In Aeternum.

Чимин оглядывается в надежде, что в шатёр зайдет Сон, но тот не появляется. Омега сильнее сжимает острый наконечник стрелы и переводит свой взгляд на вождя. Альфа садится на пол из тёплых шкур животных, рукой указывает, чтобы Чимин так же сел напротив него. Омега кивает, последовав примеру, садится на землю, кладя одну ногу на вторую, в точности копируя вождя. В шатре по-прежнему тишина, и от этого Чимину совсем становится страшно. Он боязливо смотрит на вход, завешанный меховой шкурой, прося уже прийти Сона и перевести, вот только тягучий и низкий голос заставляет его дёрнуться. — Настолько не доверяешь, что аж прихватил наконечник стрелы? — вождь усмехается, говоря на языке омеги, после чего что-то кричит на своём, и тут же в шатёр заносят несколько деревянных тарелок с мясом и тушёными овощами, небольшие глубокие миски с какой-то красной вязкой субстанцией. Один из варваров наполняет два деревянных кубка какой-то желтоватой жидкостью с кислым запахом. Подождав, когда шатёр покинут, Чимин с подозрением косится на кубок, затем на вождя. — Что это? — Это напиток чуть слабее, чем ваше вино. Если будет слишком кисло — добавь мёд и размешай. — Это кровь? Омега кивает головой на тарелку с чем-то красным и вздрагивает от заливистого смеха вождя. Тот почти что на полу валяется со смеху, зля омегу. Протерев глаза от слёз, выступивших из-за смеха, он макает палец в пиалу и демонстративно запихивает его в рот мыча. — Варенье из ягод. Мы ещё делаем варенье из орехов. Это всё из-за паршивых готов римляне считают нас извергами. — Разве это не так? — Мы занимаемся охотой, выращиваем много овощей и злаков. У нас есть овцы и другой рогатый скот. Никакой крови и пожирания людей. Египтянин внимательно следит за тем, как вождь делает несколько глотков из кубка и облизывает губы. Чимин не притрагивается к своему кубку, опасаясь, что в нём есть яд или какая-то трава, которая сможет усыпить или одурманить разум. Живя во дворце фараона, он не раз становился свидетелем смерти из-за яда в еде. За него всегда пробовал еду Хосок, даже в Риме Чимин ел только после того, как все попробуют из общей тарелки. — Откуда ты знаешь наш язык? — Выучил, — спокойно говорит альфа и тянется за тонко нарезанным кусочком мяса. — Это свежая оленина. Твой желудок не сможет переварить, поэтому ешь жареное мясо. — Я сюда пришёл не есть, — не скрывая своей ненависти, цедит сквозь зубы омега. — Тебе бы стоило, Чимин. Омега настороженно смотрит за длинными пальцами, на одном из которых массивный перстень из потемневшего серебра. — Почему ты не начал говорить на нашем языке сразу? — Потому что это секрет и очень мало людей знают об этом. — Почему секрет? — Начнешь есть — расскажу, а то уже слюна прям по подбородку течёт. Чимин испуганно трогает пальцами подбородок, от чего смешит вождя. Живот издаёт протяжный звук, оповещая хозяина о том, что ему срочно нужно поесть, и омега всё же берёт большой кусок мяса. Пытаясь как-то надкусить мясо, Чимин пачкается и вздыхает. На помощь приходит вождь с ножичком и ловко нарезает на куски помельче, а после пододвигает гостю. В Египте мясо едят редко, только зажиточные люди в основном питаются птицей или крокодильим мясом, рыбой и овощами с фруктами. В Риме примерно так же, кроме крокодилового мяса, поэтому Чимин аж мычит от вкусного и сочного куска какого-то животного. — Сон не варвар, он римлянин. Чимин аж отрывается от мяса из-за столь неожиданной новости и снова ловит улыбку альфы. Эта картина ему напоминает знакомство с Намджуном, когда его только взяли в плен. Аппетит полностью пропадает, и он откладывает мясо. Посчитав, что гостю не понравилось, вождь пододвигает другие блюда. — Один наш воин влюбился в его папу, который жил на территории Римской империи и у него был трёхлетний сын. Вождь не разрешил привести омегу, и тогда тот заявил, что уйдет из племени, поэтому моему отцу пришлось согласиться. Всё же Нат был сильнейшим воином. Папа Сона обучил его языку, но второго ребенка Сана вождь и сам Нат запретили учить. Меня научил Сон, потому что мы с ним оба были изгоями. Он из-за того, что чужак, а я из-за того, что не походил на альфу. — Что ты имеешь в виду? — Если ты заметил, то я невысокого роста, и тело моё относительное хилое. Я ношу массивную одежду и наплечники из перьев птиц, дабы выглядеть крупнее. Обмакнув кусочек хлеба в варенье, Чимин аж глаза прикрывает от того, как это вкусно и сладко. Он несколько раз поправляет свои доспехи, которые его тело напросто отказывается принимать. Вождь замечает страдание омеги и удивляется тому, что он не переоделся в предложенную более удобную одежду. И гладиатор, и юноша с золотистыми волосами всё больше и больше удивляют варвара. — Варвары и прям высокие, мощного телосложения, даже ваши омеги выглядят внушительно. — Я родился раньше положенного срока, и мой папа скончался из-за этого. Для отца это был сильный удар, он меня возненавидел, в отличие от моего старшего брата Минка. — Тогда как ты стал вождём? — Моего отца убил Намджун, тогда он командовал легионом, и наше поселение было уничтожено, я смог собрать выживших, отбить пару атак, и мы скрылись в лесах. После чего я начал строить новую деревню. Минк никогда не хотел быть вождём, поэтому я им стал. Вождю нравится беседовать с Чимином. В нём есть отличие от тех римлян которых он знает. То, как омега ест, разговаривает и сидит, говорит о том, что он из вельможной семьи. От этого варвару ещё более интересно. — Так у вас тоже могут взойти на престол, ой, то есть стать вождём, только по кровным узам? — Обычно да, но иногда бывают исключения. — Вот как. — Ты выглядишь не как римлянин, откуда ты? — Из Египта. Вождь наклоняет голову, пытаясь понять, где находится данное место, поэтому Чимин, отложив увлекательное занятие в виде макания хлеба в варенье, начинает объяснять: — Это страна находится на юге. Нужно плыть на корабле, чтобы добраться из Египта в Рим. В моей стране почти нет зимы, а если есть, то она тёплая и без снега. Мы называем её сезоном