Phoenix

— Ложись! Тейн не проигнорировал предупреждающий крик; разумеется, он его слышал и намеревался отреагировать, просто не сразу, а когда для этого настанет подходящий момент. Он усилием воли подавил в себе желание броситься на каменный парапет, не упустил концентрацию и не распылил впустую заготовленную силу; он хладнокровно дождался, когда в его ладонях дозреет низко ворчащий огненный шар, с ревом стечет с кончиков пальцев, на глазах увеличиваясь в размерах, и только тогда присел за прикрытием в виде зубчатой стены. Вовремя: над головой коротко и зло свистнуло не меньше полудюжины стрел, а одна торопыга успела прорвать ему рукав и оставить на плече длинную кровоточащую царапину. Не дожидаясь целителя, колдун провел раскрытой ладонью над раной, бормоча формулу. Не стал бы заморачиваться, но зазубренные черные наконечники нежити часто бывали отравлены; бывали еще зачарованные, подавляющие магию, но это не тот случай. Одновременно он приподнялся над стеной, вглядываясь в шевелящееся внизу море умертвий. Его заклинание оставило обгорелую брешь в их нестройных рядах, но она быстро затягивалась, когда магический огонь начал угасать. Матиуш досадливо поморщился: прут упорно, как тараканы, и вывести их не проще. Короткими перебежками, низко пригнувшись, к нему подобрался Джулиан. Молодой жрец успел где-то потерять рукава своей темно-синей мантии — скорее всего, решил Искатель, заметив махры ткани на его плечах, истратил на спешные перевязки — и капюшон. Руки бывшего вора не были похожи на руки обычного монаха — не чрезмерно худые, а скорее жилистые, ловкие; когда он прижался спиной к стене возле Матиуша, маг хотел было поинтересоваться об обстановке, но прикусил язык. Обычно дружелюбные и лукавые карие глаза священника светились бледным голубым огнем, почти до неузнаваемости меняя его смуглое лицо: свет подчеркивал самые незаметные морщинки, делал мягкие, подвижные черты резкими, словно вырезанными из камня. Откровенно говоря, Тейн признал в нем одного из своих подчиненных только из-за растрепанных коротких волос — почему-то форма головы при этом делалась чрезвычайно узнаваемой. «Ах да, он же из боевых… Ничего удивительного, этот не из тех, кто просто так просиживает сутану в четырех стенах. Одной рукой исцеляет, другой разит, ну прямо герой из легенд». В руках жрец действительно сжимал книгу в плотном переплете, подозрительно напоминающую книгу заклинаний самого Тейна. Еще ни один священник не разрешил чародею заглянуть в свой требник, но он подозревал, что принцип действия более-менее сходный, только в их случае силу концентрирует именно артефакт, а не сам заклинатель. Джулиан несколько секунд сидел неподвижно, полузакрыв глаза, словно вслушиваясь в шум битвы внизу и вокруг, потом вдруг вскочил, одновременно отточенным жестом раскрывая молитвенник; книга ловко развернулась в его руках, мелькнув ярким, точно раскаленным шрифтом перед глазами Искателя, отпечатавшимся на внутренней стороне его век. Сгусток энергии сорвался со страниц, разрезал темноту и безошибочно нашел большого иссиня-черного нетопыря, приближавшегося к стенам Гефена. Обугленное, еще подергивающееся бесформенное тело, перед смертью застрявшее на полпути между двумя ипостасями, камнем упало вниз. Джулиан этого не видел, он уже снова скорчился на камнях, пережидая очередной разрозненный залп противника. Приглядевшись повнимательнее, Тейн понял, что светящиеся глаза не только старят молодого жреца, но и придают его облику жуткий, почти смертельно усталый вид. Возможно, это соответствовало действительности — при всей эффективности храмовников в бою против нечисти, они быстро выматывались и после сражения мало на что годились. Проверено на Тайлере. — Брось сражаться, — рявкнул он, чтобы привлечь внимание жреца. — Ты так долго не выдержишь, уж поверь моему богатому опыту! Займись лучше лечением, не трать силы на то и другое сразу. — Я должен! — ответ Джулиана можно было охарактеризовать в лучшем случае как стон. Его пальцы конвульсивно стиснули обложку молитвенника, ногти оставили полукруглые отметинки на темно-синей потертой коже. Тейн заметил, что молодого человека мелко трясет, словно во время какого-то транса или приступа, костяшки пальцев побелели, а плечи низко опустились и одновременно будто закостенели. Создавалось впечатление, что тело его давно уже сдалось и пустило все на самотек, поэтому за ниточки живой марионетки дергала исключительно сила духа, не позволявшая хозяину рухнуть и дать миру немного подрейфовать без его участия. За такое потом всегда приходится платить очень дорого. Он слишком бездумно расходует себя… В этом дурацком порыве самопожертвования, который рано или поздно случается с каждым паладином или богослужителем! Ну или магом. Колдун от души выругался, не особенно заботясь о присутствии духовного лица поблизости. Во-первых, ему просто хотелось ругаться, потому что это проясняло мозги и делало ситуацию терпимее, а во-вторых, священник и сам мог припомнить словечки и еще похлеще, когда ему на ногу что-то падало, а вокруг (по крайней мере, на первый взгляд) никого не было. Все тот же богатый опыт работы с Тайлером также подсказывал магу, что даже за полшага от смерти эти храмовники остаются упрямыми ослами с кодексом вместо мозгов. Казалось бы, этот парень помимо молитв носит в голове и какой-никакой ум, и он туда же! Кто им вообще сказал, что жертвовать собой — самый эффективный способ спасти мир?! Кто бы говорил. — А я сказал, бросай! — прорычал Тейн и сильно встряхнул его за плечо. — Это приказ, Джулиан Как-там-тебя! — Блэкуотер, — неожиданно сообщил жрец. — Это была фамилия вора, который обучал меня, поэтому и моя тоже. — Наплевать, — отмахнулся Искатель. — Ты меня понял? Ты немедленно бросаешь геройствовать и занимаешься оказанием первой помощи, потому что так у нас будет как минимум на одного пациента, а то и мертвеца меньше. — А вы оптимист, господин Тейн, — заметил Джулиан. — Явно рассчитываете дожить до завтрашнего дня. — Так проще разгребать проблемы, чем надеяться, что заниматься этим не придется, — признался Матиуш. — Э, молодой человек, послушай старого воина: победить легко, сложнее разбираться с последствиями. А теперь выполняй приказ! — Есть, сэр! Чародей раскрыл свою собственную книгу, зашуршал страницами, отметая одно заклинание за другим: он сам вел себя едва ли разумнее Джулиана, расходуя резерв, поэтому сейчас его возможности были весьма ограничены, даже Интегрити помочь не мог. Прихрамывая, согнувшийся в три погибели священник побрел дальше, но скоро остановился возле какой-то темной массы — упавшего тела, сообразил чародей, — и принялся в ней копаться. То есть, наверное, осматривать, но из-за неверного света чадящих факелов, редких вспышек заклинаний и расстояния казалось, что он именно что копается. Не успел Тейн поздравить себя с успешно выполненным командирским долгом, как освободившееся место возле него занял Фармир, и маг едва сумел подавить усталый вздох. А этот-то что тут забыл? Глаза полукровки чуть светились в темноте, а может, это усталость играла шутки со зрением, его воинский хвост темных волос с причудливым фиолетовым отливом растрепался, и пряди, покрытые сажей и, похоже, кровью, паклей свисали до плеч. Выражение лица юноши являло собой странную смесь страха, усталости и незамутненной радости, свойственной юности в ее первом бою, пока она еще не столкнулась с потерями. Но это будет завтра, а пока что молодой барон явно наслаждался собой. Матиуш то и дело видел краем глаза неряшливые вспышки пламени и безошибочно угадывал работу своего ученика. Фармир еще не смог полностью подчинить себе свой дар, но это не мешало ему сражаться изо всех сил. Потом Искатель издал низкое, угрожающее ворчание, удивившее его самого. Потому что следом за Фармиром пришла Анна. Он узнал ее в большей степени по поблескивающему на лбу кристаллу, чем по чертам лица: наспех наложенное в начале битвы заклинание ночного видения начинало его то и дело подводить. Но одного ее присутствия на стенах было достаточно, чтобы вывести его из себя. Колдун рассчитывал, что дочь осталась внизу, помогать Алессии в снова заполнившемся лазарете, куда не долетали стрелы — то есть, в относительной безопасности. Но, видимо, зря рассчитывал! Отправила ли ее сюда его старая подруга и ее новая наставница? Или Анна пришла сама, решив, что может защитить себя? Видят боги, он не сомневался в наличии у нее магического таланта или решимости! Но здесь он сам едва мог защитить себя, а редкий воин на Эндории мог превзойти его! Или ее уговорил выбраться сюда Фармир?! — Наставник, как идет бой? — спросил полукровка, и не подозревая, как близок был Тейн к тому, чтобы придушить его. Чародей осторожно выглянул за стену, заново активируя заклятие ночного видения. Заклинание не делало для него ночь днем, иначе все было бы слишком просто. Оно не освещало окрестности; вместо этого перед глазами волшебника стоял светло-серый, бесцветный мир. Откуда-то определенно лился свет, но из-за его холодного оттенка и неизвестного источника тени ложились не так, как хотелось или было привычно сознанию, поэтому в разуме колдуна постоянно шла борьба между тем, что он видел, и тем, что ожидал увидеть. То, на что он смотрел прямо, было до рези в глазах четким, невзирая на расстояние; но то, что не было в фокусе, расплывалось в неоднородное серое пятно с более темными и светлыми вкраплениями. Если Тейн позволял себе ослабить внимание, фигуры начинали мелко дрожать или идти кругами, словно поверхность пруда, отчего начинала кружиться голова. При условии, что он стоял на стене, это было чревато. Однако от постоянной концентрации голова начинала