь инструментом, чтобы собрать в одном месте и направить. Потом донесся треск — его Тейн почувствовал лишь на уровне того самого особого чувства, свойственного магам. Кто-то пробирался через его заклинание, пытаясь прорвать плотное полотно энергии при помощи защитных амулетов и собственной отчаянной храбрости… Или же глупости. Билл? Кристиан? Пришли, чтобы покончить с обезумевшим колдуном? Или… или он сам, как уже было один раз на Арене, чтобы снова попасться в эту петлю? Все уже было, все повторяется… Обезумел Карадор, обезумел Матиуш Тейн, мечтая отомстить тем, кто уничтожил его мир… И человек, которого называл другом сам король, становится беспощадным противником, злейшим врагом короны, с которым больше не ведут переговоров, только атакуют и побеждают. Отчаяние. Гнев. Страх. Восторг. Экстаз. Все наконец-то становится правильно. Больше не нужно разрываться на части между долгом и желанием облегчить душу, не придется рвать ее на части — магия подарит забвение, сотрет воспоминания, а вместе с ними боль, заново наполнит жизнь. Он сможет дышать спокойно, не заботясь больше о других, не виня себя за то, что сначала ушел, а потом не успел вернуться. Не придется уже сожалеть о том, что он не сделал, и укорять за сделанные выборы. Смысла в этом больше нет. С кучи камней, некогда бывшей лестницей, спрыгнула Реска. Ее доспехи потемнели еще больше, чем после боя с архидемоном, светлые волосы кое-где тлели, а зажатый в руке амулет для защиты от огня раскололся пополам — делая его для подруги, Матиуш никогда не рассчитывал на такого противника… Рукоять меча светилась холодным синим светом, выдавая свою артефактную сущность, но что это были за чары — разобрать не получилось. Эльфийка тяжело дышала и периодически кашляла, утирая слезящиеся от дыма глаза, но отсутствие у нее самой магического таланта (а ведь сколько раз говорили — нельзя лезть туда, где не обошлось без колдуна, не прихватив с собой второго!) явно не относилось к тем вещам, которые смогли бы ее сейчас остановить. Если бы рядом был Хаас, он бы не посмел встать на ее пути — взгляд воительницы был таким решительным, таким сильным, что даже с помощью титана Сета не удалось бы раздробить ее на воплощения, потому что всю душу, всю свою сущность она вкладывала в принятое решение. Она медленно пошла через уже окончательно разрушенную комнату, в упор глядя на чародея. Матиуш, сосредоточенный на собственных ощущениях и мыслях, потерял воительницу из виду, как только она шагнула в эпицентр бури, где магический фон выжгло почти подчистую — а потому и почуять ее таким образом стало невозможно. А о наличии других способов связи с миром захваченный экстазом истины волшебник временно позабыл. Да и про Реску он забыл тут же — не до нее! А зря. Потому что эльфийка успешно применила самое успешное и проверенное средство против мятежных магов — с размаху стукнула его по голове подвернувшимся под руку булыжником. Магический ответ на это изощренное и древнее оружие до сих пор не изобрели, и изобретут уже вряд ли. Даже если силы удара не хватило, чтобы уложить колдуна лицом в пол, концентрацию это порядком испоганит, злобная волшба точно прекратится на то время, пока заклинатель будет потирать затылок или с обсценными воплями призывать на обидчика чисто вербальные кары. Удар не лишил чародея сознания, но порядком отрезвил, а расшибленный о землю подбородок и исключительно однообразный пейзаж, открывавшийся из этого положения, закрепил результат. Тьма, оценив мощь новой соперницы, скромно подобрала свои многочисленные конечности, позорно капитулировала и хозяйственно заделала за собой дыру, через которую вылезла. Ему очень хотелось сказать, что способ на самом деле довольно рискованный — упущенное заклинание такой силы могло бы взорваться, снеся в море половину леса (который раз уже эта угроза у них стоит на повестке дня?), но запоздало пробудившийся инстинкт самосохранения подсказывал, что лучше эту мысль не озвучивать, потому что тогда эльфийка все-таки его убьет, и никакая дружба или расовое стремление беречь жизнь в большинстве ее форм не помогут. К тому же, быстро выяснилось, что на ударе камнем она останавливаться не намерена. Но пока что эльфийка молчала, не то подбирая слова, не то наблюдая за поверженным магом (шевельнется — убью!), не то считая до ста, чтобы хотя бы немного успокоиться. Матиуш осторожно приподнял голову и искренне восхитился собой: в последний миг ему удалось, даже если и случайно, спустить избыточную (то есть, всю) мощь заклинания прямо на гору тел на площади, и там теперь полыхал огромный зелено-золотистый костер, с исчезновением трубы прекрасно видимый отсюда. Причем иллюзорно шевелящаяся черная масса в его сердце таяла буквально на глазах — еще несколько