***
— Начало декабря, а погода такая же, как и в августе, — задумчиво произносит сенатор, смотря на зелёный куст. — Боги нас наказывают. Слова Тэхёна заставляют Сокджина оторваться от куста и повернуть голову к омеге, который осторожно разрезает мясо и кладёт в рот маленький кусочек. — Боги? Тоже мне. На красивом лице альфы проскальзывает саркастическая улыбка. Тэхён продолжает мелко нарезать еду и класть в рот, он совсем не хочет поддерживать диалог за обедом, поэтому старается всё время отводить еде. Примерно раз в пару дней ему приходится присутствовать на обеде или ужине вместе с сенатором и Нисаном. Точная причина, почему Тэхён должен на нём быть не ясна. Правильнее сказать она скрыта под фразой «ты же родной нам человек, поэтому присоединяйся к трапезе, пообщаемся». Только вот общение совсем не выходит. — Я думаю, это из-за извержения Везувия, — делает предположение Нисан. — Я же говорю, Боги наказывают. Джин цокает языком и отпивает вина, набожность Тэхёна его раздражает. — Дорогой, — мягко зовёт Нисан. — Я завтра хочу в храм Венеры пойти, ты же не против? — Против. Нисан подавился кусочком тыквы и спешно запивает водой, явно не ожидая столь категоричного ответа от мужа. — Почему? — Тебе скоро рожать и одному опасно идти. — Я возьму с собой стражника, и рожать мне ещё не скоро. — Любому, кто носит оружие в храм запрещено. — Оружие просто оставляют у специального человека при храме. Нисан недоволен тем, что Джин ведёт себя в последнее время слишком категорично, и уже собирался воспользоваться другой уловкой, чтобы попасть в храм, как слышит голос Тэхёна: — Завтра все знатные омеги Рима пойдут в храм молиться, чтобы Боги простили нас и послали дождь, и я тоже пойду, поэтому Нисан не будет один. Сокджин внимательно следит за омегой, чьи волосы потеряли свой насыщенный синий цвет и стали бледно-голубыми, после чего поворачивает голову к улыбающемуся мужу. — Надо было сразу сказать, но всё равно возьми стражника. — Спасибо, — искренне благодарит Нисан и не понятно, адресованы эти слова сенатору или жениху пропретора.***
— Я не могу дышать. Они вытащили мой мозг через нос? — паникует Чимин, мечась на постеленных на земле меховых шкурах. — Успокойся, — говорит Юнги и вытаскивает из носа омеги траву, — мох, кажется, положили, чтобы кровь перестала идти. — Точно не люди, — заключает Чимин высмаркиваясь. — Что ты там про мозг через нос говорил? — Во время подготовки к загробной жизни вельможам и фараонам вытаскивают мозг через нос и кладут в специальную колбу. Юнги морщит лицо, представляя такую ужасно омерзительную картину. — Кто тут не человек? — Тебе не понять, это мумификация. — Му... что? — Не важно, — машет руками Чимин и пытается понять, где они находятся. Солнце всё ещё светит, хоть и тусклыми лучами, предвещающими закат. Варвары ходят занятые своими делами и даже не смотрят в сторону пленников. — Что ты делаешь? — Наблюдаю, — отвечает Юнги, положив голову на колени. — Мы в их деревне? — Нет. Это остановка на ночь. Они сделали пару больших шатров и один небольшой поодаль, видимо, для вождя. Всё, как у римлян. — Ты запомнил дорогу? — Нет. Меня вырубили, когда ты потерял сознание. А пришёл я в сознание на плече у какого-то огромного варвара и вокруг был только лес. Пришлось держать глаза закрытыми, иначе бы наверняка заставили идти пешком. — Как далеко мы ушли и куда? — Чимин заваливает второго омегу вопросами. Юнги отрывает голову от колен и почёсывает подбородок, прикидывая в голове, где они могут быть, пройдя такое расстояние. — Ушли на север. Мы всё ещё на территории Римской империи. Если память мне не изменяет, то когда я прибыл в Рим, слышал о сражениях на территории варваров. Несколько известных пропреторов оставляли свои головы в дремучих лесах дикарей. Тогда отправили Намджуна, дабы он покорил племена. Говорят, легион потерпел поражение, а сам Намджун был сильно ранен. Но он смог откинуть их за реку Рейн. А территорию, которая принадлежала им, очистил и принёс императору. Только вот на захваченной территории император ничего не мог сделать из-за частых нападений варваров. — Я думал, Намджун непобедим. — Он человек в первую очередь, хоть и очень сильный. Но людям не подвластно всё. Знаю, несколько крепостей со стенами из камня построили как раз из-за страха, что варвары пойдут на Рим. — Такая кучка и на Рим? — прыскает от смеха Чимин. — Ты думаешь, они единственные? — поворачивает Юнги голову к омеге. — Таких племён много, и они простираются далеко на север. К тому же у многих племён свой язык, своя культура и свои Боги. Если Галлию Намджун смог завоевать, как и Египет, варваров он не смог покорить. Рим просто не трогает их. — Куда тогда мы идём? — Ты голову повредил падая? — злится Юнги на то, что омега