по-простому болеть. То, что он видел, было пессимистичным не только объективно, немалую роль в оценке ситуации играло и это искаженное зрение. Матиуш про себя проклял его изобретателя: кем надо быть, чтобы сделать это? В какой-то степени то, что большинство его подчиненных не могли видеть полную картину, было и к лучшему. Искатель понятия не имел, как ему бы тогда удалось вдохновить их на оборону. Пусть лучше думают, что у них и правда есть шанс выжить этой ночью, потому что сам он в этом уверен не был. Он много путешествовал морем и видел его в разные периоды — и зимних штормов, и летнего затишья — и поэтому мог с уверенностью сказать: армия нежити под стенами Гефена не походила на море. Даже когда огромные волны обрушивались на палубу его корабля, угрожая смыть все живое за борт, Тейн чувствовал… естественность происходящего. Это была природа во всем ее страшном великолепии, это было неотъемлемой частью мира, и это было правильно, даже несмотря на повальную морскую болезнь и бесчисленные проклятия. Волк убивает оленя, море бушует, мир стоит на спине огромной черепахи — это вещи, которые нужно просто принять, потому что крики и топанье ногами ничего не изменят. Но непрекращающееся движение внизу было неправильным. Даже экспериментируя с некромантией, чародей в самой глубине души знал, что это… нет, не плохо, но это пришло извне, после того, как мировой порядок был установлен. На неком фундаментальном уровне ни эта магия, ни ее порождения не принадлежали Эндории, но сумели приспособиться и накрепко вплестись в этот метафорический ковер. И все же нападающие напоминали магу о другом природном явлении. О муравейнике. Нежить была похожа на муравьев, деловито снующих вокруг собачьего трупа. И ему очень не нравилась мысль о том, что его новый дом является этим самым трупом, у которого уже нет выбора, рано или поздно он будет полностью сожран маленькими насекомыми. Жизнь уже закончена, финал, борьба невозможна. Тейн знал, что востроглазые эльфы в большинстве своем не слишком сильно заблуждаются насчет их ситуации. Вероятно, еще несколько человек были в курсе, включая Алессию; он взглянул на Фармира и подумал, что юноша тоже видел больше других, если только понимал это. Вполне возможно, что он задал свой вопрос в надежде, что сам Искатель Миров, переживший немало безнадежных ситуаций, похлопает его по плечу и спокойно скажет, что все под контролем и волноваться не о чем. Кто бы его самого похлопал по плечу и убедил в том, что все в порядке. Нежить появилась на закате, когда никто не ожидал подвоха. Первым тревогу забил Интегрити: фамильяр сначала попытался на словах объяснить товарищу (с каждым днем слово «хозяин» казалось Матиушу все менее подходящим) свои ощущения, но в конце концов отчаялся и просто… как-то их передал ему. Чародей до сих пор не был уверен, что именно тогда произошло, но когда он пришел в себя и убедился, что это действительно он, то обнаружил, что теперь невнятное бормотание духа обрело смысл. В воздухе пахло магией, как иногда воздух пахнет дождем, только в этот раз магия готова была разразиться молниями. Недалеко творилась сильная, очень сильная волшба… И этот фронт быстро приближался к замку. Выставлять барьеры было бессмысленно: опять же через Интегрити колдун понял, что этот фронт придет не в виде чистой энергии, а чего-то материального и крайне пакостного. Так что он велел приготовиться к бою и ожидать приказов. И меньше, чем через час, появилась армия. Еще на расстоянии Тейн мог с уверенностью сказать, что у них не было лидера, каким был Карадор или хотя бы Энемен. Была довольно существенная разница в поведении, в движении нежити, когда у нее была четко поставленная кем-то одним цель и когда она просто действовала под общим приказом или на инстинктах. Этими никто не командовал напрямую: они и шли-то все вместе только потому, что им всем было по пути к Гефену. Никакой иерархии, никакой субординации; может, вампиры и рыцари в прогнивших доспехах еще могли соображать и потому становились опасными противниками, но низшие зомби и скелеты шли напролом и были опасны больше за счет своего подавляющего численного превосходства. Наверное, только заранее поднятая тревога не позволила вражеской армии взять замок с наскока. Но завязавшийся штурм все равно мало походил на организованный бой: нападающие действовали без плана, защищающиеся — тоже, к тому же они были дезориентированы из-за присутствия нежити. Эльфы худо-бедно противостояли ужасу перед живыми мертвецами, но людям приходилось куда хуже. Тейн даже дал себе зарок превознести их храбрость до небес, если они переживут эту ночь. Давая такое обещание, он мало чем рисковал, по правде говоря. Матиуш оценивающе посмотрел на Фармира и Анну. Они не казались особенно испуганными, скорее, целеустремленными и уверенными в хорошем исходе. Они полагались на него и баллады о подвигах трех Искателей — в такой компании с ними попросту ничего не может случиться. Он сам последние недели только и делал, что поддерживал эту веру в его бесконечную удачу и силу в других людях. Потому что ему нужна была поддержка других; менестрели всегда забывали, что Искатели не действовали в одиночку. У них был органичный симбиоз с союзниками: они черпали силу и уверенность друг у друга. Сейчас он тоже должен продолжать эту игру и хранить мораль остальных… Но он подозревал, что мораль их все равно уже не спасет. И ему очень не хотелось, чтобы его, вполне возможно, последними словами дочери и юному ученику оказалась наглая ложь. — Дела наши дрянь, — честно сказал чародей. Глаза Фармира расширились; он явно не ожидал такого ответа. Анна молчала, напряженно вслушиваясь в звуки битвы, и к своему стыду Тейн понял, что не может ее прочитать. В этот момент она казалась особенно взрослой. — Насколько дрянь? — спросил полудракон. Ну, раз уже начал говорить правду, то давай уже говори ее до конца. Интегрити звучал не столько сварливо или ехидно, сколько устало. Плохой знак. Сам знаю. — Настолько, насколько ты можешь себе представить. Возможно, даже хуже. — Неужели вы ничего не можете сделать? — неверяще спросил Фармир. Голос его звучал слегка надтреснуто, как будто на глазах мальчика разбили красивый расписной витраж, открыв неприглядный вид позади него. — Могу, — вздохнул волшебник. — Я всегда могу воспользоваться Армагеддоном. Проблема в том, что тогда у каждого из нас, включая меня, будет в лучшем случае один шанс из двух на выживание. Я не смогу повлиять на исход, заклинание само выберет себе, хм, жертв. Я никогда не использовал это заклятие, потому что с моей точки зрения это и в самом деле самый последний способ. Вроде как осажденные принимают яд, когда становится понятно, что бой проигран. Я помню архимага, разработавшего модификацию Армагеддона, которой вы сейчас пользуетесь. По-своему гениальный человек был. Он считал, что невозможно выиграть бой без потерь с обеих сторон, и этот видоизмененный Принцип меньшего зла лег в основу матрицы этого заклинания. Очень изящно. Теллониус вообще увлекался философией, половина его магических трактатов была ей набита под завязку, очень интересные мысли попадались. Их даже использовали потом при обновлении теории магии. Бестелесный голос Интегрити звучал задумчиво, почти даже мечтательно, как будто фамильяр испытывал ностальгию по старым добрым временам, когда всякие маги сидели по башням и придумывали, как бы половчее убить как можно больше народа и приложить при этом поменьше усилий. А вот тебе мой Принцип: благодаря мне мы выходили из трудных переделок, не потеряв ни одного воина. Так что если от тебя требуют жертву в обмен на что-то, плюнь этому гаду в лицо и найди способ сделать это проще. Уж последняя-то идея магам близка. Они оба знали, что Тейн огрызается от отчаяния. Бывали случаи, когда даже он не мог обойтись без своеобразной жертвы. Воспользоваться некромантией, чтобы спасти друга в бою. Убить Энемена, чтобы не дать ему продолжать убивать. Не присутствовать при рождении дочери, чтобы спасти принцессу Амели и весь мир. Такие неочевидные варианты по сравнению с классическим «убить котенка, чтобы ребенок выжил» и «сожги зараженную деревню, чтобы не дать распространиться чуме». Только чума всегда добирается в столицу вместе с крысами-погорельцами и уносит тысячи жизней. А на твоих руках остается кровь тех, кем напрасно пожертвовали. Звучит как воспоминание, до которого я не могу добраться. Оно и есть. Что-то вроде. Сложно объяснить, а времени нет. — В любом случае, я воспользуюсь этим заклятием только тогда, когда не останется никакой надежды. И перед этим постараюсь отослать всех как можно дальше. Так, если повезет, жертва с их стороны будет только одна. Зато какая! Об этом сражении барды будут веками слагать легенды, ему дадут какое-нибудь звучное имя, вроде Противостояния Тейна, а на городской площади ему поставят давно обещанную статую, а то и целый фонтан. Не то чтобы волшебнику этого особенно хотелось, он бы предпочел выжить. Но если уж вывернуться из цепких лап одного из главных Принципов не удастся, он сделает это стильно. Так. Раз есть план для худшего из возможных сценариев, нужно придумать основной, рабочий. Колдун снова прислушался к шуму битвы. Со стороны нежити не было слышно приказов, труб или барабанов; они наступали в жуткой тишине, движимые одним лишь инстинктом, который вселила в их мертвые тела чья-то магия. Было бы неплохо узнать, кто именно это сделал, но Матиуш быстро обнаружил, что у него не получится отследить «ниточку» до заклинателя, потому что он сразу же покинул свою армию. Получалось очень странно. В любом случае, тактика поливания их огнем со стен не оправдывала себя. Огнем. Огнем… У Тейна