***
— Просыпайся, моя нимфа, — шепчет Намджун, параллельно целуя щёки, глаза, носик спящего Тэхёна. — Ещё немного, — сонно умоляет омега и, не глядя, отмахивается от ненасытного альфы. — Ваша светлость не давала мне спать всю ночь, так Вам мало? Хотите меня ещё? — Я всегда хочу тебя, но надо вставать. Негоже опаздывать на игры в мою же честь, — альфа встает с кровати и направляется к слугам, которые жду его с начищенными доспехами. — Тэхён, вставай! Не зли меня, — властно кричит он из гардеробной. Омега недовольно скидывает простынь и абсолютно голым, не стесняясь прислуги, направляется через дом в свою спальню, одеваться. На его плече красуется выжженная на коже бабочка в кругу с римской цифрой пять. Клеймо гаремного омеги Рима. Шесть лет назад по приказу императора Намджун со своим маленьким отрядом под покровом ночи наведался в дом сенатора Матеуса и убил его и всю семью, а также прислугу. Намджун вышел в сад, подышать чистым ночным воздухом, который не был пропитан кровью, и именно там увидел в свете серебряной луны омегу с голубыми волосами и в шёлковом персиковым одеянии. На его руке, увешенной браслетами и кольцами с камнями, сидела бабочка. Юноше было всё равно, что происходит вокруг, он не обращал внимание на резню и крики. Он напевал песенку и наблюдал за ночным насекомым, сидящим на его указательном пальце. А потом посмотрел своими голубыми, словно море, глазами, и Намджун сразу же утонул в них. Альфа впервые ослушался приказа императора и забрал Тэхёна с собой, именно тогда он распустил своих гаремных омег и сделал его юным господином своего же дома. Тэхён с болью в глазах оглядывает свою уродскую печать. Начинает нервно царапать её, а потом не сдерживается и падает на колени. Из груди вырывается крик отчаяния, а по щекам градом падают слёзы ненависти к себе, к своей жизни, к Намджуну. «Успокойся, ты смог на протяжении шести лет приучить своего зверька к воле альфы и сейчас сможешь спокойно обманывать его. Ты должен привыкнуть уже. Вы (не)истинные», - сам себя утешает Тэхён. « В Империи все помешанны на истинности. Но все же морочить голову Намджуна истинностью слишком сложно. Сколько он еще будет в это верить? Я благодарен ему за всё, но мое сердце всегда будет закрыто для него.» Услышав шаги прислуги, омега спешно вытирает слёзы рукой и направляется к столику, где лежит вся его косметика. «Сегодня я должен блистать. А потом подумаю, что делать с меткой» — Входите, — спокойно произносит омега, быстро нанося на лицо крем, чтобы скрыть следы истерики. — Надо поспешить, господин не доволен, что мы опаздываем, поэтому подайте мне чай с запеканкой в комнату и срочно приготовьте моё одеяние, которое я выбрал еще вчера.***
С самого утра в Колизее идут бои между гладиаторами новичками, толпы пьют вино и возбуждённо ждут, когда начнутся главные триумфальные бои в честь легата легиона Намджуна. Звучат трубы, люди встают, а император приветственно машет со своего ложа. Поднимается железная решётка, и в Колизей въезжает золотая колесница, запряжённая четвёркой белоснежных лошадей. Намджун твёрдо стоит в колеснице, будучи облачённым в доспехи, а на голове у него развивается на ветру венок из дубовых листков. Он сделал полный круг по арене, дабы все присутствующие могли внимательно рассмотреть его под свои же громкие крики: «Великий легат! Ава Намджуну!». После чего лошадей остановили напротив балкона императора и его свиты. — Приветствую тебя, легат легиона Намджун. Рим приветствует тебя. Альфа почтенно кланяется под рёв толпы. Императору приходится жестом попросить публику замолчать, и как только все стихли, он продолжает свою пламенную речь: — Твой легион за два года и десять месяцев смог расширить нашу территорию от Ефрата до Африки. Ты захватил огромное количество рабов, драгоценностей и земель, поэтому