* * *
Демон невидимой тенью сидит под окном, приняв облик окружающей среды и растворив плоть до полной неосязаемости. Он еле дышит — будто боится разрушить резкими движениями желанное видение — напротив кровати с ничего не подозревающим, глубоко и мирно спящим ребёнком. Себастьян откровенно любуется им: сизые пряди, тронутые глянцевым лунным светом, слегка румяные щёки, словно две чашки с капучино, украшенные сиропом, расслабленные пушистые ресницы, точно отдыхающие крылья птахи. Весь его образ дышит полноводной жизнью — и от этого осознания исправности его ошибки каменная глыба с недовольным рыком скатывается с огромной пульсирующей раны и уносится прочь из души. Из ниоткуда появляется незримая рука милосердия и принимается осторожно, с невыразимой бережностью, обрабатывать кровоточащую душу. Приложив к травме исцеляющую надежду, рука орудует дальше, накладывая бинты, слой за слоем. Себастьян замирает в оцепенении: в лёгких, плавных, мягких движениях он отчётливо распознаёт — обезоруживающий и ослепляющий — финальный жест души Сиэля Фантомхайва. Перед глазами восстаёт животрепещущая картина: юноша со смертельно уставшим лицом, лёгкой смирённой улыбкой, помутнёнными печатью конца глазами и чистосердечными словами «Себастьян, я нисколько не жалею. О нас. Наш тандем для меня крайне дорог. Но не менее дорог и долг перед тобой. Я готов заплатить за годы бесценной жизни. Так что и тебе сожалеть ни о чём не следует». Демон плотно прижимает руки к груди, отслеживая путь драгоценной для него души, и несколько минут слушает умолкающую навек пульсацию, оседающую в районе солнечного сплетения. В голове раскатистым громом раздаются слова Гробовщика: «Неужели смертный расшевелил твою душу?» — и ему кажется, что слово «разбередил» гораздо лучше объясняет его состояние. Заворочавшийся в постели ребёнок, тихонько застонав, безраздельно завладевает вниманием Себастьяна. Он приближается со зреющим подозрением, которое лишь подтверждается при ближайшем рассмотрении: у девятилетнего Сиэля — конечно, далеко не столь скверные, как в будущем — уже присутствуют ночные кошмары. Демон, собрав всю волю в кулак, одерживает верх в схватке с беспочвенным, почти суеверным, страхом коснуться мальчика — и накрывает его вспотевший лоб своей неосязаемой ладонью. Он считывает абсолютный мрак, пропитанный пронизывающей влагой, в его сне... и потерянного среди всего этого угольно-мокрого месива пятилетнего Сиэля. С чувством воодушевления (и очередном облегчении при понимании, что силы остались при нём), Себастьян в первую очередь создаёт ласковое июльское солнце, разрывающее темноту в клочья, рисует перламутровые снопы сияющих роз, приводит в сон его любимого пса, а затем одевает мальчика в характерные синие одежды лорда из будущего и сажает его за миниатюрный столик, переполненный сладостями: бельгийскими вафлями, пудингом, горкой из ломтиков разного вида шоколада, пирогом со смородиной, карамельными конфетами и трайфлом. Ребёнок, восторженно хватая чашку с какао и метаясь счастливым взглядом между сластями, явно абсолютно позабыл о тревогах своего подсознания. Себастьян, возвращаясь в реальность, наблюдает спокойную позу, отсутствие гримасы и глубокое ровное дыхание. Ему большего не нужно — только быть рядом. Вот только Сиэлю необходимо гораздо и гораздо больше. Разумеется, он может стать невидимым, «воображаемым» другом мальчика (что его лично вполне устраивало бы по ряду причин), однако такой формат чреват как психологическими расстройствами, так и отсутствием достаточного влияния на критически важные события с его стороны в жизни маленького графа. Продолжая оберегать сон ребёнка, Себастьян садится спиной к кровати и задумчиво вертит в руках цейтлауф. Детали механизма переливаются мистическим сиянием в насыщенной тьме. Демон настойчиво отгоняет мысли о контракте. Не сражаются против последствий контракта посредством заключения контракта — это сродни искоренению