***
Несколько омег сидят на деревянных ступеньках одного из домов и стирают одежду. Когда к ним, запыхавшись, прибегает другой омега, гремя мячом на поясе. — Гиен подарил мне белую шубу! — О Боги, какая радость!— восклицают омеги, и наспех обтерев руки, обнимают жениха. — Когда будете свадьбу играть? — спрашивает Сон. — Летом. Я Так счастлив,— плача от радости, говорит омега, и все снова его обнимают. Обещая прийти к друзьям вечером и всё подробно рассказать, он убегает на тренировку для воинов. — Столько свадеб нас ожидает весной и летом. А ты, Сон, когда замуж пойдёшь? Омега старательно трёт рубаху о деревянную доску, мысленно готовясь к неприятному разговору. — Пока не собираюсь. — Тебе стоит задуматься. Всё же ты старше нас, а уже двое помолвлены, у тебя даже альфы нет на примете. — И мы скоро будем уже не свободные. Будешь один скучать, — добавляет светловолосый омега, смотря с издёвкой на Сона. — Когда время придёт, тогда и я стану женихом. — С твоим-то шрамом у тебя и так небольшой шанс, так ещё и возраст. Не засиживайся, — говорит омега с длинными тёмными волосами, заплетёнными в косу. Омеги хохочут, как бы переводя всё в шутку, но Сону очень больно. Больно настолько, что он со всей силы трёт, сдирая кожу с рук, сдерживая слёзы. — Ох гладиатор, — говорит омега, наблюдая, как Юнги не спеша ведёт лошадь по направлению к ним. — Ростом хоть не высок, но такой сексуальный, мужественный и сильный. Настоящий альфа. — Это точно. Везёт Сону, такой альфа живёт с ним в одном доме. — Если бы жил Юнги у меня, то я бы из его постели не вылезал,— произносит омега в милой меховой шапочке. — Он всё время на тренировках, поэтому ты бы не прописался в его кровати,— холодно и с ревностью произносит Сон. — Ха! Ты так в этом уверен, потому что он тебе отказал? Или тебе больно, что тебе не предложил Юнги. — Не предположил что? Омеги, увлечённые разговором, вздрагивают, когда слышат низкий голос Юнги. До уровня владения языком как у Чимина ему далеко, но гладиатор хорошо схватывает на лету и уже может понимать и говорить, разумеется, с ошибками. — Ты собрался на охоту или на тренировку? — на римском языке уточняет Сон, зля омег, не понимающих его. — Погулять,— Юнги отвечает на языке варвара, чем сбивает с толку омегу со шрамом. — За тобой припел. — Пришёл за мной? — уточняет Сон, хлопая глазами. — Да. За тобой. — А зачем? Юнги тяжело вздыхает, забирает мокрую рубаху и кидает её в кадку с водой. Он бережно обтирает руки омеги и недовольно цокает, рассматривая красные ладони. Сон выдергивает руки, явно не зная, куда себя деть от стыда. — Вместе. Надевай шубу,— гладиатор указывает на мех на ступеньках. Омеги не понимающе моргают, следя за происходящим. Юнги снова цокает, и взяв шубу, одевает Сона, сняв свои перчатки, натягивает на его замёрзшие руки. Омега всё равно не до конца понимает происходящее, поэтому покорно даёт Юнги усадить себя на лошадь, после чего запрыгивает сам гладиатор. Он стучит ногой по боку животного, и то, набирая темп, скачет. — Это что сейчас было? — зло спрашивает светловолосый омега. — А слухи то правдивые были. — Какие? — Что гладиатор без ума от Сона. — От этого калеки? Омега с косой пожимает плечами. — Гладиаторы, что с них взять. Обидно, конечно, что он выбрал именно Сона. — Тебе дорогу нужно показать? — спрашивает, Сон когда они выезжают за пределы деревни в лес. — Нет. Я отлично ориентируюсь, — говорит Юнги и сильней прижимает руки омеги к своему поясу, переживая, что он может упасть из-за быстрой езды. — Увидел тебя расстроенного и захотел увезти от тех омег. Что они говорили? — Ничего такого. Про свадьбы. — Хочешь тоже свадьбу? — Не знаю. Они просто сказали, что у меня маленький шанс из-за шрама и мне стоит поспешить, иначе стану старше, и альф не останется. Юнги цокает. — Надо же, прямо Рим какой-то. А я только понадеялся, что тут не так. Сон прижимается щекой к мягкой шубе, прикрывая глаза. — Тут ещё хуже. На одного молодого альфу приходится по восемь омег. — Вот значит как. Ясненько. Юнги больше ничего не спрашивает, и вдыхая морозный воздух, устремляется вперёд к заснеженным горам.***