совсем не думает и ему приходится всё объяснять; Чимин только глазами хлопает, поэтому гладиатор вздыхает: — Мы идём к ним. А значит скоро выйдем из Римской империи и направимся ещё дальше на север. Ты не ощущаешь холода? — Ощущаю. Плащ римский совсем не греет, если честно. К ним подходит тот самый высокий омега, и теперь его можно разглядеть в лучах солнца и горящего недалеко от них большого костра. Высокий, стройный, с милыми чертами лица, такого бы в Риме запросто выдали замуж за вельможного альфу или забрали в гарем в качестве украшения. Всё его левое ухо проколото и увешано серьгами, сделанными из перьев птиц и клыков диких зверей. От сильного порыва ветра волосы, скрывающие правую часть лица поднялись и ужасный рваный шрам от верха лба до середины щеки стал виден. Ощутив на себе пристальный взгляд, омега быстро прикрывает изуродованное лицо волосами и почти что кидает миску с какой-то вязкой субстанцией и меховые одежды. — Вождь передал вам мазь. А так же приказал, если вам будет холодно, чтобы вы сказали. Ваши тела не привыкли к северу. — Когда мы поговорим с ним? — спрашивает Юнги и одаривает варвара взглядом полным ненависти. — Терпение, римлянин, — всё, что отвечает омега и уходит. — Тебе нужно снять доспехи и срочно, иначе начнут загнивать раны. Юнги осторожно стягивает доспехи с Чимина, причитая, что раны сильные и в некоторых местах одежда пропиталась кровью. Омега ежится от холода, прося скорей закончить. Всё же они находятся на открытой местности, и хотя под ними постелены тёплые шкуры, это не помогает скрыться от северного холода, пронизывающего до костей. — Могли бы нам тоже шатёр выделить, — бурчит Чимин и замерзшими пальцами надевает римский плащ, решая не трогать варварскую одежду. — Они нас не связали и не поставили караульных, настолько верят, что мы не сбежим? — Нет, они наблюдают за нами. Трое возле костра сидят с оружием, делая вид, что заняты. Но по сути именно они наша стража. Их омеги воружены и дерутся не хуже легионеров. Если побежим, нас догонять раньше, чем наши ноги ступят в лес. Чимин откидывается спиной к дереву и ведёт себя равнодушно. Он даже пару раз зевает и кутается в плащ, параллельно обдумывая план побега. — Лук со стрелами. Он осторожно кивает головой в сторону оружия неподалеку от них. Видимо, кто-то из варваров оставил его и пошёл греться к костру. — На кой нам лук? Нужны мечи. — Я стрелял из лука в Египте. Плохо конечно. Всё же Хосок давно учил и то больше как развлечение. — Сможешь убить? — Смогу попасть в голову или грудь. Отвлеки их, чтобы я незаметно прошмыгнул к оружию. — Хочешь, чтобы я устроил переполох, дабы вышел вождь и мы взяли бы его в плен? — с коварной улыбкой уточняет Юнги, и в его глазах проскальзывай жаждущий крови огонёк. — Ты отлично соображаешь для гладиатора. — Между прочим, гладиаторам нужны мозги, иначе и сезон не выживешь. Твоему брату не хватает ума. Надеюсь, он не натворил дел, пока я тут. Юнги встаёт с места, взяв шубы, и подходит к варварам, что-то громко говоря и указывая на вещи. Те не понимают его и вертят головой в поисках нужного омеги и тем самым не замечают, как один из их мечей оказывается у гладиатора под шубами. — Сон, иди скорей. Римлянин что-то хочет. — Быстрей, он нас раздражает, — рычит крупный альфа с головой волка и длинными кистями, спадающими на грудь. — Чего тебе? — недовольно произносит омега. — Шуба большая, какие-то ваши вещи неудобные. Можно нам что-то другое, а то холодно. И пожрать ещё, мясо и попить. В горле пересохло всё как в пустыне, — Юнги улыбается, стараясь выглядеть дружелюбным. — Что-то ещё? — Шатёр, а то я задницы уже не чувствую. — Не слишком много хочешь? — кричит Сон, отчего на лице Юнги исчезает улыбка и появляется обычное выражение, которое свойственно ему на арене. — Зови тогда вождя, я с ним поговорю. Скажу, что ты не справляешься с работой. Как думаешь, он обрадуется? — Ладно дай сюда одежду. Испугавшись гнева вождя, Сон подходит к Юнги, чтобы забрать вещи и не успевает осознать, как оказывается в крепких тисках и ощущает холодное лезвие, приложенное к шее. Альфы, сидящие рядом, вскакивают, обнажая мечи, поэтому Юнги медленно надавливает на шею, оставляя кровавый порез. Омега не дергается, боясь, что лезвие ещё глубже проникнет в шею, и только тяжело дышит. Гладиатор громко кричит: «Зовите своего вождя, иначе я лишу его головы». — Что ты творишь? — зло выплёвывает Сон, и неудачно дёрнувшись, шипит от боли. — Я римский гладиатор, не умерший на арене, поэтому не собираюсь сдыхать от рук нелюдей. Если нужно, всё окроплю кровью. Зови вождя. Вождь наспех выходит из своего шатра после того, как ему докладывают о случившемся и спешит подойти к большому костру. Не успевает из его рта и слово вырваться, как мимо него