***
Ярость Чонгука достигла той отметки, когда он готов был наброситься на любого. Он убил бы похитителей голыми руками при первой же возможности… Но Чонгук устал и… заболел. Сильно вспотел. Он проснулся в возбужденном состоянии и, ощутив резкий прилив гнева, вскочил с пола. Он не мог найти себе места — просто знал, что хочет на свободу. Никого не убили — этого не могло произойти. Если жив он, то живы и они. Чонгук дрался резво, развешивая удары направо и налево. И если похитители оставили его в живых даже после такого поведения, то, значит, не тронули и остальных. Скорее всего, это очередная безумная игра. Только что насчет Чимина? Что с ним вообще происходило? Где он? Что тот ублюдок с ним вытворял? Чонгук без остановки прокручивал возможные варианты. Тэхен… он же спас его, да? Ради Чонгука он сбил охранника с ног. Его милый Тэхен… Не ухудшилось ли состояние Хосока? Чонгуку казалось, что во время драки ему послышался болезненный крик. «Боже, умоляю, чтобы с ним все было хорошо…» А как же Юнги? Джин-хен? Намджун? Чонгук боялся, что Намджун мог сойти с ума, посчитав, что разом лишился всей своей семьи. Задрав голову вверх, Чонгук испустил отчаянный крик. «Я жив, — хотел воскликнуть он. — Я все еще жив!» Но Чонгук знал, что все попытки тщетны, пока он в этой бетонной тюрьме с могильным холодом внутри. Ему пришлось умерить свой пыл; свернувшись калачиком, он молил о том, чтобы и эта игра скорее завершилась.***
Когда Намджун вскочил с пола, выкрикнув имя любимого человека, то не сразу понял, что в комнате стоял невыносимый холод. Он в ужасе осмотрелся, и события минувшего дня пронзили подобно тысяче ножей. Намджуну пришлось приложить все силы, чтобы не закричать от боли. Он был один. Тем временем другие участники закопошились в своих комнатах. Стоило Чонгуку прийти в себя, как он сразу же спрятал руки под футболкой и начал медленно оглядываться, выпуская морозные облачка пара. Он прервался только из-за треска динамика. «Я милостиво сохранил вам жизни, несмотря на то, что вы посмели выступить против своих хозяев. Но наказание остается наказанием, поэтому вынужден сообщить, что следующие три дня ваши комнаты не будут отапливаться, — прозвучал механический голос. — И поверьте… с каждой минутой будет только холоднее. Наслаждайтесь…» С громким криком Чонгук приложился головой об стену. Ему никогда не удавалось поддерживать температуру тела; сейчас же на нем рубашка и толстовка, которую он надел после того, как смыл с себя последствия неудачного побега. На ногах же были только тапочки — единственная обувь, которую им позволяли здесь носить. Тот человек упомянул три дня. Продержится ли Чонгук так долго? Сможет ли он выдержать? Резко подорвавшись к двери, Чонгук начал колотить ее руками, но даже тогда его крик о помощи остался без внимания.***
Свен сидел на своем импровизированном троне, наблюдая за тем, как персонал наряжает и красит его последнее приобретение. Его личный танцор был прекрасен во всем своем проявлении: начиная от волос цвета воронова крыла, миловидного лица и заканчивая превосходным телосложением; а теперь, получив должный уход, Чимин затмил все сокровища в коллекции Свена. Свен наблюдал за Чимином, который сидел идеально ровно даже после того, как персонал выполнил свою работу и тихо покинул помещение. Парень не сводил глаз с огромного зеркала перед собой, очевидно не воспринимая собственное отражение. Судя по выражению его лица, Свен предположил, что Чимин замкнулся в себе, потеряв связь с миром и не видя ничего вокруг. — Чимин… Парень вздрогнул от неожиданности и повернулся к Свену. Его полностью поглотили мысли, не оставив ни единого шанса на то, чтобы выкарабкаться, прийти в себя, вернуться в реальность. Вместо этого сознание подкидывало воспоминания, которые теперь относились к «прежней жизни». Тогда Чимин оставался самим собой — человеком, у которого было будущее. Чимин до сих пор ощущал на себе эти грубые жестокие пальцы: Свен намеренно сжимал его бедра до ярких синяков, чтобы насладиться их видом позже. Он ощущал, как Свен скользил по его телу губами, оставляя укусы, и в какой-то момент эти фрагменты переплелись с теми, когда Чонгук с неприкрытыми удовольствием вырисовывал влажные узоры языком, покусывал и посасывал его кожу. Чимин никогда не допустит того, чтобы на смену этим светлым воспоминаниям, где богатый баритон на пару с тенором шептали ему признания в любви, пришли другие, более гадкие, что сопровождались фразами «Приведи себя в порядок» и «Ты мне противен». Он всегда будет хранить память о своей второй половинке и прекрасной любви; ни за что не выпустит из объятий Чонгука, но вместе с тем будет помнить и Тэхена. Чимин цеплялся за мысли о прошлом — это единственное место, где им втроем суждено быть вместе, зная, что только так сможет выжить. «Ребенок». Именно это обращение использовал Свен, когда по лицу Чимина полились слезы, и пригрозил наказанием, если тот еще раз заплачет. После этого он расстегнул ширинку, нависнув над лежащим на кровати парнем. Да, Чимин плакал, но не потому, что ему было больно или грустно. Ему было страшно, но не за себя. Чимин боялся, что ему не хватит сил на то, чтобы защитить семью, которой он безумно дорожил. Боялся, что, несмотря на все его попытки, Свен