я, император Альвий, спрашиваю тебя: какую награду ты желаешь? — Я, легат легиона Намджун, желаю только одного, — альфа делает драматичную паузу, внимательно обводит взглядом всех присутствующих, — желаю славу Римской Империи, — толпа дико скандирует его имя, хлопает и визжит, омеги кидают цветы с выкриками: «Легат, мы любим Вас!» — Я и мои солдаты будем дальше прославлять имя Рима, поэтому мы скоро отправимся в новый поход, чтобы принести вам больше драгоценностей и рабов. На последних словах Намджун разворачивается к толпе, тем самым злит императора с сенаторами еще сильнее. Только Джин, сидя в своей отдельной, но маленькой ложе, искренне радуется за друга. — Его любят. Бери пример с него, Чонгук. — Мне плевать, — заявляет альфа и продолжает злиться с новой силой из-за того, что император не дал согласия на вторую колесницу для него. «Опять вся слава Намджуну», — Чонгук топит свои мысли в вине. — Его надо убить, — произносит толстый альфа на балконе императора, он держит своими мерзкими пальцами, больше похожими на сосиски, кубок с вином. — И как можно быстрее. — Не переживай, скоро его голова будет у меня, — ухмыляется император Альвий и жестом приглашает Намджуна к себе в ложу. Как только железная решетка закрылась за колесницей, альфа сплевывает на песок: — Вы были великолепны, господин, — воодушевлённо пролепетал омега в одеждах цвета морской волны. Тэхён слишком красив для такого грязного места как Колизей. У него подкрашены в алый цвет губы, а глаза подведены голубоватой подводкой. На голове у него венок из свежих красных роз в тон накидки легата. — Пришлось поклониться. — Так надо. Ради толпы. Сокджин подготовил для нас свою ложу, но не будет ли это слишком громким заявлением? — Умные поймут этот жест, говорящий, что власть скоро перейдет мне. Идём, — Намджун целует Тэхёна в щеку и берет его под руку, а после они направляются наверх.***
Альфы сидят на сырой земле возле стены, по которой течёт вода. Ужасно воняет отходами и гниющей плотью. Хосок шевелит затёкшей ногой, к лодыжке которой прикреплено ржавые кандалы. Так он с остальными рабами из похода Намджуна сидит вторые сутки. Неизвестность пугает его. Но больше всего он переживает за Чимина. После того, как они прибыли на площадь, их сразу же разделили. Вечером им принесли много еды и воды. Хосока насторожило это. Он знает, что такой жест означает только одно — на рассвете смерть. Но солнце уже давно взошло, это он понял по крикам людей наверху, и ,видя, как забирали рабов из-за решёток. — Те, кто в камерах сидят, преступники, поэтому их выводят на казнь, ну и заодно развлечь публику. Скажем так: они разогрев перед настоящими боями. — А ты? — уточняет Хосок у рослого альфы, который сидит за решёткой. — Меня тоже скоро выведут. — Что ты сделал? — Забрал то, что мне не принадлежит у господина. Я... убил всех. — Как это убил всех? — с интересом спрашивает Хосок и старается как можно ближе подползти к заключенному, но ржавая цепь не позволяет этого. — Вот так: своими идиотским поступком я подвёл свою семью, и их убили. Меня тоже скоро отправят наверх. В коридоре гулом раздаются приближающиеся шаги римских солдат. Перед пленными предстают две тучные фигуры. Первая пара твёрдых рук открывает решётку, а вторая вытягивает под руки альфу на выход. — Запомни, если хочешь выжить — не влюбляйся, иначе окажешься на моём месте. Особенно в омег господ. Хосок не слышит последние слова альфы, но ему стало его жалко. Он вздыхает, прикрывая глаза, хотя бы на секунду ему хочется снова оказаться возле Нила, наблюдать за танцующим Чимином. На лице альфы проскальзывает слабая, но счастливая улыбка, вызванная воспоминаниями. Через пару часов рабов поднимают и ведут к одному из выходов на арену. Все со страхом наблюдают из-за решетки: такие же, как они, без оружия пытаются