Evanescence — Hello
Оговорка Джина не ускользнула от внимания Матана и тронула его сердце. — Помоги переодеть его и вытащить отсюда, и тогда, обещаю — я отвечу на твой вопрос, Сокджин, — тихо сказал он; взгляд его хоть и печальный, но все такой же решительный. Матан хотел рассказать своему ангелу все… И он это сделает… но пока нужно позаботиться о том, кто так упорно боролся, чтобы к ним вернуться. Придерживая Чонгука, Джин помог Матану переодеть его в сухую одежду и довести до одной из кроватей. После чего Матан, опустив одну руку на грудь Чонгука, а вторую — на его пульс, попытался оценить положение дел. — Как он заболел? — наклонившись, он приложил ухо к груди Чонгука, чтобы послушать легкие, и нахмурился. Что бы то ни было, оно засело глубоко внутри, и Матан боялся, что все может принять худший оборот. Он никак не ожидал, что вместо Джина ответит Намджун: — Твоему папаше показалось, что будет забавно дать глупым корейским мальчикам надежду на побег. И ему пришло в голову затеять игру, а когда мы облажались… Он запер каждого в отдельной комнате, где из вещей только одежда на нас, и выключил отопление… Намджун говорил с таким отчаянием, что это задело за живое даже Матана. Остальные участники слушали его, собравшись у кровати Чонгука: никому не хотелось далеко отходить от макнэ. — Или, может, все дело в Карле, который забрал нашего Гук-и на несколько часов и одному только Богу известно, что с ним там делал. — Намджун, заметив, что начал повышать голос, сразу попытался взять себя в руки. Спустя некоторое время он продолжил: — Чонгук до сих пор отказывается рассказывать, что тогда было… Чимин пытался им помешать, но его схватили и вернули только через три дня… и Чимин тоже… никогда не говорил нам… — Он прервался, стараясь не позволить эмоциям взять вверх. — Может, поэтому он и связался с тем монстром. Намджун чувствовал, как сознание начинает расходиться по швам, но ничего не мог с этим поделать. Он рухнул на колени, уставившись на свои руки — его начало непроизвольно трясти. — Я-я ничего не смог сделать… не смог им помешать. Не смог защитить братьев от тех монстров… Я в-всех подвел. Стоило Хосоку и Тэхену обнять его, как он зашелся в судорожных рыданиях. Матан в ужасе окинул взглядом комнату, пытаясь переварить услышанное. Но так и не разобрался, что к чему: картина казалась не полной. После чего он заговорил, не задумываясь над словами: — Ты… он… Что ты сделал?! — прорычал Матан, вскочив с кровати Чонгука и снова оглядевшись. До этого момента Матан считал, что планомерное решение проблем принесет свои плоды. Но сейчас, осознав, что мог все это предотвратить, он моментально вышел из себя. Они рискнули всем ради какой-то глупой игры. Могли умереть в процессе. Он мог навсегда лишиться Джина. Ситуация крайне херовая. Охваченный не то страхом, не то гневом, не то всем вместе, Матан в порыве выдал первое, что пришло на ум, и плевать на осторожность. — Как ты мог такое допустить?! О чем ты, блять, думал?! — заорал он, не зная как еще себя вести. Потрясенный такой реакцией, Джин застыл на несколько секунд, а затем пришла ярость. Он бросился на Матана с кулаками, намереваясь подкрепить ударом каждое свое последующее слово. — Где… черт побери… носило… Матан-а! — Джин кричал ему в лицо, колотя по груди. — Нам… нужна была… твоя… помощь. Тебя… не было ни тут… ни вообще… пропал. Ты пропал! Просто… свалил! Джин наносил удары снова и снова, смешивая их с ругательствами, некоторые из которых ранили мужчину. Даже Юнги, самый буйный среди участников, с нескрываемом удивлением наблюдал за тем, как их старший дает волю эмоциям — таким они видели его впервые. Шокированный, Матан оцепенел: физическая боль была ничтожна по сравнению с той, что ослепленный яростью Джин причинял ему словами. Однако, стоило заметить, как парень вздрогнул, Матан в миг перехватил его кисти, резко развернул и прижал спиной к себе, обвив руками. Уж