Погуляв почти что до заката, Юнги говорит Сону отправиться домой, а сам идёт к конунгу на разговор. В доме он застаёт только Чимина, который, стараясь не сжечь овощи, тушит их в глиняном горшке на огне. Благо долго Ходжа искать не пришлось, так как Юнги пошёл ставить лошадь в стойло и встретил там же альфу. Конунг выглядит опечаленным, он расчёсывает гриву коня, и не поворачиваясь, произносит: — Уже вернулись? — Ты, как обычно, в курсе всего. — Я же конунг. — Конунг, которого что-то очень сильно гложет, и он печально вздыхает, как омега, ждущий своего любимого с войны. Ходж поворачивает голову к смеющемуся гладиатору, который плашмя падает на мягкое сено. — Грёбаный римлянин. — Эй! Поаккуратней с выражениями, иначе вызову на бой. Они оба смеются, и Ходж, оставив гриву, тоже падает на сено рядом с Юнги. В конюшне тепло, вкусно пахнет сеном и тихо, только дыхание лошадей слышно. Вся деревенская суета осталась за деревянными воротами, давая короткий отдых Ходжу от дел вождя. — Раздражает меня очень сильно один омега. И в то же время не раздражает. Вот что с этим делать? Юнги быстро сообразил, о ком идёт речь, но вслух не произносит имя Чимина. — То есть вздыхаешь ты по любовным делам? — Ну это не любовные дела. Он мне нравится и нет. То есть, — конунг пытается подобрать слова, а Юнги удивлённо поднимает бровь, так как впервые видит смущающегося и немного нервного Ходжа, — я вот его вижу и хочется поцеловать и в то же время убить. Такое вообще нормально? — У тебя столько омег было и ни с одним такое не возникало? — Нет. Юнги хлопает Ходжа по плечу и с улыбкой произносит: — Тогда поздравляю, ты влюбился. — Эм… — Конунг смотрит на гладиатора с травинкой во рту и тяжело вздыхает, нет смысла оправдываться или спорить. — Странная любовь какая-то получается. И хочешь и не хочешь. — Хочешь, но не можешь, если быть точнее. Ходж поражённо вскакивает и смотрит на умиротворяющее лицо гладиатора, который лежит так, словно является римским вельможей, только слуг-омег не хватает и вина. — Что ты имеешь в виду? — кричит альфа. — То и имею, — спокойно отвечает Юнги. — Ты хочешь, потому что влюбился, но не можешь, потому что тоже влюбился. Ты нравственный альфа с честью и к тому же вождь варваров. А тут не приветствуются гаремы, и чтобы вождь держал в плену римских омег для своей похоти. — Ты понял о ком я? — Разумеется. Твой взгляд на Чимина отличается от взгляда остальных альф, которые хотят его приголубить на ночь. Они бы воспользовались шансом, да не могут. Ходж тяжело вздыхает и снова падает на сено. Он никогда не думал, что будет откровенно разговаривать с римским гладиатором. Альфа никогда не говорил ни с кем о том, что действительно у него на сердце, даже своему брату не мог открываться из-за страха. Ходж совершил ужасный обман, и скоро духи накажут его, или ещё хуже — убьют. — Ты такой мудрый. Юнги заливисто смеётся. — Я наблюдательный, а не мудрый. — Что ты мне посоветуешь? — В любовных делах не дают советы. Тебе решать. Вот только не забывай, Чимин одержим идеей уничтожить Римскую империю и ради какого-то вождя варваров не будет менять свои планы. Ты должен быть готов, что если подпустишь его слишком близко к себе, потом будет очень тяжело отпускать. И главное, сможешь ли его отпустить, ведь когда он уйдёт, он больше не вернётся. Юнги замолкает, в его сердце ощущается боль с тоской по Чонгуку. Омега изо всех сил старается не думать о темноволосом альфе, но не получается. По ночам, когда он не может уснуть, в голове появляется образ окровавленного Чонгука, убивающего Юлиана, горящие деревни и в то же время всплывают воспоминания, где они вместе лежат в кровати в обнимку. Альфа, не осознавая того, причиняет сильную боль Юнги. Сможет ли гладиатор принять легата, омытым в