зла — злом... Хотя он признаёт после секундного замешательства, что данное предположение всё же не в полной мере и не всегда справедливо. Ему хочется появиться в жизни Сиэля органично. Возможно, такой ход поможет обмануть Судьбу. Как только у Себастьяна формируется приемлемый план, в его сознание извилистым вихрем дыма просачивается усталость. И почти одновременно с изнеможением страх потерять эфемерное возвращается громкой, угрожающей когтистой поступью — и он не может сдержаться, позволяя себе крепко сжать руками тёплую ладошку Сиэля. Себастьян погружается в тяжёлый, мрачный сон, перенимая ночной кошмар мальчика, но всё так же удерживает его в персональной Стране Чудес вплоть до пробуждения. А утром демона будит резкий луч солнечного света, шум возни где-то поодаль и паническое, болезненное чувство потери, которое объяснимо лишь одним — отсутствием руки Сиэля в его руках. Себастьян стряхивает с себя остатки сонливости и оглядывается по сторонам. Разбросанные, как разноцветный бисер, по комнате игрушки ярко свидетельствуют: то, что он помнит со вчерашнего дня, не плод его воспалённого воображения. У него и впрямь есть шанс всё исправить. И упускать его он не имеет права.Тропами цейтлауфа: размышления и решения
24 декабря 2019 г. в 23:45
Как только ослепительные всполохи от действия цейтлауфа ложатся у ног демона едва заметными полупрозрачными лентами и стремительно растворяются в воронке воздуха, все его пять чувств обостряются в порыве оценить окружающее пространство.
После беглого осмотра Себастьян не может сдержать короткий выдох разочарования, ведь результаты печальны: он всё в том же похоронном бюро, такой же глухой ночью, в компании всё тех же гробов и самого Гробовщика.
Серебристый жнец сидит за столом и тихо-мирно попивает чай.
Себастьяну кажется, будто в него метнули горстку разноцветных блёсток забавы ради.
Демон поворачивается лицом к Гробовщику — то ли сообщить об очевидной неудаче, то ли обрушить на него проклятья, то ли извергнуть на него бурю из слёз — трансформировавшегося напряжения...
Красные и зелёные глаза пересекаются — и что-то во взгляде Гробовщика заставляет Себастьяна вернуть приоткрытый и готовый к изданию звуков рот в исходное положение.
Серебристый смотрит на него пристально — изучает. Но не изумлённо, как следовало бы по всей логике Гробовщику из его исходной реальности, а лишь слегка заинтригованно.
— Не совсем уверен, — размеренно произносит он, невозмутимо отпивая глоток чая из мензурки, — следует ли мне спрашивать, кто ты такой, каким образом и с какой целью оказался в моём бюро.
Эти слова не похожи на розыгрыш, а ровная реакция Гробовщика... его логика далеко не всегда подчиняется законам закономерности. Поэтому мозг Себастьяна все подмеченные детали подвергает активному анализу. Обстановка в помещении не особо располагает к поиску отличий: кажется, картинка идентичная. А вот за жнеца и локацию его нахождения придирчивый взгляд цепляется.
Первое: на столе Гробовщика теперь одна, а не две мензурки, а также чай теперь зелёный, а был чёрный. Второе: балахон жнеца чёрный, как и несколькими минутами ранее, но явно на несколько тонов насыщеннее. И третье, самое очевидное: в волосах Гробовщика виднеются частые, разбросанные по всему периметру волос, миниатюрные тонкие косички.
Увиденного оказывается достаточно, чтобы внушить доверие робко выглянувшему наружу равновесию — и спокойствие Себастьяна восстанавливается медленно, но уверенно.
Чтобы сохранить завоёванные позиции, демон задаёт уточняющий вопрос:
— Гробовщик, какой сегодня день и год?
— Пятнадцатое ноября. Тысяча восемьсот восемьдесят четвёртого года. — вежливо отвечает он, спустя миг прибавляя: — Час и двадцать три минуты после полуночи.
Точь-в-точь заданные координаты.
— Премного благодарен, — искренне отвечает Себастьян, направляясь к выходу.
Перед дверью он останавливается и отвечает:
— По поводу твоего вопроса... До встречи в будущем.