перехватило дыхание, когда он смог ухватиться за маячившую на самом краю сознания идею. Она была до того отчаянной, что становилась безумной. Здравый смысл мог бы привести тысячу аргументов, доказывая, что она могла быть какой угодно, но не рабочей, слишком много «если» оставалось в уравнении. Но Искатель всегда в большей степени полагался на свое чутье, инстинкт и удачу; а они единодушно уверяли, что все получится. Без Билла и Кристиана, худо-бедно сдерживавших самые смелые его порывы, он становился все более бесшабашным, это приходилось признать. Но только это, пожалуй, и могло их спасти в эту ночь. Другого решения Матиуш не видел. — У меня есть план, — сообщил волшебник. Уточнять, что это очень плохой план, он не стал. Другого все равно не было, так зачем дискредитировать этот в чужих глазах? Он считал, что в удачу надо верить, чтобы она была благосклонна. Пусть верят. Это им всем сейчас было очень нужно. Он лихорадочно рылся в карманах в поисках огрызка мела, но под руку попадались сплошь маленькие цветные перья, высушенные стебельки и листья разных трав и поделочные камни, которые иногда можно было использовать для усиления эффекта заклинания. Бесполезные в этот момент. Наконец неуловимый мелок нашелся, и Тейн, кривясь, как от боли, принялся чертить на неровной каменной поверхности круг. По правде сказать, на круг эта фигура походила только отдаленно, но у него не было времени на поиск другого места или правильной подготовки этого. Придется работать с чем есть. — Фармир, Анна, найдите Джулиана и остальных лекарей и жрецов. Берите с собой раненых и уходите через тайный ход… Он же здесь есть? Во всех замках есть тайные выходы, — безмолвный кивок полукровки. — И ты знаешь, как туда попасть? — снова кивок. — Отлично. Эвакуируйтесь. Бегите. Найдите безопасное место, выставьте часовых, дождитесь утра. Если отсюда за вами никто не придет, отправляйтесь в Кронберг. Идите большой дорогой, оставайтесь все время настороже. Вы меня поняли? Резерв на нуле, имп его раздери… — Я могу его восстановить, — на его запястье легли тонкие пальцы Анны. У нее была холодная кожа — совсем как у матери. — Нет, — колдун поспешно отдернул руку. — Тебе еще могут понадобиться силы при побеге. Одолжишь их кому-нибудь другому при нужде, тому же Фармиру или Алессии. — Энергопотеря будет выше, чем при передаче тебе, — девушка неодобрительно поджала губы. — Это самый рациональный вариант, и ты это знаешь. — А ты знаешь, что мы с рациональностью не в ладах, — мел скользнул по выступу, смазав одну из магических рун. Маг чертыхнулся, стер ее и стал рисовать заново. — Не спорь. Отдай мне часть зелий, я справлюсь. Анна помедлила несколько секунд, пристально разглядывая отца. Он не знал, насколько хорошо она видела в темноте, но у него создалось впечатление, что она видела гораздо больше, чем это возможно просто для глаз. Словно она быстро взвесила все шансы и вероятности у себя в голове и в итоге пришла к какому-то выводу. Точно так же умеет делать Реска… Или умела, потому что он уже довольно давно ее не видел. Интересно, жива ли она еще? Наконец девушка стянула лямку с плеча и передала сумку с эликсирами Тейну. — У нас есть запас внизу, мы возьмем его с собой, — ответила она на его возражения еще до того, как они были озвучены. — Тебе, похоже, понадобится это все. Я отправлю всех в Кронберг с утра, но все равно вернусь сюда на разведку. На разведку и не больше, не волнуйся, — добавила дочь. — Я могу передвигаться незаметно. Удачи. — Удачи, наставник, — тихо поддержал ее Фармир. Он выглядел в этот момент отчего-то младше Анны и как-то потерянно. Странно, ведь он уже далеко не первый год живет по законам «взрослого» мира, не говоря уже о его происхождении… Тейн помотал головой, когда его дочь и ученик ушли выполнять его поручение. Удача ему действительно понадобится, потому что план уже не казался плохим — он был безумным. Было бы хорошо отослать весь гарнизон, но они должны сдерживать нежить, чтобы дать время беженцам. И ему самому — на исполнение задумки. Он вытащил один бутылек из сумки, на ощупь нашел пробку и выдернул ее. Его ноздрей коснулся горький запах настоя разных трав на магической воде из фонтана в Кронберге (интересно, как теперь они будут готовить эту бурду?), и на мгновение колдун пожалел, что отказался от предложения Анны. Но только на мгновение. Вне зависимости от успеха или неудачи у него будет время отлежаться и выспаться. Может, даже вечным сном. Матиуш залпом выпил зелье, скривившись от неприятного вкуса. Горечь буквально обожгла ему небо и язык, зато следующий глоток дастся намного легче — вкуса он все равно уже не почувствует. Передернув плечами от отвращения, он взял вторую склянку. Одно хорошо — магические силы пошли на подъем, а в голове слегка прояснилось. Сконцентрироваться на знаках станет легче. Теперь главное не упустить момент, когда этот подъем достигнет пика и превратится в спад. К сожалению, эти зелья давали только такой временный эффект, за которым следовала неимоверная усталость и подавленность. Что ты такое задумал? Интегрити. Фамильяра не было видно почти с самого начала боя: Тейн подозревал, что дух отказался от своей проекции, чтобы сберечь силы. Ему уже не надо было «присутствовать», чтобы давать советы товарищу; хотя не то чтобы он многое мог посоветовать в сложившейся ситуации. Воинский опыт и инстинкт самого чародея были здесь гораздо полезнее. И, похоже, несмотря на укрепляющуюся связь, он теперь мог скрывать часть своих мыслей от фамильяра… Или дело было в усталости. Неважно. Все равно все эти разговоры происходили исключительно у него в голове. — Если получится, будет называться нашим очень экстравагантным спасением, — Матиуш пожал плечами. Он ответил вслух, чтобы подбодрить себя хотя бы звуком собственного голоса. — Если не получится — не менее экстравагантным проигрышем и самоубийством. Какой шикарный выбор… Чародей не обратил внимания на отчетливый сарказм, с головой уйдя в черчение. Интегрити ненавязчиво маячил на самом краю его сознания, излучая тревогу и любопытство. Мелок крошился в пальцах, но его хватило на задумку, хотя и едва-едва: в руках Искателя осталось буквально несколько крошек, когда он дорисовал последнюю кособокую руну. Рассеянно отряхивая ладони, он осмотрел результат своих трудов. Наскоро нарисованные на неровных камнях знаки ни в коем случае не воплощали собой великую магическую силу слов — разве что с минусом впереди. Но это уже было кое-что, уже какой-то канал для направления энергии. Матиуш со свистом втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы, отзывая все сторонние заклинания, включая ночное зрение. На мир сразу упала чернильная темнота, кое-где буреющая светом факелов, но он неожиданно нашел это зрелище гораздо более привлекательным, чем полупрозрачные, но неестественно четкие тени, похожие на порождение особо изощренного кошмара. К тому же, ему теперь и не нужно заглядывать через парапет и высматривать в ночи войска противника, а когда вид впереди и позади глаз не различается, намного проще сосредоточиться и провалиться глубоко в себя. — Но для этого потребуется гораздо более глубокий транс, чем обычный боевой! — в тщетной попытке переубедить хозяина взвыл Интегрити. Он снова материализовался, надеясь добавить этим весомости своему аргументу. И теперь он явно был в курсе происходящего. — Вот и присмотри тут за всем, пока меня не будет, — бодро подмигнул Тейн и закрыл глаза. Вдох-выдох. Отрешиться от свиста стрел над головой, криков союзников, дерущего горло дыма и твердого холодного камня под коленями. Отсечь причитания фамильяра — одним резким ударом, как конечность после укуса ядовитой змеи. Остаться в полной тишине и абсолютном одиночестве внутри собственного сознания, продолжить падение, все ниже и ниже, оставляя высоко наверху полустертые образы из прошлого, странные картинки из подсознания, миновать потаенные страхи, не оглянувшись даже — и завершить спуск там, где уже не существует понятия личности, в потоке чистой энергии. Она пульсирует, барабаном отдаваясь по всей душе мага, вынуждая ее вибрировать в том же ритме. В такт биению сердца мира. Здесь уже — еще — не существует добра или зла, все слишком просто для морали. Не остается отдельного человека, не остается прошлого и настоящего. Только жизнь — первобытная магия, на которой построен мир еще в незапамятные времена, когда не было еще даже черепахи, но была мысль. И в этот бесконечно растянутый момент несуществующего времени нужно… — Отдай все магии. Здесь не должно быть слов. Его самого здесь не должно быть — он не должен осознавать себя. Или звуки. Или хоть что-нибудь. Картинка неоформленного совершенства пошла разломом-трещиной, резанув по глазам светом, точно он всю жизнь провел во мраке пещеры, но сегодня нашел выход на поверхность, к солнцу. Он был в своем кабинете, в этом никаких сомнений: огромный стол, кресло, прикрывающий круг призыва коврик на полу, уютно тлеющие в камине дрова, волшебная статуэтка на каминной полке и песочные часы рядом с ней… Песчинка замерла на полпути, так и не упав вниз. На таком расстоянии Искатель не должен видеть такие детали, но эта бросилась ему в глаза, не говоря уже о том, что песку положено падать, а не парить. Значит, это не на самом деле. Значит, всего этого нет… Точнее есть. Но на другом уровне бытия. Он обернулся. Во втором, невесть откуда взявшемся кресле удобно развалился высокий худой человек. У него было узкое бледное лицо; светлые, почти бесцветные волосы были заплетены в две косы, на кончиках истончавшихся до толщины волоса и только этим сдерживаемые, голова получалась слегка бугристой и при этом неприятно блестящей, словно