Анна, вернись домой

Любовь заставляет поверить в то, в чем больше всего следует сомневаться. Поль Жеральди

      Возможно, ей это снится. Возможно, она снова упала в обморок и сейчас ловит галлюцинации. Вот только запах затхлой воды и плесени слишком яркий.       Черные ресницы дрогнули, и Анна открыла глаза. Приглушенный свет в комнате позволял кое-как осмотреть помещение: зеленые и белые кафельные плиточки, идущие в шахматном порядке и покрытые черно-бурой слизью, переходили в когда-то побеленный потолок, но сейчас покрытый сеточкой трещин и рыжими пятнами. Прямо над ней висел проржавевший душ, а из крана продолжала капать вода.       Нахмурив брови, Анна сквозь после обморочную заторможенность пыталась распознать правду и ложь. С оранжевого, покрытого плесенью крана, медленно капала черно-серая вода. Словно после пощечины, кровь ударила в голову, а воспоминания слов капитана о грунте и самостоятельных клетках инопланетной мерзости, паразитирующих на теле после соприкосновения, моментально вернули девушку в чувство.       Ее тело было погружено в старую металлическую ванную, заполненную наполовину все той же водой, пораженной инопланетным содержимым. Мутная, темно-серая вода, окутывала ее по пояс, скрывая силуэт ног. Вскинув руки, девушка вцепилась в края раковины, пытаясь выбраться из этой проклятой воды, вскочить и убежать. Куда угодно, лишь бы подальше от этих параноидальных мыслей о кровоизлияниях и захвате разума.       Длинные узкие ладони легли ей на плечи, заставляя остаться на месте. По ванной прошла легкая дрожь и вязкие, словно мокрота у больного тубдиспансера, черные щупальца обхватили запястья, а затем и полностью руки, утягивая женское тело в лежачее положение. Шея коснулась холодного металла, обхватываемая такими же тонкими липкими нитями.       Крик ужаса и отвращения сорвался с губ обездвиженной пленницы, а сердце с бешеной скоростью отсчитывало удары в груди. Взгляд широко раскрытых голубых глаз, уже наполняющихся слезами, метнулся вверх, столкнувшись с невинной улыбкой юноши.       Антон смотрел на девушку, совершенно спокойно и достаточно добродушно, если не учитывать черные, как бездна, глаза. Его рука скользнула с хрупких женских плеч вверх, заботливо погладив русо-рыжую макушку. – Эн, не бойся. Все хорошо. Я буду рядом, тебе не чего бояться. – От-отпусти меня! Прошу тебя! Я не хочу умирать!       Смех, словно звон колокольчиков, разнесся под потолком. Русые локоны легли на высокий лоб, с уже намечающейся продольной морщинкой. Черный свитер с горлом обтягивал худощавый торс юноши. Он был такой настоящий, такой «человек», что у Анны пробегали мурашки по спинному мозгу, заставляя бесконтрольно дрожать все тело. – Милая Эн-ни, ты думаешь, что я бесчувственный варвар? Что я, вот так просто, пожру твою душу, даже не соблюдая всех правил приличия?       Анна чувствовала, как тошнота подкатывает к горлу, а дышать становилось тяжелее. Она смотрела на Антона, на того студента, который забыл тетрадь, и который с каждой минутой все больше становился похожим на ее брата. И как она раньше этого не замечала? Неужели вся эта история с озером и полицейским так залепила ей глаза?       Ее мозг кричал об алогичности ситуации. Что такое просто невозможно! Одно дело – читать и думать о легендах, но оказаться рядом с существом, которое меняет свою форму, было просто немыслимо. Холодная рука, облаченного в человеческое тело монстра, коснулась щеки девушки, а на лице вновь заиграла улыбка. – Успокойся, Анна. Если хочешь получить ответы на все вопросы, просто расслабься.       Вода возле тела стала теплее, образуя небольшие воронки, когда юноша достал изогнутое серебряное лезвие, покрытое мелкими черными письменами. В голове что-то мелькнуло, но короткое и размытое, словно фотография с плохой фокусировкой.       Изящно, словно исполняя уже давно выверенные движения, Антон приподнял рукава свитера и вновь посмотрел в глаза девушке. Ей кажется, или форма носа стала чуть острее? Нет, она явно бредит! Это не может происходить сейчас, у нее на глазах.       