дождей, а ещё есть жаркое лето. Мы носим лёгкую одежду, у нас свой язык, свои Боги и свой правитель — фараон. — Интересно. Кем ты там был, и почему так хорошо говоришь на языке римлян, если это не твой язык? — Меня научили во дворце фараона — нашего правителя. Знатные вельможи и торговцы обязаны знать язык Римской империи, чтобы заключать сделки или ввозить и вывозить товар. — Ты прислуживал во дворце? — Фу, как кисло, — морщит лицо омега, отпив из кубка. Вождь заботливо пододвигает чашу с мёдом, и Чимин кладёт аж две большие ложки. — Ясно. А тот омега с серебристыми волосами и голубыми глазами принадлежит народам севера. — Не знаю. Юнги не говорит, откуда он. — Это был не вопрос. Он принадлежит к очень могучему и безжалостному народу на крайнем севере. Они известны тем, что плавают на больших кораблях по рекам и морям. Их отличительная черта — это ношение на голове рогатого шлема, такого как у легионеров, чтобы голову защитить. — Ого, я и не знал. Ну вот теперь пить можно, — улыбается довольной улыбкой Чимин и счастливо попивает странное «вино». — Юнги меня поразил, — не скрывая своего восхищения, говорит вождь. — Конечно, он же гладиатор. Гладиатор это... — Я в курсе, — перебивает альфа и тонкими пальцами тянется за мясом. — Ты слишком много знаешь для того, кто живёт за пределами Римской империи. — Мы всё ещё в ней. — Ясно, — задумывается Чимин, и опасаясь, что вождь неправильно его поймет, быстро тараторит: — Мой брат Хосок тоже гладиатор. Надеюсь, с ним всё хорошо. Я не видел его почти шесть недель. — Меня зовут Ходж, — представляется вождь и косится в дальний угол небольшого шатра. — Знаешь, в Римской империи, да и в Египте тоже, говорят очень вежливо по отношению к богатым людям, к правителям, или так обращаются рабы к своим хозяевам. Мы с тобой говорим на равных, но при этом всё равно ощущается, что именно ты тут главный. — На нашем языке мы тоже говорим так. Есть обращение к вождю, но оно не такое как в Риме. Ко мне обращаются «конунг», в основном только близкий круг называет меня по имени. Итак, ты хочешь уничтожить Намджуна за то, что он завоевал Египет и обратил тебя в раба? — всё же решает сменить тему Хожд, заметив алый румянец на щеках немного захмелевшего омеги, который довольно продолжает есть варенье. — Верно. — Тогда почему моим людям не дал убить его? — Потому что на утро меня бы убили. Я же с ним в одной кровати был. Конечно все подумают на меня, я ещё и египтянин — раб. — Умно. Я знаю, омеги не носят мечи, так почему ты ещё и в форме? Наевшись, Чимин отодвигает пустую тарелку из-под варенья и смотрит карими глазами на вождя. — Я служу господину, у которого Юнги и мой брат гладиаторы. Помогаю его мужу вести хозяйство дома. У него большой дом, всё же там и гладиаторы тренируются и живут. Меня он отправил передать важное послание вместе с Юнги в качестве стражника. — Интересно, как вы до самого лагеря добрались целыми, ведь очень много племён, которые хотят заполучить свои земли или боятся римской власти, поэтому многие из них ищут сильных союзников из того же Рима. Вас должны были убить готы по приказу кого-то. Мы вас спасли. — Что?! — восклицает Чимин. — А разве вам не нужно наше письмо или мы сами? — Мне — нет, — равнодушно пожимает плечами Ходж. — Я хотел убить Намджуна и ещё одного человека в лагере. Мои люди узнали тебя, сидящего на коне, и доложили об этом, а также, что готы вас ждут. — И зачем же? — Подумал, Намджун захочет обменять своего любовника на часть территории. — Мы с ним не настолько любим друг друга, — усмехается Чимин. — Неспроста же ты в его постели оказался. Мои люди следили за лагерем, и я в курсе того, что ты не раз ночевал у него. — У меня есть на это причина, и это не любовь. — Вот как, и какая же? — с вызовом смотрит вождь на юного омегу, который отвечает ему таким же взглядом. — Я хочу уничтожить Римскую империю. — Вот как, — на лице Ходжа появляется улыбка. — Думаешь, омеге не под силу? — фыркает Чимин, складывая руки на груди. — Тут дело не в том, кто ты. А в том, как ты это сделаешь. Думаешь, забрался в постель пропретора римской армии и так победил империю? Последнее предложение задевает гордость Чимина, словно он какая-то шлюха, умеющая только ноги раздвигать. А между прочим, до Намджуна у омеги никого не было, и после пропретора вряд ли кто-то будет, потому что ему не понравилось: было больно. — Намджун собирается свергнуть императора и встать у власти. А я стану его мужем или хотя бы кем-то из его гарема. Чем ближе я буду к нему, тем больше у меня будет власти. Ходж качает головой, и Чимин злиться на то, что рассказал ему о своих планах. — Ты можешь быть рядом с властью и никогда её не иметь. А можешь быть далеко и держать в своих руках целую империю. Чимин задумывается над словами и почему-то в его голове проскальзывает образ Нисана и Юлиана. Вот кто действительно имеет власть, в отличие от юного египтянина, пожелавшего то, что никогда не сможет получить. — Мне нужна власть, чтобы уничтожить Рим. — Этого мало. Нужны верные слуги, которые сделают всё, что пожелаешь и не предадут тебя, нужно быть расчётливым, хитрым, ласковым, когда нужно, и хищником, перерезающим горло, тебе нужны соратники и сила. — У меня всё это будет. Просто нужно время. — Не факт, что ты станешь его мужем, у него есть жених. — Я его уничтожу. — Нет. — Как это нет?! — вскакивает со своего места Чимин, сжимая руки в кулаках так сильно, что кровь из раненой ладони капает на шкуры, пачкая их. — Ты боишься. — Я ничего не боюсь. Ходж встаёт напротив Чимина. — Боишься испачкать руки в крови. Если хочешь уничтожить империю, тебе придётся убивать. Убивать, чтобы оказаться на вершине. Убивать, чтобы удержаться на вершине. Ты должен быть хладнокровным, когда от тебя отвернётся твой же брат. — Хосок никогда меня не предаст. — Никогда не знаешь наверняка. Каждое слово, произнесённое из уст вождя варварского племени, рушит надежду Чимина покорить Рим. — Я смогу, — настаивает на своём омега. — Ты мог выстрелить мне в руку или ногу, но