***
Тэхён, одетый в бежевую паллу, на которую падают серебряные цепочки от массивного колье с очень редким чёрным жемчугом, возлегает на подушках и лениво попивает вино в окружении омег, которые щебечут о свежих сплетнях Рима и перемывают всем косточки. Он всячески пытается показать заинтересованность в новостях, но мысли о будущем не дают ему покоя, поэтому до него не сразу доходит вопрос. — Тэхён, а ты что скажешь о Хосоке? Омега, проморгав, уставился на молодого юношу по имени Лу. — Он хороший гладиатор, — тянет Тэхён, и по комнате раздается заливистый смех омег. — Глупый, мы не про его навыки борьбы, а про его тело. — Он такой красавчик. Всё-таки египтяне ну очень горячи и сексуальны. Я бы хотел с ним ночь провести, — отвечает омега с тёмным цветом волос, имени которого Тэхён не запомнил. Он подзывает своими длинными пальцами, увешенными кольцами, слугу, чтобы тот долил ему вина. — Ну, — Тэхён делает вид, что якобы вспоминает, как выглядит гладиатор, и, как назло, его тело предательски горит в тех местах, где прикасались губы Хосока, поэтому омега ёрзает на подушках и нервно стучит серебряным перстнем о бронзовый кубок, — красивый. — Мори, оставь его, ведь у него сам пропретор в мужьях, поэтому он даже не смотрит на других альф. — Ну и что, что он помолвлен. Теперь на других запрещено смотреть? Не говори глупости. — Рей, ты ничего не понимаешь, слишком юн, — поучающе произносит Лу, изящно вырисовывая руками форму сердца. — Когда вы истинные, вы хотите только друг друга. — Тэхён, — тянет юноша с серыми глазами и прижимается к омеге, — я так тебе завидую. — Глупости, не стоит мне завидовать, — отмахивается Тэхён и, макнув кусочек спелого яблока в мёд, откусывает его. — Не грусти, — отвечает самый старший в гареме, но моложе самого Тэхёна на год омега, — он скоро вернётся из похода. А мы поможем тебе скрасить время. — И как же? — Скоро узнаешь, — прикрывая рот, смеётся Рей. Омега лишь обворожительно улыбается всем и предлагает поиграть на музыкальных инструментах, иначе он точно не выдержит и снова психанет из-за упоминания ненавистного ему Намджуна.***
Тэхён выходит на террасу раньше всех омег, чтобы немного подышать свежим воздухом в одиночестве. Все эти сплетни так сильно утомляют его, но труднее всего даётся беззаботно улыбаться и печалиться о переносе свадьбы. Особенно когда душа ликует, что свадьбы не будет, только остальным не стоит знать, что действительно творится в голове и в сердце омеги. Он в жизни не вышел бы из своей комнаты, но уверен, что Джин докладывает о нём Намджуну, поэтому омега старается вести себя как обычно, надеясь, что его альфа успокоится и по возращении не обезглавит его. Тэхён прикрывает глаза, медленно вдыхает уходящий летний аромат и наслаждается пением птичек. В редких случаях у него получается по-настоящему выкинуть из головы всякие навязчивые мысли. Его медитацию нарушают не стук посуды и шёпот слуг, стареющихся накрыть омегам ужин и не мешать отдыхать важному гостю, а еле уловимый тихий плач вперемешку с рычанием зверя. Он, придерживая шлейф, чтобы не споткнуться, спускается по ступенькам, направляется в глубь сада и уже может улавливать голос, который молит прекратить. Плохое предчувствие не оставляет омегу, поэтому он старается бесшумно подойти к большим кустам акации. Белые цветочки уже перестали цвести пару дней назад, поэтому сейчас куст напоминает большой завядший букет, словно перенося Тэхёна в Помпеи, где всё лето Намджун одаривал его быстро вянущими цветами. Он приседает на корточки и осторожно заглядывает за кусты, стараясь не касаться цветочков, боясь, что остатки пыльцы испачкают его любимый шёлк. Один из стражников сенатора, навалившись сверху на слугу, жесткого насилует его. Омега с очень