Ее трясло. Неконтролируемая крупная дрожь охватила все хрупкое тело, а внутренности сжались в комок, застряв где-то в области печени и пульсируя при каждом ударе сумасшедшего сердца. Щупальца, облепившие ее кожу, подергивались и извивались, словно маленькие пиявки и черви. А этот взгляд, словно он мог забраться в ее голову и вытащить все мысли наружу, прибивал к металлическому корпусу.       Лезвие, со специфическим хрустом прорвало кожу, врезаясь в кость. Тупой, схожий со скрежетанием звук ворвался в мозг девушки, поддергивая завесу полуобморочного состояния.       Черная, словно смоль, кровь стекала по руке, окрашивая запястье, а затем и пальцы кисти в единый мрачный цвет. Первые капли упали в воду, которая тут же вспенилась, захлестывая одной шипящей волной другую, издавая неприятный серный запах.       Широко раскрыв глаза, Анна с ужасом наблюдала за происходящим, различая в темнеющей воде извивающиеся следы кровавых капель. Ей казалось (а может и не казалось), что они приближаются к ней, что вот-вот коснуться кожи, вгрызаясь и проникая в кровоток, стараясь пробраться к сердцу.       Наклонившись вперед, Антон коснулся почерневшими пальцами лица девушки. Бледная и едва живая, она из последних сил сдерживала рвотный рефлекс. По коже стекала инородная черная слизь, смешиваясь со слезами. – Анна, мне нужно это сделать. Жаль, что придется сожрать твою светлую душу, да еще и будучи твоим братом, но таков круг жизни. А теперь, позволь мне, провести ритуал как подобает.       Анна отрицательно замотало головой, пытаясь дернуться, но водный слой был похож на бетонную ловушку, лишая власти над собственным телом. Волосы намокли, облепив шею и плечи своей хозяйки. – Брось, ты же уже не маленькая девочка! Я не хочу лишать тебя воли и разума, оставив только куклу. Нам есть что обсудить, поэтому я желаю пригласить тебя на ужин.       Его ладонь сжала подбородок девушки, заставляя губы рефлекторно открыться, и черная кровь струйкой заполнила рот, проникая в горло и стекая по пищеводу. Улыбка расцвела на лице Антона, когда он отпустил лицо своей жертвы, и хрупкое тело безмолвно погрузилось в ванну с головой, заглатываемое теплой водой.       Айшии знал, что без ритуала, он ни за что не отделит душу от тела. Старые правила, старые законы. С детскими душами было проще – они крепятся к телу на тонких нитях, словно воздушные шарики, у взрослых людей душа испачкана и прожжена, сцепившись с телом и не желая разъединяться целиком, без остатка.       Анна была между этими состояниями. Маленькая и чистая, ее душа была полна любви и сострадания, взращенные на чувстве вины за пропавшего брата. Если бы она знала, что попалась на удочку еще с самого начала, когда только первый раз пришла на тот карьер.       Монстр чувствовал, как вода проникает в легкие и желудок жертвы, заполняет полости, но лишь ненадолго. Ему нужно лишь начать.       Первая стадия ритуала, очищение и приращение.       «Закон не рушим, запомни вовек,       Лишь стоит только жертве прийти.       Отыщи свою пищу, за собой уведи.       Водою омой, кровавый венец окропи».       Тихий шепот, похожий на змеиное шипение, затих. Антон выполнил все, как полагалось, как сотни раз до этой девчонки, и как будет делать еще много раз после нее. Единственное, что он не хотел – состояния ее полного забытья. Айшии хотел поиграть. Девятнадцать лет он ожидал возвращения ускользнувшей пищи, не в силах выбраться из проклятой воды. А тут все возвращалось на круги своя.       В воды, рожденные тьмой – ее уложи,       Кровью, дарованной айшии – ее напои.       Кинжалом дай-хаий руке навреди,       И жертву навек ты к себе привяжи.       Он провел кончиком пальца по водной глади, ожившей под его касаниями — тело всплыло, позволяя девушке вдохнуть спасительный воздух. Кашель, сопровождаемый рвотными спазмами, словно ловкий убийца, сжал горящее изнутри горло. Слезы падали на пол, а белый саванн прилип к телу, покрытый сетью черный нитей и прожилок. Каждый вдох приносил как облегчение, так и дикую раздирающую боль в груди, словно в легкие отсыпали горсть раскаленных гвоздей.       