кости черепа. Темные раскосые глаза смотрели бесстрастно, но в самой глубине зрачка мерцал нехороший огонек, выдававший не то фундаментальную и всеобъемлющую ненависть ко всему сущему, не то искреннюю заинтересованность миром, но исключительно в разрезе, в препарированном виде. В пользу последнего говорила и неброская, практичная черная одежда, смотревшаяся как-то по-чужеземному: в такой можно разделывать как лягушек, так и людей или гигантских черепах и заносить наблюдения в маленький дневник в невзрачном переплете. Натренированный оценкой многочисленных противников взгляд Тейна зацепился за руки незнакомца, и маг искренне позавидовал: хотя и ему самому повезло с длинными, чуткими пальцами, за такие кисти не жалко было бы продать душу. И это явно были руки волшебника, их ни с чем не спутаешь, особенно если сам на похожие смотришь каждый день. Здесь должна быть только энергия… — Не совсем, — возразил незнакомец. — Ты немного не дошел. Я подумал, что с набором самых примитивных инстинктов разговаривать будет несколько проблематично, поэтому задержал тебя здесь. — Зачем? — Тейн предпочел краткость. Негромкий голос этого мага и едва уловимо насмешливый тон его раздражали. Это, имп его побери, его сознание. Частная вечеринка. Этого типа сюда не приглашали. — Я же сказал, чтобы поговорить, — маг слегка недоуменно улыбнулся и пожал плечами. — Меня зовут… скажем, Сиапрет, эта версия достаточно близка к вашей фонетике. Могу начать разговор с хорошей новости. Падать ты начал вперед. Падать — в настоящем мире? Едва ли Интегрити рискнул перехватить контроль над телом, пока хозяин путешествует по самому дну души, чтобы не дать бренной оболочке мешком свалиться на камни. А значит, равновесие тело удержит очень и очень недолго, но к этому колдун был готов. — И чем эта новость хороша? — угрюмо поинтересовался Искатель. — Если бы упал назад — свалился бы со стены во двор, — любезно просветил его Сиапрет. — Присаживайся. Разговаривать всегда удобнее в дружелюбной обстановке. Тейн не знал, что именно возмутило его больше: то, что ему предлагали устроиться поудобнее в его же сознании, или то, что этот тип считал дружелюбную обстановку возможной в данных обстоятельствах! Можно было бы предположить, что этот Сиапрет — всего лишь персонификация какого-то из внутренних голосов самого Матиуша, но вот только он был уверен, что такого в его голове водиться просто не могло. Перечисление его недостатков могло бы занять целую книгу, но ничем подобным он точно не был. Кроме того, чародей чуял, что этот странный маг пришел извне, и обострившаяся в этом месте первобытная сторона человека беспокоилась и требовала предпринять что-то, включающее заостренную палку или обтесанный камень. Искатель заставил себя обратиться к разуму, но его прогноз тоже был неутешительным. Если речь пойдет о чисто физической схватке, то это длинное тощее тело рано или поздно одержит верх: Сиапрет явно состоит не из одних костей, а еще и из веревками обвязанных вокруг мускулов, да и чувствует он себя здесь не хуже рыбы в воде, на его стороне преимущество. Даже с учетом того, что и сам Матиуш не был кабинетным хилым ученым. По крайней мере, не совсем уж хилым. А магическая дуэль разнесет на много-много маленьких частей не столько соперников, сколько само место действия — опять же, сознание одного чародея и место обитания или пребывания другого. Перспективы получались так себе в любом случае, поэтому Тейн быстро отказался от идеи с боем. В конце концов, это его сознание, его игровое поле. Еще никому не удавалось его здесь переиграть. Он оперся поясницей о стол и скрестил руки на груди. Теперь придется постоянно держать в голове идею, что опора материальна, иначе он просто провалится сквозь нее, но это лучше, чем игнорировать приглашение и уж точно лучше, чем слепо его принимать. Если тебе предлагают два варианта — всегда выбирай третий. Это правило редко подводило. — Кто ты такой и что здесь забыл? — хмуро поинтересовался Тейн. — И побыстрее, у меня здесь дело есть. Неотложное. — И я имею к нему непосредственное отношение, — заверил маг. — Сиапрет — это современное произношение моего имени. В мое время оно звучало несколько иначе. … — он издал несколько невообразимых шипящих и урчащих звуков, в которых с трудом угадывался намек не то что на имя, а вообще на язык. — Вы на таком давно не говорите. А что касается того, кто я такой — я жрец Сета. Впрочем, нет. Кое-что Искателю странное слово напомнило. Язык Дуот и в современном виде был не слишком благозвучным, но древняя его форма была в какой-то степени даже мелодична, только звучала так, будто слова произносил певец с идеальным голосом, но с давно и безнадежно сгнившими голосовыми связками. Это производило примерно тот же эффект, что и смешивание аромата роз со смрадом тухлых яиц… Или запивания человеческого самогона демоническим. И раз этот тип жрец Сета, как он сам говорит, это многое объясняет. Впрочем, колдун никогда не слышал, чтобы у титана была настоящая секта со своей литургией и иерархией… Однако то, что он не видел чего-то, еще не означает, что оно не существует. — И давно? — задал он следующий вопрос. Если повезет, удастся выбить этого типа из колеи напоминанием о прошедших впустую веках. В худшем случае можно списать все на любопытство. — Порядочно, — губы жреца улыбались, но глаза говорили об обратном: огонек в их глубине на мгновение полыхнул злым зеленым пламенем. — И предвосхищая твой следующий вопрос: да, выражаясь твоим языком, я проколупал дыру между планами и затаился там, как крыса в норе. — Интересно, — сказал Тейн, просто чтобы не молчать. Если за ним закрепилась репутация того, кто за словом в карман не полезет, ее надо поддерживать и здесь. Особенно здесь. — А сейчас тебе вдруг захотелось простой человеческой компании и задушевного разговора? — Придумай сюда пиво, если это поможет создать атмосферу, — фыркнул дух. — Да нет, времени на пиво и шабаши у меня нет, к сожалению, — задумчиво протянул Матиуш. — Я пойду, пожалуй, что-то я не в настроении для разговоров. Кстати, как ты сюда пробрался? Надо заделать этот ход, а то и правда крысы расплодятся. — А вот это самое интересное, — улыбка Сиапрета стала по-настоящему змеиной. — Представь себе, кто-то недавно проводил обряд вызова, средненькой, кстати, силы, и в его ходе назвал свое имя. Какая неосторожность, не правда ли? Первая мысль определенно принадлежала Тейну: «Средненькой?! Да как он смеет!». Почти сразу же подоспело ехидство: «А если бы он сказал, что обряд был идеальным, тебе бы стало от этого лучше здесь, сейчас, с учетом только что вскрывшихся обстоятельств?» За ними, с большим отрывом, следовало (хотя «ковыляло» будет уместнее) позаимствованное у кого-то благоразумие: «Ты раскрыл свое имя древнему жрецу сильнейшего из титанов, а тебя волнует такая ерунда?!». Да, волнует! Потому что здесь нужно держать лицо, как никогда прежде. Иначе поле захватит противник. Но все же — ой, дура-а-ак… — Не пойми меня неправильно, все дело в отсутствии правильного обучения, — по-своему истолковал жрец промелькнувшую на лице Искателя гамму чувств. — У тебя на самом деле есть все задатки: честолюбие, сила воли, талант не хуже, чем у Ксальтотуна… — Кого? — Неважно, ты с ним все равно не знаком. Так вот, помимо таланта и мозгов тебе в руки попала довольно могучая, хотя и диковатая и примитивная сущность, — титанопоклонник выразительно качнул подбородком в сторону амулета с красным камнем. — Примитивная? — уточнил Тейн. — Дикая, природная, — с легким презрением пояснил Сиапрет. — Осколок первобытной силы, наделенный сомнительным интеллектом. Другое дело разумные расы, которые почти совершенны сами по себе… Из нас получаются лучшие духи, поверь моему профессиональному мнению. Кстати, именно это я тебе и предлагаю. — Что? Вытеснить Интегрити и занять его место? — фыркнул волшебник. — Зачем же так грубо? — он поморщился, словно такое гнусное предположение доставляло ему физическую боль. — Я предлагаю тебе идеальный симбиоз с равным балансом всех трех личностей. Никто не будет подавлен, никто не будет сильнее остальных… Получится полноценный человек. Полноценный. Слово точно плетью по лицу хлестнуло; Тейн ощутил, как сердце сначала замерло, а потом словно взорвалось, погнав горячую волну ярости к голове и рискуя напрочь утопить в ней мозг. Полноценный, значит! Значит, если Матиуш постоянно вынужден делать выбор, а не идти по один раз предпочтенной тропе, если он не присягнул добру, а делает нехорошие вещи иногда и тайком, отвергая при этом и зло — он уже не может считаться полноценным? Задавать вопросы и не верить слепо в ответы — это теперь несовершенство? Ошибки больше не могут определять человека?! А быть вот таким… подколодным змеем — это, значит, предпочтительнее?! Среди торговых партнеров отца были такие, кто считал магический талант недостатком, каким-то постыдным недостатком, и они бы никогда не стали иметь дело с сыном Тейна-старшего, который демонстрировал склонность к этому пороку. И они не стеснялись говорить ему об этом. Он помнил, как раз за разом проигрывал будущим рыцарям в Храме; иные смеялись над ним, потому что ценили мускулы выше мозгов и считали чародеев, предпочитающих бормотать формулы и скрещивать пальцы, слабаками, нуждающимися в защите их, воинов. Ну и где теперь они и где он? С точки зрения священников он тоже едва ли был полноценным: мятежная душа, вместо покоя ищущая все новые вопросы и ответы на них, едва ли могла считаться образцовой. Но если бы не исследователи, где был бы сейчас мир? Матиуш всегда верил, что каждый должен находиться на своем месте в таком виде, в каком хотел быть, и что именно недостатки