минут, и своеобразный погребальный ритуал будет завершен. И как ему уложить в отчет для принцессы еще и это? Маг тихонько застонал, отчасти от боли в затылке, которая наконец-то сообразила, чего от нее ждут, отчасти от осознания того, что задача, еще с утра казавшаяся сложной, плавно приближается к отметке «невыполнимо». «Ваше высочество, я чуть не пошел по дорожке темных властелинов, но был вовремя остановлен ударом по голове»? «Ваше высочество, я случайно чуть не взорвал половину провинции, но счастливый случай спас положение»? О-о-ох… Думать о произошедшем серьезно он боялся. Камни на краю метафорической пропасти продолжали опасно покачиваться под ногами, а оползень еще красноречиво грохотал по крайне далекому дну. «Я подумаю об этом завтра. Если только оно наступит…» Тихо скрипнули доспехи — это рядом прямо на пол села Реска. Она выглядела не столько разгневанной, сколько растерянной и испуганной, впервые на памяти Искателя. И еще печальной, чего он точно не заслуживал. Ее меч Зимородок лежал чуть поодаль, рядом с обломками защитного амулета. Боги, и как выдержал? Боги, как она вообще сумела пройти? Когда она все-таки подала голос, чародей невольно заподозрил ее в телепатии. — С нового языка имя Риэсканвинн действительно переводится как «назвавшаяся своим именем». Но на старом, которое использует для наречения Древо, у него совсем другое значение. Та, у кого нет дома. Пока я пыталась пробиться к Ориноко, чтобы защитить принцессу Неоку и единственную наследницу престола, орки напали на поместье моей семьи. И от нашего рода осталась только я, а от дома — ничего. Меня там даже не было из-за долга перед королевой. Я смогла себя простить, но я не могу позволить и вам всем окончательно утратить дом, я в этом поклялась. Твоя боль велика, я не хочу ее умалять, но Дарион восстанет, а ты не знаешь, правда ли они погибли. Не нужно уничтожать место, куда ты можешь вернуться. Понимаешь? Даже если тебе кажется, что это больше не твой дом. Матиуш кивнул, но промолчал. Было стыдно и обидно — за все сразу, оптом. И что про подругу даже такой малости не знал, и что сорвался так с этим пожаром, хотя его предупреждали (когда, впрочем, его это останавливало?), и особенно — что это все так прозаично закончилось камнем по затылку, а не яростным поединком или мудрыми, проникновенными речами, с трудом пробивающимися сквозь трагические завывания бури. К тому же, он и правда все понял, здесь играли роль не столько слова, сколько интонация и само желание эльфийки объяснить ему что-то важное и помочь. Костер догорел и потух, оставив после себя только низкий невнятный холмик. Вот тебе и все население портового городка… — Мы возвращаемся сейчас же, — постановила воительница, поднимаясь на ноги. Она убрала клинок в ножны и непринужденным жестом протянула магу руку. — Инспекция… — заикнулся было Тейн, надеясь этим словом пробудить в ней комендантскую сознательность. — На сегодня закончена, — отрезала Риэсканвинн. — Впрочем, нет. Я оставлю тут Тирина и волков, пусть осмотрятся еще немного, но все самое важное мы уже увидели. И телепортироваться в Гефен я тебе не позволю, я помню, что ты делаешь из этого заклинания, когда устаешь. Искатель невольно поморщился. Ему постоянно припоминали тот случай, хотя ему самому же и досталось больше всех: если остальных просто раскидало по окрестным кустам и буеракам, его самого отыскали только полчаса спустя, в хлеву, лежащим в луже рядом со свиньей в — к счастью — бессознательном состоянии. И то повезло, потому что мантия выпала из телепорта еще раньше, застряв на крыше. Хорошо хоть самого не разорвало. Но подруга опять была права. А помимо морального и магического истощения стало приходить еще и физическое: оказывается, не так уж и хорошо он контролировал происходящее, на руках и лице стали пузырями вздуваться ожоги. Реска, не задавая вопросов, предложила командиру локоть, и тот без особенных зазрений совести на него оперся. Интегрити и вовсе не появлялся, а его присутствие едва ощущалось на самых задворках сознания. Мирабелла разнообразия ради не стала артачиться и позволила хозяину вползти в седло и удерживаться там на манер мешка картошки: без малейшей грации, довольно неустойчиво, но в конечном счете эффективно. Обратный путь не запомнился колдуну ничем, он был слишком занят обдумыванием своего срыва, который мог бы закончиться гораздо трагичнее, и попытками докричаться до фамильяра, которые не принесли никакого результата. Но дух вроде бы остался жив… А ведь Арена честно его предупредила. Его все вокруг предупреждали, но разве он прислушался? Куда там! Матиуш Тейн же самый умный! Тогда, во время магического пожара, все казалось правильным и единственно верным, теперь же осторожные взгляды назад