Опасаясь, что вода снова затащит ее в пучину, Анна выскользнула из проклятой ванны, покрываясь мурашками от холодного воздуха и первородного страха – страха смерти. Дрожащие пальцы вцепились в лицо, убирая мокрые волосы и остатки липких черных ниточек.       Ей казалось, что они были даже во рту, в ее пищеводе и желудке, шевелясь и карабкаясь вверх, желая склеить ее легкие и бронхи, желая убить ее.       Юноша стоял над ней, терпеливо ожидая, пока девушка возьмет себя в руки и он перейдет к следующему этапу — порабощение.       Склонив голову набок, он внимательно рассматривал эти тонкие изящные пальцы, узкие ладони, хрупкую фигурку и маленькое личико с большими, невинно голубыми глазами. Она была настолько беззащитной, что любому человеку невольно хотелось ее защитить.       Будь она одной из них, то питалась бы вдоволь, стоило бы ей только взмахнуть своими темными ресницами.       Закусив нижнюю губу, девушка попыталась встать на ноги, подавляя истерические крики внутри себя. Горло и легкие словно пылали изнутри, а желудок болел после пустой спазмирующей рвоты. Дыхание, как и маленькое сердце, никак не хотели успокоиться, позволить отдышаться от сумасшедшей действительности.       Но это все отступало на задний план, когда она смотрела на монстра. Она видела своего брата, ухмыляющегося, с черными дырами вместо глаз и совершенным безразличием.       Всю жизнь, все это время она каждую ночь засыпала с мыслями, что рано или поздно, но найдет его. Докажет и матери, и бросившему их отцу, что Тоша жив! Что маленькая Анна не врала, и дело действительно в монстре. А тут вроде как за что боролась, на то и напоролась. - Идем, ты переоденешься перед следующим этапом.       Анна с недоверием отступила назад, но столкнулась с новой проблемой. Умом она делала шаг от монстра, но тело стало ватным, едва отвечая на приказы мозга и движения своей хозяйки. От удивления ее рот приоткрылся, а испуганные глаза впились в фигуру перед собой. – Анна, Анна, Анна… Ты же умная девочка, не разочаровывай меня. Я ждал твоего возвращения девятнадцать лет, мы так давно знакомы, а ты так себя ведешь.       Антон протянул девушке белый бесформенный балахон, не дернув ни одной мышцей лица. На поврежденной руке уже образовался рубец, а черные линии крови впитывались в кожу чудовища. Но тут Анна решила воспользоваться женскими уловками. — Ты не хочешь выйти? — Мне это вне необходимости. — Я переоденусь. — Да брось, Анна. Я сожру твою душу, выложив внутренности на стол. Ты думаешь, твоя нагота будет смущать меня?       Анна побелела, понимая, что такие простые и лёгкие слова в его устах слова, словно брошенные не взначай, это разворачивающаяся картина ее смерти. — Ты, вообще-то, сидишь в теле моего брата, - прошептала девушка, скидывая мокрые бретельки с плеч. — Раз уж я заговорила, то тебе не интересно, как долго я сижу в тельце твоего брата?       Ловким движением, поборов трясущиеся руки, девушка накинула платье на плечи, прикрывая верхнюю часть тела, чтобы как можно менее заметно стянуть мокрый балахон. — Я не хочу знать. Я верю, что мой брат не убил бы меня. А значит, что ты - не он. — Милая, наивная Эн-ни, ты действительно думаешь, что бывают сказки со счастливым концом? — Разве плохо, что добро побеждает зло? Так будет всегда, и ты тоже рано или поздно умрешь. — Хм, это интересная мысль. Ведь твой брат, прежде чем отдать свою душу, сказал мне то же самое. — Что? — Если бы ты знала, как красива была его душа. Как она сияла, переливаясь в лучах обеденного солнышка. — Замолчи! — Ты знаешь, что твой брат был в котловане за две недели до того злополучного дня?       