крови невинных, или нет? Но чем он отличается от него? Конечно, гладиатор сражался не по своей воле на арене, и у него не было иного выбора, если он хотел жить, в отличие от Чонгука, который мог выбрать не убивать детей варваров, не сжигать дома и пройти мимо. В этом весь резонанс. Они оба омыты чужой кровью и не смогут получить прощения. — Любовь у всех разная и порой очень не понятная. — У тебя есть кто-то, кого ты любишь, и поэтому хочешь вернуться в Рим? — Не знаю, — честно отвечает Юнги, смотря на деревянные балки, держащие крышу конюшни. — Есть любимый и в то же время нет. Нет, потому что мы не сможем с ним быть. Проведя время у вас, я окончательно запутался в своих чувствах по многим причинам. — Одна из них Сон? — осторожно спрашивает Ходж, подложив руки под голову, и смотря на деревянный потолок. — Я не влюблён в него, меня просто тянет к нему. Не знаю, почему тянет, и всё. С ним мне спокойно, и он хорошо заботится обо мне. — Он в тебя влюблён. Причём очень сильно. — Знаю, Ходж, поэтому стараюсь ему отплатить за его любовь, потому что я никогда не полюблю его. — Никогда не говори «никогда». Кто знает, как сложится жизнь. — Для того, чтобы я его полюбил, мне нужно разобраться в том, что я испытываю к тому, кто в Риме, а затем забыть его. Я поступаю отвратительно. Они молча лежат на сене. Ходж наблюдает за своим конём, а Юнги, погрузившись в свои мысли, всё так же смотрит в потолок. — Скажи, есть где-то в округе римский город. Можно небольшой. Ходж вздрагивает от вопроса и поворачивает голову к Юнги. — Да, не далеко. В двух сутках езды на коне. — Эм… И это не далеко? — По нашим меркам — нет. Городок небольшой, но он располагается по пути в одну из римских крепостей, там много что есть, начиная от вещей, заканчивая информацией. — Это хорошо. — Мои шпионы на днях должны вернуться как раз с различной информацией. Хочу, чтобы ты тоже послушал их доклад. — Хорошо. Только отпусти меня на одну ночь в город. — Одного?! — Чтобы ты не волновался, возьму с собой Сона. Он язык знает и не выглядит как варвар. Юнги мило улыбается, заставляя тем самым усмехнуться вождя. — Хорошо. Только без глупостей. Не хватало мне, чтобы ты уехал, а Сон беременным остался. Юнги разминает немного затёкшее тело и поправляет шубу. — Не переживай, не родит он от меня. — Всё равно. Возьми у Вэра отвар, — кричит Ходж, когда Юнги открывает ворота и выходит из конюшни. — Хотя, если Сон родит от Юнги, да ещё альфу, то возьму его в мужья и сделаю ребёнка своим преемником. Увы, духи обделили меня возможностью стать отцом. Конунг грустно вздыхает, погладив свою любимую лошадь. Выходит из своего маленького убежища. Сон очень удивился, когда по возвращении Юнги сообщил, что они на рассвете отправляются в римский город. На вопрос, что им там нужно, гладиатор коротко сказал «Конунг дал мне задание, а также мне нужно привезти себе пару вещей и кое-что Чимину». «Кое-что» — это большой список, который быстро составил омега, когда Юнги пришёл и сказал о поездке в город.***
— Я Тэхёна очень много лет знаю и впервые вижу его больным. Приказал проверить еду, воду, все его вещи на случай, если его травили, но всё чисто. — Ты о нём так заботишься, — произносит Нисан, лёжа на боку на кровати и наблюдая за тем, как муж готовится ко сну. — Ревнуешь? — ухмыляется Сокджин, повернув голову к омеге. — Мне незачем ревновать, ведь я не испытываю к тебе любви, или думаешь, провели одну жаркую ночь, и всё, любовь до конца веков? — Уже и пошутить нельзя, — немного обиженно произносит сенатор и нарочно поворачивается полностью спиной к омеге, медленно обнажая широкие плечи, пока меняет тёплую тогу на более лёгкую тунику для сна. — Ты на меня в прошлый раз так набросился, давно не был с омегами? — В последний раз с тобой, когда мы провели ту ночь, о которой не помню, и вот недавно. — Я так подумал, стоит найти тебе любовника. — Кого?! — орёт Джин, наверное, на всю Римскую империю и получает