юными чертами лица, плачет, умоляет перестать и пытается стянуть с себя тело, но альфа зло рычит и до хруста сжимает запястья. — Эй, ты что творишь, — кричит Тэхён, подскакивая с места, тем самым заставляет воина повернуть голову и угрожающим голосом бросить в ответ: — Пошёл вон . — Ты пошёл вон, как ты смеешь так говорить с будущим мужем пропретора Августа легата Римской империи? Но Альфа только начинается смеяться, продолжая активно вбиваться в омегу. Его мерзкий смех напоминает Тэхёну визжание свиньи перед забоем, поэтому он кривит лицо. — Его тут нет, поэтому убирайся, или ты тоже хочешь почувствовать мой член в себе? Тэхён сжимает руки в кулаки, смотря на молящий взгляд заплаканного омеги. На вид он совсем молод, возможно, у него случилась первая течка, тем самым он «спровоцировал» альфу. Он понимает, что не имеет власти в этом доме, поэтому сглатывает вязкую слюну и начинает кричать, что есть силы на весь сад. Кричать так, словно его разрывают на куски дикие животные, поэтому через пару секунд к нему подбегает испуганная прислуга. Ещё через полминуты четверо стражников, гаремные омеги и среди них появляется золотая макушка. Чимин расталкивает всех и спешит к Тэхёну. — Что случилось? — Он, — показывает Тэхён на альфу, который спешно натягивает на себя обмундирование, а омега, плача, пытается закрыть руками своё нагое тело от стольких глаз. — Управляющий, рад вас видеть, — бодро, но с испугом произносит стражник. Чимин рукой указывает на омегу, и слуги осторожно поднимают юношу с разорванной туникой, испачканным в грязи лицом и с кровавыми струйками, текущими по ногам. Они молча уводят его в дом, пока гаремные омеги жалостно перешёптываются. Стража, проверив, что всё в порядке, тоже уходит на свои позиции и, как остальная прислуга, возвращаются к своим обыденным делам. Чимин сам уже собирается уходить, но обескураженный голос Тэхёна его останавливает: — Ты его не накажешь? Он нарушил правило не трогать слуг-омег в доме господина. — Он не в моём подчинении, поэтому я не могу его наказать. — Но это может сделать Сокджин. Его надо наказать. Чимин с абсолютно равнодушные лицом и сложенными на животе ладошками спокойно отвечает надоедливому гостю: — Господин сенатор очень занят, и я не имею права отвлекать его по пустякам. — Пустякам? Изнасилование — это пустяк? — не сдерживается Тэхён, в нём говорит сильная обида и злость за невольного омегу, над котором так надругались. Этот юнец пробудил в нём старые травмирующие воспоминания, когда он только начинал путь гаремного омеги. — Жених пропретора запамятовал, что находится в гостях? — Чимин спокойно говорит, не повышая на омегу голос даже на полтона, но смотрит своим пронизывающим взглядом так, что Тэхён чувствует внезапный озноб по всему телу, поэтому спешно складывает руки на груди: — Если Вам так не нравятся правила дома сенатора, то Вы вольны отправиться к себе и там командовать, но тут я управляющий, и я решаю, что пустяк, а что — нет для господина Сокджина, не позорьте себя и Вашего жениха, устраивая скандал. Тэхён желает возразить, он переводит взгляд на других омег в надежде увидеть сострадание, но видит лишь ухмылки на их губах и презрение в глазах. Омега поправляет свой наряд, тем самым даёт себе пару спасительных секунд, дабы успокоиться, и лично не разрубить того наглого альфу, и не выцарапать глаза Чимину. — Конечно, это дом сенатора Сокджина, поэтому не мне решать. Надеюсь, нам накроют ужин вовремя на террасе, или нам придется ждать его из-за такого пустяка? — Не переживайте, ужин ждёт Вас, — отвечает Чимин и направляется дальше раздавать указания. Почти что возле самого входа в дом он натыкается на двух гладиаторов. — Всё в порядке? — обеспокоенно интересуется Юнги. — Нас вызывал