теперь он позаботится о том, чтобы тот его выслушал. — Матан-а ездил за помощью, — низко прошептал он Джину на ухо, позволив эмоциям проявиться как в голосе, так и на лице. Матан хотел обозвать их идиотами, раз они и правда поверили, что смогут сбежать, но понимал, что ими двигало не безрассудство, а инстинкт самосохранения. И он не мог их в этом винить. К тому же когда-то один знакомый ему человек поступил точно так же. — Я должен был предупредить вас, Сокджин, — прошептал он; губы его были в непозволительной близости от Джина. — Должен был обо всем рассказать, но я… испугался… — Матан почувствовал, как Джин расслабляется в его руках и… неужели на мгновение даже прижался? Он не знал наверняка, но сердцем желал, чтобы все было именно так. Ослабляя хватку, а после и вовсе выпуская Джина из рук, Матан с трудом боролся с желанием поцеловать того в плечо. Он заставил себя немного отступить, чтобы Джин смог развернуться к нему лицом. От недавней близости не осталось и следа. — Вы все еще понятия не имеете, на что способны эти монстры, — вновь заговорил Матан, возвращая былое самообладание, и ему показалось, что взять себя в руки пытался и Джин. Тысяча и одна мысль «почему» вихрем пронеслась в голосе, вынуждая его замолчать, но все же Матан нашел в себе силы продолжить: — Послушайте меня. Забудьте все, что любите. Эти монстры, они питаются подобным. Вашими слабостями. Они выискивают их, переворачивают и извращают. Поэтому, если кто-то вам дорог, отпустите этого человека, иначе эти люди превратят их в оружие и уничтожат вас. Поверьте мне. Когда-то я очень хорошо усвоил этот урок. Матан готов был утонуть в этих бездонных темных глазах, но ему пришлось переступить через себя и отстраниться от Джина. — У меня есть план, как вытащить вас отсюда, — он развернулся к остальным участникам и покачал головой. — Но нельзя трогать Чонгука, пока он в таком состоянии. Он… «Умирает» — вот наиболее подходящее слово. — Ваш брат очень болен, — аккуратно продолжил Матан. — Я бы поставил на то, что это бронхит, но… может быть и пневмония. В любом случае у него будут проблемы с дыханием. Более того, меня настораживает его температура… Кто-то из вас должен сидеть с ним круглосуточно. Матан потер лоб. — У меня закончились лекарства. На данный момент нам запрещено покидать базу. Всем, кроме Карла, но и тот пока не собирается выезжать, поэтому… Матан бросил взгляд на Чонгука, испытывая полную безнадежность и отчаяние. Он понятия не имел, как спасти парня на этом этапе его болезни. — Наша первостепенная задача — стабилизировать состояние Чонгука и привести вас в форму, иначе вы не сможете бежать. Моя команда заняла стратегически важные точки, и подкрепление уже наготове снаружи. А пока не вздумайте кого-то злить. Не знаю, сколько еще у меня есть времени. Дориан и Свен в шаге от того, чтобы перегрызть друг другу глотки, а это автоматически ставит вас всех под удар. Пожалуйста, верьте, когда я говорю, что, пока меня не посадили, я всеми силами стараюсь вернуть вас домой… или хотя бы поближе к нему… После того как участники молча обменялись взглядами, Намджун развернулся и кивнул ему. Желая привлечь внимание, Тэхен дернул мужчину за рукав и спросил на ломаном английском: — Ты… помочь… Чимину?.. Матан открыл было рот, но моментально закрыл его обратно. — Свен… Он понятия не имел, что ответить, но и молчать было нельзя. Что-то во взгляде Тэхена подсказывало ему, что если сейчас не подобрать правильные слова, то для идущего на поправку певца это станет прямой дорогой к безумию. — Мы никого не бросим, — наконец сказал он, надеясь, что голос звучал уверенно, а не дрожал как осиновый лист. — Но все вы должны меня слушать. Если я скажу вам «бегите как проклятые», вы побежите как проклятые. Если же скажу остановиться — вы остановитесь. — Матан замолчал, вновь посмотрев на Чонгука. — Не отходите от него сегодня. Я попробую сделать несколько