нагоняй от мужа, так как дети спят в соседней комнате, и если он их разбудит, то до утра будет он сидеть с ними, а не спать. — Ну не любовника, — Нисан задумывается, пытаясь дать другое объяснение, — а с кем тебе проводить жаркие ночи. Я же вижу, ты хочешь, но сдерживаешь себя. — Если я захочу провести жаркую ночь, как ты сказал, то проведу её с тобой. Сокджин прикусывает губы и зло швыряет кольца на пол вместо того, чтобы положить на столик. — Со мной не интересно, — зевая говорит омега, поправляя рукой слегка отросшие волосы. — К тому же мне тяжеловато кувыркаться всю ночь. — В прошлый раз ты отлично кувыркался со мной полночи, — рычит Джин, только омега не замечает этого и продолжает говорить. — Но всё же я считаю, ой! — Нисан не договаривает из-за того, что его горло больно сжимают, и нависший над ним сенатор выглядит пугающе. — Я считаю, что тебе нужно заткнуться. Ещё раз предложишь мне что-то настолько омерзительное, я тебя придушу, и дети не помогут. Понял? Омега улыбается и кивает. Джин отпускает, и Нисан сильно кашляет, дотрагиваясь рукой до горящей шеи. — Я не прав, прошу прощения, сенатор, — немного с хрипотцой произносит омега. Он замечал странные вспышки ярости у Сокджина, и считал, что это только по отношению к слугам и гладиаторам, но вот такое видит впервые. Нисану закрадывается мысль, что неспроста эти безумные вспышки ярости, которые приходят внезапно и уходят также сами. И он решает пораспрашивать у Тэхёна и у других слуг, как часто они происходят, чтобы знать, болен сенатор, или у него садистская натура, которую он подавляет, но она порой вырывается. — Я посплю в другой комнате. Нисан мягко хватает Сокджина за руку, прекрасно понимая, что если сенатор сейчас уйдёт, то их только налаживающимся отношениям придёт конец, а этого ни в коем случае допускать нельзя. Всё же омега ошибся уже дважды насчет сенатора, поэтому ему нужно узнать лучше его для того, чтобы в третий раз не ошибиться. Иначе такими темпами он точно выроет себе могилу, и дети не помогут. — Не уходи. Я прошу прощения, — Нисан осторожно тянет Джина на кровать и оставляет лёгкий поцелуй на щеке. — Омеги такие глупые, и мы вечно говорим глупости. Сенатор усмехается. — Другой бы альфа поверил, но не я и не тебе. Тебе не идет образ покорного омежки, Нисан, — Сокджин сильно прижимает мужа к себе так, чтобы между их губами оставалась пара миллиметров и томно выдыхает, — ты намного привлекательнее и сексуальней, когда показываешь свою отвратительную натуру, — по слогам выговаривает альфа. Лицо Нисана становится прежним без слащавой улыбки, он отодвигается от сенатора, холодно произнося: — Я остановил тебя, потому что посчитал, что наши отношения испортятся, если ты ляжешь спать внизу. И тебе не нужно душить меня, достаточно мне сказать, чтобы я замолчал. Слуги же увидят красную шею и разнесут по Риму, что ты тиран, бьющий мужа. — Так ты беспокоишься о моей репутации? — говорит Джин, хватая мужа а лодыжку, и медленно тянет омегу к себе. — Конечно. Репутация должна быть хорошей для наших детей и, Сокджин, что ты делаешь!? — вопит Нисан, когда сенатор проводит по бедру омеги. — Хочу провести с тобой жаркую ночь. — Я не хочу. Омега отпихивает сенатора, взбивая подушку, мысленно молясь, чтобы альфа не разозлился снова. Нисан удивлённо моргает, обещая проверить, что именно происходит с сенатором, который абсолютно спокойно ложится в постель. — Можно хоть обнять? — Что за резкое желание ласки? Ты до меня столько месяцев боялся дотронутся, а сейчас готов то ли сожрать, то ли затрахать. Ты меня пугаешь. — Даже альфам нужна ласка, — произносит Сокджин, утыкаясь в шею мужа. Он языком проводит по тому месту, где остался сильный след от его хватки. — Из-за твоей выходки у меня вся шея красная, а между прочим завтра ко мне должны прийти в гости, пара омег. Нисан со злостью отпихивает надоедливого альфу, который, кажется, сошёл с ума, потому что он ловит руки мужа и целует