противостоять хорошо экипированным гладиаторам с мощными клинками. — Это то, что вас ждёт, — говорит один из стражников, после чего они начинают ржать, как кони. — Но если выживете в этой мясорубке, то сможете сами стать гладиаторами. Готовьтесь, скоро ваш последний выход. Следующие минуты Хосок в шоке наблюдает за страшной резнёй, он тяжело дышит, а на руках вздымаются вены от злости. «Скоты. Хуже зверей. Грязные римляне, чтобы все сгинули в преисподней», — альфа уже начал сжигать весь народ в адском огне его воображения, но его отвлекает звук стекающей воды. Он отрывает взгляд от арены и опускает его перед собой. От удивления рот сам приоткрывается: альфа, который стоит перед ним, от страха обмочился. Беднягу всего трясет, он на непонятном языке что-то бормочет и снова писается. Хосок делает шаг назад, дабы его не запачкало, и старается не обращать внимание на столь отвратное зрелище. — Это нормально. Помню, один вообще обосрался, — альфа поворачивает голову влево и встречается взглядом с низким парнем. — Ты один из них? — Хосок головой указывает в сторону гладиаторов. — Да. Но я не занимаюсь карательной мясорубкой. — Что ты тогда делаешь? — Вступаю в бой насмерть с другим гладиатором за деньги, — альфа зевает и безэмоционально смотрит на Хосока. — Все на выход, грязные твари, — орёт стражник, и снова разносится противный звук открывающейся решётки, но рабы не двигаются с места, поэтому подбегают ещё солдаты и начинают несчастных вытаскивать силой. На убой. — Выживи! Слышишь?! Отбери меч и сражайся. Будь осторожен: могут появиться дикие звери, держись ближе к краям арены, — кричит зачем-то неизвестный гладиатор. Хосок жадно старается расслышать его слова. Он понял. Кивает в знак согласия самому себе. Он сможет. Ради Чимина. Он должен. Хосоку понадобилась пара секунд, чтобы привыкнуть к яркому солнцу. Тысячи и тысячи людей сидят по сторонам от самой арены, которая в виде эллипса простирается на большой радиус. Три этажа для зрителей. В центре величественный балкон для императора и его свиты, семьи. Над ним нет этажей с местами, только натянутая бордовая ткань, спасающая от знойного солнца и летнего дождя. По правую и левую руку от него располагаются по три небольшие ложи, рассчитанные на шесть человек. В одной из них Хосок видит юного господина, поэтому альфа, не обращая внимание на происходящее вокруг, движется к Чимину. — Идиот! Куда же ты идёшь? Сказал же, держаться края. Всё сказал ему, но видимо страх взял своё, — вздыхает Юнги, наблюдая по ту сторону решётки. Он надевает свой массивный, украшенный рогами буйвола, железный шлем с широкими полями, которые даже шею закрывают. Опускает рукой забрало, тем самым полностью закрывает свое лицо ото всех. И только после этого оборачивается и проходит мимо стражи. Хосок очнулся от забвения, только когда перед ним предстаёт альфа с раздробленным животом с месивом из внутренних органов вместо него. Он словно пытается запихнуть всё обратно, придерживает рукой, что-то говорит и после этого падает в судорогах на песок. Из его горла льется кровь фонтаном, он захлебывается и умирает. Толпа оглушительно орёт и радуется каждый раз, когда гладиаторы рубят своих безоружных жертв. «О Боги, помогите мне. Неужели я попал в царство Сэта? Нужно... мне надо оружие... что ещё говорил тот воин?», — нервы Хосока по всему телу натянулись, как струны, он пытается сообразить, что делать, но вокруг хаос: рядом с ним падают разорванные тела и летят части тел. Всё очень сложно. Один гладиатор кидает сеть, а потом театрально показывает толпе свою добычу. Он мучительно убивает несчастного трезубцем, прокалывая жертву и насаживает её на своё оружие. Другой кидает копья в бегущих от центра рабов к краям. Кто-то с помощью большой цепи связывает своих жертв. Но в какой-то момент начинает дрожать песок