хозяин, но из его кабинета мы слышали шум. «Ну вот теперь надо будет отвечать», — Чимин зло прикусывает язык, но на его лице расцветает обворожительная улыбка, словно первые цветы после долгих холодов. — Кто-то увидел крысу, вот и начался крик. Я рад, что ты, Юнги, сможешь присоединиться к бою на празднике урожая. Хорошенько занимайся, а-то ты наверняка потерял форму из-за болезни. Гладиатору не нравится, что в тоне управляющего чувствуются колкие нотки. От Чонгука Юнги узнал, что за ним ухаживал Чимин, и он в курсе его секрета, поэтому он ощущает себя уязвимым перед ним. К сожалению, он так и не успел поговорить с омегой, поэтому, стоя сейчас напротив, нервничает ещё и в присутствии Хосока. — Не стоит переживать, есть три недели, которые я проведу на тренировках. — Отлично. Хосок, пойдем, тебя надо приготовить к встрече. — Эй, ты куда? — озадаченно спрашивает Юнги, порываясь схватить друга за руку. — Ливий в курсе, что меня не будет, — уклоняется от ответа Хосок и спешит за Чимином. Юнги тяжело вздыхает, понимая, что предстоит сделать его другу, поэтому обводит взглядом омег на террасе и, улыбнувшись, когда его замечают, возвращается на учебную территорию. В его же интересах не пропускать тренировки и готовиться для парного поединка. — Чимин, подожди, — Хосок хватает друга за руку, но тот отдергивает её, поэтому расстроенный альфа не выдерживает и выпаливает всё, что так долго копилось в нём: — Когда ты из бабочки превратился в змею? Чимин искренне смеётся, тем самым совсем пугает альфу: — Я и змея? А чем ты лучше меня? Я хоть не убиваю и не трахаюсь по приказу. — Я не узнаю тебя, и мне от этого страшно. — Тебе стоит привыкнуть к новому Чимину, поэтому ступай в купальню, слуги тебя подготовят, и вот, — омега вытаскивает маленький стеклянный пузырёк, — от господина, чтобы ты расслабился, выпей перед тем, как войти в комнату. Хосок берет пузырёк, а второй рукой всё же хватает омегу за запястье, на котором теперь красуется широкий золотой браслет с отпечатанной розой. — Чимин, прошу тебя, не меняйся. Оставайся тем же прекрасным юношей из Фив. — Он остался на балконе дворца. Он умер на берегу Нила в жаркую ночь, когда увидел бездыханное тело отца. Сгорел, когда проезжал горящую Александрию. Утонул в море, пока плыл в Рим. Умер вместе с тем львом на арене. Его больше нет, не ищи его. Твой любимый Чимин мёртв. Умер так же, как завяла моя юношеская влюбленность в личного стражника, друга и слугу. — Я не верю тебе. Скажи всё то же самое, смотря мне прямо в глаза, — Хосок силой хочет развернуть Чимина, чтобы прижать к себе и сказать, что это не он, что в нём говорит злость, обида, боль. Хочет погладить по золотым кудрям, прижать к своей груди и обещать, что он всегда будет защищать своего господина и вернёт его на родину, надо только подождать. Но омега кричит: «Стража!». В комнату врываются двое альф в доспехах с гладиусами наготове, поэтому Хосоку приходится опустить свою руку. — Сопроводите недовольного гладиатора в купальню и проследите, чтобы потом он пошёл, куда ему было приказано. Если будет сопротивляться, то можете избить его. Главное — это не повредить лицо и не сломать кости, он ценный товар для господина. Хосок приходит в себя, когда на него выливают воду из тазика. Вокруг него парочка слуг-омег порхают, словно бабочки возле костра, они щебечут, обсуждая красивое тело альфы, и немного смущённо натирают загорелую кожу различными маслами. Затем покрывают обнажённое тело гладиатора золотой краской и надевают только массивное украшение на шею и широкие браслеты на руки. Альфа смотрит на себя в отражении воды. Ему противно от одной мысли, как низко он пал. Эти золотые дорогие браслеты ощущаются как те ржавые наручники на