играли немалую роль в определении человека… Но почему-то слово «неполноценный» всякий раз било по его самолюбию с удивительной силой. Возможно, он боялся, что на самом деле именно таким он и был; возможно, боялся таким стать. Если до этого беседа со жрецом его в какой-то степени даже забавляла (если отбросить неприятное замечание про раскрытое имя), то теперь больше всего колдуну хотелось запустить в эту самодовольную физиономию чем-то тяжелым. Причем несколько раз. И, имп его задери, Сиапрет об этом явно знал. Что было хуже, это могло быть частью его плана, который оказывался сложнее, чем на первый взгляд. Это не могло тревожить… Но снаружи, в реальном мире, на Гефен наступали орды нежити, и с этим надо срочно что-то делать. — Это так, они наступают, — подтвердил титанопоклонник и задумчиво, мол, не то чтобы меня это вообще трогало, провел рукой по туго заплетенной косе. — Но твой план не сработает, тебе просто не хватит умения, которое приходит с опытом. — И ты думаешь, что я соглашусь на твое предложение, чтобы выиграть этот бой? — зло бросил Искатель. — В таком случае ты слишком высокого мнения о своих умственных способностях. — Ты же согласился на связь с этим твоим Интегрити, — напомнил Сиапрет. — По тем же причинам. Он поднялся с кресла, сделал несколько плавных, текучих шагов, оказавшись прямо перед Тейном, в точности скопировал его позу. В темных глаза торжествующе извивался холодный огонек, искажая отражение волшебника. Вблизи от жреца опасность ощущалась уже не только интуицией, но и кожей, заставляя Матиуша чувствовать себя маленьким и незначительным. Титанопоклонник был древним — даже если и провел большую часть этого времени паразитируя между уровнями бытия — и опасно приближенным к тому, кто сумел обмануть самих богов. Он видел мир еще до того, как появились современные горы и были созданы Книги Смерти, на сегодняшний день считавшиеся вершиной некромантского мастерства. Он жил в ту эпоху, когда такие Книги были просто-напросто не нужны — им было бы некуда вести. Искатель с трудом подавил желание зябко передернуть плечами, чтобы стряхнуть с себя липкую, осязаемую слизь страха. Это просто внушение. — Ты специально подстроил все так, чтобы не нарваться на Интегрити. Ты его боишься, он для тебя угроза, — уверенно ткнул пальцем в небо чародей. Главное сейчас — не останавливаться, прощупать противника и попытаться определить его слабое место. — Эту… зверюшку? — жрец коротко рассмеялся. — Которая столько лет тупела, деля сознание с башней? Вот уж прости, но твое чувство юмора не перестает меня удивлять! Смейся сколько хочешь, но глаза у тебя вон какие колючие стали. Попал точно в яблочко. Интегрити мешает твоим планам, он явно препятствие. Так что едва ли тут речь идет об «идеальном симбиозе» на равных правах для троих… Тут и на двоих рассчитывать вряд ли придется. — Зверюшку, — с вызовом подтвердил Тейн. — Которая вообще-то в таком деле должна тоже иметь право голоса. Кто сказал, что он вообще захочет делиться местом? — Не захочет, потому что он маленький паразит, — огонек в глазах Сиапрета зло вспыхнул, как взорвавшееся солнце. — Он живет за счет чужой жизненной силы, и любую мнимую угрозу его кормушке будет отметать. — А ты — нет? Ты живешь за свой счет? — Не равняй меня с этой примитивной формой нечисти, которую даже нельзя назвать жизнью! — наконец вспылил дух. — Моя сила организована и подчиняется мне целиком и полностью, тогда как твой Интегрити существует за счет одних лишь инстинктов и украденных у его предыдущих владельцев воспоминаний. Я служил Сету, когда твои предки еще прятались по пещерам, щенок! — Ишь как заговорил, — недобро протянул Матиуш. — А что же ты тогда все это время паразитировал, как низшая форма нечисти? Все ждал, когда хозяин наконец сподобится хотя бы вспомнить о твоем существовании? Тогда у меня сюрприз для тебя, он уже попытался захватить мир и обошелся без твоей помощи. А знаешь, кто расстроил его планы? Я! Так что уж прости, но сотрудничать с тобой я не намерен. Мне надо спасать замок, а времени с тобой я потерял предостаточно. Сиапрет вдруг рванулся вперед, железной хваткой вцепившись в рукав чародея. — Ты назвал мне свое имя, Mateush Tein, — зашипел он, выплевывая слова на причудливой смеси древнего и современного Дуота, как горячие угольки. — Ты раскрылся, подставился, и теперь тебе от меня не убежать. Мы еще встретимся, это я тебе обещаю! — Да сколько угодно, — фыркнул Матиуш, брезгливо выдергивая ткань из цепких пальцев. — Мне еще в первые годы обучения обещали толпы таких, как ты, жаждущих завладеть моим телом или душой. А ты тут вообще один, не стоишь беспокойства. Да и вообще, как будто такое со мной в первый раз, ей-богам. Еще один шаг, превратить падение в прыжок — и последний барьер пройден, разум опал с души, как старые листья по осени, оставив только инстинкты и силу воли, которой предстояло удержать на плаву одну-единственную мысль: нужно вернуться обратно и принести с собой достаточно силы для заклинания. Собрать все возможное, придать нужную форму. Бросить энергию по тонкой нити, связывающей душу с телом, как страховочный трос, а потом уцепиться за него и выбраться наверх самому. Тейн пришел в себя в тот момент, когда его ладони коснулись холодного шершавого камня. Падать он действительно начал вперед, в этом Сиапрет не соврал. Интересно, откуда узнал? Оттолкнувшись руками от пола, маг вскочил на ноги, чтобы оглядеться, но его тут же сильно хлопнули по спине, принуждая пригнуться. И вовремя — над головой снова засвистели стрелы. Матиуш подслеповато заморгал, пытаясь перестроиться на обычное зрение после измененного магией, и наконец разглядел перед собой поблескивающие застежки на одежде Алессии и смутные очертания ее лица. — Ты колдовал, — заявила она, не размениваясь на расшаркивания. — Я не знаю, что ты тут натворил, но знаешь, что меня пугает? Что оно до сих пор не бабахнуло! — И не бабахнет, — почти честно заверил ее Матиуш. Или бабахнет — но на очень локальном уровне. Скажем, на уровне его маленькой личной тайны. — Тогда что оно сделает? И как скоро? — целительница зарычала. Все адепты знают: если оно не бабахает, жди другой пакости, причем чем дольше ждешь — тем хуже будет. Геометрическая прогрессия и закон подлости в динамичном тандеме. Чародей запрокинул голову, вслушиваясь в шум битвы. Какой-то из уголков его сознания сейчас с жуткой целеустремленностью выкапывался из земли, собирал кости воедино, осматривал горизонт и безошибочно находил подсвеченную факелами громаду Гефена. Этот же кусочек его разума мчался на гребне полупрозрачной волны призраков, вызванных с полпути, где они застряли. Тейн чувствовал их ярость на все живое и все мертвое, холодную ненависть, решимость довести дело до конца. Он пробился к ним. Он вытащил их в этот мир и должен будет сдержать, когда придет время. — Знаешь ведь, что иногда огнем побеждают огонь? — он широко улыбнулся магичке. — Я немного переиначил этот принцип, причем уже давно, просто масштаб увеличил. — Так вот чем ты тайком занимаешься! — вырвалось у Алессии. — И как посмел только?! — Они идут, Лесси, — чародей прикрыл глаза. — В наших интересах, чтобы я был жив, когда они явятся. Он привалился спиной к стене. Жутко хотелось расхохотаться: встать в полный рост, раскинуть руки в стороны и засмеяться громовым смехом, разносящимся над полем боя, пока его армия мчится на противника. Какой сюжет, в конце концов! Безнадежная битва, отважный волшебник, который решается на последнее средство, поджидающий жертву призрак великого колдуна из прошлого… Посулы спасения и великой силы в обмен на душу со стороны этого колдуна, волшебник, сопротивляющийся до последнего, но понимающий, что ради спасения других ему придется пожертвовать собой… И он, Матиуш Тейн, внимательно и с искренним интересом выслушавший аргументы соблазняющей стороны, и дающий ей очень душевного и благожелательного пинка в ответ. Вот еще, станет он за такое душой делиться, тут ее и так на всех не хватает. Да, расхохотаться хотелось, но делать этого не стоило. Так что Искатель захихикал, отмахиваясь от встревоженного Интегрити. — Ты что, с ума сошел? — с легким оттенком надежды спросила Алессия. — Не больше, чем когда на спор съел все содержимое лотка Достабля, — уверил ее Матиуш. — Тогда мы обречены, — констатировала магичка. — Они у тебя в активном или пассивном резерве? Какой принцип управления? — Я бы сказал, что третий, но они для него слишком самостоятельные, — Тейн поморщился, внезапно осознав, что смерть в лапах голодного зомби — не худшее, что можно вообразить. Выражение лица его старой подруги было куда страшнее. — Так что давай выведем четвертый. В сам замок они не полезут, только вырежут все вокруг него, так что пусть никто не высовывается из ворот. А резерв пассивный, мне хватает. — И хорошо, — веско заявила рыжая. — Потому что Анна потратила все силы, поддерживая моих коллег, и с тобой делиться некому и нечем. — Тогда зачем спрашивала? — Они идут, — произнес фамильяр. Он принял человеческий облик и стоял теперь, неуязвимый для стрел, на зубцах стены, легко балансируя на самом краю. Он пристально вглядывался в клубящуюся внизу темноту, в которой различал гораздо больше, чем смог бы человек. Матиуш на миг увидел землю его глазами: волнующееся море умертвий у подножия замка и смутное зеленоватое зарево неживых глаз на горизонте, стремительно набирающее силу и скорость. Впереди света и уж тем более костей и полусгнившей плоти несся даже не запах разложения — животный ужас, который испытывает всякое живое существо при виде мертвого (или не совсем). Он еще не достиг Гефена, но будет здесь скоро, и защитникам придется бороться