приводили его почти в ужас. И это был правда он? Такое и правда жило в нем? И этого опасался Кристиан? Черт, это и правда страшно! Морально он был не лучше Хааса, а если говорить об исполнении… Дочери Богов в его распоряжении не было, но он изобретательный, он нашел бы другой способ уничтожить мир, еще надежнее. Взорвал бы, утопил в мировом океане, стал бы богом, но не обрел умения творца… А эта мысль откуда взялась? Когда понурая процессия ввалилась таки в ворота Гефена, из ниоткуда (на самом деле из бурно развивающейся стройки бараков) выскочил Фармир, удивленно округлил глаза и явно собрался забросать наставника вопросами. Искатель и без того знал, что он в равной степени похож на огородное пугало, восставшего мертвеца и вышедшего из неравного боя с огненным дракончиком воина, но уточнять ни один из этих вариантов не желал. Но ему повезло с заместительницей. — Не сейчас, Фармир, — строго сказала Реска. — Найди Алессию и пришли ко мне. Я с ней в ставке командования встречусь. «… когда дотащу его наверх» так и не прозвучало, но подразумевалось. Полукровке пришлось послушно умчаться. Острую на язык целительницу Матиушу сейчас видеть хотелось меньше всего, но спорить сил не было, поэтому он благодарно повис на плече воительницы, надеясь, что это закрепит за ним образ самоотверженного героя, не жалеющего сил ради отчизны, а не посредственного волшебника, который швырнул огненный шар себе под ноги. После жесточайшего испытания этого дня — лестницы — колдун рухнул в кресло, которое еще утром костерил, абсолютно счастливым. К сожалению, счастье в этом доме задерживалось редко. — Доигрался, да? Тейн скосил глаза. Так и есть — по его душу из самой глубокой ямы в преисподней явился рыжеволосый призрак мщения и пыток, пахнущий ромашкой и можжевельником. Больше ни у кого во всем Гефене не хватило бы смелости вот так стоять на пороге, уперев руки в бока и гневно сдвинув брови к переносице. И уж тем более больше ни у кого не получилось бы напугать этим профессионального героя. — Закрой лучше дверь с той стороны, — малодушно предложил он. — Вот еще! — презрительно фыркнула Алессия. — Целителям подчиняются даже короли, так что, пока ты не стал богом, ты меня отсюда не выкинешь. Сил все равно не хватит, — безжалостно и прозорливо добавила она. «Теперь я вижу, почему твое ухаживание за ней закончилось ничем… Никогда не видел, чтобы штаны носили с такой уверенностью». — Делай, что хочешь, — равнодушно проворчал колдун. — Да? Спасибо за разрешение! — неподдельно обрадовалась магичка. Искатель не успел даже задуматься о причине этого внезапного приступа благодушия, как ему прилетела пощечина — сначала одна, потом другая, чтобы и вторую щеку не обделять целительным прикосновением. Судя по задумчивому лицу женщины, ей понравилось, и она спрашивала себя, стоит ли продолжать терапию, раз как минимум одной из них она помогает. — Очухался? — деловито поинтересовалась целительница, бухая на стол сумку с травами и склянками. Но Матиушу показалось, что она как минимум воткнула в дерево покрытый свежей кровью топор. — Очень хорошо! Пациента в таком случае лучше держать в сознании, хотя это слово к тебе применимо только в крайнем случае, на безрыбье. — А в чем именно меня обвиняют? — рискнул спросить Тейн, опасливо отодвинув книги в сторону. — Видимо, в том, что ты — это ты, — неожиданно спокойно сказала Алессия. — Болезнь неизлечима, но какое-то время с ней жить можно. И это какое-то время ты очень стараешься закончить! Ты вообще в курсе, что после поездки в Академию от тебя разит магией, словно от выгребной ямы? Аналогия не очень-то польстила. — Я не думал, что лекарей учат улавливать магические эманации, — не удержался от от шпильки. — А ты никогда не интересовался никем и ничем, кроме себя любимого, да? — парировала чародейка. — И я молчу о себе. Ты хоть знаешь, что это я принимала роды Феаноры, потому что ее морфогеническое поле пошло вразнос и им потребовался маг, чтобы сдержать постоянную трансформацию? Нет? Куда там! Ты ведь геройствовал! — Я выполнял приказ! — рявкнул разъяренный Тейн. — Каждый чертов раз! И не смей мне напоминать о них! И без того тошно! Он был уверен, что она ответит — Алессия не лезла за словом в карман и очень редко проигрывала словесные баталии, — но волшебница лишь удовлетворенно кивнула и принялась разбирать сумку. Искатель чуть не задохнулся от возмущения. — И вот ты возвращаешься с очередного подвига, а весь твой мир сгорел. Ты отправляешься в Академию, приезжаешь оттуда весь напичканный магией, только что из ушей не лезет, а через несколько дней происходит срыв и ты чуть не сжигаешь все подряд, да так, что собственное заклинание еле под контролем удержал, — целительница указала на один из ожогов. — Джулиан