пролетает стрела и попадает в дерево. Альфа удивлённо смотрит на Чимина с луком в руках. — Хоть шаг кто-то сделает, и стрела окажется в твоей голове. Вождь прикладывает пальцы к щеке, после чего рассматривает кровь на руках. Стрела его задела. — Сон, спроси, чего они хотят? — просит альфа со светлыми волосами. У него короткие волосы спереди, а вот волосы сзади заплетены в пару косичек и доходят до ключиц. На груди вождя виден кулон из драгоценного камня жёлтого цвета, который приобретает то насыщенно коричневый, то отблески оранжевого из-за пламени костра. Камен обрамлён серебром и висит на длинной цепочке. По нему сразу можно предположить, что этот альфа главный, ведь на других варварах нет даже похожего украшения. — Вождь спрашивает, что вам нужно, римляне. — Мы хотим уйти и чтобы нас не преследовали, — говорит Чимин, держа тетиву натянутой. Вождь переводит взгляд на Сона, который ему быстро переводит. — Скажи им, что они далеко на севере и до Рима не дойдут пешком без продовольствия и лошадей. — Вы сдохните раньше, чем дойдёте до Рима, — говорит Сон, зля гладиатора. — Что ты сказал? — рявкает Юнги, и схватив омегу за волосы так сильно, что он вскрикивает, бьёт по ногам. От удара по голеням варвар падает на колени, и гладиатор с ухмылкой сильней нажимает на лезвие. Кровь ещё больше течёт по шее, заливаясь под рубаху, пачкая тело. — Сон! — теперь рявкает вождь: — Переводи как следует. — Вождь сказал, у нас нет коней. — Причём тут это? Ты явно не то говоришь, — слова выбешивают Юнги, и он натягивает волосы так сильно, что омеге кажется, ещё чуть-чуть, и он вырвет их вместе с кожей. — Мы дойдём до места базирования римского лагеря. — Сон, скажи, что римляне уже оттуда ушли. — Они ушли, — переводит омега. — Врёшь, — рычит Юнги, и на глазах омеги появляются слёзы из-за боли в области головы и шеи. — Намджун говорил про новое место дислокации, но я не думал, что они уйдут так скоро, — говорит Чимин, и его рука подрагивает из-за напряжения. Заметив это, вождь осторожно кладёт руку на свой пояс, и стрела снова летит в дерево. — Я сказал не двигаться! — орёт омега истеричным голосом, и альфа покорно поднимает руки. — Юнги, что будем делать? — Пусть дадут провизию, и мы уйдем. Недалеко должна быть крепость римлян. Сон переводит, но вождь качает головой. — Крепость далеко, отсюда через наши леса они не дойдут и станут едой диких животных или готов. Сон покорно переводит, и Юнги приходится задуматься. Его знаний не хватает, чтобы оценить полностью всю ситуацию, и побег явно гарантировал их кончину раньше, чем они доберутся хотя бы до населённых пунктов при границе. — Скажи им, я приношу свои извинения за то, что не поговорил с ними раньше, и сейчас хочу поговорить. Я хочу, чтобы мы пришли к компромиссу, убивать мы не собирались. Сон переводит слово в слово, что он сказал. — Тогда зачем напали на Римский лагерь и пытались убить пропретора? — спрашивает Чимин. — Мы не нападали на лагерь. Нам нужна была только голова вашего военачальника Намджуна. Он должен расплатиться за то, что уничтожил наше поселение и омыл землю кровью наших близких. Мой отец — вождь, правивший до меня, погиб от его рук. Сон еле успевает переводить слова вождя. — Так у нас много общего, — улыбается Чимин и опускает лук. — Ты что творишь, Чимин? — орёт Юнги, явно не понимающий, что творится в блондинистой голове египтянина. — Сон переведи вождю, что я хочу с ним поговорить. У нас с ним общая ненависть к Риму и к самому пропретору Намджуну. Думаю, мы сможем подружиться. Вождь счастливо улыбается и кивает, когда слышит переведённый текст. — Вождь сказал, что хочет поговорить только со светловолосым. Без тебя, Юнги, или как тебя там? — А чем я не угодил этому карлику в птичьем наряде? — Ты слишком бешеный. Снова злит гладиатора Сон и поднимает голову, с наслаждением смотрит на перекошенное лицо римлянина. — Ах ты, — гладиатор убирает меч от шеи омеги и заносит его для удара, но его останавливает Чимин, крича: — Юнги, стой! — Чимин держит друга за плечо, а во второй руке всё ещё зажат лук. — Я поговорю с ним. Убийство этого омеги не поможет нам выжить. — Он меня выводит из себя, — цокает Юнги и наносит несильный удар в область рёбер омеги, от чего тот аж скулит, хватаясь за больное место. Обрадовавшись, что его отпустили, он ползёт по промозглой земле к своим, которые тут же поднимаю его и начинают быстро прикладывать травы, дабы остановить кровотечение. — Понимаю, но он переводит им, поэтому успокойся. Сам говорил, нельзя терять голову гладиатору, и сам же позволил злости затуманить твой разум. — Мы не на арене. — Ещё как на арене, — разводит руками Чимин, как бы говоря: «Посмотри, эти варвары стоят по кругу и смотрят со всех сторон на нас, как зрители в Колизее», — просто она выглядит по-другому. Юнги тяжело вздыхает, и воткнув меч в землю, зачёсывает отросшие волосы рукой. Ему приходится сделать несколько вдохов и выдохов, смотря на небо, с которого начинают сыпаться снежинки и кружиться в хороводе, после чего они падают на разгорячённую кожу гладиатора и моментально тают. — Переводи, — Чимин смотрит на Сона, — я согласен на встречу, но она состоится сейчас. Ты видишь, Юнги немного нервный. Может, он и не сможет убить вас всех, но пару десятков из вас лишит головы. Он тот, кто выживал на арене в качестве римской игрушки, сражаясь на смерть с животными и людьми.***