звонков и что-нибудь достать для него к утру. Понятия не имею, что именно, но что-нибудь придумаю. В первую очередь нам нужно сбить ему температуру. Она уже достигла критической отметки, когда могут пострадать внутренние органы… и мозг… Матан осознавал, что мямлит. Ему всей душой хотелось больше не открывать рот, только бы оградить эти хрупкие умы от правды. Они уже достаточно травмированы; за последние несколько часов событий было больше, чем способен вынести любой здравомыслящий человек, что уж говорить о тех, кто столько времени находится в заточении. Матан понимал — никто из группы даже не допускает, что их младшего участника — их макнэ, брата — может не стать. Он застыл, оборвав поток мыслей, приготовившись сказать то, что ранит их сердца. — Просто… Сейчас я мало что могу обещать, — продолжил он. — Я уже стольких вывел из себя, поэтому… посмотрим, что можно сделать. Оставлять их одних было худшей идеей, но Матан хотел проверить Чимина: не только для ребят, но и для себя. Он все еще отчетливо помнил, как лицо парня исказилось от ужаса, когда Свен стал уводить его, и тот отчаянный, полный мольбы крик, который тот испустил, когда охрана обрушила на него трубы. Осматривая участников, Матан зацепился взглядом за избитое лицо Джина и пожалел, что позволил тогда Карлу жить. А стоило узнать, что этот подонок вытворил с Чонгуком и Чимином, желание прикончить его достигло своего пика. Встряхнув головой, Матан прогнал страшные мысли, от которых сейчас никому не будет толка, и направился к металлической двери.***
Свен стоял в дверном проеме, наблюдая за лежащим на кровати Чимином. Мальчишка оказался тем еще орешком… определенно самым крепким из всех, кого ему приходилось воспитывать. Пока он разбирался с Матаном, Чимин снова переступил черту, и хотя это выводило из себя, в какой-то степени такая преданность вызывала восхищение. Свен решил, что не станет трогать его, пока не остынет. На этот раз он не станет наказывать, вместо этого он проверит, из чего Чимин сделан на самом деле. Сегодня он сыграет с ним в маленькую игру — посмотрит, насколько же его сокровище любит своих драгоценных братьев. — Простите… простите… I s-s-sor-ry… — снова и снова повторял Чимин, думая, что именно такого поведения от него ждут, пусть и не понимал почему. Он ничего не сделал: большую часть дня только и делал, что сидел на кровати, дожидаясь, когда понадобится. Именно поэтому он не понимал, почему на него так смотрят. Казалось, Свен решил закрыть глаза на его попытки помочь Матану, и это напрягало. Чимин был уверен, что так или иначе придется за это ответить. Только когда? Хотя какая разница? Чимин быстро выучил, что Свен не просто может, а делает что хочет и когда захочет. — За что ты извиняешься, сокровище? За то, что думаешь о братьях? — нежничал с ним Свен, приближаясь к кровати, подобно кошке — медленно и бесшумно. — Или за то, что до сих пор лелеешь надежду сбежать вместе с ними и вернуться к прежней жизни? — Нет, дорогой. Я бы никогда… — Шш, — сказал Свен, подойдя вплотную к сидящему на кровати и накрыв его рот рукой. — Не лги мне, Чимин. Глаза Чимина наполнились влагой. Ему нельзя реагировать — ни скинуть с себя руку мужчины, ни ударить коленом ему в пах. Малейший шаг — и они умрут. Они умрут, если он позволит себе что-то большее, чем просто лежать на кровати и быть… красивым. Он боялся, что не сможет продолжать эту скромную игру. Боялся, что сорвется. — Даже сейчас ты думаешь только о них, да, сокровище? Чем же они там занимаются? Не стало ли им хуже в той холодной камере, ставшей им домом? Чимин кивнул. Что ему еще оставалось? — Не молчи. Используй свой голос, — произнес Свен, мгновенно сменив снисходительный тон на приказной. — Да, дорогой. Я всегда о них думаю. — Все так и должно быть, Чимин. Ты же любишь их, да? Любишь. Чимин долго и упорно размышлял над этим словом. Он знал, что всем своим существом любит Бантан: вместе