говорил, что предлагал тебе помощь, но ты не веришь храмовникам, уж я-то знаю. Так что ты поговоришь со мной начистоту. Здесь. Сейчас. — С чего бы это? — из последних сил окрысился маг, надеясь сохранить хотя бы часть гордости. Увы, в обществе Алессии, если она ставила перед собой цель, это было невозможно. — Во-первых, никто не поймет волшебника лучше, чем другой волшебник. Во-вторых, я тебя неплохо знаю, к моему величайшему сожалению. Ну и наконец, это в твоих интересах, потому что я собираюсь обрабатывать твои ожоги и могу сделать эту процедуру очень болезненной, — невозмутимо сообщила магичка. — Вам нельзя причинять пациенту страдания, — не слишком уверенно парировал Тейн. Курс лечебной магии он помнил очень слабо. — Нельзя, — милостиво согласилась Алессия. — Но я имею право использовать любые методы лечения, а они, увы, бывают неприятными. Аргументы закончились? Колдун уныло кивнул и позволил рыжей развить вокруг себя бурную деятельность, надеясь, что в молчании удастся переждать эту бурю и не навлечь на себя лишний гнев старой знакомой. Потому что признаваться ей хоть в чем-то — смерти равносильно. Она не станет смотреть на его долг перед дарионцами и принцессой лично, просто разорвет на части. Может, увлечется работой и забудет про разговор по душам? Ха. Размечтался. — Это ведь магия, да? — спросила целительница. Она цапнула левую руку Искателя и методично втирала в тыльную сторону ладони какую-то пахучую дрянь. Матиуш всегда считал, что противоожоговая мазь должна охлаждать кожу, но эта пакость вопреки ожиданиям неимоверно щипала, что не улучшило настроения погорельца. — Что — магия? — сварливо уточнил он. — Да причина всего этого, — вздохнула магичка. — Как будто Эллинию открыл, право слово. Да каждый из нас рано или поздно оказывался лицом к лицу с этим, ну, скажем, выбором. Каждый в какой-то момент стоял на перепутье и выбирал — магия… или все остальное. — Даже ты? — недоверчиво фыркнул Тейн. — Даже я, — спокойно подтвердила Алессия. — Хотя в большинстве случаев ни сам выбор, ни его последствия не столь… трагичны. Пока вас не было, я получила научную степень, — свободной рукой она продемонстрировала серебряный значок, приколотый на груди дублета, — и примерно в то же время магистр Гиран, который заведовал целительской кафедрой, собрался на покой. На его место, помимо меня, могла претендовать моя коллега по имени Присцилла Нокс, которая его и получила, когда я отказалась от конкурса. Видишь ли, теория, преподавание и наука — это, конечно, важно. Но я выбрала не магию, а возможность помогать людям, и для меня это было просто. Для других, вроде тебя, это сложнее. — А ему ты помогла? — в лоб спросил маг, указывая на незагорелую полоску кожи — от кольца на ее безымянном пальце. — Ты всю жизнь шел с магией об руку, — чародейка даже не обратила внимания на вопрос. — Все время магия, магия, магия, артефакты, загадочные твари… Я уже не говорю про Феанору. Но при этом ты выполнял приказы, женился… Выглядел почти нормальным, скажем так. Но ты слишком самоуверенно играл с магией, а присягать — так и не присягнул. И, видимо, загнал этот выбор глубоко-глубоко, чтобы не иметь с ним дела и сидеть сразу на двух стульях. — Ты к чему ведешь? — не выдержал Тейн, но голову покорно наклонил, чтобы она могла добраться до ушибленного отважной атакой Рески затылка. — К тому, что сейчас оба стула из-под тебя выдернули. Есть такой артефакт — статуэтка Забытого Мага. Мы его между собой так зовем, потому что никто не может запомнить его имени. Так вот, по легенде, жил-был один чародей, который отдал колдовству всю свою жизнь без остатка и жертвовал ради него всем. — Почему? — Ты мне ответь, — фыркнула женщина. — Видимо, иначе совсем невыносимо было — в легенде сказано, что он с детства был слаб и познал униженья, искал силы суть… Ну и нашел. Магия позволяла ему быть собой, хоть что-то отвоевать у других, которым повезло больше, чем ему. Могущество его росло и росло, потому что каждый раз он отвергал все былое, все возможное, чтобы получить эту власть. Но однажды и этого стало мало. Погубив множество душ, он попытался бросить вызов самим богам, но потерпел поражение. Остаток сказания утрачен, но принято считать, что в последний момент он пожертвовал собой ради мира, и боги наконец-то даровали ему покой. Некоторые говорят даже, что он вернется, поэтому артефакт запретили трогать — вдруг его душу как раз туда и заточили. Чары-то так никто расковырять и не может. «Ой-ей…» — С богами спорить я пока не собираюсь, — иронично заметил Матиуш, стараясь не смотреть на каминную полку. — С ним тогда был воин и храмовник… — припомнила Алессия, но, прежде чем рука мага суеверно потянулась искать священный символ, поправилась: — Нет, вру. Жрица. Не