ты этого не сделал. Дважды предпочёл выстрелить в дерево. В отличие от Юнги, который сразу же показал, что убьёт любого, кто шелохнется. — Он гладиатор, а я — нет. — Верно, — вождь наклоняется через стол и с издёвкой смотрит на покрасневшего от злости египтянина, — ты глупый, Чимин, потому что посчитал, что сможешь сломить империю через постель альфы, который в любой момент может отказаться от тебя, даже если ты родишь ему наследника. Хочешь стать ему мужем — это хороший способ, но не значит, что надёжный. — Что ты предлагаешь мне делать? Что я могу сделать, когда все шестнадцать лет прожил словно птичка в золотой клетке, и в одну ночь вся моя жизнь перевернулась. Сгорел мой дом, умер мой отец и братья. Весь Египет омылся кровью невинных и горел от рук римской армии. Я смог выжить, получил неплохое место в качестве раба у знатного человека, смог заинтересовать Намджуна, и ты хочешь сказать, что я глуп? — Ага, — кивает Ходж и улыбается, обнажая свои клыки, как у настоящего зверя. — Если хвастаешься этими достижениями. По сути тебе просто повезло, и ты ничего не сделал для этого. Разве я не прав? Чимин задумывается, ведь место помощника по дому он смог получил только потому, что Нисан забеременел, до этого столько всего сделав. В то время как Чимин только один раз поменял пузырёк для знатного омеги. И что сейчас он с этим сделает, даже если омега забеременел от брата? Понравился Намджуну, так это нужно сказать спасибо своей внешности, и то не ясно до конца, испытывает ли альфа к нему какие-то чувства. В голове полнейший хаос, и из-за напитка Чимин ощущает тошноту, сам не осознавая молча садится. — Я научу тебя, как заполучить империю. Кроме этого я лично помогу тебе устоять во главе Рима и потом его же уничтожить. — Что ты за это просишь? — безэмоционально спрашивает Чимин. — В переговорах ты хорош, — с улыбкой произносит Ходж. — Мне нужна обратно моя территория, которая сейчас под Римской империей, а также союзник, который поможет уничтожить пару племён и забрать их земли. Всё просто. — Это для тебя просто, но не для меня. — Насчет этого не переживай. Твой господин думает, ты у Намджуна, а он думает, что ты в Риме. Когда придёт время, то ты с Юнги вернёшься к пропретору. — Ха! И ты думаешь нас не обезглавят? — Нет. Наоборот, вас примет Намджун радушно, как и меня, ведь я спас вас от другого племени, в котором вы были месяца три в заложниках. Детали мы проработаем позже. По рукам? Чимин смотрит на улыбающегося вождя, и ему хочется прямо сейчас пустить стрелу в его голову, но вместо этого он протягивает руку. — По рукам. Если не выполнишь своё обещание, то я лично пущу стрелу тебе в сердце. — Как пожелаешь. Пожав вождю руку, Чимин покидает шатёр, совсем позабыв попросить тёплую одежду и не проводить ночь под открытым небом. Стоило утихнуть шагам омеги как тембр голоса Ходжа меняется на грубый, а улыбка исчезает с лица. — Все слышал? Из-за небольшой ширмы выходит рослый и крепкий альфа. Его глаза такие же, как у вождя, а вот волосы, напротив, тёмного оттенка. Они собраны в небрежный пучок, и часть длинных мелких косичек спадают на плечи. Правая часть лица и шея разрисованы рунами. От альфы исходит опасный и тяжёлый аромат диких растений. — Да, но не всё понял. — Я говорил тебе, учи язык римлян. — Зачем мне учить язык того, кто убил нашего отца и разгромил поселение? Альфа нагибается к тарелке с мясом, и выбрав кусок побольше, разрывает зубами. — Сколько раз повторять, врага нужно знать не только в лицо, но также и его внутренность? — Вечно ты говоришь непонятные для меня вещи. Старейшины недовольны будут, когда мы приведём римлян. — Они рабы Рима, — исправляет альфу Ходж и подаёт наполненый кубок. — Какая разница для нас? <i>— Большая, Минк. Пора научиться отделять. Мне плевать на их мнение. Когда была уничтожена деревня, дети плакали по умершим родителям, и есть нечего было, то старейшины ползали на коленях, прося меня возглавить наше племя. — Видимо, от старости забыли. — Пусть только рот откроют — вмиг с нашим отцом втретятся. Ходж трёт лицо ладонями. — Ты устал, тебе нужно лечь поспать, — с заботой в голосе говорит Минк, смотря на то, как сильно вымотался вождь, разрабатывая многочисленные планы. — Нужно узнать больше про захват Египта и про Намджуна. — Послать Сона за информацией? — Он ранен. Уёна пошлем. — Уён носит моего ребенка, брат. — Ох, я совсем забыл. Такого ценного информатора ты мне обрюхатил, — смеётся Ходж и получает несильный удар кулаком в плечо от старшего брата. — Я его брать с собой не хотел, но он же такую истерику мне устроил, аж топоры летели в меня. — Так знахарь сказал, что родит весной. Не волнуйся. — Животик уже виден, — смущенно произносит Минк, смеша брата. — Переживаю. Знаешь, всякое может случиться. — Только не с Уёном. Он сильнее римского отряда, всё же наш лучший лучник. — Поговори с гладиатором, — предлагает Минк, так как другого варианта найти информацию у них нет. Он ни за что не пустит своего мужа дальше, чем на шаг от себя. — Думаешь, он что-то знает? — Он притворялся, что потерял сознание, когда несли его, а сам просчитывал, сколько и куда мы идём. Перед тем, как напасть на Сона, он наблюдал и рассказывал что-то светловолосому, к тому же умудрился стащить меч прямо под носом у трёх воинов. Ум у него уж точно есть. — Ты прав. Скорей всего, это тот самый гладиатор, о ком ходит молва уже несколько лет не только в империи, но и за её пределами. — Воин в шлеме с рогами. Прямо как его предки. — Он полукровка, иначе как объяснить низкий рост и худое для альфы тело. — Завтра на рассвете приведи его ко мне. Пока мы с ним будем говорить, то пусть все собираются. Нужно скорее в поселение. — Боишься, что готы нас настигнут? Мы выставили тех убитых гонцами и подложили липовую бумажку, но стоит им отдать её тому римлянину, то он поймет. — Он убьёт, но не всех же. А значит, за нами придут озлобленные готы. Хуже зверей мерзкие отродья. Из-за них все думают, что все племена такие безжалостные и жрущие сырое мясо прямо с трупов.