Анна молчала, вцепившись руками в мокрую ткань. Она не знала, никак не могла знать, что брат мог быть там раньше. Ведь именно вместе с ним они открыли это озеро. — Ты лжешь, — фыркнула Анна, разжав ладони, и мокрая ткань со шлепком упала на грязный кафель. — Мы пришли на озеро впервые вместе. — Наивная Анна, вот только, кто ему рассказал об этом озере, а? Ты никогда не задумывалась, почему вы ходили на самое дальнее озеро, стоявшее ото всех в стороне? И почему твой брат, который так опекал тебя, привел в проклятое место без взрослых или других друзей?       Анна смотрела в глаза монстра, словно надеясь увидеть там ответы, но вместо этого проваливалась в бездонный мрак, пустой и холодный, как и то проклятое котлованное озеро.       Девушка сжала кулаки, но в голове панически бегала мысль — «почему я никогда не задавала себе эти вопросы? Почему?» - Что ж, давай тогда приступим к трапезе. Как считаешь?       Он подошел к своей жертве, аккуратно коснувшись длинными пальцам открытых плеч. Волосы, все еще мокрые и темные, раскинулись по белой ткани, позволяя влаге пропитать ее.       Сердце вырывалось из груди, а в горле пересохло. Раз за разом, ее мысли окутывала паническая мысль, что все это время она действовала по давно продуманному плану. Анна запуталась, потерялась в дремучем лесу реальности, мистики и фантазии. И сейчас все эти вопросы просто обрушились на головушку несчастной малышки Эн.       Руки юноши аккуратно развернули девушку за плечи, направляя к выходу из ванной комнаты. Второй этап. Все просто и легко. Все как обычно. Пара шагов, один поворот и вот, мы на месте действия.       "Воздвинь ты крепкий стол в обед,       На кости стоп поставь его,       Углы кистями с кровью оплети.       Лишь в центре ты воздвинь венок.       Цветы погибли, пир горой.       Кусок ты плоти раздели,       Один - съешь сам, другой - вручи агнцу.       Что станет пищей пред тобой"       Этап второй. Укрощение. Все просто и легко. Как обычно. Он прокололся только один раз. С ее братом. Второй раз айшии этого не допустит.       Антон держал Анну за холодную ладонь, когда они вошли в небольшое помещение, словно выпавшее из другой реальности.       Все вокруг было покрыто кусочками мяса и кожи, переплетённые между собой сухожилиями и жировыми прослойками. Даже окна, покрытые черной пылью и единичными засохшими обрывками кишок и мозгов, не спасали это помещение от отдельного места в аду, в качестве комнаты развлечений.       В раковине валялись отдельные элементы печени и поджелудочной железы, возложенные на горку из заветренных кишок. Рядом с ними, на сушилке лежало несколько осколков бедренной кости и парочка плохо очищенных от кусочков плоти лучевых и лучезапястных косточек.       Посередине восставшей из ада кухни, стоял деревянный, темный от времени и крови, стол. В центре красовалось большое белоснежное блюдо, наполненное на половину алой кровью, наполовину черной субстанцией. А в центре этого буйства красок лежал венец их бордовых виноградных листьев, переплетающихся друг с другом.       Анна снова почувствовала ком в горле и нарастающий шум в ушах, когда Антон неожиданно обхватил ее побелевшее лицо, коснувшись лбом ее лба. — Ну что ты, Эн. Не стоит бояться мертвых. Бояться надо живых. Присаживайся.       Ловким и уверенным движением, он усадил бесконтрольное тело за стол. — Знаешь, Эн-ни, я ожидал от тебя большей стойкости. Это моя холостяцкая кухня. Видела бы ты как выглядит наш "Баарвэйх"! Потрясающий праздник, вот только нужна соответствующая компания.       Анна молча наблюдала, как Антон передвигался по кухне, извлекая блюда и органы. Ей страшно было представить, что это могут быть человеческие, а не то что детские, органы и кости. — Праздник проводили в тот день, когда наступало полнолуние. Но не обычное, ежемесячное. А полнолуние, совпавшее с самой длинной ночью в году. Тогда мы устраивали настоящий пир. Нас было много, мы собирались у самой крупной реки и затягивали в воду все, что хоть как-то может иметь душу. А уже затем мы готовились к празднику. Вы рисуете к Пасхе яйца, готовите странные блюда, празднуя переход одной страницы выдуманного вами календаря на другую. На день своего появления на свет вы готовите сладкие празднества, словно это как-то изменит вашу суть и привычки. Наш праздник тоже имел меню, Анна. И сегодня я приготовил для тебя несколько блюд.       