все же причинит им боль… и сам он мог стать причиной этой боли… главной причиной, из-за чего его семья будет страдать. Чимин плакал из-за того, что навсегда лишился как любимого, так и близких. Но разве Свен не оказался прав? Он действительно готов быть послушным, скромным и по-детски милым. Он расслабит бедра, чтобы вилять ими при походке, и будет мило поджимать губы, чтобы всегда держать красивое лицо. Будет ворковать, проявлять очарование, вести себя согласно желаниям и прихотям Свена, и все лишь для того, чтобы сохранить в тайне отношения с Чонгуком и не подставить Тэхена под удар. Если это поможет, Чимин готов переступить через себя и до последней капли отдаться во власть этого безумца. Нет, он уже это сделал. Жестком указав Чимину подползти ближе, Свен смерил его оценивающим взглядом. Ему пришелся по душе подобранный стилистами наряд, который совпадал с тем, как одевался Чимин, еще будучи айдолом: белый кашемировый свитер с открытым вырезом чуть больше нужного размера, который доставал до середины бедра, и простые черные джинсы. Свен даже позаботился о том, чтобы Чимину вернули личные украшения, но при этом он привнес в образ парня еще одну деталь: черный бархатный чокер с его отличительным знаком в виде парящего ворона. Свен знал, что эту вещь Чимин будет носить до конца своих дней. — Чимин… — пригрозил он, кивком указав на колени. — Да, — коротко ответил Чимин, оттягивая рукава свитера и раскачиваясь из стороны в сторону из-за того, что нервы были накалены до предела. Еще несколько секунд не сводя с него глаз, Свен похлопал по своим коленям, желая увидеть на них свою добычу. Постепенно, паршивое состояние стало для Чимина нормой — его больше не выворачивало от прикосновений Свена. Он не мог поверить, что так быстро смирился со всем, что происходит. Это напомнило былые времена, когда он с такой же легкостью привык делить одну спальню на шестерых, хотя прежде не делал этого даже с братом. Привык вечно недоедать, потому что, сколько бы они ни откладывали, денег всегда хватало только на мизерные порции. Чимин подстроился. Стойко терпел побои, потому что, как и тогда, ему больше ничего не оставалось. Но он не мог представить даже в худших кошмарах, что опустится до того, чтобы стать безвольной куклой в чужих руках, которая обязана исполнять любые извращенные прихоти. Где-то в глубине души он задавался вопросом, неужели именно так он проведет остаток своей жизни? Блуждая в потоке мыслей, Чимин представил, как лежит в одной кровати с любимым человеком и тем, кому принадлежало его сердце, — самым ранимым из всех троих — и с горечью осознал, что как бы он ни предлагал свое тело, его дни по-прежнему сочтены. Если на первый взгляд могло показаться, что Чимин струсил, это было далеко не так: в ту же секунду он без малейших колебаний устроился на коленях Свена и, обняв за шею, уткнулся носом в его плечо, лишь слегка вздрогнув, когда чужая рука мягко погладила его по голове. Жест этот был крайне непривычным и полным снисходительности. — Хороший мальчик, — похвалил Свен, в очередной раз осмотрев свое драгоценное сокровище, которое теперь выглядело именно так, как ему и подобало. — Ты и твои братья теперь принадлежите мне, — заставив Чимина смотреть ему прямо в глаза, Свен безжалостно повторил сказанное прошлым вечером, когда Чимин точно так же сидел на его коленях. Хотя Свен и не видел в этом острой необходимости, он все же решил использовать жизни близких людей в качестве рычага давления. По телу пробегали мурашки при виде того, как после этих слов его сокровище отчаянно боролось с самим собой, чтобы не сорваться. Как же это было прекрасно, как же быстро ему удалось сломать этого мальчишку. Борьба была невообразимой и по-своему прекрасной, но игра стоила свеч: Свен с упоением наслаждался тем, как угасала чужая душа. И если подумать, для этого ему лишь пришлось сказать Чимину правду. — Вы в моей власти, и этого уже никак не изменить. Но дальнейшая судьба братьев зависит только от тебя. Достаточно одного моего слова, чтобы их заставили ублажать последних отбросов общества в каком-то захолустном борделе на другом конце света, — пояснил он, ненавязчиво поглаживая волосы и шею Чимина, в то время как сам Чимин всеми силами пытался сохранить невозмутимое лицо, не сводя с него потухшего взгляда. — Или же они могут жить в роскоши, окруженные вниманием богатых людей, и получать столько денег, что хватит еще на несколько жизней. Им даже разрешат быть вместе, как семье. Все в твоих руках, мое сокровище. Только в твоих. Чимин знал, чего от него ждут. После того, как ему силой вбили правила, он хорошо понимал, как устроена игра. Чимин снова прижался к плечу Свена, на что тот удовлетворенно вздрогнул, а после развернул голову так, чтобы касаться губами его шеи. Зубы были так близки к сетке выступающих вен, руки в любой момент могли сжать эту глотку. Чимин мог прикончить Свена, будь он достаточно быстр, достаточно силен. В противном случае… Перед ним десятки тысяч людей, чьи голоса сливались воедино, пока они выкрикивали имена братьев и его собственное. Выкрикивали название группы, «Bangtan Sonyeondan». Улыбнувшись по отдельности каждому фанату, Чимин потянулся к Свену и, коснувшись губами его уха, прошептал: — Спасибо.