суть. Суть в том, что он поставил магию во главе всего, но она не смогла дать ему того, чего он искал. Он проиграл, и мир не склонился перед ним… В некоторых версиях говорят даже, что его гордыня и жестокость погубили все живое и оставили его одного в пустоте. — Жизнеутверждающая сказка. — Я была помолвлена. Но нет, я не смогла ему помочь. Он умер на моих руках, а я была бессильна его исцелить, — призналась рыжая. Ее движения слегка замедлились, но больше ничто не выдавало в ней потаенной печали. — И знаешь… он умер точно. Бесповоротно. Я и могилу видела. Твоя семья еще может быть жива. Я после этой смерти не стала выбирать пожирающую магию, которая погубила Забытого Мага. И тебе не стоит. «И ты тоже?» — Ты меня больше не хочешь убить? — на всякий случай уточнил Тейн. — Не хочу? Еще как хочу! Боги, зла на тебя не хватает, да занять не у кого! Тебя спасает только то, что ты нам нужен, да еще эта симпатичная волшебная цацка, которую ты притащил из Академии, — женщина обвиняюще ткнула пальцем ему в грудь. — И кто еще знает? — помолчав, спросил маг. — Думаешь, я стану трезвонить об этом или шантажировать тебя? Мне отчего-то казалось, что ты умнее, — фыркнула Алессия, возвращая крышку баночки с мазью на место. — Хочешь держать это при себе — твое право, хоть до конца жизни ври остальным. А я тебе в няньки не нанималась. — А ты не хочешь использовать магию, чтобы как-то с этим разобраться? — поинтересовался Искатель, помахав вымазанной желтоватой дрянью рукой, когда целительница закинула сумку на плечо и явно собралась уходить. — Я? — брезгливо переспросила она. — Нет, и не собираюсь. Потерпишь чуток, авось дойдет наконец, что ты тоже человек, и мозгов прибавится. Кто знает — чудеса ведь случаются! — А кем он был? — спросил у ее спины Матиуш. На ответ он и не надеялся — в лучшем случае ему ответят всего лишь очередной едкостью, вполне заслуженно бьющей по его самолюбию. Но чувствовал он себя достаточно паршиво, чтобы опуститься до такой мелкой и жалкой мести. Потом, может, и будет стыдно, но в этот момент хотелось хоть как-то уязвить старую знакомую в ответ. Не все же ей одной плеваться ядом и тыкать в окружающих острыми шпильками! Почему ему все кому не лень выговаривают за каждый мало-мальски неверный шаг, а ей — ничего? — Паладин, — с неожиданной теплотой ответила Алессия. — Из новых, не чета вашему Тайлеру. Честный и справедливый, верил искренне, но боги, такой был сумасброд и язва, хоть и жизнь был готов положить за правое дело! И положил ведь. Он защищал одну деревню от разбойников, один… Там и ранили. Никакое искусство не помогало, нам удавалось только кое-как удерживать внутри то, что уже почти все оказалось снаружи. В конце концов он сам попросил это прекратить и вернул мне кольцо. Обвенчаться перед смертью отказался, сказал, что не хочет тенью стоять у меня за плечом остаток моей жизни. Только он все равно будет стоять, ты же и сам знаешь. — Извини, — тихо сказал Искатель, неподдельно смутившись. — Ерунда, — магичка передернула плечами, но ее голос показался Тейну слишком ровным. — Дело прошлое. Да и нам стоит держаться вместе, оба маги как-никак… Фраза «И мы оба потеряли что-то важное, потому что нам не хватило сил и таланта» сказана не была, но повисла между ними на манер висельника — и страшно, и неуютно, и странно, потому что откуда бы ему здесь взяться. Но Алессия потеряла своего паладина навсегда, и это мрачное «навсегда» пока что отгораживало ее от Матиуша и большей части остального мира. Она сама не отстранялась от остальных; маг подозревал, что незримая стена существовала только в его сознании и только для него лично. Она вышла. Матиуш еще какое-то время сидел молча, откинувшись в кресле и глядя в дрожащие огоньки свечей. Он покрутил кольцо на пальце — массивный перстень с сапфиром — но тратить заряд стало жалко. Артефакт был мощным накопителем, способным мгновенно восполнить магический резерв до максимума, но на зарядку, вытягивание энергии буквально из воздуха, могла уйти целая неделя, поэтому маг пользовался им только в крайних случаях, когда случалось два боя подряд, например. К тому же, кто знает, может, сегодня вечером все равно пригодится, но позже… Вместо этого он вытащил из тайника маленький бутылек с пронзительно синей жидкостью, взболтал, с отвращением глядя на зелье, но все же выпил, отчаянно морщась при каждом глотке. Гадость редкостная — горькая, терпкая, пахнет подозрительно — но только так воду из волшебного фонтана на площади перед королевским дворцом удавалось сохранить свежей и, самое главное, способной восстановить магическую энергию. Колдун терпеть не мог эту дрянь, но ничего лучше пока не изобрели. Потом рядом медленно материализовался Интегрити — в форме человека, но