арене, клеймо, означающее, что он больше не занимает пост личного стражника старшего сына фараона. Теперь он является личной игрушкой римлянина, который имеет право сделать с ним всё, что пожелает, и даже жизнью Хосока распоряжается сенатор Сокджин, а не сам альфа. Мало ему кровавых боёв на потеху публики, теперь надо ещё ублажать важных омег. Гладиатор просит воды, отпив пару глотков, он всё же решается воспользоваться «подарком» от сенатора. Он прекрасно понимает, что вряд ли сможет возбудиться после того, как осознал, что потерял своего Чимина навсегда. Если бы он только в ту ночь смог уговорить его сбежать, не заходя к фараону, то омега сейчас счастливо жил где-то в Египте, наблюдая живописные закаты и кушая медовые булочки, а не стал бы бессердечным управляющим в Римской империи. «Эта моя вина. Своим желанием убежать от реальности в тренировки я упустил тот переломный момент, когда Чимин превратился в чудовище. Хотя я не лучше него», — с такими мыслями Хосок переступает порог комнаты, где, кроме большой кровати с прозрачными развивающимися тканями, ничего не было. В огнях от факелов Хосок видит, как горит Александрия, поэтому невольно столбенеет до тех пор, пока красивый омега с золотыми цепочками, украшающими его обнажённое тело от шеи до пояса, не манит его своей рукой. До кровати пять шагов. На третий шаг Хосок чувствует резкий жар, а глаза застилает пелена. Он вдыхает сильный запах цветущего миндаля, исходящий от омеги и полностью впитавшийся в воздух комнаты. Хосок не понимает, почему его так манит омега на красных простынях. Он в бреду прижимает его к себе и жадно целует в пухлые розовые губы, проводит рукой по внутренней части бедра, тянет цепочки, целует шею и слышит тихий стон на ухо, отчего ещё сильней заводится. Ему кажется, что он трахает Тэхёна, то перед глазами Чимин, то омега, с которым он спал в Фивах. В какой-то момент ему приходится тряхнуть головой, чтобы убрать это наваждение, и тогда перед ним появляется омега, сидящий на нем. Он своими пальчиками смазывает золотую краску с груди гладиатора. Он стонет, откидывает голову назад, просит не останавливаться. Пот льётся с Хосока градом и до него доходит, что в пузырьке, помимо лекарства, был какой-то дурман, вызывающий непонятные, хаотичные картинки, от которых надо срочно избавиться, иначе ненароком можно и беду навлечь, простонав имя омеги пропретора или имя «брата». Хосок резко скидывает омегу на спину, лаская тело, он, словно змей-искуситель, шепчет: — Хочешь я сделаю так, что ты никогда не забудешь эту ночь? Я доставлю тебе незабываемое удовольствие. — Да, — отвечает омега изящным голосом, пока зарывает свои пальчики в красные волосы альфы. Хосок улыбается, после чего берёт одну из простыней и отрывает полоску. Омега опасливо отодвигается, замечая кусок красной ткани в руках. — Я не буду тебя связывать, не бойся. Это для другого. Но омега всё равно с испугом смотрит, поэтому Хосоку приходится объяснить: — Это на глаза. Когда человек лишается одного органа чувства, то все остальные обостряются. Я завяжу тебе глаза, чтобы продемонстрировать. Не понравится — снимешь. — Ладно, — всё же соглашается омега, ведь впервые ему дают право выбора, и позволяет альфе завязать его прекрасные голубые глаза, обрамлённые пышными черными ресницами. Хосок аж выдыхает, ему определённо стало легче. Чтобы не напугать омегу, он осторожно кладет его на спину: — Раздвинь ноги шире. Хосок языком проводит по бусинкам сосков, затем спускается к пупку и слышит, как омега надрывисто стонет от наслаждения, и альфа облизывает головку члена, помпеец такого явно не ожидал, поэтому издает гортанный стон. — Твой римский муженёк никогда не сможет сделать такого. — Это точно. Я знал, что ты горяч, но не думал, что настолько, — еле успевает закончить предложение омега, как обильно кончает себе на живот. Он даже толком не пришёл в себя после оргазма, как Хосок ставит его локтями на простынь, раздвигает его ноги: — Готовься, кончать ты сегодня будешь много, — он входит в него на всю длину, по комнате эхом разносятся стоны.***