Юноша повернулся к столу, выставляя на него четыре блюда. Широкая улыбка озарила его лицо, пока девушка едва держалась за сознание. Она отвела глаза в сторону стены, сглатывая тошнотворный ком, никак не желающий ее покидать. — Мы не варвары, Анна. Да, мы можем сожрать ваше тело без всякой подготовки, но потом приходится срыгивать кости и волосы. А это занятие не из приятных. Итак, вся наша дружная семья айшии собиралась в день празднования Баарвэйха. К счастью, не вашему, завеса между мирами истончается в этот день и мы можем гораздо дольше удерживаться в бренных телах. Некоторые из нас оставались в логове, чтобы разделывать поступающие трупы животных, птиц, людей. Затем мы разжигали костры и обращались в свои истинные сущности. Так было гораздо проще общаться и контролировать процесс приготовления блюд. Если сказать на ваш, «человеческий» манер, то это съезд всех родственников. Только не милых бабушек и дедушек, а прожорливых Ракшас, Пишачи, Ветал, нас, то есть Левиафан. Милая и добрая семейка.       Антон придвинул к девушке первое блюдо. Анна опустила на него глаза, сцепив зубы и медленно выдохнув через нос. Язык прилип к небу, а в животе все закрутили в узел, пульсирующий болью. — Вот это, традиционное блюдо японских сестер, Йорогумо. Мужчины давным давно пресытили их, но для остальных они с радостью готовят "Айоркнах". Для этого нужна всего лишь простата и яички вашей особи мужского пола. Они вскрывают живот мужчины своим когтями, медленно извлекая внутренности. Для большей насыщенности вкуса, жертва должна быть живой. Затем они оборачивают их в лоскуты широкой мышцы спины и хранят в морской воде. Она наиболее соленая, придает пикантные нотки послевкусию. Кстати, среди нас ходят слухи, что после поедания этого блюда, ты можешь дольше сохранять облик, в который ты переродился.       Второе блюдо оказалось всего в полуметре от девушки, тут же ударив в нос запахом протухших потрохов. Антон усмехнулся, всматриваясь в блюдо. — Знаешь, у всех разные вкусы. Я вот, например, не очень люблю это блюдо. Да, приходилось лакомиться пару раз, чтобы Ракшасы не ввязались с тобой в драку. Их беда - слишком большая вспыльчивость. Поэтому их и осталось так мало. Блюдо называется "Сарвай-Тай". Они ловят супружескую пару, прямо в первую брачную ночь, которая должна проходить ровно за неделю до Баарвэйха. Потом они вырывают молодоженам языки и глаза, пожирая самые лакомые кусочки прямо на месте. Остальное закапывают, хорошенько посыпав семенами дурмана и конопли. Так мясо, пусть и подпорченное, приобретает необычный привкус, а после трапезы не мучает тошнота и головная боль. Кстати, в ход идет не все тело. Они используют только желудок новоиспеченной жены, печень и селезёнку супруга, а мозг сваливают в единую чашу и мнут руками, делая гарнир. Единственное, что меня радует в их кухне, так это множественное применение мозгов. Там можно найти самые разные варианты, начиная от пропитанного потом и желчью костного мозга, до рагу из кожи и наполовину переведенной поджелудочной железы с добавлением жаренных шариков из спинного мозга.       Антон отодвинул блюдо в сторону, приближая третий деликатес с кухни монстров мира. — А это блюдо из кухни старых добрых Левиафанов.       Анна перевела взгляд на пустую тарелку с несколькими каплями черной крови. Взгляд помутневших голубых глаз поднялся на юношу. — Мы самые прожорливые и быстрые существа, Анна. И мы съедаем все, до чего можем дотянуться. Поэтому, у нас нет определенного блюда. Если ты зайдешь в наш клубный домик и попросишь угощение от левиафана, то сама станешь едой.       