какой-то побитый, осунувшийся и несчастный на вид, под желтыми глазами залегли темные круги, волосы свалялись и нечесаной паклей облепили череп. При виде этого непотребства Тейна кольнуло раскаянием: он и понятия не имел, что брошенный в порыве перемешанного с раздражением экстаза экзорцизм будет настолько… действенным. До этого фамильяр едва ощущался смутным эхом на самом краю сознания, словно он прятался там от неадекватного хозяина в ожидании, пока тот успокоится. Хотя возможно и другое — он вытянул слишком много силы из духа, устраивая свой пожар, и тот какое-то время восстанавливался, неспособный заявить о своем присутствии. В любом случае было перед ним стыдно — Интегрити-то как раз ему ничего и не сделал. — Ты что-то задумал, — сходу обвинил его фамильяр. — Это мое нормальное состояние, — пробормотал Искатель. — Ты сейчас про какую именно задумку? — Что-то про гнома, — фантом наморщил лоб. — Подмуха, Кабысдоха… Поддыха? Нет, Баддыха! Что-то про него. Выкладывай давай. — Ладно, не спорю, я записал ритуал, который он провел для вызова души той гномихи! — признался колдун. — В этом ничего такого нет! Не было, по крайней мере, но теперь мне пришла в голову одна идейка… — Думаешь поудить в эфире души жены и дочери? — спросил Интегрити. — Нет, — к его удивлению, маг отрицательно качнул головой. — Я думал об этом, но отказался. У меня хотя бы есть шанс на то, что они живы, а у Алессии его точно нет. Я подожду новостей от Билла и Амели. Нет, я хотел поговорить со старым другом. — Опять Карел? После стольких лет? — проворчал фамильяр. — Всегда он, получается, — полушутя вздохнул Матиуш. — Подбросить монетку проще будет, — цинично заметил дух. — И свечи побережешь, и силы… И результат тот же. Орел — он тебя простил, ты не стал законченным магом, повернутым на своем ремесле, решка — тебя попытаются придушить, мосты горят, мы переселяемся в Некроком и оттуда собираемся захватить весь мир. — Некроком в качестве базы не так уж и плох… Шучу я! Знаешь же небось, что та гномиха меня придушить попыталась, а некромант ничего и не заметил. Так что завязать обряд придется на тебя, — чародей открыл книгу и зашуршал страницами, разыскивая нужную. Дело грозилось затянуться надолго, так как ему приходилось постоянно разбирать корявые руны собственного почерка. — На меня? — оскорбился дух. — А ты вообще не боишься, что сюда зайдет кто-нибудь? Тот же Шноббс? — Не зайдет, — Тейн, не поднимая головы, начертил в воздухе несколько символов и щелкнул пальцами. На двери вспыхнуло синим несколько рун, ее поверхность на несколько секунд затянулась голубоватой пленкой, померцавшей и пропавшей. — Еще вопросы? — Окно не забудь, — прошипел сдавшийся Интегрити. Волшебник снова щелкнул пальцами и вытащил наконец нужный листок, кривые строчки которого причудливо загибались во все стороны, как будто писавший очень торопился. Это было правдой: сначала он спешил, чтобы запечатлеть все детали ритуала, а потом уворачивался от чрезмерно активного духа, который решил помочь ему получить знания самым что ни на есть эмпирическим путем. Читаемости это не добавляло, но маг вполне успешно продрался через заросли мудреных терминов. Взмахом руки он зажег все свечи и сгрузил подсвечники на пол, сформировав из них кривоватый круг. Полюбовался на дело рук своих и ревниво подвинул один, что едва ли улучшило общую картину, но почему-то успокоило чувство прекрасного заклинателя. Покопавшись в ящиках стола, Матиуш отыскал огрызок мела, покрутил его в руках, усмехаясь, и принялся рисовать руны прямо на полу, безуспешно пытаясь сделать их ровными. Интегрити точно страховал, но молчал — видимо, выходило терпимо. — Ты будешь проводить непосредственно ритуал, а я буду поддерживать круг, — сказал Тейн. — А может, наоборот? — заныл фамильяр. — Во-первых, мы оба знаем, что произошло в прошлый раз, когда ты занимался защитным кругом, а во-вторых… Бытовые заклятия я и сам могу, но такое мощное — даже не знаю… — Я подкину мощности, — пообещал волшебник. — Ты, к тому же, и сам дух, тебе должно быть проще. Да и с той стороны вряд ли явится что-то настолько привлекательное, чтобы сбить меня с толку. Уже не один год прошел, я стал… ну, хотя бы опытнее. А еще поговорить нужно именно мне, так что я не могу проводить обряд, в трансе не особенно разговоришься. — Привлекательное — согласен, а вдруг оттуда банши какая-нибудь вылезет? — продолжил скулить Интегрити, но все же зашел в центр круга. — Поэтому у нас свечи и все остальное, — указал Искатель. — Можешь начинать. — А до завтра подождать нельзя? — уже от безысходности спросил дух, оттягивая ритуал. — Нет. — Да почему же? — Потому что я боюсь, что Алессия права: может случиться чудо и у меня и правда добавится мозгов, — вздохнул