Тэхён, сославшись на головную боль, всё-таки решает покинуть надоедливых гаремных омег на террасе и обещает, что завтра споёт им в качестве извинения. Проходя через небольшой зал, соединяющий две части дома, Тэхён замечает того самого юнца, над которым надругался стражник. Омега с трясущими руками несёт поднос, и если бы Тэхён не подбежал и не поймал кувшин, то омеге досталось бы за порчу имущества господского дома. — Почему ты не отдыхаешь? — обеспокоенно спрашивает Тэ, осматривая слугу и подмечая ссадины, царапины, но зато чистую одежду. — Управляющий сказал, что лекаря пока нет в доме, поэтому велел помыться и приступать к работе. — Чимин, — зло цедит Тэхён. — Давай так: я возьму и отнесу этот поднос, а ты ступай и скажи, что всё закончил. Я уверен, тебя отпустят отдыхать. Слуга мнётся пару секунд, но обворожительная улыбка красивого омеги всё же помогает принять ему решение: — Надо отнести в дальнюю комнату западной части дома, та, которая рядом с купальней гарема. — А что там? — Не знаю. Мне велено молча не смотря занести и поставить на столик рядом с дверью. — Ладно, так и сделаю. Тэхён берет поднос и, уже сделав пару шагов в своих серебряных сандалах, слышит: «Вы такой добрый и отличаетесь от тех омег, хотя носите такие же шелка». Чем ближе подходит Тэхён, тем отчётливее слышит доносящиеся стоны и не рад, что решил помочь. Охраны нет, и от этого омега совсем сдувается и решает быстро всё поставить и уйти. Войдя в комнату, он всё же нарушает запрет, поднимает глаза и застывает рядом со столиком. Ткани, прикрывающие большую кровать, беспокойно порхают из-за движений, но через них можно разглядеть, как кто-то властно вбивается в молодое податливое тело омеги с красной повязкой на глазах. Неуверенно подойдя ближе, Тэхён видит, как по смуглой спине текут капли пота, альфа одной рукой сильно впивается в молочного цвета бёдра, оставляя на коже следы от хватки. Омега грудью лежит на красных простынях, оттопырив задницу и еле держится на коленях от того, как сильно его трахают, и страстно стонет. Альфа свободной рукой поправляет красные волосы и, почувствовав на себе чужой взгляд, поворачивает голову. Тэхён, приоткрыв рот, растерянно смотрит на Хосока, явно не знает, что делать и куда себя деть. Он слышал, что ланисты отдают гладиаторов на ночь знатным омегам за большие деньги, но был уверен, что сенатор Сокджин такими грязными вещами не занимается, и теперь он стал свидетелем. Хосок рукой подзывает к себе голобуволосого омегу, и тот, повинуясь, на носочках зачем-то идет к альфе, который, словно демон, манит его пальчиком к себе. Стоило омеге подойти на расстояние двух шагов, как левой рукой Хосок хватает его за талию и страстно впивается в губы, не забывая трахать вельможного омегу на кровати. Тэхён податливо открывает рот, позволяет Хосоку хозяйничать, сплетать их языки и кусать его за губу, а сам омега обнимает его за загорелую шею и стирает руками пот с золотой краской. Альфа останавливает поцелуй и немного уводит голову, для того, чтобы Тэхён распахнул свои глаза. Затем он, смотря в глаза цвета Нила, прикасается к губам омеги и гортанно рычит так, что у Тэхёна аж дыхание прерывается. Хосок изливается на спину омеги, после чего собирает рукой своё семя и мажет по распухшим от укусов и поцелуев губам Тэхёна. Омега, всё ещё не отрывая взгляда, наблюдает как тяжело дышит Хосок, язычком слизывая белую жидкость с губ и, увидев довольную