***

— Что это? — спрашивает Хосок, смотря на стеклянную баночку в руках Тэхёна. Гладиатор несколько дней пролежал без сознания, но лекарь делал всё возможное, дабы спасти жизнь альфе. Его результаты увенчались успехом. Хосоку стало легче, и он может уже полусидеть. — То, что нам поможет. — Только не говори, что ты кого-то отравишь. — Я не настолько глупый. Это намного лучше. Хосок, ты думаешь, в гареме легко жить? — Конечно. Ходишь весь красивый, получаешь всё, что хочешь, — не задумываясь отвечает альфа, потому что видел гарем в Египте при фараоне. — Все так думают. Но никто не знает, что чтобы получить высокое положение любимчика, нужно быть хитрее всех, ведь есть те, кто красивее тебя, моложе и талантливее. — Что ты хочешь этим сказать? Хосок не совсем понимает слова любимого и ещё не до конца выздоровел, чтобы поддерживать философский разговор о жизни гаремных омег. — Только то, что мне понадобилось огромное количество сил продержаться в гаремах и занимать высокий статус, потому что я знаю, когда нужно склонить голову, а когда её поднять. — У тебя нет гордости. — Нет гордости? — голос омеги становится на тон ниже, и глаза приобретают тёмный цвет, отчего Хосок аж сжимается, аура, исходящая от омеги настолько опасная, что внутренний зверь альфы забивается в самый дальний угол, прикрывая лапами морду. — Мне она не нужна, чтобы выжить. А вот твоя гордыня дважды тебя чуть не убила. — Как же? — недовольно уточняет Хосок. — В первый раз, когда ты пошёл против Вонхо из-за своего горячего и глупого нрава, посчитав себя Богом только потому, что смог пару раз выиграть на арене. А второй, когда мог сдаться, но предпочёл пойти на большой риск, и если бы не император, то твоё тело уже бы жрали черви. Тебе уже стоит начать обдумывать свои поступки и просчитывать, чем в дальнейшем они могут обернуться. Начни уже думать перед тем, как действовать. Юношеский максимализм должен был остаться в Египте. Хосоку не нравится то, что говорит Тэхён, но он молча слушает. — Когда сможешь ходить, то пойдёшь к Нисану, именно благодаря ему ты всё ещё жив, поклонишься и скажешь, что будешь служить ему и его детям. А потом пойдешь к сенатору, и скажешь то, что я тебе скажу. — Ни за что! — восклицает Хосок и корчится от боли в боку. — Я не буду преклоняться перед римлянами. — Чтобы выжить в Риме, ты должен иметь власть или быть слугой того, у кого она имеется. Хочешь власти — так получи её, — на этих словах Тэхён сильней сжимает пузырёк. — Как? Я гладиатор, я раб. — Именно! Ты обещал утопить Рим в крови, но видимо решил утопить его в своей. Тебе пора уже повзрослеть и забыть Египет. Тебе нужно стать хитрее других и заполучить любовь империи. Такую любовь, чтобы даже император боялся тебя убить, иначе начнётся бунт. Влюби в себя Рим до безумия. Юнги нет, Вонхо мёртв. Даже если успеют подготовить гладиаторов до нового сезона, они не сравнятся с тобой. Ты должен в новом сезоне сделать всё, дабы Рим потерял от тебя голову по-настоящему, и не только он, но и гладиаторы тут, сам сенатор чтобы молился на тебя. — Я не знаю, как это сделать, Тэхён, — тихо произносит альфа и ощущает, как нежные руки берут его загорелое лицо в свои ладони. — Я научу тебя. Слышишь? Я обещаю, что спасу нас и мы будем вместе, но прошу, прислушайся ко мне и забудь про свою гордыню и глупость. Они убьют тебя, а тебе нужно жить. — Хорошо. — Умными рождаются, но хитрыми становятся. Улыбается Тэхён и дарит столь желанный поцелуй Хосоку, которой рукой тянет омегу, чтобы тот лёг рядом на кровать.