Утром Нисан прихорашивается и долго выбирает, какую паллу ему надеть. Он хочет выглядеть красиво, но не вызывающе и в то же время так, чтобы было видно, чей он муж. Его выбор останавливается на палле песочного цвета, по низу, а также на краях которой вышиты золотой ниткой красивые завитушки. Тэо дополняет образ изумрудными серьгами к светло-зелёному плату, покрывающему голову замужнего омеги. — Юный господин, — тихо говорит молодой слуга невысокого роста. — Вы уверены, что мне стоит Вас одеть, как Вы сказали? Тэхён смотрит на слугу холодным и ничего не выражающим взглядом, от чего темноволосый омега со страхом сжимает плечи и боится даже поднять голову, так как посмел открыть рот без разрешения. — Я не намерен повторять дважды. Делай, как я тебе приказал, иначе будешь выгребать помойные ямы, а не прислуживать знати. — Прошу прощения, я всё сделаю, — пищит слуга, и взяв стульчик, встаёт на него. Раб поправляет белую тунику, после чего кладёт синюю ткань на плечи омеги как накидку, однако не строго симметрично, а оставляя один конец гораздо длиннее, чтобы он спускался до земли. Затем аккуратно подбирает этот конец и продевает его под мышкой, оборачивая на груди до шеи. Потом оборачивает его словно шарф вокруг шеи и закрепляет на высоте ключицы массивной золотой брошью, на который выгравирован символ римской армии. — Конец длинный, сделай оборот вокруг тела под предыдущими витками, — командует Тэхён, внимательно смотря за действиями слуги. Выполнив всю работу, слуга делает пару шагов назад, чтобы взглянуть на свой труд. — Юный господин, Вы такой элегантный, особенно благодаря струящимся складкам. Вам нравится? Одна рука Тэхёна свободна, а другая наполовину прикрыта драпировкой, и теперь он должен всё время держать её слегка согнутой, чтобы синяя ткань не запачкалась о землю. — Не очень удобно, и как альфы привыкают носить так одежду? Слуга молчит, знает, что данный вопрос задавали не ему и только осторожно подаёт шкатулку с драгоценными украшениями. — Своим нарядом я и так вызову переполох во всём Риме, — с улыбкой произносит Тэхён, улыбаясь самому себе в зеркале, — поэтому только перстни подай и надень жемчужные маленькие серёжки. — Ваши волосы стали длинные, они покрывают половину шеи. Мне остричь их? Тэхён крутит головой, рассматривая новую длину. Намджун никогда не разрешал омеге носить длинные волосы, хотя ему всегда этого хотелось, поэтому пока его любимый жених на севере, он решает отрастить. — Оставь. Укрась волосы двумя небольшими заколками из алмазов, только расположи их по бокам сзади. И главное, чтобы они выглядели не вычурно, а придавали шарм образу. Понятно? — Ах, Вы хотите, чтобы они блестели от солнца? Тэхён кивает, от чего слуга радостно начинает украшать мягкие волосы, приговаривая насколько великолепно и властно выглядит юный господин. Тэхён известен в Риме тем, что любит экстравагантные наряды, которые выделяются из толпы. Среди знатных омег именно он икона стиля, которому все стараются подражать. Стоило ему начать носить на голове венок из цветов, и на следующий день все омеги Рима, будь они знатными или обычными гражданами, стали появляться с ними на головах. В этот раз кто-то из омег осмелится надеть наряд альфы или посчитают, что Тэхён совсем страх потерял. Омеги в сопровождении Матеуса обходят рынок и не спеша идут вдоль узких улочек. Нисан хочет побыстрее добраться и сесть, ему совсем сложно ходить, и если бы не Матеус со своим заявление о том, что на рынке всегда много народу и ужасная толкучка, то он бы уже сидел в храме. На улице действительно не свойственная погода этому времени года, и солнце начинает сильно припекать, поэтому омега злится, что не взял с собой Тэо с зонтиком, и теперь наверняка он загорит или покроется веснушками, как какой-то раб на каменоломне. — Нисан, — произносит Тэхён, из-за чего омеге приходится остановиться и обернуться. — Намджун убьёт меня, когда вернётся. — Ты не раз мне это говорил. Нисан собирается сделать шаг в сторону храма и злится, когда омега продолжает разговор, стоя на месте. — Я хочу, чтобы ты мне помог, взамен я буду служить тебе. Нисан наигранно