Антон засмеялся, вскинув голову к потолку. По его шее пробежали черные полосы, тут же утонувшие в волнистых волосах. Новая волна мурашек пробежала по коже девушки, заставляя желудок еще сильнее вжаться в позвоночник. — Наше лакомство не положишь на тарелку, Анна. Человеческая душа слишком быстро норовит сбежать, выскользнуть из тела. Это ваша проблема, заставившая нас много веков назад разработать ритуал, позволяющий удерживать душу в теле чуть дольше, привязать ее к вам. — А до этого? — Мы вскрывали грудную клетку человека зубами, пока он кричал, вгрызаясь в сердце клыками и высасывая душу. Но от страха и ужаса она становилась горькой, неприятное такое ощущение. — А так, значит, самое то?! — Это полная анестезия для вас, Анна. Пройдя все три ритуала, ты становишься совершенно бесстрашной. Тебе все по плечу. Даже я, в своем истинном обличии не буду вызывать у тебя жуткого страха и трепета. А душа, наполненная волшебный морфием моей крови, легко, словно скорлупка с правильного сваренного яйца, сползает с ваших костей и мышц. Она остается сладкой и теплой, словно самое нежное молоко в вашем мире. Вы не цените душу, не видите ее прелести и радости, обладать ею. Вы можете создать любое чувство внутри себя, взрастить его и любоваться им, но вместо этого вы погружаетесь в депрессию, уныние. Ты не замечала, что люди, как будто сереют, когда ведут праздный образ жизни? Их души покрываются таким слоем пыли и забвения, что мы потом неделями не можем нормально питаться, ощущая противный привкус во рту. И если вы не цените себя, Анна, то, что плохого в том, что мы чистим вашу планету?       Анна резко повернулась к нему, чтобы возразить, когда перед ее лицом возникло последнее блюдо. Антон широко улыбался, слегка наклонив тарелку на встречу своей гостье. — Вы убиваете детей, пожираете их души, — прошептала Анна, подавляя желание коснуться блюда руками. — Это преступление… — Нет, Анна. Преступление — это так захламлять свою душу пороками и грязью, что даже мы, пожиратели этого мира, противимся употреблять их в пищу. Думаешь мы, темные создания Матери-Вселенной, хотим так же как вы упасть на колени и рыдать, закатывать истерику по любому поводу, стоит только в вашей жизни появиться трудности? Нет, юная леди, мы знаем себе цену, знаем свою пищу, и прекрасно понимаем, что вы сами спокойно шагаете к своей гибели, без нашей помощи. Или ты думаешь, ваша деградация, массовая непригодность к пище так нас радует? Вы — наш корм, а значит, должны быть более менее в тонусе. Некоторые из нашего рода даже пытались навести порядок войнами и геноцидом, но вы так полюбили наши игрушки, что теперь играете сами, разрушая все налево и направо.       Четвертое блюдо стояло прямо перед ней. На белой тарелке раскинулся веер бардовых виноградных листьев, на которых покоилось свежее человеческое сердце. Ритуальное блюдо. Все так, как должно быть.       Анна аккуратно коснулась сердца на тарелке, обхватив его пальцами рук. Она понимала, что этого нельзя делать, что ей это навязывают, но руки сами подносили окровавленную мышцу к губам. Оно такое теплое, такое мягкое…       Антон широко улыбнулся, оголив десна и зубы, покрытые серо-черной субстанцией — да, он был доволен. Взгляд, не отрываясь, наблюдал за движениями девушки. — Добро пожаловать в кафе «Левиафан», Анна… Прими трапезу, спаси братца…       Шепот монстра, словно отскакивал эхом от ватных стен ее черепа, резонируя, все громче и громче звучал в ее голове. Окровавленное сердце уже коснулось приоткрытых побледневших губ девушки.       Он мог бы прямо сейчас бросить ее тело на этот стол, разорвать грудную клетку, с громким и таким сладким для его ушей хрустом выворачивая ее ребра из позвоночника. Айшии уже ощущал, как его длинные изогнутые пальцы касаются нежной и теплой ткани сердца, как хрипы вырываются из ее разорванных легких, а алая кровь стекает по подбородку… — Анна!       Голос раздался где-то вдали, словно прорываясь через густой туман, но даже этого маленького отголоска хватило, чтобы рука девушки дрогнула, роняя человеческое сердце на белоснежную ткань своего балахона.       Айшии взревел, в ярости и гневе, словно ему вонзили раскаленные ножи прямо в глаза! Второй раз, словно в замкнутом круге, он оказывается на грани, чтобы потерять свою цель.       Нет, Антон так просто не сдастся. Хотите крови, будет вам бойня!