***

— Быстрее, быстрее! — слышны крики, отовсюду подгоняя легионеров быстрее разбирать лагерь и готовиться к отходу. — За сколько управимся? — спрашивает Намджун, смотря на офицеров, собравшихся в его палатке с докладами. — За два дня, — говорит высокий альфа и сглатывает слюну, потому что лицо пропретора не сулит ничего хорошего. — За два дня?! — кричит Намджун на своих подчинённых и со всей силы ударяет кулаком по столу. — Лагерь большой, и мы… — голос главнокомандующего не даёт закончить предложение офицера. — Почему когда Чонгук был при звании, вы могли за сутки управиться? Думаете, я понизил его до рядового, и вы можете творить всё, что захотите? — Нет. Мы… — Молчать, когда я говорю! Я смотрю, вы все расслабились. Неужели шлемы с пером настолько сильно вам надоели? Думаете, нет легата, так всё вам с рук сойдет? Захотели к Чонгуку в рядовые? Офицеры с опущенными головами выслушивают ругань своего главнокомандующего, проклиная не себя, а Чонгука, который даже без звания всё равно остаётся эталоном настоящего офицера Римской армии, и его при каждом удобном случае ставят в пример. — Мы управимся к завтрашнему рассвету, — произносит офицер первой когорты, в которой служит Чонгук. — Это невозможно! — выкрикивают остальные офицеры. — Просто ночью легионеры спать не будут. Распространите это и поверьте, все быстро начнут работать. — И как тогда мы все пойдём в длинный поход? — А вы не помните, как мы ходили до этого в походы, и никто не жаловался, когда не спал по двое-трое суток? Тогда это вам не мешало, — говорит пропретор, — Что изменилось? — Ничего, — хором отвечают альфы. — Так и поступим, как сказал Каликс. Демид? — Да, Ваша Светлость. — Проследи за тем, чтобы все работали, — на последних словах Намджун делает акцент, смотря на офицеров, чтобы те не вздумали прохлаждаться. — Ава пропретору! — скандируют офицеры, после чего все покидают палатку. — Каликс решил выслужиться, чтобы занять место легата? — плюётся один из офицеров. — Именно. — Ну подожди, подожди, я тебе ещё устрою, — рычит альфа второй когорты. — Ты и этот Чонгук заплатите своей кровью. От бывшего легата стоит избавиться. — Если мы его убьём, то пропретор заподозрит вас, и не получите вы тогда место его заместителя, — отвечает офицер пятой когорты, пока все направляются к своим отрядам. — Не мы его убьём, а рабские условия и другие легинеры. — Не думаю, что легионеры посмеют. — Его весь лагерь ненавидит и в тайне мечтает уничтожить несущего смерть. Найди тех, кто это сделает, и пообещай, что получат звание. — Хорошо. Не забудь меня потом щедро наградить. С того самого момента, как Чонгук сменил свою форму на обычную рядовую, у него не было ни одной свободной минуты, чтобы подумать о Юнги. Альфу заваливали работой, отправляли по несколько раз в сутки в караулы или просто туда-сюда гоняли с поручениями. В когорте с ним никто не говорит и не подходит. Весь лагерь его избегает, и у каждого своя причина на это. Офицеры злятся из-за лишения омег и злорадствуют, что он потерял своего покровителя, а обычные рядовые просто боятся, что им потом аукнется от Чонгука, когда он вновь получит звание. Всем было ясно, что это не надолго, хотел бы Намджун его убить, уже бы убил. Есть пара очень смелых и озлобленных легионеров, которые нарываются напоминать «несущему смерть» о потери звания и уважения. Они не понимают: Чонгуку не нужно звание, чтобы сеять разрушение и убивать сотни врагов. Демид не сразу находит альфу, который таскает тяжёлые деревянные балки, служившие забором лагеря. Утерев пот, он в одиночку тащит, в то время как остальные работают в паре. Несколько легионеров кричат ему вслед всякие гадости, и один из них даже плюёт. Чаша терпения Чонгука переполнена до краёв, но он молча тащит бревно, пока его не окликает Демид. Услышав, что Гука вызывает сам пропретор, вмиг все оскорбления затихли. Офицеры, стоящие рядом и делавшие вид, что не видят откровенной травли, решают отойти и заняться своими делами. Наспех вытерев пот со лба и почистив руки о край плаща, Гук заходит в палатку к Намджуну и как полагается приветствует его. — Чонгук, как тебе без звания? — интересуется Намджун, прекрасно зная, как лагерь относится к бывшему легату. — Лучше быть без звания, но живым и доказать вам всю свою преданность, чем мёртвым легатом. Намджун улыбается и одобрительно кивает, радуясь, ибо наказание наконец-то смогло отрезвить разум альфы, которого одурманил Юлиан. Намджуну не нужен мыслящий Чонгук, ему нужен верный пёс, который будет выполнять всё, лишь бы угодить своему хозяину. — Ты же понимаешь, я тебя не ненавижу? Это просто поучительное наказание. Когда оно закончится, я снова сделаю тебя легатом. — Вы так милосердны. — Когда я стану императором, то сделаю тебя не просто пропретором, а дам власть командовать всеми легионами, которые у нас есть и будут. Чонгук падает на колени, делая низкий поклон. Случайно не рассчитав силы, ударяется лбом о твёрдую землю. — Я не заслуживаю такой щедрости от Вас, пропретор. Намджун с довольной улыбкой подходит к альфе, приседает на одно колено и поднимает голову Чонгука руками, смотря прямо в чёрные глаза. — Ты этого заслуживаешь, как никто другой! Докажи мне свою преданность. — Я сделаю всё, что Вы пожелаете. Скажете сжечь дотла Рим — сожгу, прикажете убить Альвия — я его убью, — преданно произносит воин. — Что ты так сразу? Рим нам нужен. Негоже сжигать столицу. Просто убей Юлиана. — Что? — словно отойдя от забвения, произносит Чонгук. — Ты же знаешь, он не может пойти с нами, а оставлять его опасно. — Юлиан умирает от неизлечимой болезни и… — Вот помоги ему не мучиться, — перебивает Намджун Чонгука и помогает тому встать с колен; похлопав дружески по плечу, он возвращается за стол. — На рассвете мы уходим, и к этому моменту он должен быть мёртвым. — Я могу это сделать ночью? — Когда пожелаешь. Небольшая палатка стоит в конце лагеря, он там. — Слушаюсь.