поднимает бровь, стараясь сдержать улыбку. — Что ты имеешь в виду? — Я знаю, что Матеус твой человек, а также, что ты меняешь прислугу в доме на тех, кто будет предан тебе. — Я просто ищу новых взамен тех, кого убил сенатор. А Матеус мой личный стражник по приказу Сокджина. Тэхён нервно сжимает пальцы и старается выглядеть уверенным, но его сильно потряхивает из-за волнения. — Я буду тебе полезен. Я знаю всю верхушку Рима. — Я тоже. И? На лице Нисана появляется равнодушие, и он даже зевает, как бы говоря, что ему неинтересно предложение омеги. — Я знаю все их грязные секреты. А также у меня много информации, которую так просто не узнать, как бы твой Матеус не старался. Не забывай, я гаремный омега и последние пять лет был с Намджуном. А он любил бывать на званых вечерах, где устраивают оргии, пьют и обмениваются информацией. Также Намджун давал меня в качестве награды, и я не только ночи проводил с определёнными альфами, а порой и неделями был с ними в их же домах. Нисан удивлённо приоткрывает рот, он догадывался о том, что Намджун любил поделиться своим женихом, но чтобы прям вот так. — Мы сейчас идём в храм, где будут почти все омеги важных людей, а также и некоторые альфы, занимающие высокие посты, или те, кто тебе понадобятся. Я могу сказать, кто из них тебе полезен, а кого нужно опасаться. — Этого недостаточно. Я может и смогу сохранить тебе жизнь, но скорей всего ты будешь гнить в самом дешёвом публичном доме. — Я выхожу за Хосока, и он будет служить только тебе. Ты же сам завидовал, что Юнги предан только Сокджину. Неужели не хочешь заполучить гладиатора? Ты же не просто так сохранил ему жизнь. — Я могу спокойно тебя убить за то, что ты знаешь. Не люблю, когда в мои дела суют нос. Матеус дотрагиваться рукой до гладиуса на поясе и в случае приказа спокойно перережет омеге горло. — У меня столько информации, что я могу уничтожить верхушку Рима, но я не знаю, как ею пользоваться. Меня учили, как улыбаться, да ноги раздвигать, и это всё, что я могу. Побег также отпадает, я не выживу, и империя слишком большая, поэтому меня найдут. Ты можешь потерять славный шанс заполучить идеального информатора. Я давно в кругах высшего света, в отличии от тебя. Бывший раб из Иерусалима, теперь нынешний муж сенатора, думаешь, тебя примут с распростертыми руками? Последняя фраза словно ведро с холодной водой обливает Нисана, который совсем заигрался в «римлянина» и забыл самое главное: аристократия по-прежнему будет видеть в нём раба, даже в золотых одеяниях и с мужем-сенатором под руку. Матеус наклоняется к омеге и тихо произносит: — Господин, он прав. Тэхён имеет большое влияние, поэтому воспользуйтесь этим. Тэхён, осознавая, что это его последний шанс, быстро тараторит: — Я сделаю так, что слово «раб» не будет никогда относиться к тебе. Полностью преподнесу новую историю, в которую заставлю всех поверить. — Думаешь, сработает? — Весь Рим вздыхает о том, что я настолько скучаю по Намджуну, что аж порывался ускакать на север и почти это сделал. Но доблестный сенатор Сокджин аки истинный друг Намджуна не дал обезумевшему от любви сделать такой опрометчивый поступок. Нисан хохочет, рукой поглаживая живот. — Слух настолько правдивый, что я аж поверил, хоть ты и живёшь у нас. Хорошо. Пойдёмте, у меня ноги затекли. Остальной путь до храма омеги прошли молча. Нисан осторожно поднимается по ступенькам и просит всех подождать. Пока он переводит дыхания, то с интересом рассматривает массивные мраморные колонны, стоящие по всему периметру храма и неосознанно сравнивает его с Иерусалимским храмом, в котором он часто бывал в детстве. Золотая крыша поблёскивает от солнечных лучей, от чего омега кривит лицо, явно не одобряя любовь всех императоров к драгоценному камню. Оставив Матеуса снаружи, омеги так же молча заходят в один из самых больших и роскошных храмов во всей империи. Храм Венеры и Ромы отличается от всех остальных священных мест тем, что имеет очень необычную конструкцию. Храм делился на равные части с помощью двух соприкасающихся дугообразных стен. В результате в каждой части образовалась полукруглая глубокая ниша, где и установлены статуи богинь. Венера смотрит на римский Форум, Рома — на Колизей. Тэхён отходит буквально на пару минут, пока Нисан продолжает рассматривать внутреннее убранство храма. Не спеша он идёт к статуе Венеры, когда почти сталкивается с другим омегой, и именно в этот момент подлетает непонятно откуда взявшийся Тэхён. — О Боги, Рэйли! — восклицает Тэхён, отпихивая Нисана от омеги и удивлённо ахает прямо ему в лицо. — Ты с пудрой и румянами переборщил. — Правда? — лопочет молодой омега и мило улыбается. Тэхён принюхивается и ощущает под огромным количеством сладкого парфюма слегка гниющий запах вперемешку с кровью