In Aeternum.

Чимин и ещё несколько омег сидят словно птички в клетке в большой телеге с железными решётками. Места было мало, через отверстия попадает песок от коней и проходящих мимо легионеров, солнце безжалостно печёт с самого утра. Душно, воняет грязными телами и испражнениями. Чимина сильно мутит и ужасно хочется пить. Он все время пытается просунуть голову между ржавыми прутьями, хочет увидеть Хосока, но ровная колонна легионеров с большими красными щитами закрывает весь обзор. — Куда нас везут? — обеспокоенно спросил Чимин. Он все шестнадцать лет прожил в большой комнате с балконом на территории дворца, поэтому о мире узнавал через рисунки на папирусах. Но сейчас ему страшно: на многие мили видно только бескрайние желтые пески, а палящее солнце никого не щадит. Умирать таким юным совсем не хочется. — В Рим, — ответил омега с волосами цвета финика. — Ясно. Чимин слышал про Рим, но все равно это не особо помогло ему понять, что это означает: — А в Риме... что будут с нами делать? — Нас продадут на базаре омег, — Чимин пытается сглотнуть ком в горле, но тревога лишь сильнее проникает в сердце омеги. — Не беспокойся, с твоей внешностью ты попадешь в богатый гарем. Может повезет, и это будет даже императорский. Вот меня отправят ублажать нищий сброд, — омега тяжело вздыхает, — калеки им не нужны, — он отодвигает поношенную и пожелтевшую от песка ткань своей туники и указывает на левую ногу, которая не сгибается в колене. — Что будет с альфами? — Их отправят рабами на шахты. Но тех, кто крепок и силен, отправят на потеху людям как гладиаторов. — Кто такие гладиаторы? — Рабы, которые дерутся насмерть друг с другом или дикими зверями, дабы угодить публике. Если гладиатор любим и известен, то он даже может получать хорошее жалование, вино и омег. — Как тебя зовут? — Нисан. — Какое интересное имя. Я Чимин, а ты не из Египта, верно? — Я из Иудеи. Меня назвали в честь месяца, в который я родился — Нисан. — Подожди, если ты из Иудеи, так получается, ты с ними прибыл в Фивы. Сколько ты уже в пути? — Прошло четыре полнолуния, — печально произнес Нисан. — Но это не самое страшное. Главное — пережить дорогу в Рим, а она тяжелая и, скорее всего, привалов будет очень мало. — Если ты из Иудеи и прибыл с ними в Египет, то скажи мне, как вы пришли? — Вашу армию легат разгромил еще на Синайском полуострове и, воспользовавшись песчаными бурями, которые пришли из пустыни Сахара, они двинулись к Фивам. Их вёл ваш генерал... как же его звали... — омега проводит пару раз по своим отросшим волосам, пытаясь вспомнить, а после невнятно бубнит: — Хо... что-то там... — Хошин? — с болью в голосе отвечает Чимин. — Да. — Что с ним стало? — Легат не переносит предателей, поэтому, как только стал виден город, он приказал четырём всадникам привязать его руки и ноги к четырём лошадям. Его четвертовали. Чимин завыл в голос, пугая нового знакомого. Он прикладывает свою ладошку к груди, где ноет сердце от боли за брата Хосока из-за того, что он так легко предал свою страну. Второй ладошкой он прикрывает рот, чтобы проходящие легионеры не начали орать на него. Чимин прокусывает руку до крови и, склонившись под тяжестью переполняющего его горя, бьется пару раз головой о деревянные доски, которые служат подстилом. «Хосок не должен об это узнать. Не должен услышать, как ужасно умер его брат», — сквозь плач воет омега. Нисан молчит, пока Чимин рыдает, только осторожно гладит его по золотистым волосам. Через какое-то время сын фараона спокойно произносит: — Я беспокоюсь за брата. Он ранен, и я не знаю, что с ним. — Альф связывают и заставляют идти пешком весь путь. Нам в этом плане повезло: нас везут. Скорее всего, он не выживет, если ранен. — Как я могу ему помочь, Нисан, ты ведь знаешь, да? Что можно сделать? — Чимин отчаянно хватает омегу за руку и крепко сжимает ее, смотря с мольбой в глазах на нового друга. — На привале нас выпустят, поэтому попробуй договориться с солдатом, который нас сторожит. Но помни, плата может быть слишком высокой. Спустя пару часов громко разносится звук шафара, который объявляет воинам о привале. Но легионеры недовольны. Нисан, улыбнувшись солдату, ласково уточняет: — Чем так недовольны, доблестные воины Рима? — Легат не разрешил строить лагерь. Сказал, что привал только на пару часов, и потом снова идем, — отвечает солдат, отворяя решётку и выпуская омег из клетки. — Почему? — Торопится в Рим. Вы не альфы, поэтому мы вас не связываем: не хотим повредить хороший товар, но не думайте сбежать. — Если бы было куда бежать в пустыне... — грустно отвечает Нисан и морщит лицо, когда спускается с телеги. Из-за постоянных неудобных сидений и нехватки места нога стала сильно беспокоить его. — Сидите тихо на земле рядом с телегой и ждите. Вам принесут похлебку, и старайтесь не привлекать внимание других солдат, если не хотите их потом