их. — Ты! — Нисан делает вдох и выдох. —Альфа с отвратительной натурой. — Я и не скрываю. Смотри, как мне повезло, нашёл такого же омегу, подстать себе. Нисан качает головой и укрывается одеялом. — Наденешь колье помассивней. Я тебе столько их подарил. Могу ещё подарить. — Лучше достань корицу. — Корицу?! — удивлённо переспрашивает Джин. — Зачем она тебе? — Она мне понравилась. — Легче привезти пирамиды в Рим, чем достать корицу. — Всё, забудь, раздражаешь. — Хорошо, хорошо, достану я тебе корицу. Только можно мне хотя бы тебя обнять? Нисан не отвечает, и сенатор принимает это за согласие, довольно прижимая к себе омегу.***
На рассвете, взяв двух лошадей, они ускакали, оставив недовольного Сана, который полночи отговаривал брата ехать не понятно куда не понятно с кем. К вечеру следующего дня Юнги с Соном въезжают в небольшой городок. Ходж был прав, и в городе много римских легионеров разных чинов, приехавших провести свои выходные в компании омег и вина. Гладиатор сильней натягивает вожжи, и повернув голову к Сону, произносит: — Накинь капюшон. Не говори ничего и делай то, что скажу. Ясно? — Хорошо. Омега покорно надевает капюшон и спускается с лошади. Они медленно идут по узким улочкам, благо на них никто не обращает внимание, видимо, потому, что жители привыкли к гостям. Уточнив, где находится дом лено, Юнги ещё раз повторяет Сону, чтобы тот не говорили, не стягивал капюшон, и оставив лошадей в стойле рядом с публичным домом-гостиницей для путников, толкает рукой деревянную дверь. — Комнату нам, — без приветствия громко произносит Юнги и кидает золотую монету в руки низкорослого альфы с носом, который скорее похож на пятачок свиньи, — лучшее вино и еды. — Разумеется, господин. Прихрюкнов от радости, говорит хозяин лено, приказывая поднять на второй этаж еду и спровадить столь богатых гостей. — Иди. Я сейчас приду. Сон не отвечает и молча следует за красивым омегой на второй этаж. — Что-то ещё желаете? — Желаю, — произносит Юнги, внимательно оглядывая небольшое, но чистое помещение, и делает вывод, что омеги в таком месте наверняка выглядят ухоженно и красиво, это как раз ему и нужно. Альфа потирает ручки и ликует, что в их захолустный городок приехал богатый и важный постоялец. — Я направляюсь завтра в римскую крепость. — Я так и понял, что Вы господин из Рима. Мы очень рады видеть столь важного человека, наверняка, Вы занимаете высокий пост в столице. Юнги усмехается на лесть. — Приведи всех своих омег и построй в шеренгу, — произносит гладиатор и кидает ещё одну золотую монету, при виде которой хозяин лено бежит выполнять просьбу гостя. В общей сложности Юнги насчитал двенадцать омег, двое отсутствует, так как их сняли, но гладиатору больше и не нужно. Он внимательно смотрит на каждого, дважды проходясь туда и обратно. Омеги выглядят хорошо, без синяков, не худые, и на лицах спокойствие. — У тебя хорошие омеги. — Лучшие, господин. Я не бью своих и не морю голодом, — горделиво произносит хозяин лено. — Они у меня для дорогих гостей, а не для всякой грязи. — Это ты сейчас рядовых легионеров грязью назвал? Испугавшись, альфа тараторит: — Что Вы? Конечно, нет. Римские солдаты и без чинов имеют деньги, я про обычных жителей. Пара омег переглядываются, явно не понимая, что происходит, и что от них хотят. — Ты, шаг вперёд, — Юнги указывает на высокого омегу с тёмными уложенными волосами. — Ты, с ярким макияжем, вперёд. Двое омег делают шаг и не знают, радоваться этому или нет. Они смотрят на невысокого альфу в тёплом длинном плаще, который вертит в пальцах золотую монету. Гладиатор задерживает внимание на омеге с кудрявыми волосами, красиво собранными и перевязанными красной атласной лентой, идеально подходящей под паллу тёмно-коричневого цвета. — Такой цвет не выбирают ни знатные омеги, ни омеги из публичных домов. Его носят низшие сословия, вдовствующие омеги или рабы. — Разве этот тёмно-коричневый цвет не подходит к моим зелёным