и гноем, от которого у него поднимается завтрак, и если он подышит ещё немного, то его вырвет. — И ещё в таких длинных и плотных вещах в такую жару. Ты не заболел? Омега совсем тушуется и делает шаг назад, нервно натягивая длинные рукава паллы почти что до пальцев. — Подумал, может так задобрим Богов, если покажу, как мы ждём зиму. Тэхён весело хохочет, привлекая внимание всех присутствующих, в особенности, немногих альф, что поражённо хлопают глазами, видя омегу в тоге. — Вы это слышали? Наш дорогой Рэйли ради дождя даже оделся соответствующе. Я уверен, Боги этот дар оценят. Тэхён берёт под руку Нисана, и сославшись, что им нужно поприветствовать других, быстро отходят от омеги с тёмными волосами. — Не притрагивайся к нему и даже не стой рядом. У него сифилис. Нисан открывает шокировано рот, но тут же его захлопывает и брезгливо морщит лицо. — Тэхённи, — щебечут омеги высшего общества, подлетая и окружая их. Каждый из них кидает неоднозначные взгляды на беременного и восхищение в сторону омеги в альфьем наряде. — Я так рад вас всех видеть. — Ты совсем пропал, мы уж подумали, ты на север ускакал, — с волнением в голосе произносит омега в шёлковых одеяниях и милым розовым цветочков в волосах. — Почти, — театрально вздыхает Тэхён, и все омеги тут же удивлённо ахают. — Я думал, это глупые слухи! — восклицает Ринат. — Не может быть? Ты с ума сошел? — наперебой кричат омеги, и поняв, что привлекли ненужное внимание к себе, уже тише ругаются на друга. Голубоглазый омега театрально стирает слезинки. — Я получил весточку от Намджуна, схватил коня и почти что ускакал. — О Боги! — восклицают все омеги, а Нисан, не зная, куда себя деть, просто стоит и наблюдает за представлением. — Что ж там такое было написано? — Да-да, расскажи нам, — просят омеги и кто-то гладит Тэхёна по плечу, как бы говоря: «Мы с тобой и всегда тебя поддержим, только поделись пикантными подробностями». — Ох, — вздыхает жених пропретора, и прикрыв сбоку лицо, шепчет: — только никому. — Обещаем! — говорят все, и не успеют они выйти из храма, как разнесут молву по всему Риму, на что и рассчитывает Тэхён. — Намджун сообщил, что не вернётся до следующей зимы. Они столкнулись с варварами, и император приказал очистить и завоевать новую территорию. Они направляются туда, где эти мерзкие люди со звериными шкурами, жрущие сырое мясо. — Какой ужас! — хором возмущаются омеги. — Фу, бедные наши воины. — Нам нужно за них помолиться. Все омеги одобрительно кивают на предложение Рината. — Мой Намджун, — вытирая покатившие слёзы, плачет Тэхён, не оставляя никого равнодушным к его любви. — Ваша свадьба откладывается? Диан толкает локтем в бок светловолосого омегу, который, поняв свою оплошность, закусывает губу и виновато смотрит на Тэхёна. — Именно. К тому же, зная походы Намджуна, я боюсь, что буду снова ждать его годами. — Хвала Венере сенатор тебя остановил. — Меня остановил Нисан. Омеги удивлённо переводят свой взгляд на Нисана, который засмотрелся на внутреннее убранство храма, и от резкого поворота головы длинные изумрудные серьги издали звон. — Он так мне помог и стал для меня другом, — Тэхён хватает Нисана за руку и крепко сжимает. — Я хочу, чтобы и он тоже стал для вас другом, как и для меня. — Конечно, конечно. Друг Тэхенни и наш друг, — наперебой лопочут омеги. — Тебе не тяжело ходить? — уточняет омега с заботой, которому чуть больше за тридцать, персиковый платок украшает его голову, а в руках в такую же ткань завернут спящий младенец. — Всё нормально. Муж переживает и заставляет дома сидеть, но я так хотел прийти и познакомиться с вами. Тэхён много о вас говорил. Все омеги лучезарно улыбаются, и Диан резко произносит: «Вы слышали последнюю новость о Лилияне и Антуане. Они любовники и их застукали». — Не может быть! — восклицание омег настолько громкое, что разносится эхом по храму, и им приходиться резко умолкнуть. Альфы недовольно направили в их сторону головы, поэтому они виновато улыбаются. — Нам стоит быть тише, — говорит омега постарше, и Нисан делает вывод, что он имеет некое влияние на остальных, и ему нужно расспросить Тэхёна, кто он. — А я говорил, что они уж слишком ведут себя как парочка, — говорит омега в розовой палле и длинными золотыми серьгами. — Они же друзья детства. — Ринат, какие друзья? Любовники они. — Как постыдно! — Ужасно! Две омеги. Кошмар! — голдят омеги, но голос человека в длинной белоснежной мантии с покрытой головой их прерывает и просит пройти ближе к алтарю на начало молитвы. — Скорее пойдёмте. — Нисан, тебе стоит сесть, тяжело стоять службу в твоём положение. — Спасибо за заботу и… Увидев колебание, омега в персиковом платке произносит: — Меня зовут Максимилиан. Мой муж Флавий, главный римский судья, а мой старший брат Дариус