улыбку и пронизывающий взгляд альфы, чмокает его, после чего быстро покидает комнату. Его щёки горят, а сердце выпрыгивает из груди. Он застал любимого с другим, но вместо ревности или злости, он поддался искушению, и вся эта ситуация наоборот только возбудила его. Он прижимается к холодной мраморной стене и прикрывает глаза от блаженства, рукой дотрагиваясь до губ, на которых всё ещё чувствует горячее дыхание Хосока и вкус его спермы. — Спасибо за помощь, — раздаётся рядом. Тэхён дёргается и, распахнув глаза, видит полностью обнаженного и явно довольного гладиатора перед собой. — А? — всё, что может произнести голубоволосый омега. Хосок проводит языком по шее, заставляя бежать табун мурашек, оставляет пару поцелуев на медовой коже. Ноги омеги подкашиваются, и если бы не сильные руки, державшие его за талию, то он точно бы упал. Тэхён тает, словно воск, от адского пламени по имени Хосок. — Меня заставил Сокджин, но я обещаю, что в следующий раз вместо того омеги будешь ты. Оставив последний невесомый поцелуй на губах, альфа уходит в купальню. Тэхён стоит несколько минут, после чего, поправив тунику и постаравшись придать лицу обычное безразличное выражение, он направляется в купальню, по дороге он забирает у слуги корзиночку с ванными принадлежностями под предлогом, что Чимин его лично попросил передать гладиатору и узнать, как всё прошло. Он отдаёт приказ страже, охраняющей купальню, что нет надобности сторожить альфу, ведь он предан дому сенатора Сокджина, и заверяет, что гладиатору полагается час отдыха от господина в купальне и просит не беспокоить его. Хосок быстро ныряет с головой в воду, дабы избавиться от слащавого запаха цветущего миндаля, своего пота, чужой спермы и золотой краски. Он понимает, что зря согласился на лекарство от сенатора, потому что кончив даже пару раз, он не получил нужной разрядки и его член всё ещё просит внимания. Зато перед глазами ничего не плывет, и мыслит он теперь ясно, это его радует. Услышав шаги, он зло повышает голос: — Оставьте всё тут и уходите. Я хочу сам помыться, без вас справлюсь. — Как грубо. Альфа оборачивается на знакомый голос и ехидно произносит: — Ты что стал прислугой? — Нет, — Тэхён ставит корзиночку на пол и стягивает с себя паллу, — не хочу ждать следующего раза, хочу тебя сейчас. Хосок усмехается на слова, лениво откидывается на спинку бассейна и наблюдает, как его омега соблазнительно, немного пританцовывая, стягивает с себя тунику и предстаёт перед ним абсолютно голым. Длинные ноги, узкая талия, изящные плечи — его омега идеален. — А ты нетерпелив. Зрачки у Хосока расширяются, дыхание снова прерывистое, по телу проходит волна возбуждения. — Я знаю, что тебе дали лекарство, поэтому тебе всё ещё плохо. Тот жалкий омега не смог сделать свою работу как надо, но я могу тебе помочь. Тэхён скидывает с себя украшение, поворачивается спиной, для того, чтобы Хосок смог полюбоваться его идеальной округлой попкой, пока он расстёгивает сандалии. Затем не спеша заходит в воду, улыбаясь от того, как грудь Хосока вздымается, а в глазах пляшут адские искры, и его рука уже надрачивает наливистый член. — Не боишься, что нас застукают? Тэхён становится напротив альфы, закусывает губу. — Так же ещё интересней. Но если ты переживаешь, то я отослал всех. У нас есть час. — Вот как? — альфа собирается поцеловать омегу, но он останавливает его рукой. — Сядь на бортик, я хочу доставить тебе удовольствие прежде, чем ты меня возьмёшь. Хосок, не споря, садится, руками опирается на нежно-персиковый мрамор и с интересом наблюдает, как Тэхён смачно облизывает губы, после чего, не отрывая взгляда от карих глаз, заглатывает член полностью. Хосок не сдерживается и в купальне разносится истинный стон наслаждения.