под ногами египтянина, а затем из ниоткуда на него набрасывается голодный лев. — Хосок! — кричит отчаянно Чимин и почти порывается спрыгнуть с каменного балкона, но его хватают стражники, охраняющие господ, однако омега в истерике продолжает выкрикивать имя брата, привлекая внимание всех в ложе. — Как ты посмел своими криками отвлечь нас от арены? Немедленно его на рудники, — кажется, что Джин говорит спокойно и взвешенно, но в голосе слышны нотки сильной злости, а его руки сжимаются в кулаки так, что на коже остаются следы от ногтей. — О Господин, — умоляет Нисан, толкая на каменный пол Чимина, сам омега не может приклонить колени, поэтому как можно ниже склоняется, — простите мою дерзость, умоляю, не ссылайте этого глупого мальчишку на рудники. Только Вы способны обучить его и сделать из него настоящего слугу, который будет славить Ваш дом по всей Империи. Накажите его тридцатью ударами плетью и поверьте, он запомнит на всю жизнь Ваш урок и больше никогда даже не поднимет голову без вашего одобрения. — Умно, — отмечает Намджун, смотря на Чимина: омега перестает истерить, поэтому слышны только тихие всхлипы и бормотание. Джин задумывается на пару минут и собирается уже озвучить решение, как удивлённый вопль Тэхёна заставляет всех присутствующих посмотреть на арену. Хосок лежит на земле, держит руками пасть льва. Затем он кричит нечеловеческим голосом и разрывает глотку животному. Весь в крови, он быстро бежит к телам. Находит в песке два клинка и сразу же отрубает руку гладиатору с трезубцем, который собрался накинуть на него сеть. А затем лишает его головы. Это не тот Хосок, которого знает Чимин. Это зверь в человеческом обличье. Он за пару минут убивает всех оставшихся гладиаторов и тех, что уже умирает от ранений. Его кара настигает даже других рабов. Он рубит конечности и вспарывает животы, не смотря в глаза своим жертвам. Он с ног до головы в крови, даже его волосы стали на пару оттенков темнее из-за неё. С клинков льется кровь на песок. А вокруг гробовая тишина. Хосок с бешеным взглядом оглядывает многотысячную толпу, которая пару минут назад жаждала его смерти. Он поднимает два клинка, его грудь тяжело вздымается. — Я Хосок, сын Анубиса, Бога смерти Египета, смог убить всех гладиаторов и даже льва на арене Рима. Ну что теперь будешь делать, Рим? Толпа начинает дико кричать, свистеть, топать ногами и орать. Даже император хлопает со своей свитой. Им нравится, очень нравится. Рим обожает такие вот бои, где один раб остаётся, убивая всех своих противников и своих соплеменников ради единогласной победы. Хосок не слышит их, его взгляд устремлен на балкон, где стоит его господин с опущенной головой. Кровь вместе с потом стекает по его глазам и мир окрашивается в новый цвет для Хосока. Теперь весь его мир алый. — Вот это шоу. Спасибо, Намджун, за такой алмаз, — Джин от радости аж подпрыгивает на кресле. — Вы благодарите не того. Его крик, — Тэхён указывает на Чимина, — пробудил в нём жажду к жизни. Так воспользуйтесь ею умело и сделайте из него нового любимца публики. Рим заскучал, а он сможет показать зрелище и разбудить толпу от скуки. — Всегда поражался твоему уму. Хотя чего можно ожидать от того, кого выбрал сам легат? — Чимину грустно наблюдать за действиями альфы, который ему понравился: Намджун берет руку другого омеги и целует каждый пальчик со словами «мой», «лучший». — Сейчас будет перерыв, а затем главный бой. Пойду вниз, прикажу забрать. Как его? — Хосок, — почти шёпотом выдавливает Чимин. — Да, да, Хосок. А ты стой тут, и не дай Богам ты зашевелишься, я клянусь, тридцатью ударами ты не отделаешься. — Я тоже хочу посмотреть на нового гладиатора, — говорит Тэхён — Он пока никто, — поправляет Сокджин слова омеги и заодно рукой зачёсывает пряди переливающихся на солнце волос. — Мой господин не разрешает