***

Римские гонцы греются возле костра, и Чимин всё думает, как сказать Юнги о том, что они застрянут надолго с варварами. К ним подходит Сон вместе с огромным бородатым альфой, в руках которого какие-то вещи. — Ходж приказал вас одеть. — Отлично! — радуется продрогший Чимин, который полдня назад воротил нос от варварских вещей. — Мы что голые? — с сарказмом в голосе говорит Юнги, не отрываясь от созерцания красновато-оранжевых языков пламени. — Для северных земель — да. — Не слушай его, — подлетает к омеге Чимин и пинает ногой гладиатора. — Нам прям тут одеваться? Сон не отвечает и начинает идти с альфой к шатру. Чимин тянет недовольного Юнги за ними, прося его вести себя более дружелюбно. — Меня раздражает светловолосый, — говорит широкоплечий альфа с выбритыми висками и длинной косой, на его спине висит мощный топор в качестве оружия варвара. — Чем же? — спрашивает Сон и оглядывается проверить, идут ли за ними римляне. — Не знаю. В отличие от гладиатора, у которого написано на лице всё, что он думает о нас, у того мысли скрыты. — Ходж неспроста их оставил, Ё. Положи вещи тут и спасибо. Альфа, грозно посмотрев на Чимина, выходит из шатра. — Это брукс, или на вашем штаны, — говорит Сон и подаёт омегам вещь из тёплого материала с мехом внутри. — Ого! — восклицает Юнги, внимательно рассматривая штаны. — Нравится? — Очень, — с улыбкой говорит гладиатор, — те, что на арене носил, уж очень неудобные были и штанами их сложно назвать. Я там переоденусь. Юнги направляется в дальний угол шатра. — Стесняешься? Небось на арене полуголым выступал, — с ухмылкой ёрничает варвар. Вместо Юнги отвечает Чимин: — Не хочет, чтобы мы видели всё его тело в шрамах. Сон всё же поворачивает голову, видит огромное количество шрамов различных размеров на спине и грустно отворачивается. — Это туника. Затем наденьте пояс, и туника остаётся поверх, Чимин. Её не нужно пихать в штаны. — Это что за хрень? — спрашивает Юнги, вышедший из дальнего угла. — Сапоги. — Са... что? Сон тяжело вздыхает, проклиная Ходжа за то, что именно его послали одевать римлян, берёт из рук Юнги обувь, и наклонившись, начинает обувать его ногу. — Сапоги, они сделаны из кожи и имеют плотную подошву, чтобы было удобно по снегу ходить, а также они утеплены овечьей шерстью. Хорошо хоть носки у вас есть. — Они неудобные и какие-то большие, — жалуется Чимин, пытаясь сделать шаг. — Их нужно завязать. Увидев на лице римлян удивление вперемешку с недопониманием, Сон снова вздыхает и показывает, как нужно правильно завязать кожаные шнурки, запихивая их в небольшие дырочки на сапоге. Чимин восхищённо прыгает в обуви, ощущая весь комфорт и теплоту, в отличие от Юнги, надевшего жилетку из чёрного меха. Пару раз он двигает руками так, словно невидимым мечом пытается снести голову. — Ты что делаешь? — Проверяю, удобно ли в этом сражаться. — С кем? — С тобой, — подмигивает Юнги и накидывает на плечи меховой плащ, осторожно скрепляя его бронзовой брошью. Чимин же, напротив, надевает утеплённый плащ с длинными рукавами и капюшоном. — Дай мне кожаные нарукавники, как у тебя на запястьях. — Хорошо. Если будет холодно, скажите, я принесу ещё одежды. Спать будете в общем шатре рядом с Ё. Вы его видели. — А как же ты? — Я буду спать в другом шатре. — Как же мы без тебя, наш дорогой переводчик? — с улыбкой произносит Юнги и резко хватает омегу за лицо, больно поднимая голову. — Юнги! — боязливо восклицает Чимин и дергаёт того за плащ, боясь, что гладиатор варвара убьёт или причинит вред. Не хватало потом ещё получить от вождя за такую выходку. Омега с одной стороны рад, что он с Юнги, но с другой — очень опасается, что тот накликает на их, и так бедные, головушки беду. — Шрам не должен остаться, — говорит гладиатор, после чего отпускает почти что не дышавшего варвара. — Ты что удумал? Юнги не отвечает, только зевает и плюхается на тёплые шкуры. Чимин в растерянности хлопает глазами, наблюдая за резко выбежавшей фигурой омеги. — Он боится тебя. — Нет. Ё, стоящий неподалеку и разговаривающий с другими варварами, увидев бегущего Сона, ловко хватает его за локоть и почти что орёт в лицо. — Что случилось? — Ничего, — отвечает омега и смущённо одёргивает края полушубки. — Почему выбежал оттуда, и что у тебя с лицом? Сон вдыхает холодный воздух, ощущая горящие щёки и мысленно проклинает гладиатора за его самодовольную выходку, от которой он настолько сильно растерялся, что даже не подумал отпихнуть его или хотя бы ударить. Юнги заслуживает не просто лёгкой пощёчины, а самого настоящего удара и желательно в паховую область, что б наверняка почувствовал всю боль. — Они меня раздражают, вот и вышел, когда они оделись. — А лицо почему такое красное, словно ты хмели напился? — продолжает допытываться альфа, пытаясь понять. — Пойду к знахарю, думаю, температура поднялась из-за раны. Ё, следи за ними, что б не сбежали. — Попытаются, и я голову топором отрублю. Юнги ворочается, пытаясь удобно лечь. Поняв, что так и не сможет уснуть, тихонько пробует пройти и подышать воздухом. Цепкая рука хватает его за ногу. — Я не сбегаю, — говорит Юнги, смотря на хмурое лицо Ё. В большом шатре расположены несколько кусков воска, которые горят и тускло освещают его. Омега пытается вырваться из цепкой руки, но осознав, что так разбудит всех, тяжело выдохнув, ложится. — На меня смотрели и более пугающе на арене, поэтому спи уже, — бурчит Юнги и ложится на правый бок. На рассвете варвары готовятся к дальнейшему пути, до деревни им ещё нужно идти дня три. Чимин кушает кашу