Матиуш. — А с ними в команде такое уже не провернешь. — Я бы его, чуда этого, дождался без проблем, — шепотом сказал дух, но не стал больше препираться. Он начал нашептывать тихую, сбивчивую скороговорку на Дуоте — языке некромантии. Тейн усилил огонь и наложил на комнату несколько общих защитных заклинаний — от всех и всего сразу, в большей степени нужных для того, чтобы дать ему время сориентироваться и ударить чем-то специфичным. Он обвел начерченные мелом символы еще и магическим контуром, покрепче вцепился в посох и на этом счел свои обязанности по защите выполненными. Маг вслушивался в ставший ровным и монотонным речитатив Интегрити, позволяя тому беспрепятственно заглядывать в его знания о некромантии. Дуота полностью не знал никто из ныне живущих (!) магов, но за время своих путешествий и приключений Искатель почерпнул немало информации об этом искусстве, поэтому мог себе позволить добавлять к основному заклинанию то слово-другое, то целую фразу. Кардинально изменить структуру призыва это не могло, но кое-какие модификации добавить — вполне. В частности, как надеялся колдун, это отпугнет нежеланных гостей, которые могли бы слететься на зов. А если повезет — и усилит выставленную им защиту. Голос фамильяра стал повышаться, дрожать; в любой другой момент Тейн бы с большим интересом понаблюдал за духом в состоянии транса, но сейчас нужно было сосредоточиться на деле — ритуал подходил к самому ответственному моменту, когда из загробного мира появляется наконец чья-то душа, и нужно быстро-быстро сообразить, та ли это и не нужно ли рисовать святые символы и читать экзорцизмы. Кстати об экзорцизме… Он так успешно использовал его на Интегрити, что формула чудесным образом напрочь улетучилась из памяти. Искатель слегка занервничал. Конечно, подглядеть в книге — дело минутное, но книга-то осталась на столе… Нет, спутнику он точно не станет сознаваться в таком дурацком промахе! Точнее, очередном: вся эта затея, чего греха таить, была одним большим промахом. — … r-aghat sourhtha b’jayzhl arcana nekros mor’th, arcana nekros def’se, lokk, — на одном дыхании выплюнул фамильяр финальную зубодробительную формулу заклинания. — Ior, Mateush-zi Tein, lokk we Karel Ingoldi, — подхватил маг, назвавшись сам и назвав имя вызываемой души. Первое обязательным не было, во время ритуала Баддыха его участие ограничилось именем гномихи, но он рассудил, что это может повысить желание Карела явиться. Ну или кого-нибудь из почивших врагов… Оставалось надеяться, что он не перепутал падежи. Или все-таки?.. Думать об этом стало уже поздно: в центре круга возникло свечение. Одновременно активировался защитный контур, песком заскрипели на зубах остальные заклинания, натянувшиеся почти до предела — такой межплановый переход вполне мог выжечь их, так что нескольких секунд, а то и мгновений на оценку ситуации у заклинателя может и не оказаться. Потрещали, но выдержали и успокоились: видно, с поправкой на помехи чародей угадал. Свечение между тем разгоралось, сменив неприятный зеленоватый цвет, напоминающий о трупных пятнах, на холодное и чистое синее сияние, что само по себе было относительно хорошим знаком. Проклятые души обычно немного отдавали как раз бирюзой. Потом прямо из пола начал куриться сизый дымок, постепенно накапливавшийся на уровне человеческого роста и обретающий смутные человеческие же очертания. Против воли Тейн бросил взгляд на свечи: огоньки дрожали и приплясывали, но гаснуть не собирались. Хорошо. Между тем дым собрался в свою финальную форму — как если бы гуманоида плотно укутали в полупрозрачный плащ. Вроде и есть что-то под ним, но что — до конца не разберешь. Из туманной дымки на месте головы проглянуло лицо — безмятежное и одухотворенное, будто у святого; с таким мечтают отойти на тот свет все поголовно, но удается это очень немногим. Впрочем, надолго это выражение не задержалось. — А, — кисло сказала душа Карела. Слышно было хорошо, хотя звук исходил, казалось, отовсюду сразу, — это опять ты. — Что значит, опять?! — искренне возмутился Матиуш. — Приперся с того света и первым делом начинает хамить! — Не сам я приперся, а ты меня вытащил, — парировал бестелесный Инголди. Он удобно расположился в воздухе, словно принес из загробного мира невидимый стул. У Тейна возник соблазн подвинуть кресло и себе, но, во-первых, он не решался отвлекаться от защитных заклинаний, а во-вторых, в этом кресле он походил на матерого заговорщика, который успевает еще до обеда составить не менее шести эффективных планов умерщвления нынешнего держателя власти, и при этом не перестает наглаживать большого пушистого кота. Кот тоже был. Только черный и невидимый. — Ты не волнуйся, я на тебя кидаться не собираюсь, — угадал Карел, снисходительно