мне иметь своего гладиатора, — причитает Тэхен и недовольным взглядом косится на Намджуна. — У всех знатных омег Рима они есть, так хоть можно посмотреть вблизи на Юнги? Он же там? — Тэхен умоляюще смотрит на Джина. — Ладно. Пошли. — Тогда я с вами: не хочу, чтобы ты испугался увиденного или поскользнулся на крови, — твёрдо добавляет Намджун и подает руку омеге, а Тэхён счастливо вкладывает свою маленькую ручку в большую ладонь альфы. — Мне нечего бояться, когда Вы рядом со мной. Тэхён улыбается, а Чимину хочется выцарапать ему (себе) глаза. Он сам не понимает, чем ему не угодил омега, и почему он Намджуна ревнует. Хотя прекрасно понимает, что Намджун никогда не посмотрит с такой любовью на какого-то раба. Нисан последним собрался последовать за господами, но Чонгук преграждает выход рукой. Он наклоняется к самому ухо омеги и ядовито шепчет: — Калекам не место даже среди рабов у знати. — Лучше иметь проблемы с ногой, чем не иметь такта. Вам следует взять пару уроков у легата, иначе Вам никогда не превзойти его, — Нисан с вызовом смотрит в чёрные глаза альфы и без страха в голосе продолжает. — Вы же об этом грезите ночами, когда не можете уснуть? Чонгук дает ему смачную пощечину: — Ничтожество. — Кто бы говорил, — уверенно говорит омега, вытирая тонкую струйку крови, льющуюся из носа. — Радуйся, что не отрубил голову. — Я счастлив. А теперь дайте пройти, меня ждёт мой хозяин. — Не попадайся мне на глаза. В следующий раз я тебя убью.***
Тэхён предпочёл оставить разговаривающих альф и прибавил шаг: спешит найти Юнги. Но омега совсем позабыл, что под могучим Колизеем множество коридоров, которые представляли собой некий лабиринт. Тэхён заблудился в одном из них. «Надо было всё-таки не отходить так далеко от Джина. Да и Намджун разозлится. Как же хотя бы назад пройти?», — омега оглядывается по сторонам и замечает, как один из осуждённых медленно приближается к нему. — О, какая краля. Развлечемся? — грязный раб хватает Тэхёна за руку и кидает на вязкую землю, пропитанную слезами, кровью и мочой. Омега рукой попадает в отвратительную субстанцию, скользкую и липкую. Попытки отползти даются с трудом. Нужно кричать, а голоса словно нет. Кажется, что стук сердца заглушает всё вокруг. — Отпусти... помогите... — кричит Тэхён. — Не дергайся. Сам виноват. Нечего было одному тут задницей вертеть, — чем ближе альфа, тем страшнее. Его шершавый язык оставляет полосу слюны на мягкой щеке омеги. Его грубые руки всячески пытаются стянуть одеяние с нежного тела. — Намджун! — месиво из страха и отвращения дали силы омеге. — Зовешь своего аль... — звук клинка проносится по подземелью. Альфа не успел договорить, как лишается в один миг головы. Обезглавленное тело, падая, придавливает ноги Тэхёна, омега от ужаса снова вскрикивает. Всё его лицо, одежда запачканы кровью, но сейчас куда больше он боится зверя с бешеным взглядом, который стоит напротив него. — Так это к тебе так легат в Рим спешил? — он оглядывает омегу. — Хотя я бы тоже поспешил. Тэхён в панике пытается отползти, но у него не получается. Он уже на грани истерики, когда слышит уже спокойный голос. — Не бойся. Меня может и сделали рабом, но честь я не позволю свою им забрать. К тому же, меня учили защищать омег, а не насиловать их. Хосок пинает ногой тело и протягивает руку Тэхёну. Омега смотрит недоверчиво на него, но всё же вкладывает свою ладошку в широкую окровавленную руку. «Его руки такие же по размеру, как и руки Намджуна, но почему-то мне не противно. А наоборот, хочется, чтобы он держал меня вечно» — проскальзывает в голове омеги, и он поднимает свои глаза на чужеземца. Сердце бешенно колотится, то ли из-за страха, то ли из-за того, что в нем начали появляться ростки влюбленности. — Ты знаешь, как выйти отсюда? — спрашивает Хосок. — Спасибо, но я сам заблудился. Альфа