они прошли через многое, и без братьев он вряд ли бы смог зайти так далеко. Только любовь же бывает разной, правда? Платонической, романтической — просто термины, которые знакомы каждому хотя бы по описанию. Но совершенно другое — испытывать эти типы любви одновременно; наблюдать, как они, закружившись вихрем, переплетаются между собой, и все ради того, чтобы в итоге, разделившись, встать по разные стороны, подобно параллельным прямым, берущим начало и конец в одинаковых, но в то же время разных точках. Чимин любил Чонгука. Любил всей душой. Вечной любовью, что зародилась много лет назад. Он полюбил задолго до того, как Ким Тэхен предложил Чон Чонгуку стать его. Гаденыш. Чимин любил Тэхена. Поначалу эта любовь была невинной, платонической. Они познакомились еще в школе, в которую их обоих определил Бигхит, и быстро подружились, проводя много времени вместе. Тэхен знал его темные, сокровенные тайны. Знал не только о его сильных чувствах к Чонгуку, но и весь его план по соблазнению макнэ от начала до конца. Знал и обернул все в свою пользу, соблазнив Чонгука первым. А Чимин пустил все на самотек, ведь они были друзьями, что еще оставалось? Он знал Тэхена как облупленного. Что бы ни случилось, тот всегда побеждал. Но Чимин все равно любил его — как брата и как друга. А когда Тэхен и Чонгук предложили ему присоединиться к их союзу, некогда платоническая любовь переросла в ту, где держатся за руки и целуются украдкой. Однозначно то была любовь не в романтическом ее смысле, а нечто гораздо большее. Любовь между ними тремя была настолько глубокой, что не найдется и слова, способного ее описать. Чимин любил их обоих, пока однажды не начал настолько свирепо ненавидеть одного из них, что испугался этого сам. Казалось, Тэхен сводил его с ума в любом своем проявлении — не важно, будь он красивым, грустным, эмоциональным, любящим, чувствительным, любопытным, сексуальным или причудливым. Чимин закипал каждый раз, когда Чонгук смеялся над его шутками. Каждый раз, когда Тэхен наблюдал за закатом, а на лице его, словно на холсте, переливались мириады красок уходящего дня, Чимину хотелось нарушить его покой, разрушить момент, потрепать его по-настоящему. Потому что Тэхен идеален. Он всегда был идеален. Чимину нравилось слушать, как он поет в полном одиночестве, ни о чем не подозревая. Голос Тэхена словно обволакивал, и на душе становилось теплее. Все то время, пока они разыгрывали весь этот любовный треугольник, Чимин не сводил с него глаз, чувствуя, как в сердце закрадывается любовь — настоящая любовь. Он любил Тэхена — как друга, близкого человека, жилетку, в которую можно было поплакаться, когда не получалось идеально выполнить движение или когда СМИ устраивало им взбучку. Он любил, но ни в какую не мог смириться с тем, что Тэхен получал все, чего пожелает. У Чимина немалый список желаний: чтобы им восхищались, чтобы за него боролись, но больше всего ему хотелось сделать Чонгука своим. Он отказывался делиться им, и так было всегда. Хотел, чтобы избрали именно его, а Тэхен проиграл. Потому что впервые в жизни Чимин хотел стать номером один. Подняться на пьедестал и, смотря на бывшего друга свысока (ведь как после всего они могли остаться друзьями?), насмехаться над его поражением. Порадоваться тому, что после всего сказанного и сделанного он оставался идеальным вариантом для Чонгука. Впервые в жизни Чимину хотелось вздернуть в нос, заявив Тэхену, что отныне не нуждается в его помощи. Ему не нужны занятия по вокалу. Не нужен «товарищ по несчастью», чтобы сесть на диету. И уж тем более, чтобы Тэхен с этой его квадратной улыбкой ходил по офисам и умолял оставить его в группе. Он больше не будет в долгу перед Тэхеном. Чимину хотелось поскорее отыграться за все те разы, когда его унижали. И плевать, что Тэхен всего-то пытался помочь. Из раза в раз его оттесняли на второй план, а все внимание доставалось «другу». Актеры, ведущие, дипломаты — все они тяготели к чарующему образу Ким Тэхена, который получал все на блюдечке. Даже то, чего хотел сам Чимин. Если ему приходилось лезть из кожи вон, чтобы получить желаемое, то Тэхену это же доставалось просто так. Чимин решил, что заполучит Чонгука себе, даже если это будет последним, что он сделает в жизни. Даже если для этого придется разбить себе сердце. Чонгук принадлежит ему. Должен принадлежать. Не Тэхену. Чонгук никогда не был его. Свен спросил про любовь, но порой одной любви недостаточно. Чимин вновь кивнул, очень тихо, несмело прошептав: — Безумно. — Тогда скажи, как, по-твоему, Намджун ищет утешения у Джина? Соблазняет его, как всегда мечтал? В неволе всякое может произойти. В конце концов все мы животные… Резко перехватив запястья Чимина одной рукой, Свен плотно стиснул их у него над головой, а второй рукой расстегнул ему ширинку. Стоило только пальцам прикоснуться к резинке боксеров, как Чимин ощутимо задрожал. — Как думаешь, Джин срывает голос, выкрикивая имя Намджуна в безумном экстазе, пока тот трахает его прямо там, на том же столе, за которым вы едите, или он из тех, кто молчит? — притянув Чимина за шею, Свен накрыл его губы своими, вылизывая и покусывая до тех пор, пока парень не начал расслабляться. — Так что? Или, может, где-то там же, на полу, Мин Юнги берет Хосока, ставя коленями на пол, и с каждым его толчком Хосок кричит от боли, пока раненая нога снова и снова бьется о бетонную поверхность? Свен вытащил вялый член Чимина из боксеров, грубо стянув их в процессе. Хватка была крепкой, но движения — плавными, размеренными… отточенными. Чимин ненавидел себя за то, что начал реагировать. Тем временем Свен жарко прошептал ему на ухо: — Как, по-твоему, Тэхен и Чонгук, оба такие сломленные и больные, развлекаются на одной из кроватей? Быть может, Чонгук скачет на его члене, пока старший не может сохранять равновесие с одной здоровой рукой, разве я не прав? В голове Чимина тотчас вспыхнул образ Чонгука, скачущего на Тэхене, и он почувствовал, как член, налившись кровью, предательски запульсировал под прикосновениями Свена. — Пожалуйста… — заскулил он. — Просто убей меня. — Убить тебя, сокровище? — с удивлением спросил Свен, намеренно придавая голосу обиженное и недоуменное звучание. — Погубить своего прекрасного танцора? Нет, любовь моя. Я никогда так не поступлю. Я могу покалечить тебя в идиотском приступе гнева, — он надрачивал затвердевший орган Чимина грубыми ритмичными движениями, — но я никогда не убью тебя — это будет слишком легко. Тогда ты пропустишь все веселье. Свен чувствовал, как собственный член упирается в брюки, но не придавал этому значения. Сегодня все внимание достанется только Чимину и проверке, которую он обязан пройти. На этот раз речь идет об удовольствии совершенно иного рода. — Я хочу, чтобы ты купался в мехах и шелках, — продолжил он. — Хочу окружить тебя роскошью, что все равно будет меркнуть на твоем фоне. Чимин тяжело дышал. Он был близок к разрядке, очень близок — настолько, что становилось дурно. — Но перед этим ты должен кое-что мне сказать. Свен ни на секунду не сбавлял темпа, и Чимину казалось, что его разорвет на части. — Что угодно, дорогой, — простонал он, презирая звук собственного голоса, но в то же время получая удовольствие от того, что пребывает на грани. — Скажи, что доверяешь мне. Чимин глубоко вдохнул и попытался успокоиться. Он вот-вот кончит. Хотелось плакать. — Я-я… в-ве-р-рю… т-т-ебе… — промямлил он, ощущая, как живот стягивает спазмом. — Ты любишь меня, Чимин? — Свен сжал головку его члена, и ответный стон Чимина был словно музыка для ушей. Чимин понимал, что только сказав «да», он сможет всех спасти, так он и поступил, закатив в экстазе глаза. — Скажи полностью! — прорычал Свен, возобновляя движения — на этот раз тверже, резче; его ладонь искусно скользила по члену, выбивая из Чимина оргазм. — Л-люб… лю… — ахнул Чимин, почувствовав, как собственная сперма — теплая и густая — забрызгала живот, собравшись во впадине пупка. — Я люблю тебя, дорогой, — всхлипнул он. Ему было так стыдно, что хотелось сжаться в клубок, поджав колени к груди, но он знал, что под оценивающим взглядом Свена нужно оставаться неподвижным. — Очень хорошо, сокровище, — сказал Свен и, отпустив покрытые синяками запястья, поднялся с кровати. В тот момент он почувствовал нотки гордости и не смог этого скрыть. У него получилось: теперь Чимин окончательно и безоговорочно принадлежит ему.***