глазам? — произносит с улыбкой омега. Тембр голоса не высокий и не низкий, он убаюкивающий, такой хочется слушать. Юнги сразу же вспоминает Юлиана, от чего его сердце противно ноет. Тот тоже был очень находчивым омегой. — Волосы сам собрал? — Нет. Это сделал омега, которого Вы первым выбрали. — Он решил тебе такую прическу сделать? — Прошу прощения, но что это странные вопросы? — Рот закрой, — сузив глаза, произносит гладиатор альфе, пугая своей зловещей аурой омег. — Я достаточно дал тебе денег, поэтому подай мне вино. Хозяину нечего ответить, и он молча удаляется принести вино, омеги стараются скрыть улыбки на лицах. — Ния хорош в причёсках. Я попросил его собрать мне волосы, чтобы не мешались. — Хорошо. Шаг вперёд. Все остальные, возвращайтесь. Взяв вино, Юнги кидает хозяину ещё одну золотую монету и просит омег подняться на второй этаж, подальше от посторонних ушей. — Я плачу тройную цену за Вас, поэтому этой ночью не работайте. Мне нужно, чтобы Вы помогли моему мужу. — Как? — Ния, верно? — омега кивает. — Год назад на моего мужа напали и оставили шрам на лице. Мне нужно, чтобы вы обучили его прятать это косметикой. — Шрам большой? — уточняет омега с зелёными глазами. — Не очень. Подберите всю косметику ему, а также украшения, одежду и вообще всё, что там нужно омегам. — Мы поняли. Всё сделаем, — хором отвечают трое омег и делают поклон. — Справитесь хорошо, я вам куплю по одной вещи с рынка. Я бы дал монеты, но хозяин их отберёт. — Спасибо за вашу щедрость, господин, — произносит Ния, и Юнги делает вывод, что он старший из омег. — Жду вас завтра утром. Будьте готовы, иначе, — Юнги снова злобно прищуривается, — я лишу вас головы.***
Юнги плохо. Плохо от того, что перед глазами Чонгук, целующий его, обнимающий и ласкающий. Гладиатор пальцем дотрагивается до губ. Они холодные, но для него они горят. Юнги жаждет Чонгука, как иссохшая земля жаждет дождя. Запах железа вперемешку с кровью — это запах его любимого альфы. Гладиатору и латиклавию не суждено быть вместе ни в роли супругов и ни как любовниками. Им даже рядом на одном песке стоять нельзя. Отношения альфы и альфы в Римской империи запрещены и караются смертной казнью. Юнги может раскрыть правду, но гладиатор-омега позор для арены Колизея, как и для дома сенатора, откуда он родом. Таким образом он подпишет не только себе смертный приговор, но и сенатору Сокджину. Почти шесть лет единственной целью для Юнги было сражаться и убивать. А теперь что ему делать? Если вернётся в Рим, то станет новым наставником в доме сенатора Сокджина, на арену ему уже нет смысла выходить. Теперь у Рима есть новый любимчик. К тому же, Чонгук не оставит его в покое и тем самым навлечёт на них обоих беду. Значит, в Рим дорога ему закрыта. Есть вариант остаться в варварской деревне. Ходж может сделать его одним из своих советников или назначить в качестве наставника воинов. Юнги не знает, действительно он сможет прижиться у варваров, и хочет ли он оказаться отрезанным от Рима, с которым он скреплён кровавыми узами. Можно бежать в Египет, на Корсику или в Галлию, но это всё равно Римская империя. Чонгук его найдет, и к тому же Юнги придётся стать наёмником, потому что он больше ни на что не годен. Для Юнги больше нет места в Риме. Юнги больше не часть Рима. Гладиатор попивает вино, смотря в окно. Несколько свечек тускло освещают комнату, в которой есть кровать и табурет. В публичных домах больше не нужна никакая мебель. Сон молчит с той минуты, как Юнги зашёл в комнату. Он поставил еду омеге, кувшин вина на пол, скинул свой плащ и молча сел к окну пить. — Не могу понять, луна сегодня тусклая, или она прячется, не желая освещать Римскую империю? — усмехается Юнги и отпивает из кубка. Сон не отвечает, молча смотрит на Юнги, который планирует пить всю ночь, но за весь вечер осилил только два кубка. — Кажется, я привык к вашему пойлу, вино как-то не идет, — он оборачивается и грустно улыбается Сону. — Задувай