на данный момент является наместником римской власти в Египте. Нисан не пытаеться скрыть удивление на своём лице, от чего смешит темноволосого омегу с голубыми глазами. — Только прошу, не стоит ко мне относиться как-то по-особенному только потому, что мой муж и брат занимают высокие посты. Это среди альф принято, но среди омег — нет. Всё же мы ничего не имеем и только идём в комплекте с мужем. — Меня зову Нисан, и я муж сенатора Сокджина, но ты и так в курсе. Прекрасный ребёнок. — Спасибо, это мой четвёртый, — мягко улыбается Максимилиан, и на его щеках появляются маленькие ямочки. Ребёнок просыпается и начинает капризничать, поэтому извинившись омега оставляет Нисана одного и спешит отойти покормить малыша. — Молодец, — шепчет Тэхён, — обязательно пригласи его потом домой под предлогом. — Каким? — О Боги! — злится Тэхён на тупость омеги. — Что тебе нужен совет про роды, про то, как растить ребёнка. Столько разных вариантов, придумай что-то. — Можно и поуважительнее со мной говорить. Тэхён сдерживается, чтобы не дать смачную пощечину Нисану, возомнившему себя, наверное, чуть ли не императором, с учетом того, что в храме полно омег, которые намного выше его по положению. То, что Сокджин в сенате ровным счетом ничего не даёт, потому что там несколько сотен альф, и только пара десятков из них действительно имеют настоящую власть в руках. У Джина такой власти нет, только за счёт богатых родителей, красивого лица, подвешенного подхалимного языка и дружбы с Намджуном альфа имеет влияние, и то будь это влияние настоящим, его бы не попёрли из сената под первым попавшимся предлогом. Тэхён прекрасно знает, что Сокджин марионетка в руках Намжуна, без которого ничего не стоит. — Видишь, — кивком головы указывает Тэхён на альфу в доспехах и с брошью в виде двух перекрещенных гладиусов, — это Август. Он глава центрального управления охраны горожан Рима. — Мне говорил про него Матеус. У него характер непростой, и его невозможно ни подкупить, ни шантажировать. — Мне нужно с ним поговорить. — Зачем? — Нисан рукой хватается за край тоги уходящего Тэхёна. — Завтра узнаешь. У него есть большая слабость, которую можно использовать. — И какая же? — Я. Тэхён улыбается, и поправив волосы, проскальзывает к нужному альфе, оставив Нисана гадать, что же он задумал. Тэхён закончил разговор с Августом и тихонько направляется к Нисану, чтобы продолжить слушать молитвы жрецов, когда замечает высокого альфу в римских доспехах со шлемом с перьями в правой руке. Левой он держит милого ребёнка, а вот и появляется красивый омега в карамельном платке примерно возраста Тэхёна и что-то шепчет альфе. Улыбка на лице Тэхёна вмиг угасает, и в глазах отражается глубокая печаль. Вместо того, чтобы пойти, он прислоняется к мраморной колонне и наблюдает за альфой. Словно почувствовав чей-то взгляд, альфа с серо-голубыми глазами и короткой стрижкой поворачивает голову. Их взгляды встречаются на миг, Тэхёну приходиться скрыться за массивной колонной. Омега прижимает холодные руки к ноющему от глубоких ран и быстро бьющемуся сердцу. — Октавиус, — тихо шепчет Тэхён, прикрывая глаза. С Октавиусом он познакомился пять лет назад на одном из званых вечеров, на котором присутствовал с Намджуном. Он прекрасно помнит тот отвратительный вечер, когда пропретор хвастался им словно диковинной зверюшкой. Примерно в середине вечера, когда Намджун довольный тем, что заключил сделку с одним из вышестоящих людей Рима, отдаёт ему в качестве приятной награды своего омегу на время. И именно тогда вмешался Октавиус, заявив, что Намджун поступает отвратительно и не считается с чувствами омеги. Пропретор только рассмеялся, сказав, что у Тэхёна нет чувств. А его тело и душа принадлежат ему. Молодой альфа, на тот момент имевший то же звание, что и Намджун, вступил в долгий спор, но получил в ответ только короткую фразу: «Я могу дать тебе позже Тэхёна, чтобы развлёкся, не стоит портить праздник». Октавиус отказался, заявив, что никогда не падёт до такого и ушёл не обернувшись. Они встречались на всех важных мероприятиях, специальных вечерах на гладиаторских играх. На тот момент ещё живое сердце Тэхёна билось чаще каждый раз, когда он видел его. Ночами он мечтал об Октавиусе, планировал, как можно сбежать от деспотичного Намджуна к нему, потому что знал: альфа с хвойным запахом также не равнодушен к нему. Но однажды Октавиус пришёл под руку с миловидным омегой и представил его как своего мужа. Именно тогда все надежды, которые всё ещё теплились в еле живом сердце разбились. Выживая в гаремах, Тэхён не мог позволить себе жить свободно. Каждый шаг, каждое действие и каждая улыбка были просчитаны для того, чтобы обеспечить ему ещё один день на земле. Октавиус подарил маленькую надежду на счастье, на