наблюдавший за другом с позиции «я уже мертв, хуже не станет, так что могу позволить себе что угодно». — Да и круг ты в этот раз как следует нарисовал, отдаю тебе должное. — Все вы так говорите, а потом бросаетесь, — проворчал Искатель. — Ты некроманта-то где нашел? — призрак повертел головой, но Интегрити ожидаемо не увидел. — Я и сам… того, — неохотно признался Тейн. — Даже не удивлен, — вздохнул Инголди. — То-то трафик туда-сюда, как во времена Восстания… По крайней мере, старожилы так говорят. Ну, чего тебе надобно, старче? Желания я не исполняю, ни одного, ни трех. Сам-то как, женился, остепенился? — Давно уже, — кивнул волшебник. — На… — Да я все знаю про волшебную лягушку, войну с демонами и Хааса, — отмахнулась душа. — Я для проформы спросил. К нам рано или поздно все новости попадают. Ладно, поздно, но я в курсе всего, некоторые души очень ругаются на одну магическую паскуду… Да и твои шатания по Миру Мертвых не прошли незамеченными. — Что, правда? — польщенно поинтересовался колдун. — Угу, все под конец просто по углам позабивались от греха подальше, пусть Карадор сам разбирается с этими агрессивными героями, — ухмыльнулся Карел и тут же посерьезнел, кашлянул и завел гулким загробным голосом: — Так зачем ты нарушил мой вечный покой, презренный смертный?! После предыдущей беседы получилось крайне неубедительно. — Поговорить хотел, — честно сказал Матиуш. — А меня спросили, хочу ли я разговаривать? — вознегодовал Инголди, снова выйдя из образа. — Нет! Все вы, некроманты, одинаковые, дергаете души и тела туда-сюда, об элементарной вежливости понятия не имеете! И потом, тебя не интересует совершенно, как я себя чувствую по ту сторону вуали, сожалею ли я о чем-то, тоскую ли по погубленной жизни и карьере. Все, что ты хочешь знать — это злюсь ли я на тебя, тебя волнуешь только ты сам! Твое душевное… не спокойствие, вот еще, спокойно ты и в гробу лежать не будешь! Твое равнодушие ко всему, что находится вокруг! — Ты прав, — спокойно подтвердил чародей. — Я никогда этого и не скрывал. И что же, злишься? — Нет, — неожиданно миролюбиво сказал Карел. — Смысла в этом все равно никакого нет. Тут так спокойно… По крайней мере, было до тех пор, пока ты не заявишься. — Не беспокойся, я собираюсь жить вечно, — ухмыльнулся Искатель. — Ваше посмертие меня как-то не прельщает. — Оно и к лучшему, — явно обрадовался призрак. — Слушай… — Тейн замялся, но потом решил, что подвернувшейся оказией стоит воспользоваться. — Мне правда очень жаль, что все именно так вышло. Я и подумать не мог, что из-за моей неосторожности может произойти такое… такое вот. Я часто думаю о произошедшем. Ты, если честно, стал одной из поворотных точек в моей жизни… — Прекращай это, — уверенно велел Инголди. — Слушать больно, как ты из себя эти слова вытягиваешь, жилы — и то проще, мне рассказывали мертвецы с личным опытом. Я же сказал: я давным-давно все понял. И даже простил. Судя по тем сведениям, что до меня доходили, ты не только не остановился, но и пошел вразнос. — Есть такой недостаток, — с кривой улыбкой согласился волшебник и уже не в первый раз задал еще один животрепещущий вопрос: — А как оно, ну, там? Из научного интереса спрашиваю. — Что тебе сказать… Описать не получится, — ожидаемо ответил Карел, и в его голосе прозвучала невнятная тоска. — Но там… очень спокойно. Мне, по крайней мере. Больше ничто не имеет значения, не снедает вечное беспокойство и желание сорваться с места и бежать на край света. Мне нравится. Хотя ты, думаю, взвыл бы от такого посмертия. — Да нет, не так уж оно и плохо, — тихо отозвался Матиуш. — Скажи, а Забытого Мага ты знаешь? — Все мы забытые да потерянные, — философски сказал призрак. — Но есть тут один… Мы его не трогаем. Сидит в одиночестве, иногда смотрит на трон титана Сета, шепчет что-то, головой качает, а иногда в дикую ярость приходит и крушит все вокруг. А один раз видел я, как он зажег волшебный огонек и делал теневые фигуры на стене, кроликов, и лицо у него было очень несчастное… И все это — как будто во сне. — Понятно. Спасибо тебе. Я отправлю тебя обратно. — Ты со своим пустым резервом и напрочь выжженными мозгами собрался тут все подчищать? — презрительно хмыкнула душа. — Вот ведь насмешил. Я, может, и мертв, но я все еще маг, приберусь тут за тобой и сам уйду. — Спасибо, — благодарно кивнул Тейн. На Карела всегда можно было положиться. А с годами… ну, в смерти, он еще и превратился из адепта в Академии во взрослого, чуток раздраженного, но все равно довольно отзывчивого… призрака мужского пола. Для мага этот характер еще не худший вариант, Алессия и он сам тому доказательство. Маг покачнулся и рухнул. — Ничего не меняется в этом мире, — пробормотала душа, небрежным взмахом руки потушив свечи.