со страхом и перед врагом, и перед новым союзником. О борьбе с непосредственно нападающими речи уже не пойдет. — Они идут, — повторил Искатель вслед за ним, и Алессия тут же затихла, прислушиваясь. — Кстати, а почему ты не с Анной? Я сказал ей взять с собой всех целителей. Она что, еще здесь?! — Они ушли, не волнуйся, — магичка раздраженно мотнула головой. — Она, Фармир и Джулиан. Они молодежь, но хорошие надежные ребята, справятся с этой ответственностью. Я решила, что нам, старикам, стоит остаться здесь. — Старикам, — повторил Тейн. — Спасибо, однако. — А еще я знаю, что твои любимые методы, как правило, безумны. Здесь нужен кто-то со здравым смыслом. — Слушай, давно хотел попросить… — Матиуш замялся, но потом решил идти ва-банк. — Если у тебя есть какие-то предложения по поводу обучения Анны и Фармира, или по поводу моей жизни в целом, не могла бы ты высказывать их мне лично? Надоело постоянно слышать от них «Алессия подумала то, Алессия подумала се». — И тебя это волнует сейчас?! — то, как магичка вытаращила глаза, грело душу. — Нет, ты совершенно точно безумен! — Если ты думаешь, что я безумен, исходя из этого, — вздохнул Искатель, — то я только рад, что ты не умеешь читать мысли. Из темноты внезапно вынырнуло привидение. По крайней мере, так показалось обоим магам в первый момент, и только усталость помешала им немедленно разрядить в него пару-другую боевых заклинаний. Потом привидение превратилось в Реску: бледную, в одной руке сжимающую окровавленный Зимородок; вторая плетью висела вдоль ее бока. Вывих или перелом, Тейн не разобрал с первого взгляда, поскольку ночное зрение он себе не вернул. И еще длинные кровоточащие царапины на предплечье, щеке и боку — все с одной стороны. Видимо, подставила, что получилось, но все равно не очень удачно. Матиуш перевел дух и опустил вскинутую в защитном жесте руку. Алессия заученным движением поймала эльфийку за здоровую руку и заставила опуститься на пол возле себя, чтобы с недовольным бормотанием осмотреть раны. Вся разница между вами в одном моменте. Ты, боевой маг, и она, целительница. Хотя то, что ты Реске друг, сейчас не сделало тебе чести. Ты даже не попытался ей помочь. Чародей запоздало пробормотал заклинание и заморгал, когда мир одновременно посветлел и посмурнел, утратив нормальные цвета. Нет, какая все-таки дрянь… А, вот ты где. Во-первых, перестань озвучивать мой внутренний голос. Во-вторых, мне нужно кое-что тебе рассказать, но это, пожалуй, подождет. Реска мой военачальник, она захочет знать, что происходит и как так получилось. — Неприятные раны, но жить ты будешь, — между тем констатировала Алессия и тут же придержала зашевелившуюся было воительницу за плечо. — Но только если не будешь дергаться, хорошо? Сиди спокойно, у нас еще будет время убить Тейна. К сожалению, пока что он нам нужен, если мы хотим вправить твою руку. — Что, прямо здесь? — изумился Матиуш, невольно отодвигаясь. Даже когда подобные травмы приключались с Биллом, Тайлер был достаточно мудр, чтобы не обращаться за помощью к чародею, и был, в общем-то, прав. Такие вещи не лечились заклинаниями, поэтому были выше его понимания и любви к быстрым и эффективным решениям. — Не волнуйся, тебе нужно будет просто подержать ее, пока я вправляю, — почти жизнерадостно успокоила его магичка. — Заодно сможешь объяснить, что за бардак поганый происходит за стенами по твоей вине. — Я бы и правда хотела это знать, — подала голос эльфийка, — хотя и использовала бы другие выражения. — Эта ваша воспитанность, — поморщилась рыжая. — Смотри, эту мудрость я вынесла из личного опыта и делюсь ей из чувства уважения к тебе. Если нет возможности обезболить — скажи пациенту ругаться от души. Станет намного легче, хотя для тебя это, наверное, не вариант. — Не вариант, — с несколько вымученной улыбкой подтвердила Реска. — Хотя я ценю твой совет. В целом мне этот план действий нравится, давайте побыстрее закончим с этим. Алессия осторожно ощупывала ее плечо; эльфийка морщилась, когда загрубевшие от постоянной работы пальцы целительницы нажимали чуть сильнее, но молчала. Тейн знал, что он сам бы хотя бы скрипел зубами, а то и последовал бы недавнему совету ругаться в голос. Он плохо переносил боль, даже если она была необходима для его же лечения. — Так, тебе надо будет сесть за ее спиной и обхватить руками вот здесь… Да нет же, тебе надо ее зафиксировать, а не вежливенько обнять, как на танцульках! — магичка зашипела и стала походить на разозленную дикую кошку, не хватало только брызг слюны. Как раз на «танцульках» во времена своей юности Матиуш обнимал девушек гораздо крепче. Он напомнил себе, что они с Реской были боевыми товарищами, прошли вместе не одну сотню боев и находились в одном прямо сейчас. От его собранности зависело ее здоровье, и все же он внезапно с трудом смог заставить себя усилить хватку. Да что за бред? Какие-то полузабытые уроки этикета твердили, будто бы то, как он должен был ее держать, было почему-то неприлично. «Брось, ты же никогда не заботился об этикете. Этот жест не будет грубостью по отношению к Реске, это необходимо». — Другое дело. Держи ее крепко, — в голосе рыжей прозвучало даже одобрение, а потом он опустился почти до ласкового воркования. — Теперь ты. Смотри прямо перед собой, не на меня. Расслабься, вот так, чтобы все получилось сразу. Будет больно, но эта боль быстро уйдет, если ты расслабишься и позволишь мне сделать все с первого раза. Да, все правильно… — говоря это, Алессия медленно поднимала поврежденную руку. — И… сейчас! Из горла воительницы вырвался низкий рык, когда ее плечо негромко, но отчетливо щелкнуло, ее тело в руках мага на короткое мгновение напряглось, но потом снова обмякло, когда целительница прижала вправленную руку к ее боку и начала нашептывать какое-то заклинание. Подчиняясь интуиции, Матиуш продолжал держать Реску, позволяя ей опереться о него спиной и перевести дыхание. Алессии не нужно было требовать этого от него, он это понимал и сам, несмотря на слабое знание лечебной магии. Между тем магичка размотала свой широкий пояс и использовала ткань для повязки, не переставая что-то бормотать себе под нос. Тейн уже не был уверен, что это была формула; вполне возможно, Лесси перешла на обычную «скороговорку» лекарей, призванную успокоить пациента. Иногда этот прием и правда срабатывал. — Так что произошло? — снова потребовала ответа эльфийка. Ее голос даже не дрожал, и чародей искренне позавидовал ее выдержке. Целительница намеренно не встречалась взглядом с Тейном, чтобы тот понял: отвечать за свою импровизацию ему придется исключительно самостоятельно. Хуже того, этот полевой рапорт интересовал и Интегрити, который не обладал полной информацией о произошедшем, но жаждал приобщиться к знаниям. — Я… Когда мы ездили в порт, я почуял старые кости под землей и присутствие неупокоенных душ, — Матиуш тоже старательно смотрел в сторону. — Я тогда не задумывался об этом, но когда ситуация стала казаться безнадежной, то подумал — а почему нет? Я и раньше пользовался некромантией в сложных битвах. Я ведь могу сражаться с врагом его же оружием, вот я их и призвал нам на помощь. Всяко лучше иметь их на своей стороне, чем оставить лежать и позволить тому, кто на нас ополчился, поднять себе подкрепление. — Они точно на нашей стороне? — уточнила Реска. — Пока я сохраняю контроль над ними — да. Хотя некоторые призраки довольно злы, и их очень много, поэтому они могут захотеть разорвать меня на части за то, что я их призвал. Но это очень небольшая вероятность! — поспешил уверить Искатель, когда Алессия наградила его взглядом очень злого и голодного дракона. — Скорее всего, они сами уйдут, когда выполнят мое задание, а остальных я как-нибудь уберу. — Тогда такой вопрос: ты знаешь, кто все-таки на нас ополчился? — поинтересовалась эльфийка. — Я и сам себя все время спрашиваю, — сокрушенно покачал головой маг. На самом деле до этого момента у него не выдалось свободной минутки, чтобы поразмышлять на эту тему. В самом деле, откуда вдруг выскочил некромант, который смог вот так, втихую, без кровавого жертвоприношения ста девиц или жуткой грозы, поднять себе огромную армию, швырнуть на Гефен… и оставить ее без внимания? Тейн был уверен в том, что таинственный заклинатель не пришел под стены замка, иначе дал бы уже о себе знать. Что-то здесь не складывалось. Единственное более-менее разумное объяснение (и то выходило далеко за рамки приличного) состояло в том, что нежить была пробуждена этим магом… случайно. Случайный импульс, вспышка гнева или ненависти к обитателям Гефена или вообще всему живому, подкрепить не до конца контролируемым магическим талантом — и вуаля. Они тут сражаются за свою жизнь, а он может быть даже не в курсе, что его врагов пытаются методично сравнять с землей. Такая идея пугала Искателя до полусмерти, если быть уж совсем откровенным: зная, на что он сам был способен в критические моменты, он не мог даже представить, какой силой должен обладать неведомый враг. Да, он чуть не сжег целый город недавно, но тогда он более или менее понимал, что происходит. Да, он сам случайно оживил труп мышки и едва заметил, но это был один маленький труп! А здесь — армия! Чтобы поднять что-то похожее ему не то что пришлось задуматься, ему пришлось вводить себя в очень глубокий транс… Может ли Сиапрет быть как-то в этом замешан? Или проклятый титанопоклонник просто с ветерком прокатился на волне некроэнергии и попытался воспользоваться подвернувшимся случаем? Тейн содрогнулся и решил вернуться к более безобидной версии, где был осиротевший ребенок на пепелище, внезапно пробудившийся талант к магии и честное незнание о том, что происходит. Возможно, дитя