то, что и Тэхён, выживающий в гаремах, может быть свободным. И осознав, что этого никогда не случится, ему оставалось только одно — продолжать выживать, как он это делал на протяжении всей своей жизни. Тэхён помнит, как через пелену слёз видел лицо того, к кому питал искреннюю влюбленность, когда четверо альф продолжали играться с красивым омегой, а его так называемый альфа сидел на софе, переговариваясь с другими насчёт финансирования его большого похода. Тэхёна не волновало, что его имеют большое количество альф, заливая своей спермой прямо в центре огромного зала, где каждый мог насладиться приятным и эротическим представлением. Октавиус видел его таким опозоренным и грязным, но Тэхёна это не волновало. Больше не волновало, потому что всё, что ему нужно — это выжить, и если ради этого придётся пройти такое унижение, он его пройдёт. Омега хочет жить, ведь верит, что однажды найдёт свою свободу. Из-за воспоминаний о прошлом по щекам Тэхёна текут слёзы, и ему приходится их утереть синей тогой, когда рядом с ним появляется лицо с веснушками и серо-голубые глаза. — Привет. Голос на тон ниже, чем Намджуна, но при этом не жалит, а наоборот, дарит тепло. Тэхён одаривает Октавиуса самой нежной улыбкой. После того вечера альфу направили служить на Сицилию, и ему пришлось, оставив беременного мужа в Риме. Вернулся он только спустя три года, как раз когда Намджун, находящийся в долгом походе, вызвал к себе Тэхёна. Затем альфу отослали снова служить. Их пути постоянно не пересекались, и именно сегодня они вдвоём оказались в храме, словно Венера хотела напомнить Тэхёну о столь болезненном прошлом. — Тэхён, я так скучал по тебе, — шепчет альфа, в глазах которого отражается вся его любовь. Омега дёргает его за руку, и они быстро проскальзывают в небольшое помещение подальше от постороннних взглядов. Октавиус сразу же целует и прижимает Тэхёна к себе, словно в бреду шепчет на ухо: — Я так скучал по тебе. Мой любимый. Я так себя ненавижу за то, что не смог пойти против отца и взял другого в мужья, когда отдал навеки своё сердце тебе. Прошло больше пяти лет, а моя любовь к тебе осталась такой же. — Всё в порядке, — со слезами на глазах произносит Тэхён. Сейчас он не испытывает влюбленности, как пять лет назад. Его свобода, к которой Тэхён страстно рвался всю жизнь, находится в Хосоке. Именно египетский воин смог подарить ему настоящие чувства, настоящее желания о ком-то заботиться, и ради которого он убьёт любого, кто встанет на его пути. — Правда? — Конечно. Тэхён проводит пальчиками по густым бровям, по загорелому лицу, на котором стало ещё больше веснушек, по губам с ложбинкой. — Ты помолвлен с Намджуном. Я думал, ты сбежишь от него, пока он в походах. — Куда мне бежать, Октавиус? — с горькой улыбкой произносит Тэхён и ощущает, как лоб альфы прикасается к его плечу. — Давай сбежим? Только ты и я, — шепчет Октавиус, и омеге кажется, что он плачет, поэтому мягко гладит по спине. — У тебя муж и ребёнок. — Плевать на него. Меня отец заставил. Меня воротит от мужа и от ребёнка даже, поэтому я стараюсь не бывать в Риме. — Будь ты со мной, все мои беды бы развеялись. Я был бы по-настоящему счастлив. — Что-то случилось? Альфа вмиг отрывается от плеча и своими большими руками берёт лицо омеги, смотря прямо в глаза. Его руки такие же, как руки Намджуна, и раньше Тэхён отдал бы всё, лишь бы Октавиус прикоснулся к нему, но не теперь. Теперь ему не нужны ни эти руки, ни слова, произнесённые альфой, ни его любовь. Тэхён знает, что поступает отвратительно, пользуясь чужими слабостями, и часто корит себя за свою человечность к тем, у кого её давно нет. Вот только выживая в жестоком мире, где у тебя нет ничего, ты начинаешь применять любые средства, будь это яд или чувства другого. Талант Тэхёна — это выживание. Омега выживет при любых условиях, при любой власти и при любом хозяине, потому что его жизнь — это всё, что у него осталось. — Да, и мне нужна твоя маленькая помощь. Ты же мне можешь помочь? — Всё для тебя сделаю, мой. Если нужно, готов убить и Намджуна. Мне стоило это сделать раньше и забрать тебя из его лап. — Ах, — только произносит Тэхён и страстно целует альфу, переплетая их языки. Целует так, как когда-то мечтал, после чего отрывается от губ и шепчет на ухо: — Только тебе я могу доверять, только тебе. — Скажи, и я клянусь собой, что сделаю всё, что захочешь. Тэхен целует щёки, нос, скулы и снова прикасается своими сладкими губами к губам альфы, чтобы подарить воистину желанный для Октавиуса, но не для него, поцелуй. — Мне нужно, чтобы ты, — шепчет омега, прижимаясь к самому уху и закончив, он ещё стоит пару мгновений, обнимая альфу. На его губах появилась улыбка и мысли обращены только к Хосоку, потому что он это делает ради него.