и запивает её горячей водой со вкусом то ли ягод, то ли орехов. — Где Юнги? — спрашивает Сон, поверх его тёплого плаща прикреплён мех с головой убитого волка; ему пришлось одеться теплее, всё же они сильно отходят на север от того места, где стоял римский лагерь. — Спит, — отвечает Ё. — Всё ещё спит? Вот же римлянин, совсем совести нет. — Он не спал почти всю ночь, кряхтел, не мог лечь на левое плечо. Уснул недавно, я не стал будить. Время ещё есть, — уж слишком заботливо говорит варвар с учётом того, что он так же, как и все, недолюбливает чужаков. — Ходж хочет его видеть. Минк велел привести. — Разбуди тогда, — отвечает альфа и стряхивает с бороды крошки. Сон недовольно заходит в шатёр, идя размашистыми шагами прямо к крепко спящему человеку, закутанному в плащ с головой. Еле дотрагивается до спины и тут же вскрикивает от боли. Его запястье сильно вывернули и ещё чуть-чуть и сломают. Юнги как бешеный зверь дышит через ноздри, смотря на омегу, который упал на колени и пытается вырвать руку из чужой хватки. — Это ты? — сказав, Юнги отпускает руку. — Ты… ты… — запинается омега, прижимая руку, — хуже зверя. Ты мне горло чуть не перерезал, сейчас кисть почти что сломал. Тебе нравится меня мучить? — Никогда не смей до меня дотрагиваться, когда я сплю, иначе я оторву тебе голову. — Вождь тебя ждёт, — зло цедит сквозь зубы омега. Недовольно цокнув, Юнги накидывает плащ и выходит из шатра, где его встречает Минк. Сон собирается пожаловаться Ё о том, что сделал отвратительный гладиатор, но испугавшись, что тот точно отрубит ему голову, обходит шатёр и узнав, где лекарь, направляется к нему, придерживая повреждённую руку. Минк приводит Юнги в небольшой шатёр и указывает ему сесть напротив нескольких тарелок с едой. Ходж молча пододвигает к гостю сладкое варенье и миску с дымящейся кашей. Гладиатор не притрагивается к еде, вместо этого он спрашивает: — Он тоже знает наш язык или только ты? Озвученный вопрос застаёт врасплох и Ходжа, и Минка, который выполняет функцию стражника, боясь оставить брата наедине с опасным гладиатором. — Только я, — с улыбкой произносит Ходж. — Как ты понял? — Ты ответил на вопрос без перевода Сона, когда в тебя целился Чимин. Минки одобрительно качает головой на внимательность и догадливость римлянина. Не забывая мысленно отметить быть предельно осторожным при Юнги и сказать нескольким альфам присматривать за ним. — Расскажи всё, что знаешь о Египте. — А что мне за это будет? — начинает торговаться Юнги и всё же берёт ложку и зачёрпывает кашу. «Чёрная шуба ему подходит намного больше, нежели римские доспехи», — мысленно произносит Ходж, разглядывая гладиатора в новых одеждах. Голубые глаза, бледная кожа, которую так и не смогло тронуть жаркое солнце, и немного длинные серебряные волосы. Юнги действительно выглядит как настоящий житель северных земель, словно Боги воздали ему за всё, что он пережил, и наконец-то вернули его туда, где ему самое место. — Что хочешь? — Разреши мне тренироваться хотя бы с деревянным мечом. Я не могу терять форму. Минк отрицательно машет, и услышав положительный ответ от брата, ударяет рукой по лбу. — И ещё у меня будет к тебе одна просьба. — Не слишком много хочешь? — За информацию, которую я тебе доложу, могу запросить любую цену. — Посмотрим. Юнги медленно окунает хлеб в варенье, и не понятно, обдумывает он план, готовится напасть, или просто занят едой. Минку не нравится столь длинная пауза, и он хочет вмешаться, но неодобрительный взгляд брата не даёт ему это сделать. Всё это время, что гладиатор находится в палатке, альфа не может расслабиться и постоянно держит руку на мече, плотно привязанному к массивному кожаному поясу с большой бляхой посередине, которая показывает его близость к вождю в качестве его заместителя и личного стражника. — Римляне возят с собой омег в качестве шлюх для развлечения офицеров. Они любят устраивать посиделки с омегами и вином, а также очень много болтают, — Юнги улыбается Ходжу. — На таких вечерах и я был. Омег убивают каждый раз, когда лагерь меняет дислокацию, и только я владею информацией. — Всё же две просьбы это чересчур. Не думаешь? — Легат Чонгук, — Юнги резко зависает с кусочком хлеба в руке, осознав, что за это время ни разу не подумал о альфе. Его сердце обливается кровью из-за того, что он не попрощался с ним, не прижался к его груди и не подарил поцелуй, потому что сейчас неизвестно, встретятся ли они. — И? Гладиатор оставляет кусочек хлеба на тарелке и продолжает говорить. — Он лично разболтал столько информации. Тебе понравится. — Ладно, что хочешь? — всё же сдается Ходж, ведь не каждый день к нему в руки попадает такой лакомый кусочек, и соблазн узнать информацию из первых уст очень велик. — В римском лагере есть омега по имени Юлиан. Он остался единственным живым омегой из всех. Пусть твои люди заберут его. Он умирает от болезни, и я хочу, чтобы он умер свободным от римских оков. — Он твой друг? — Нет. Юлиан достоин того, чтобы в последнее мгновение своей жизни ощутить свободу в окружении прекрасной природы и снежинок падающих с ясного неба. И я знаю, что легионеры ещё не ушли, и ты это знаешь. Ходж ухмыляется, смотря на гладиатора с холодными голубыми глазами. — Ты очень опасен, Юнги. Хорошо, — говорит Ходж и переходит на свой язык: — Минк, ты слышал, что он хочет? — Но! — Отправь ястреба, и пусть наши шпионы выполнят приказ. Если это будет невозможно сделать по какой-то причине, то пусть они безболезненно убьют омегу. Лучше он умрёт от нашей руки, чем от римской.