просто пытается перестать быть одиноким в изменившемся мире; возможно, оно столь же напугано происходящим, как и они, и ему всего-навсего нужно помочь справиться с этим страхом. Колдун и сам знал, что веселого в такой теории мало, но она хотя бы давала ему шанс на успех. В подобных случаях с детьми все-таки, наверное, легче договориться, чем с матерым магом или целеустремленной чародейкой, у которых есть вполне определенная причина действовать именно таким образом. — Ты уверен, что не узнал… почерк этого мага? — воительница устало откинула голову назад и прикрыла глаза. — Ты не хуже меня знаешь, сколько шороху ты навел в магическом сообществе Эллинии и, как ты мне сказал, Мира Мертвых. Может ли это быть кто-нибудь оттуда, как-то пробравшийся через Книгу Смерти? Мой народ сейчас, должно быть, ослабил наблюдение за ними… — Может, — безнадежно согласился Матиуш. — А может и нет. Я понятия не имею, Реска, и это мне очень не нравится. Они вслушивались в шум битвы, идущей теперь под стенами. Постепенно защитники вокруг них понимали, что ситуация некоторым образом поменялась, и приостанавливали трату боеприпасов, напряженно вглядываясь в темноту в надежде разобраться. Мысленно чародей пожелал им удачи. Он сам не до конца осознавал, что именно происходит, хотя среди своих товарищей обладал наиболее полной осведомленностью. Первая атака пришлась на спины осаждающих, и несколько минут он чувствовал себя, словно в ожившей старой шутке из Академии: говорит один адепт: «Я вчера напал на ректора». Второй спрашивает: «И как?». А первый и отвечает: «Первые две минуты я побеждал. А потом он меня заметил». Его поднятый из мертвых отряд на завидной скорости прорубался сквозь ряды вражеской нежити, да так эффективно, что маг забеспокоился: а остановятся ли они, когда дойдут до стен, или проломят в них дыру и маршем пройдут через весь континент, чтобы утонуть где-нибудь в море. Но оказалось, что у мертвецов просто ушло время на то, чтобы сообразить, что им мешают выполнить задание, и тогда уже они всей толпой накинулись на пришельцев. Тейна это вполне устраивало: ему же потом меньше убирать. Он ненавидел эту уборку после колдовства, когда приходилось ставить себя на ноги и через боль и ненависть выполнять «священный долг». Но проснуться пару дней спустя от непередаваемого ощущения присутствия зомби, деловито жующего твою ногу или шею, было еще хуже. Его связь с армией не была в полном смысле слова телепатической: скорее, это было похоже на множество натянутых нитей, которые он держал в руках. Периодически та или другая лопалась, извещая его об окончательной гибели слуги и возвращая ему маленькую частичку души; но гораздо чаще, к счастью или нет, по этим самым нитям к Матиушу импульсом прибегала кровожадная ярость, триумф, когда мертвецу удавалось одержать верх над противником. Все-таки «его» нежить была сильнее именно за счет более полного и осознанного контроля; на это чародей и рассчитывал. Однако ему приходилось постоянно напоминать себе держаться в стороне от этих приходящих из-за черты эмоций, чтобы они не захватили его сознание; кроме того, колдун несколько суеверно полагал, что именно принятие этих коротких выплесков чувств со стороны слуг превратят его в некроманта не по «профессии», а по «душе» и сделают из него титанопоклонника. А пресмыкаться перед Сетом и уповать на его милость, как тот Сиапрет, ему не улыбалось. Кстати о Сиапрете… Интегрити? Слушай, что ты знаешь о духах? О духах в целом, я хочу сказать. Может ли, скажем, некогда живой человеческий дух стать чем-то вроде тебя? А зачем ты спрашиваешь? Фамильяр насторожился, и Тейн почти увидел тревожно вздыбленную шерсть и одновременно — сдвинутые в человеческом жесте недоумения брови. Понимаешь какое дело… — Что там происходит, Тейн? — Алессия требовательно дернула его за рукав. — Что? — увлеченный начатым разговором маг непонимающе уставился на нее, потом, увидев ее зловеще прищуренные глаза, попытался вызвать из памяти ее вопрос. Сосредоточиться стало трудно, и необходимость поддерживать сразу несколько различных заклинаний не делала эту задачу проще; еще труднее было сдерживать так и рвущееся наружу раздражение, накатившее внезапной удушливой волной. Какой-то частью мозга Искатель догадывался, что все дело в пошедшем на спад эффекте от зелий маны, но эта часть успешно подавлялась остальной, погруженной в красно-серый туман мрачности, усталости и цинизма. Как всегда, побочный эффект нагнал его неожиданно и не вовремя, но такую цену приходилось платить за быстрое восполнение магической энергии. Можно было бы приглушить хандру новой порцией, но отходить он тогда будет долго и тяжело. По ощущениям — лучше бы прямиком в иной, лучший мир. — Я не знаю, Лесси. Они дерутся, это все, что я могу тебе сказать на данный момент. Я не могу заглянуть этим призракам в головы… Если, конечно, ты не хочешь заполучить здесь очередного безумного Темного Властелина. Заметь, я не говорю, что это обязательно случится, но кто вообще может с уверенностью что-то утверждать в этом мире? — Что-то ты больно нервный, — подметила целительница. — Неужто магия смерти дается с таким трудом? — Я напился эликсиров, чтобы восполнить резерв, — буркнул Тейн. — Ничего удивительного. Кроме того, осмелюсь напомнить, мы сидим в осаде нежити, поднятой неизвестным нам очень могучим магом, и никто не может нам обещать, что мы доживем до утра. Особенно я. В наименьшей степени я гарантирую свое выживание, если уж на то пошло, но когда кастуешь Армагеддон, отослав предварительно всех остальных… — Знаешь, Матиуш, я скажу это тебе сейчас, но потом буду все отрицать, — медленно проговорила магичка. — Иногда ты совершаешь поступки, достойные святого. Но при этом твое отношение, твоя манера это делать вызывают в людях желание тебя убить. Поэтому некоторые просто предпочитают забыть о твоих подвигах, а некоторые понимают, что ты редкая задница, но при этом они обязаны тебе жизнью. И ненавидят за это и тебя, и себя. Ах да, еще есть те, кто тобой просто восхищаются, блаженные вроде Рески и Фармира. И еще есть Джулиан, но вы с ним одного поля ягоды. — Очень трогательная исповедь, — кивнул Искатель, подтверждая репутацию «задницы». — А теперь не отвлекай меня, пожалуйста, я попробую оценить обстановку. У меня еще осталось немного маны в резерве… — О чем я и говорила, — с чистой, незамутненной ненавистью пробормотала Алессия. Так с чего это ты вдруг поднял тему духов? Когда я погрузился в транс, меня вроде как… перехватили на полпути. Все явно происходило в моем сознании, поэтому я сразу подумал про духа вроде тебя. Но он заявил, что в далеком прошлом служил Сету, а когда дела пошли не совсем в благоприятную сторону, он нашел способ затаиться между измерениями и ждать кого-нибудь подходящего. Совращал меня, между прочим, предлагал втроем объединиться и жить дальше, но что-то гнильцой от его предложения несло. Насколько я понимаю, он хотел образовать примерно те же магически-симбиотические связи, что и ты, но при этом соединить нас троих воедино. По крайней мере, пел, что троих, я думаю, что на самом деле мы с тобой оказались бы не у руля в результате этой сделки. Сиапретом назвался. Ни о чем не говорит? Впервые слышу. Но само его существование мне не нравится. Сомневаюсь, что за атакой стоит непосредственно он, ему явно нужен носитель, но чудится и мне здесь второе дно. Думаю, он причастен, неспроста же появился именно в тот момент. Хорошо, что ты не согласился на его предложение. Ты меня совсем за умалишенного держишь? Тейн искренне оскорбился таким недостатком веры от — подумать только — фамильяра. Нет. Виноватый смешок. Но я насмотрелся за свое существование на всяких разных магов, хотя так и не смог до конца понять людей. Это довольно сложно сделать, когда ты отчасти башня. А ты самый непредсказуемый из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Приятно знать. Не посмотришь, как там дела внизу? Интегрити в своей форме юркого подростка неопределенного пола непринужденно вскочил на зубцы стены, балансируя на ней без видимых усилий. Матиуш сумел сдержаться и не вздрогнуть, когда тонкая фигура мелькнула на самом краю его поля зрения. Не хватало еще дергаться без видимой причины. Он и так держал глаза открытыми только из врожденного упрямства. — Когда все это закончится, — озвучил он внезапную идею, — первым делом сделаю для скульптуры на колодце крылья. Из синего стекла и металла, чтобы как настоящие сверкали на солнце. — Тебе не кажется, что это не самый лучший способ расставить приоритеты? — Реска сумела выдавить из себя слабую улыбку. — Самый лучший, — с лишь наполовину напускной беззаботностью заверил ее чародей. — Эй, — радостно окликнул его фамильяр, — а мы, похоже, доживем до утра, так что начинай думать, как будешь претворять свою идею в жизнь! Твоя армия скоро одержит верх, хотя я бы посоветовал тебе полить еще огоньком сверху, чтобы уж точно! — Откуда я тебе огонь возьму? — забывшись, вслух спросил Искатель. — С кем это ты говоришь? — чуткая эльфийка встревоженно шевельнулась. — Сам с собой, — почти не солгал волшебник. — Я вижу, что мои воины побеждают, я достаточно плотно с ними связан для этого. Было бы неплохо вычистить огнем поле боя, чтобы точно никого не осталось, но у меня нет ни магических сил на это, ни… душевных. Про себя он понадеялся, что его раздражение и моральную усталость спишут как раз на эту постоянную связь с отрядом нежити, которую он самоотверженно поддерживал ради всеобщего спасения. — Хотя это и разумно, не могу сказать, что у меня душа к этому лежит… Как будто мало огня было в последнее время, — пробормотала Алессия. — Немало, — согласился Матиуш. — Но