ублажать. — Извините, — несмело начинает Чимин, — я хочу знать, что с моим братом Хосоком. — Тебе совсем голову напекло от жары? — недовольно бурчит легионер. — Он ранен, я хочу знать, жив ли он, — Чимин оголяет ключицы цвета меда, смотрит из-под полуопущенных пушистых ресниц и пошло облизывает сухие пухлые губы. — Я готов заплатить за информацию,— напряжение повисло в воздухе, а альфа аж присвистнул. — Ну хорошо. Отсосешь мне, и я скажу. После этих слов солдат снимает часть доспехов и вытаскивает свой член, не обращая внимание на то, что вокруг люди. Чимин медленно опускается на колени и неуверенно смотрит на орган. Ему страшно. Но альфа не ждёт. Он грубо приближает голову омеги ближе и двумя пальцами размыкает пухлые губы. Чимин со всей силы впивается ногтями в свою маленькую ладошку. Он осторожно берет в рот, но альфа резко запихивает член в глотку, из-за чего омегу чуть не стошнило, но благо нечем рвать. От легионера воняет потом, и член на вкус отвратительный, словно стухшие бычьи яйца. Чимин неумело сосёт. Альфа злится всё сильнее: всячески хватает больно за волосы и как можно глубже сам насаживается. По щекам омеги текут слезы от стыда, за его действиями наблюдают не только омеги рядом, но и другие солдаты. Они звонко свистят и что-то похотливо кричат. Альфа относительно быстро кончает на лицо, после чего отпихивает омегу и раздосадованно произносит: — М-да, сосать ты не умеешь. Но уговор есть уговор. — Я могу пойти с вами? — сквозь хриплый кашель слышится тихий голос омеги. Римлянин ничего не отвечает, поэтому Чимин расценивает это как знак согласия. Он вытирает лицо от спермы и слез грязными руками, а после спешит за солдатом. Дойдя почти до конца колонны, Чимин видит брата с другими альфами. У всех завязаны руки за спиной, а верёвки скреплены друг с другом. Если один падал, то падали все. Хосок был привязан в конце. Рана видимо еще кровоточит из-под старых грязных тряпок, которые закрывали пол живота. Его бледное лицо, потухший взгляд и синие губы указывали на полное отсутствие жизни в когда-то сильном теле. Но лучик надежды все ещё живёт внутри Чимина. — Можно, чтобы он поехал в телеге? — Может еще перевязать ему рану? Ты страх потерял? — кричит альфа, ударяя омегу по лицу так, что кровь брызгает из носа. — Умоляю, — Чимин встает на колени, ему плевать на свою гордость, главное — спасти Хосока. — Только прошу, пусть он поедет в телеге, а я вместо него пойду. — Ну можно и так сделать, — хитро щурит свои мерзкие глаза альфа, — Но для этого тебе надо будет обслужить меня и мой отряд из десяти человек. — Я... — голос предательски дрожит, ведь Чимин ни разу никем не был тронут, а тут такая толпа; он смотрит в сторону умирающего и как можно тверже продолжает, — готов. — Отлично, — альфа валит на землю Чимина. — Возьму тебя тут, а потом мой отряд по очереди. Они-то повеселятся с тобой. — Что здесь происходит? — строгий мужской голос прерывает солдата, поэтому он нехотя поворачивает голову и тут же замирает. — Я же приказал никому не трогать омег из телеги: они товар. — Легат... — заикаясь, мямлит легионер и тут же отодвигается от омеги. Чимин узнал того самого альфу, который даровал ему жизнь во дворце. Намджун сидит на коне, а рядом с ним незнакомый альфа. Он был одет в такие же доспехи, что и легат, только на его шлеме ветер перебирал серые перья. Парень выглядит очень молодо, на первый взгляд, он был старше самого Чимина на пару лет. Но вот в его взгляде омега отчетливо видит Гиену Огненную. — У нас сделка, — произносит Чимин, вставая с песка и поправляя разорванную тунику. — Опять этот омега, — Намджун заманчиво улыбается. — Любишь ты сделки, да? — Что не сделаешь, дабы выжить. Отвратительно, — ухмыляется молодой офицер рядом с легатом. — Что за сделка? Нам интересно. — Мой брат ранен и умирает. Готов вместо него пойти, отдайте ему мое место в телеге. Намджун приподнимает бровь от удивления. Этот омега не перестает его шокировать, но такого даже он не ожидал. Кто в здравом уме согласится идти такой путь босиком по горячему песку без воды и еды? — Да ты и дня не пройдешь, и вообще... — Чонгук, он хочет занять место брата, так пусть, — обрывает Намджун и обращается к молодому альфе на вороном коне. — А вы сделайте так, как он велит, и проследите, чтобы его никто не трогал из легионеров. — Слушаемся, — хором отвечают несколько офицеров, стоящих рядом, и бегут выполнять приказ старшего по званию. Один из них оттаскивает Чимина к связанным рабам. — Ну и зачем? — Хочу посмотреть, сколько омега продержится. Если осилит трёхдневный путь без перевалов, то так уж и быть — скажу лекарю вылечить его брата. — Он точно умрет к этому времени. — Посмотрим. Скажи центуриону этого подразделения, что я хочу его видеть, — приказывает Намджун и отправляется к началу колонны; запах лотоса не дает альфе покоя, он словно тенью преследует его.