***

Чонгук ждёт того часа, когда ночь всё ещё главенствует, но рассвет близок, чтобы оповестить всех о начале нового дня. Он решил убить его ночью во сне, поэтому застывает на пороге, увидев сидящего омегу в красивой зелёной палле, с уложенными волосами и в украшениях. — Пришёл попрощаться? — Да. Мы скоро уходим. — Решил принарядиться. Хорошо я выгляжу? — омега с улыбкой кружится, показывая свой наряд, и глаза Чонгука начинают щипать, ему приходится повернуть голову, потому что не сможет сказать в глаза Юлиану о приказе Намджуна. Но омега, зная зачем пришёл Чонгук, мягко кладёт ладошку на руку, сжимающую гладиус, и второй нежно проводит по щеке альфы. — Я знаю. Намджун приказал меня убить. — Я… — в глазах альфы собирается влага, он не справляется со своими эмоциями, по щеке течёт слеза. — Не могу этого сделать. — Сможешь. Это поможет тебе вернуть своё звание. Чонгук нежно целует тыльную сторону ладони, подмечая, как сильно истощён омега. — Моё звание испачкано в чужой крови, я не хочу чтобы на нём была и твоя. Юлиан гладит по жёстким чёрным волосам, продолжая улыбаться, смотря на плачущего Чонгука. Убрав руку с меча, он осторожно холодным пальчиком стирает слезинки. — Запомни, никому не доверяй. Особенно Сокджину, этот альфа ещё более опасен, чем Намджун, потому что ты никогда не знаешь, что придёт в его голову. В молодости он не раз убивал гаремных омег просто так. Намджуна легко понять, ему нужна власть и признание. Достаточно просто подчиняться и поклоняться ему как Богу, так ты сбережёшь себе жизнь. Всегда имей то, чем сможешь воспользоваться. — Что ты имеешь в виду? — Информацию, она твой друг и твой же враг. — Даже перед смертью ты продолжаешь поучать меня. Чонгук трясущейся рукой дотрагивается до рыжих длинных волос и наматывает их на свои пальцы. Ему всегда нравилось так делать, когда он проводил время с омегой. — Обещай мне, что выполнишь мою предсмертную просьбу. — Обещаю, — не задумываясь отвечает Гук. — У меня есть сын. Альфа, десять лет, это ребёнок прошлого императора, которого сверг Альвий. Но Намджун думает, что это его. Я надеялся, это поможет, и он не захочет его убить, вот только мой сын копия прошлого императора. Он не должен его увидеть. — Что? — удивлённо восклицает альфа, смотря в бледное лицо напротив. — Когда будешь в Риме, найди человека в христианском квартале по имени Пётр, у него шрам на правом запястье, он скажет, где ребёнок. Обязательно скажи фразу «Не хотите купить свежих лилий, привезённых с юга?» Он тебе ответит: «У нас сегодня день скорби и твои цветы будут кстати». Помоги ему вырасти обычным альфой, не повторяющим мою судьбу. — Клянусь перед Богами я исполню твою волю. — Хорошо. Омега отстраняется от Чонгука, вытаскивает гладиус из ножен и подаёт его в холодные руки альфы. — Не могу, — падая на колени, роняя меч и закрывая руки, плачет Чонгук, — Не могу тебя убить. Юлиан гладит по голове, прижимая к себе альфу, и напевает мелодию, словно укачивает маленького ребёнка. Подождав, когда альфа успокоится, он снова вкладывает оружие в его руки и направляет острие себе в грудь. — Убей с одного удара. По щекам Чонгука продолжают литься слёзы, и в последний раз поцеловав мягкие губы омеги, он со всей силой надавливает на гладиус, пронзая хрупкое тело. Из уст Юлиана вырывается стон, но он продолжает улыбаться. Даже когда кровь льётся, пачкая зеленоватую паллу, купленную Чонгуком в подарок, омега дотрагивается до лица, стирая слёзы, после чего падает на холодную землю. Окровавленной рукой Гук закрывает зелёные глаза, и накрыв простынёй тело, выходит из палатки. Наспех вытерев слёзы, он идёт среди легионеров, которые продолжают в спешке разбирать лагерь, не обращая внимание на кровавый клинок. Гук встречает Намджуна в другом конце лагеря, стоящего рядом с Демидом. Отослав альфу, он подходит к Чонгуку. — Я выполнил приказ, — сухо говорит темноволосый альфа и в отблесках от языков пламени, его волосы приобретают чёрный цвет, а глаза становятся такими же пустыми, как бездна. — Молодец, — после этих слов Намджун разворачивается и делает шаг. — Вы не хотите с ним попрощаться? Пропретор, не оборачиваясь, отвечает: — В этом нет надобности. — Могу ли я похоронить его? — Сожги тело. — Слушаюсь, — покорно отвечает Чонгук и по щеке снова течёт одинокая слеза. Запихнув кровавый гладиус в ножны, альфа возвращается к палатке. По пути Гук стаскивает мотыгу с лопатой. Оторожно выносит накрытое простынёй тело и выходит за пределы бывшего лагеря, пользуясь тем, что легион готовятся к отбытию. Дойдя до красивого дерева с оранжево-красными ягодами, он начинает быстро разбивать землю мотыгой. Радуясь тому, что морозы полностью не наступили и земля ещё поддавалась, чтобы её копали. Весь вспотевший, в грязи и в крови, он оборачивается и смотрит на лагерь, убедившись в том, что у него есть ещё есть время, продолжает быстро копать. Тело опускается в тот миг, когда небо окрашивается в розово-жёлтый, предвещая рассвет. Приоткрыв лицо покойного, он проводит по нему ладонью и забирает красивую изумрудную сережку — любимое украшение Юлиана. — Клянусь на твоей могиле, я исполню твою просьбу, а так же я отомщу Намджуну за то, что не дал тебе умереть свободным. Быстро закопав могилу, он разбрасывает сухие листья и ветки, имитирую, что тут ничего нет, и в последний раз смотрит. Слышится боевой клик для построения. Времени не хватило ни чтобы ещё раз попрощаться, ни чтобы украсить могилу хотя бы еловыми ветками. — Я вернусь, украшу могилу твоими любимыми цветами. Покойся с миром, дитя Флоры. Надеюсь, после смерти ты обрёл свободу.