И вот прошло несколько часов. Свен сидел со свисающей с кончиков пальцев тонкой сигарой, наблюдая за тем, как спит его прекрасный танцор. Мальчишка по-прежнему настолько нервничал в его присутствии, вздрагивая от малейшего движения, что ему пришлось приказать одному из своих людей вколоть Чимину успокоительное. Нужно как можно скорее перевезти его в одно из своих владений, желательно в поместье на берегу озера в самой глуши России. Остальных же шестерых, сразу после того как те восстановятся от последствий тупости Дориана и Карла, он отправит в один из своих тренировочных домов, где займутся их обучением. Просматривая старые фотографии BTS, Свен быстро пришел к выводу, что шестеро участников несомненно принесут ему много денег. Ему лишь нужно быть более избирательным в выборе клиентов, чтобы никуда не просочилась информация о том, что группа, которая считается погибшей, на самом деле очень даже жива и теперь предоставляет частные эскорт услуги некоторым богатейшим людям планеты. Мысли Свена прервал тяжелый стук в дверь. Бросив взгляд на Чимина и убедившись, что тот все еще спит, он поднялся, чтобы разобраться с гостем, и не то чтобы удивился, скорее был несколько раздражен тем, что на пороге, облокотившись о дверной косяк, стоял Матан, а двое его охранников валялись в отключке у него в ногах. — Когда в следующий раз надумаешь приказать избить меня до полусмерти… бери амбалов покрупнее и трубы получше, — усмехнулся Матан. — Я хочу увидеть Чимина. Переместив сигару в рот, Свен вышел в коридор, тем самым вынуждая гостя отшагнуть назад, и закрыл дверь в свои покои. Его взгляд скользнул по охране на земле, а после снова на Матана. — Знаешь, тебе и правда стоит снова работать на меня. Я готов щедро заплатить и бонусом, раз уж ты так привязан к ним, разрешу тебе попробовать одно из моих приобретений. Не Чимина, конечно же. Это прекрасное сокровище только для моего личного удовольствия. — Сделав глубокую затяжку, Свен с наслаждением выдохнул дым ему в лицо. Матану пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не размозжить голову Свена прямо здесь и сейчас, но он вновь напомнил себе, что от его хладнокровия зависят семь жизней. Но наравне с желанием прикончить этого больного ублюдка и вернуть BTS домой, Матан также понимал, что физическое состояние участников не позволит им бежать. Ему нужно время, чтобы привести их здоровье в норму хотя бы до такой степени, чтобы один только бег не свел их в могилу. — Слушай, мне плевать, чем ты занимаешься с этим пареньком, но те шестеро пиздец как хотят узнать, что там с их братом. Так что дай мне посмотреть краем глаза, чтобы я наконец их заткнул, — Матан скрестил руки на груди. — А насчет предложения… — он резко замолчал, чтобы не выдать себя сильнее. Открыв дверь, Свен махнул рукой в сторону комнаты, преграждая путь, чтобы Матан мог только посмотреть, но не войти. — Как видишь, мое сокровище мирно спит. У Матана были серьезные сомнения на этот счет. Даже издалека он видел засохшие дорожки слез на щеках Чимина и нечто вроде засосов на его шее. Ногти впились в спрятанные за спиной ладони, но ни единая эмоция не проскользнула на лице. Когда-нибудь Свен поплатится и за это, и за все другие деяния, совершенные против него и его близких, и как же он, сука, будет страдать перед смертью. Коротко кивнув, Матан развернулся и ушел.