засмеялся заразительным смехом. На лице Тэхёна невольно появилась лёгкая улыбка. Хосок вытирает со лба пот и неловко пытается приложить непослушную челку, которая из-за влажности начала виться. — Ну вот опять я буду бараном. Дурацкие волосы, — бубнит альфа, тем самым полностью располагает к себе внимание омеги. Тэхён не понял даже, как рука потянулась к густым красным волосам, и он сам начал укладывать локоны. Их взгляды встречаются, и этого достаточно, чтобы они утонули в друг друге. Медленно. Один в огне, а другой в воде. — Тэхён, — прерывает тишину смущённый омега. — Хосок, — отвечает альфа, всё ещё смотря в глаза цвета Нила. — Что тут происходит? — неожиданно раздаётся голос легата. — Намджун! — вскрикивает Тэхён при виде своего альфы, Джина, стражи и Нисана. — Надо лучше следить за своей омегой, — в голосе Хосока слышится угроза. — Он меня спас, — тихо произносит Тэхен и пинает ножкой громоздкое тело. — Я же говорил тебе, чтобы ты не отходил от меня ни на шаг. Омега виновато опускает голову, уже даже делает шаг вперёд, но его заключат сзади в стальную хватку. Хосок прижимает его к своему тело и подставляет окровавленный клинок к тонкой шее. Тэхён мог поклясться, что чувствует даже через одежду все мышцы альфы. Как бьется его сердце, как вздымается его крепкая грудь. Намджун реагирует, моментально обнажая свой меч. — Где мой брат? — Яростно произносит Хосок и в глазах отражаеться вся боль и ненависть к Намджуну. — Отпусти его. — Я перережу ему глотку, как и всем тем несчастным на арене, если ты не ответишь. — Зря я пожалел тебя, вылечив. — Цедит сквозь зубы легат и обдумывает как обезгладить раба и не причинить вред Тэхену. — Думаю, мой брат отплатил тебе сполна. Забрал его к себе в гарем? — Так, — вмешивается Джин со стражниками, — Хосок, твой брат служит у меня в доме, а я заберу тебя в школу гладиаторов. Если хочешь увидеть Чимина, то опусти оружие, — но Хосок не отвечает и продолжает удерживать омегу легата в заложниках. — Ты спас Тэхёна только для того, чтобы шантажировать? Я думал, в тебе больше чести, — фыркает сенатор. Рука ослабляет хватку, выпуская омегу. Хосок втыкает свой меч-гладиус в песок, преклоняет колено, выставляя руки перед собой. Удивляется не только Джина, но и всех. Не отрывая взгляда от земли, он уверено произносит: — Отныне я служу только Вам, Господин. Джин победно улыбается, ему определенно по нраву такой жест, поэтому он приказывает: — Сопроводить его ко мне, а мы направляемся на трибуны. Юнги на арену скоро выйдет. Тэхён в последний раз оборачивается и понимает, что Хосок смотрит на него, не отрывая взгляд своих карих глаз. Тэхён полностью и безвозвратно утонул в них... Утонул в нем самом... — Вот чем ты думал? — причитает Намджун, который действительно испугался за своего омегу. — Простите. Я виноват. «Он не причинил бы мне вреда. Я чувствовал биение его сердца», — думает омега, не слушая причитания легата, пока они поднимаются на свои места. Через минут десять все оказываются в ложе Джина. Чимин боится даже шелохнуться от ветра, стоит подобно статуе с опущенной головой. — Наконец-то, — зевает Чонгук. — Где ты был? — Делал ставки на Юнги. — Думаешь, он выиграет? Против него будут пять гладиаторов-фракийцев из дома Додриана, — Намджун усаживается рядом. — Выиграет, — отвечает за него Тэхён, принимая мокрую тряпку от Нисана. Он быстро старается привести себя в порядок и смыть с себя кровь. — Юнги всегда выигрывает. Чонгук восхищается Юнги и безумно хочет увидеть лицо альфы вблизи. Уже пять лет он известен как лучший в Империи. Звучит голос проводящего игру: — Рим, поприветствуй гладиаторов дома Додриана! — на арену выходят пять гладиатор в доспехах, неся свои шлемы в руках. Зрители кричат от радости, а гладиаторы победно ходят по арене, показывают свои мышцы и то, что