свечи и ложись спать. — А ты? — Допью и лягу. Сон кивает, и задув свечи, ложится. Ему не спится, дёргается, когда слышит шум и ощущает, как на кровать легли. Юнги прикрывает глаза, надеясь уснуть и больше не проснуться. Ему плохо. — Я совершил ошибку, не стоило ехать в римский город, — думает Юнги. Подождав какое-то время, Сон осторожно привстает, смотря на спящего гладиатора. — Юнги, — тихо зовет и не получает ответа. Сон нервно кусает губу, мысленно борясь с соблазном поцеловать спящего гладиатора. Хотя бы легонько прикоснутся к губам. Выдохнув, он снова завет Юнги, но тот не отвечает. Сердце омеги так сильно колотится и от страха, и от возбуждения. Приблизившись к лицу любимого, он быстро ложится и закрывает голову одеялом. Пролежав длительное время, Сон всё же решается поддаться соблазну и тихонько зовёт Юнги. Не получив ответа, он аккуратно касается своими губами столь желанных напротив, ощущая лёгкий запах вина. Прикоснувшись, он быстро отодвигается. Грудь тяжело поднимается и опускается, сердце готово выпрыгнуть из груди. Хочется ещё, но Сон не рискует. Боится, не удержится и углубит поцелуй. Всё же он в последний раз легонько касается губ, отодвигается и ойкает. Голубые глаза смотря на него. Луна вышла из-за туч и тускло освещает комнату через окно, этого достаточно для того, чтобы увидеть лицо гладиатора. Юнги рукой сильно сжимает волосы омеги. — Разве это поцелуй? — А это я… — Не оправдывайся! — рявкает Юнги, из-за чего омега чаще начинает дышать. Сон не боится гладиатора: если тот накинется на него, он даст отпор. Он дышит от возбуждения, как тогда, при первой их встрече, когда ощутил кожей холодное лезвие гладиуса и горячее дыхание Юнги. — Отвечай, разве это поцелуй? — ещё более угрожающе повторяет Юнги. — Нет. — Именно. Если хочешь поцеловать, то делай, как следует. Либо не делай. На последних словах Юнги отпускает волосы и поворачивается на бок. Обычный омега наверняка бы расплакался, может, просил бы прощения и хлопал глазами, только не Сон. Хоть в нём и не течёт варварская кровь, но он прожил в деревне очень долго, и варварство врослось в него. Он резко разворачивает Юнги, хватает за кофту, приподнимает его и впивается в губы. Поцелуй получается напористый, отодвинув лицо, он видит улыбку на губах гладиатора и то, как сильно блестят его глаза от возбуждения. — Вот это поцелуй. Хочешь меня? — Очень, — немного хриплым голосом из-за возбуждения произносит Сон и сглатывает. Юнги снова улыбается, проводит рукой по лицу омеги, который от блаженства прикрывает глаза и резко их распахивает, когда гладиатор больно хватает его за волосы. Он языком проходит по скуле, по шее, кусает мочку уха, улавливая стон. Сильнее натягивает волосы и снова слышит тихий стон. — Ты любишь жёсткий секс? — Сон не отвечает, только тяжело дышит. Юнги опрокидывает его на кровать и рукой сильно сжимает горло. — Отвечай. — Ни один партнёр, с которым я спал, не мог удовлетворить меня. Для них жёсткий секс — это грубо вдалбливаться в омегу, не считаясь с его чувствами, но для меня это другое. — Я так и думал. — Что? — спрашивает Сон, подставляя шею для поцелуев. — Ещё с нашей первой встречи раскусил тебя, — шепчет Юнги и вместо поцелуя больно тянет за верхнюю губу омеги. — Я могу воплотить твоё желание в реальность. Хочешь? — Очень. — Разве так просят? — Пожалуйста. Юнги, умоляю, оттрахай меня так, чтобы я стёр колени, стоя на них, сорвал бы голос и остался весь в твоих укусах.***
