BTS похищены!

      — Чонгук-а, ты в порядке? — спросил Тэхен, вырвав того из задумчивости: Чонгук моментально встряхнул головой, прогоняя отголоски протяжного стона Чимина.       В тот момент Тэхен переживал по поводу и без: Чонгук явно задерживался в душе, а учитывая, что у него жар, горячая вода могла все усугубить.       Стоило Чонгуку выйти, как Тэхен сразу же помог ему одеться и довел до матрасов, после чего перетащил обогреватель обратно в общую комнату и сам вернулся в постель.       — Тэхен-а, — подложив обе руки под голову, подобно подушке, Чонгук смотрел на него блестящими глазами. Ему хватило нескольких секунд, чтобы изучить Тэхена взглядом: некогда сбритые волосы уже успели отрасти — и это здесь, в условиях, когда они все недоедали. Тэхен изумителен — впрочем, Чонгук давно это знал. Однако мысль, что тот не изменял себе даже в таком мрачном месте, отдавала горечью на душе.       — Что? — мягко спросил Тэхен.       — Ты такой красивый, — со вздохом произнес Чонгук и, убрав одну руку из-под головы, зарылся пальцами в его короткие темные волосы. — Ангел.       — Кажется, у тебя поднялась температура, — Тэхен покачал головой; отчего-то ему было неуютно получать излишнее внимание с его стороны.       — Чимин… он… — Чонгук прервался на полуслове, подняв на Тэхена умоляющий взгляд — ему нужна была правда. — Вдруг он откажется от меня, когда вернется? Что, если он изменился?       — Все будет нормально, — сказал Тэхен, медленно помотав головой. — Когда мы выберемся отсюда… все станет как прежде. Ты и он… у вас все будет хорошо.       Чонгуку хотелось в это верить — он всем сердцем желал, чтобы сказанное оказалось правдой, но то, что переживает Чимин, может оставить на нем неизгладимый след. Чонгук боялся даже представить, что именно с ним происходит вне этих стен. Боялся, что зациклится на мыслях и попросту сойдет с ума. Возможно ли вообще перенести пытки без последствий? Чонгук вспомнил, как сильно пострадал Юнги, пробыв наедине с монстрами всего несколько часов. Чимина же нет гораздо дольше. У Чонгука перехватило дыхание: внезапно он осознал, насколько же плохо сейчас любимому человеку и насколько все может стать хуже.       В словах Тэхена не было ни капли лжи: он действительно хотел, чтобы они спаслись, и когда это произойдет, он смог бы провести время со своей душой. Но стоило комнате погрузиться в тишину, а Тэхену остаться наедине со своими мыслями, как он все больше начал склоняться к тому, что не покинет это место живым. Скорее он, не задумываясь, пожертвует собой ради Чонгука или Чимина… или же Юнги. Пожертвует собой ради любого члена семьи.       Тэхен боялся, что когда-нибудь все зайдет настолько далеко.       Если бы он смог выяснить и устранить тревоги Гук-и; если бы нашел способ, как прикончить того напыщенного типа, который издевается над Чимином; если бы он смог порвать в клочья всех монстров Юнги… Тэхен с радостью отдал бы свою жизнь, лишь бы все это осуществить.       Нет, он понимал, что больше никогда не сможет свободно гулять; не сможет насладиться лучами солнца и ветром в волосах. Больше не споет братьям, не примерит дорогую одежду для фотосессий и не испробует деликатесов. Вся та жизнь — лишь прекрасное воспоминание. Теперь же есть только здесь и сейчас, но даже этого времени в обрез.       Чонгуку хотелось сказать, что Тэхен ошибался, что все будет совершенно иначе. Когда Чимин вернется, если вернется вообще, он будет сломлен как физически, так и морально. Он больше не захочет их видеть, потому что именно они во всем виноваты. Чимин стойко держался там, где у них опускались руки. Чонгуку хотелось сказать, что единственным, кто всегда ударял в грязь лицом, кто всегда приходил слишком поздно и кого всегда приходилось спасать, был только он сам и никто другой. Именно он всегда отставал, замедляя остальных; поднимался с колен, но постоянно болел, болел и болел; не мог нормально дышать и ходить. Он не стал должной опорой братьям, потому что слишком для этого слаб. Как и слаб для того, чтобы дать кому-то отпор и преодолеть длинный путь. Если Тэхен, Чимин и остальные раз за разом переступали через себя, то Чонгук, будучи разбитым, напуганным или травмированным, в отличие от них, так просто не мог.       