собираются сделать со своим противником. Трибуны затихли, стоило альфе продолжить: — Рим, поприветствуй главного гладиатора дома Сокджина — непобедимого Юнги. Толпа звереет от восторга, когда на арену ступает гладиатор в шлеме с забралом. На его правом и левом предплечье надеты доспехи-маники, которые кожаными ремешками обматывают руки и крепятся у кистей. Его ноги обмотаны в мягкую белую ткань, а бронзовые полоски закрывают часть ноги от лодыжки и заканчиваются чуть выше колена. Обут он в закрытые сандалии. Набедренную повязку держит массивный широкий бронзовый пояс с печатью дома Сокджина, и за ним же торчит кинжал. В руке у него копьё и большой красный щит легионера. Юнги типичный представитель вида гладиаторов, которых называют гопломах. Хотя даже для них он слишком защищен доспехами. Что тут говорить про фракийцев, которые в простых набедренных повязках, на одном предплечье маника с мечами, и лишь двое с небольшими круглыми щитами. Противники смеются при виде такого небольшого ростом гладиатора: — Мы его раздавим. Его не спасут эти доспехи. — Слышь, ты, фракиец, я тебя убью последним и твоим же мечом, — огрызается гопломах, после чего отходит на относительно большое расстояние. — Чего, испугался? — гогочут фракийцы. Стоило прозвучать трубе о старте боя, как Юнги метает копьё, поражая насмерть сразу же двух гладиаторов. Они стояли так, что один прикрывал другого, но для альфы этого достаточно, чтобы убить двоих. А толпа скандирует : «Юнги! Юнги!». Джин довольно попивает вино, Чонгук с замиранием сердца следит за игрой, Намджун украдкой поглядывает на Чимина, а Тэхен утонул в своих мыслях: он снова там, в коридоре, держит за руку Хосока. Трое фракийцев нападают одновременно, посчитав, что если у Юнги нет копья, то он не сможет драться. Но только не гладиатор дома Сокджина. Он ловко орудует своим кинжалом. Достаточно выбить меч противника, кинув в него большим щитом. Он так и поступает, а затем наносит пару быстрых, словно молния, ударов по остальным. Одним ударом выбивает меч, ломая кисть руки альфе, который лежит на песке, придавленным тяжёлым щитом. Забрав меч противника, Юнги кидает его во фракийца, но противник успевает поднять свой круглый щит, поэтому радуется, что его не ранили. Но это длилось до того момента, пока он не падает на бок, осознавая, что Юнги целился в ноги. Он горизонтально с правого бока кинул оружие так, чтобы лезвие оторвало конечность. Он поражает одного точным ударом в голову, а второму распаривает живот и вонзает лезвие в сонную артерию. Стоило альфе захлебнуться в крови, как под бурные крики толпы Юнги идет к раненому. Он берет оружие противника и поворачивается к толпе. Это немой вопрос: «Помиловать или убить?» Римляне на трибунах в ту же секунду опускают палец вниз под свои вопли: «Убей! Убей!». Тогда гладиатор поворачивается к ложе императора и ждёт от него приказа. Император театрально мучается пару секунд в выборе ответа, смотря на обезумевшую толпу, которая всегда жаждет смерти так же, как и хорошего вина с дешёвыми шлюхами, а потом опускает большой палец вниз. Юнги кивает в знак согласия и замахивается. Но решает присесть к раненому. Он приподнимает жертву: — Я же сказал, что убью тебя последним. — Пошёл ты... — сквозь хрип лишь слышен стон умирающего. — Я-то пойду пить домой и трахать омег. А вот ты смотришь на последний закат в своей жалкой жизни. Гопломах опускает забрало и с одного удара ломает шейные позвонки жертве. Толпа ликует. Чонгук чуть не давится слюной от возбуждения. — Он так быстро всех убил? — Тэхён только к концу шоу очнулся от своих мыслей. — Ох, просил его помедленнее быть. Не знаю, сколько надо гладиаторов, чтобы Юнги хоть бы час дрался на арене, — печально вздыхает Сокджин, веселя Намджуна. Солнце окрашивает темно-синее небо Рима в алый цвет. Игры закончены.