знаешь, это старинная дарионская традиция: сжигать все, что может угрожать распространением чумы. Славный обычай, да? Особенно когда сжигают дома с живыми еще людьми, потому что деревня заражена. Зато заразу, может, удастся остановить! И мы в последнее время очень усердно следуем этой традиции, не так ли? По крайней мере, демоны избавили нас от части работы. — Да что ты так взъелся из-за этой детали? — не выдержала целительница. Небольшой частью мозга колдун понимал, что несло его не столько из-за побочного эффекта эликсиров, но из-за ситуации в целом: слишком много свалилось сразу, слишком много на себя взял. Была в этом обратная сторона медали его нового статуса наместника: он больше не был предводителем армии, которой в случае чего не зазорно приказать отступать (или драпать, как уж карты лягут); теперь он стал лидером сообщества, состоявшего не только из безымянных обитателей Гефена, но и его друзей и членов семьи. Отступать было некуда, сбегать — тоже; отсутствие по-настоящему рабочего запасного плана (огненный шторм не в счет) и постоянное давление опасности делу не помогали. На задворках памяти продолжали копошиться воспоминания о деревне, куда ездил Джулиан, и о телах его горожан, которые он обратил в пепел практически одним щелчком пальцев. Это уже случалось. Он почти был соучастником этого. И вот ему снова предлагают уничтожить все следы этой бойни, подчистить все, чтобы выбрать меньшее из зол. Оно и будет меньшим — или будет таковым казаться, пока он не посмотрит в глаза последствиям. И не посмеет признаться в своей причастности. — Ты знаешь, как я получил первые магические знания? Нет? Так вот слушай, я два года был учеником у одного мага, уж не помню, какая у него была официальная квалификация, — голос Тейна упал до свистящего озлобленного шипения. Он знал, что Интегрити тоже внимательно слушал, безошибочно угадав в рассказе одно из закрытых для него воспоминаний. — В нашей среде это не было принято, но я настаивал, поэтому отец нашел для меня учителя, надеясь, что я наиграюсь и брошу. Но я не бросил. Наставник из него был так себе, как я вижу сейчас, но не это даже главное. Когда я поступил в Академию, я просмотрел официальные записи о нем. Однажды его отправили сжечь зараженную чумой деревню. Ничего такого, да? Мы все знаем, что это периодически происходит, и лицемерно говорим, что это ради всеобщего блага. Но знаешь что? Это была деревня Кристиана Тайлера, он выжил по чистой случайности. — Но ты же не имел к этому отношения, — тихо возразила Реска, первая сложившая воедино все факты. — Кристиан попал в Храм еще ребенком, ты тогда еще не был учеником того человека. Ты не при чем… — Я знаю! — сорвался на исступленный хрип Матиуш. — Но я учился у него, понимаешь? Я принимал его поступки, даже не зная о них. И когда я уже был его учеником, он совершал аморальные поступки, и я об этом не задумывался, ассистировал даже! А Тайлер? Он не знает, что случилось, откуда он, почему стал сиротой. Я лгу ему в лицо едва ли не каждый день. А вы теперь предлагаете мне полить эту землю огнем? Мне? — Ты сам не свой из-за зелий и этой проклятой ворожбы, — произнесла магичка. — Все дело в этом, иначе бы ты так не говорил. — Нет. Когда я узнал все это, я сказал себе, что сделаю все возможное, чтобы не следовать Принципу меньшего зла, — волшебник утомленно прикрыл глаза. — Даже если жизнь постоянно от меня этого требовала, я старался устроить все так, чтобы цену платил я один. Черт. Я знаю, что должен это сделать, и даже что я это сделаю, но сегодня… Я уже не могу. Боевой огонь — сколько угодно, но не эта… зачистка. Только никому не говорите, что видели меня в таком состоянии, иначе нам никогда не удастся восстановить в людях веру в меня, а на ней одной и держится мое командование. — Я могу это сделать, — негромко предложил новый голос. — О, и ты здесь, — мрачно, но без особого удивления опознал Фармира Искатель. — Вижу, мои приказы тут уже ни во что не ставят. А ты на кого оставил командование? Или вы все вместе вернулись в Гефен? — Выяснилось, что тайный ход завалило, — из-за спины барона оборванным призраком появился Джулиан. — Но пока мы развернули весь обоз, прошло какое-то время… Хотя глядя на вас, я бы сказал, что мы не виделись лет десять. Что вы тут с собой делали? Еще один святой. Сам еле на ногах держится, вон голова замотана какой-то заскорузлой от засохшей крови тряпкой, глаза ввалились и блестят лихорадочно, движения нервные и плохо контролируемые, а на некогда синюю мантию не польстился бы сейчас самый неприхотливый нищий… Если остановится хоть на секунду — ляжет и не встанет в ближайшие дни, если вообще встанет. С другой стороны, если не остановится — тоже упадет рано или поздно. Подумав, Искатель рассудил, что у этого священника с Тайлером все же было немало общего: проще дать им позаботиться сначала о других, а уже потом о себе, иначе проблем не оберешься. И все же, почему подобные типы так и слетаются на него, точно медом им тут намазано? По крайней мере, барон не слишком пострадал — порезы да ссадины, не больше. — Расплачивался, — буркнул Матиуш, неохотно позволяя жрецу поднять вокруг него возню. — А что касается тебя, Фармир, при всем твоем таланте ты едва ли еще способен справиться с таким масштабом катастрофы. Но за предложение спасибо. — На самом деле… — немного неуверенно начал юноша, но умолк, подбирая слова. Хо-ро-шо. — Так. Просто уже выдай мне эту информацию, а я сам решу, что о ней думать. — Ну… Вы помните щит Рекроса, который привезли из Кронберга? Внутри заключен дракон, вы же это знаете? Мы с ним… разговаривали, — полукровка смущенно опустил глаза. После непродолжительного похода по заваленному ходу его голову запорошило пылью почти до состояния пепельного блондина, сделав похожим на призрака. — Он золотой дракон, его зовут Калатос… Ну или примерно так, но он разрешил мне звать его просто Латом. Мне кажется, что он тоже еще молодой. Хо-ро-шо. — Он сказал, что почувствовал во мне, ну, драконью сущность. Он надеется, что я смогу его выпустить из артефакта, поэтому рассказывал мне о способностях драконов. И мне кажется, что я достаточно сильный, чтобы справиться, — Фармир окончательно смешался и уставился в пол, словно надеясь взглядом пробить там дыру и сбежать. Еще этого нам не хватало. Мальчишка начинает разговаривать с душами артефактов. — А чем это отличается от того, что делаешь ты? — легкая насмешка в голосе Интегрити, доносящемся сверху. Почти ничем. Это и плохо. — Из хороших новостей — вы и правда всего лишь перетрудились, — объявил жрец, утомленно усаживаясь рядом с магом. — Из плохих… Если так и продолжите, это вас в могилу сведет еще до рассвета. Кстати, когда он? — Надеешься, что с криком петуха все это безобразие само собой уберется? — съязвила Алессия. — Я боевой священник, а не дурак необразованный, знаю, что нежити труднее при дневном свете сражаться, — беззлобно отмахнулся Блэкуотер. — Думаю, чуть больше часа осталось, — предположила Реска. — И по закону жанра сейчас нам придется хуже всего, — проворчал Тейн. — Куда уж хуже? — неосмотрительно брякнул Интегрити. Типун тебе на язык. Если накаркал — уж я найду способ оторвать тебе голову самым болезненным способом из возможных. И не посмотрю, что ты дух. — Наставник, я правда думаю, что смогу справиться с этой… задачей, — настаивал Фармир. — Просто дайте мне попробовать, что мы теряем? — Мальчик, посмотри внимательно на него и сделай выводы, — вздохнула Алессия и посмотрела на Матиуша почти с симпатией. — И не забудь сделать поправку на его нечеловеческое везение, которое заставляет демонов кусать локти от досады — иначе он уже валялся бы под этими стенами, пожираемый парой зомби. В лучшем случае. Так что не произноси таких слов, мальчик, когда речь идет о магии. Взгляд, которым юный полукровка наградил его, очень многое сказал Искателю о его состоянии. Причем это многое было исключительно нелестным и отражало только один аспект — внешность. На деле колдун чувствовал себя еще более погано. — Я бы разрешил тебе, если бы смог подстраховать, — честно сказал Тейн. — Но я не могу, поэтому мы подождем, пока наши зомби подчистят чужих, а потом разберемся с тем, что останется. Прежде, чем у кого-нибудь возникнут возражения, я говорю сразу: это рабочая тактика, мы ее уже применяли и с успехом, поэтому мое решение не оспаривается. — Разрешите? — Джулиан поднял руку. Чародей болезненно поморщился, переведя на него взгляд и сосредоточившись на его до рези в глазах четком сером силуэте. Машинально проклял заклинание ночного зрения. — Что? — Разрешите немного подкорректировать ваш план, со всем уважением, — жрец несколько лукаво наклонил голову набок, словно догадываясь, как эти движения выматывают вынужденного смотреть на него волшебника. — Мы будем сидеть и ждать, пока все не утихнет, а вы отдохнете. Обещаю, если произойдет что-то важное, я лично вас разбужу. Тейн поразмыслил над предложением и решил, что вероятность подвоха слишком велика. А оставлять дозор на подчиненных-товарищей и Интегрити. Если тот вообще останется здесь, когда его компаньон отключится. — Не прокатит, Джулиан, даже не пытайтесь, — решительно отклонил он и нашел в себе силы лучезарно улыбнуться раздосадованной целительнице, опустившей в карман маленькую склянку. — Я все еще наш лучший шанс на выживание, по крайней мере, пока не рассветет. Да и после тоже, вполне возможно. Так что у вас не получится вывести меня из игры. Он демонстративно отвернулся от остальных и их возможных протестов, рассеял заклинание зрения, сгорбился и упрямо уставился в приятную, ласкающую глаз темноту, вслушиваясь в ставшие вдвое более загадочными и зловещими звуки.