Он слишком слаб, чтобы позаботиться о них… Слишком слаб, чтобы подарить им любовь в той мере, в которой они заслуживали… Слишком сломлен, чтобы быть человеком, которого они хотели бы видеть.       Но Чонгук смолчал, сдержав все в себе.       — Обещаешь? — лишь спросил он, стараясь звучать не так жалко, каким он себя ощущал.       — Обещаю, — ответил Тэхен, твердо кивнув, потому что он бы никогда не признался Чонгуку в том, что планировал сделать, если подвернется возможность. Никогда.       Разум Чонгука вновь заволокло туманом. Он перенервничал, разговаривая о вещах, на которые никак не мог повлиять; его тело буквально пылало от жара — и все это привело к тому, что от накатившей после душа легкости не осталось и следа. Мысли накладывались одна на другую, странным образом путаясь, искажаясь и переплетаясь между собой.       — Почему ты так заботишься обо мне? — спросил Чонгук, медленно прикрыв глаза. Он старался не потерять связь с реальностью, но никак не мог контролировать поток мыслей.       — Потому что беспокоюсь за тебя, — Тэхен говорил низким, убаюкивающим голосом, чтобы тот снова предался сну. — Для меня честь заботиться о людях, которые мне дороги.       — Т-ты… — начал было Чонгук, но губы не слушались, и он не смог произнести оставшуюся часть.       — Что такое, м? — с беспокойством спросил Тэхен, но в ответ ему только помотали головой.       У младшего мысли вихрем проносились в голове. Все, что он на самом деле хотел сказать, перемешалось с бессмысленными страхами и обидами; он снова был на грани изнеможения — как и до принятия душа.       — Я-я… — он попытался вновь, но безуспешно.       Чонгук был раздражен, зол на самого себя. Ему необходимо поговорить с Тэхеном, объясниться, рассказать все, о чем умалчивал, но тело не подчинялось.       — Ты… с-с-нова…       — Тише, Гук-и, — сказал Тэхен, ласково массируя ему виски.       Кожа Чонгука была горячей на ощупь, и Тэхен задумался над тем, чтобы сделать холодный компресс: с ним Чонгуку могло бы стать чуточку лучше. Он уже поднялся с матрасов, параллельно делясь своим планом, как вдруг из глаз Чонгука полились слезы, а лицо его исказила гримаса печали.       — С-снова м-меня б-брос-саешь, д-да? Б-брос-саешь…       Тэхен тотчас лег рядом с ним, озадаченный услышанным.       — Уходи, — Чонгук шмыгнул носом, не прекращая плакать. — Просто… уходи… Нет… не люблю… Нет… так… неправильно. Больно. У-уходи… — бормотал он, но слова словно были обращены в пустоту.       — Гук-и, — Тэхен аккуратно сдвинулся и подтянул Чонгука к себе, уложив его голову к себе на грудь.       Любое движение отдавало болью: она простреливала каждый участок тела, словно кто-то перебирал нервы как гитарные струны, но Тэхен все равно переступил через себя. Чонгук не просто плакал, он так отчаянно рыдал, уткнувшись в его грудь, что становилось страшно. На мгновение Тэхену показалось, что тот больше не сможет прийти в себя. К тому же Чонгук снова начал заикаться. Страшно заикаться. Это происходило и раньше, когда он нервничал в присутствии всех, кроме него с Чимином. Тэхен понимал, что все происходящее ударило по психике младшего, и сейчас его измученный разум уже не в состоянии что-то воспринять. Поэтому ему нужно было сделать что-то такое, что в достаточной мере успокоило бы Чонгука — тогда его тело сможет отдохнуть.       — Нет, любимый, — солгал Тэхен; он говорил то, что хотел услышать друг, и слова эти с легкостью слетали с губ.       «Даже слишком легко», — подумал Тэхен.       — Я больше никогда тебя не брошу, — прошептал он Чонгуку на ушко, укачивая, и в то же время в его собственных глазах собирались слезы: боль из-за того, что приходилось врать, была гораздо сильнее физической — той, что он испытывал из-за положения, в котором они находились.       Он не отпускал Чонгука, укачивая, напевая, успокаивая, до тех пор, пока тот не обмяк. Тогда Тэхен наклонился и, как можно аккуратнее придерживая его голову, уложил обратно в постель, после чего поцеловал в висок и сел рядом.       Несколько часов подряд он наблюдал, как Чонгук ворочается во сне. Тэхен не отходил от него остаток ночи.       Когда Чонгук скатился с матрасов на пол, Тэхен пытался перетащить его обратно, но после нескольких безуспешных попыток сдался.       Чонгук перевернулся на спину, крепко прижимая к себе подушку, лаская ее и что-то тихо бормоча — ему, наконец, было удобно. А Тэхен, он… внимательно наблюдал и, мягко говоря, был встревожен, особенно, когда Чонгук прошептал его имя и с любовью поцеловал подушку.       Тэхен прикоснулся к лицу лучшего друга, и когда тот прижался к руке в ответ, посчитал это хорошим знаком. Ведь раз Чонгук отреагировал, значит не полностью потерял связь с реальностью, ведь так?..       Бывали моменты, когда Чонгук, нахмурившись, бросался такими фразами как: «гуляли у всех на виду», «мы переборщили» и «проверим реакцию на голос», которые Тэхен совершенно не понимал. Он пытался успокоить Чонгука: гладил по волосам, говорил, что рядом, — делал все, чтобы тот угомонился, перестал метаться и наконец уснул.       — Тише-тише, — шептал Тэхен, надеясь с помощью своего голоса очистить его разум.       Это срабатывало в прошлом: Тэхен помогал некоторым участникам заснуть, просто разговаривая с ними ровным тоном, позволяя спокойному баритону завладеть их чувствами и стереть все тревоги. Но на Чонгука это не подействовало: он все так же обнимал и гладил подушку, а Тэхен стоял на коленях рядом.       — Черт, Гук-и, мне стоило… — ворчливо произнес он, жалея, что не уложил Чонгука лучше — надо было лишь стиснуть зубы и перетерпеть боль. Если бы он это сделал, то Чонгук, успокоившись, уже бы спал, а не ворочался бы во все стороны, как сейчас.       — Все хорошо, — ответил Чонгук, и, казалось, что он был в здравом уме… но только поначалу. — Солнце засияет, как только звезды уснут, Тэхен-и. Чимин же знает, да? Что оно состоит из газов? А Чимин знает, что где-то там, в космосе, есть туманность, похожая на бабочку?       Вопросы не переставая сыпались один за другим, и Тэхен только и мог, что кивать в ответ, поражаясь тому, насколько же метались мысли Чонгука.       Чонгук разразился громким грудным смехом и только затем продолжил:       — А помнишь, какой жест сделал Чимин, когда мы выступали с «Butterfly» на Music Core? — он безумно захихикал. — Правда же выглядело так, будто он показывает тыкву? Прямиком из фруктового сада… большие такие сладкие яблоки. Я хотел съесть одно после фильма, но PD-ним сказал, что мы идем ужинать, а у моей мамы в сумке лежат плавки.       Тэхен покачал головой. Ему придется запомнить некоторые факты, чтобы расспросить о них позже.       Но то, что произошло дальше, полностью застало его врасплох: распахнув глаза, Чонгук протянул дрожащую руку к его щеке.       — Я так люблю тебя, — торжественно сказал он. — А еще Чимин очень хочет купить Фритос, когда мы опять поедем в Канзас…       Все это было бы забавно, если кожа Чонгука не горела огнем, и он не был бы таким взмокшим.       Слушая бессмысленную болтовню своего бывшего, Тэхен вспомнил ночь, изменившую всё. Тогда он был уверен, что уходит от возлюбленного, а может, и не от возлюбленного вовсе — это еще как посмотреть.       Он стоит перед дверью студии, во рту привкусы мяты, алкоголя и сигарет, а от похоти звенит в ушах…       Той ночью Тэхен начал свой путь к счастливой жизни.       «Ты заслуживаешь большего».       Даже спустя много месяцев эти слова отчетливо звучали в голове, но только сейчас Тэхен осознал вложенный в них смысл.