***

Палящее солнце обжигает кожу, легкие забиты пылью, а песок причиняет адскую болью изрезанным ступням. «Ужасно хочется пить» Во рту пересохло, даже слюна перестала выделяться, а губы потрескались и покрылись рванной корочкой. Чимин не знает, где они, вокруг только бесконечный желтый цвет. Ему кажется, что песок абсолютно везде и он покрыт им. Он чувствует мелкие песчинки во рту, они неприятно щекочут в носу, песок лежит даже на ресницах, в волосах... «Хочу пить» Намджун объезжает свой легион на восходе солнца. Он видит Чимина, который еле перебирает голыми ногами по горячему песку. Одежда совсем порвалась, поэтому видно, как лучи солнца обжигают изящные, тонкие ключицы и красивую спину. Нежный, хрупкий омега, но в тоже время в нем небывалая сила и жажда жизни. Намджун не может отвести свой взгляд от него. Зверь пытается уговорить альфу посадить омегу в телегу и дать воды, но Намджун держится из последних сил. Он готов сорваться, наплевать на всех и схватить омегу, посадить на свою лошадь. Обнять, укрыть плащом и долго, долго зализывать раненые губы. Чимин чувствует запах кровавого мака, поэтому поворачивает голову направо. Но, кроме бескрайнего песка, он ничего не видит. Не видит, как ветер засыпает следы от копыт на песке. «Показалась. А что ты думал? Представлял, что он придет?» — мысли забивают и так затуманенную голову Чимина, где лишь его зверёк скулит и смотрит вдаль, ища знакомую фигуру. Зверьку страшно, он ищет защиты. «Итак, он даровал нам жизнь. Спасибо, хоть за это. Пора уже тебе смириться, что ты ошибся. Это не тот альфа из сна Исиды. Не тот...» Легат приказывает всем торопиться, да и сами воины хотят уже домой, поэтому с радостью ускоряются. Трубачи гудят сильней, и легион набирает темп. Надсмотрщик рабов ударяет по спинам альф, его звонкий голос бьёт по ушам: «Быстрее, отродья! Легат приказывает торопиться!» Чимин еле перебирает ногами. Он готов сдаться, но перед глазами всплывает вчерашняя страшная картина. Один из рабов не выдержал такой дороги. Упал. Его били кнутом и кинули, почти бездыханного, на съеденье диким птицам. — Сколько до Александрии? — спрашивает Намджун, задумчиво глядя вперёд. — Полдня пути, легат, — незамедлительно дает ответ центурион первого отряда, ответственному за прохождение пути и разведку. — Отлично. Передай корницен* объявить о привале. Ты со своим войском скачи прямиком в Александрию, и пусть начнут подготавливать корабли. — Будем выходить в море на заходе? — Да. — Он все ещё жив, — докладывает Чонгук, подскочив на черном коне к Намджуну. — Ну что? Прикажете вылечить его брата? — Свободен, — моментально командует легат центуриону и оборачивается к Чонгуку. — А омега? — Знаете же ответ. Зачем спрашиваете? — Откуда мне знать, живой ли он. — Вы каждое утро проверяете войско и наблюдаете, как этот полудохлый омега идет с остальными рабами. Сегодня Вы особенно долго пялились на него. Он красив, хоть и весь грязный. Нравится? Намджуна раздражает небрежность Чонгука по отношению к старшему по званию. Но винит в этом плохое настроение альфы. Он единственный не рад возращению домой, поэтому пропускает мимо ушей слова латиклавия. — Проследи, чтобы его отправили в госпиталь. А омегу приведи ко мне, как только солдаты поставят мою палатку. Чонгук ухмыляется на приказ, но не говорит ничего, кроме: «Слушаюсь, легат!»