Юнги чувствует себя великолепно, всё же хороший секс пошёл ему только на пользу, а с учётом того, что Сон любит погрубей и посильней, так вообще помогло гладиатору избавиться от всяких мыслей и переживаний. Сон не знает, как себя нужно вести после такого, поэтому ставит поднос с едой, которую принесли им в комнату, и уговаривает Юнги поесть. Он только берёт кусочек ржаного хлеба с мёдом, и запив вином, выходит из комнаты. Через пару минут гладиатор заходит с тремя красивыми омегами в тёплых плащах. Сон непонимающе моргает и дожёвывает еду. — Любимый, — мягко произносит Юнги, целует руку Сону и приподнимает его с кровати. — Ты пойдёшь с этими тремя омегами, которые тебе покажу город и развлекут, пока я занимаюсь делами. — Хорошо. А где тебя ждать? — Я вас найду. Юнги целует в щеку Сона, и подмигнув омегам, спускается вниз, после чего направляется погулять по городу, чтобы скоротать время и заодно поискать то, что попросил Чимин. — У Вас невероятно заботливый муж. Вам так повезло, — произносит Ния. Сон смущённо улыбается. Хоть это всего лишь игра, и то, что они переспали ночью, ничего не означает, всё равно его сердце так глупо реагирует, и на щеках появляется румянец. А между прочим, он воин, хоть обычно не отправляется на задания, всё равно может отлично драться мечом, и если понадобится, всегда готов сражаться с более сильным противником. Омеги выходят на улицу, на которой кипит жизнь, и обходя обозы с товарами, мило беседуют. Сон решает не забивать голову мыслями о том, что произошло ночью, и наслаждается общением и римской суетой. В деревне варвары ведут более спокойный образ жизни, в отличие от города, который, по его мнению, всегда чем-то занят. Он радуется тому, что всё же живёт среди варваров, а не среди римских подданных. Они проходят вдоль шатров, и торговцы громко галдят, показывают свой товар в надежде, что прекрасные омеги купят что-то. Ния останавливается напротив большого шатра торговца, обеспечивающего одеждой и нужными вещами омег из публичного дома. Хоть хозяин и забирает всё себе, всё равно раз в месяц берёт несколько омег в город на базар и покупает готовую одежду или ткань и косметику. В его же интересах, чтобы его омеги продавались. И его омеги действительно нарасхват, особенно когда на выходные приезжают римские воины из крепостей. Улыбнувшись, продавец галантно пропускает омег в свой просторный шатёр, который защищает от порывистого холодного ветра. Сон открывает рот, но Ния просит его закрыть и наносит на губы какой-то ягодный сок. Трое омег лено подошли очень тщательно к выбору косметики и обучению Сона, как ей пользоваться, который и слова вставить не мог. Он всё пытается спросить, что происходит, но не успевает, потому что омеги кружат над ним и дёргают продавца, заставляя того принести всё самое лучшее. Они то и дело прикладывают различные драгоценные серёжки с камнями к ушам варвара, о чём-то переговариваются, видимо, решая, подходит или нет. — Изумруд не подходит, — грустно произносит омега с зелёными глазами. — Может, топазы в золоте? — Слишком вычурно. И господину не понравится. Ния сидит со серьёзным лицом на стуле напротив Сона, пока двое младших омег прикладывают украшения к лицу варвара. — Господину? — Вашему мужу, — улыбается омега с ярким румянцем на щеках и накрашенными глазами. — Но... я... — Сон не успевает связать пару слов в предложение, когда один из омег довольно кричит и подбегает с коробочкой, в которой лежат длинные золотые серьги с тёмно-кровавым гранатом. Изюминка данных серёжек заключается в том, что гвоздик, на который крепится сама серёжка, из бриллианта. К тому же в самом рисунке присутствуют совсем крохотные бриллианты, которые поблескивают на солнечном свете. Колье, идущее в комплект, также сделано из золота. Дуги колье соединяются воедино с помощью гранатового камня чуть ниже ключиц. Но на этом колье не заканчивается. От граната идёт ответвление, точно повторяющее рисунок, как у серёжек, и заканчивается тоже в гранатовом камне, который обрамлён двойной дугой. В золоте также спрятаны маленькие бриллианты. — Великолепно! — восхищаются омеги, смотря на Сона. — Это очень дорогой комплект, и привезён торговцами шёлкового пути, — продавец очень горделиво произносит. — Не каждый альфа может позволить купить такое сокровище. — Его муж важный чиновник из Рима и без проблем купит у тебя не только этот комплект, — усмехается Ния. — Неси все такие комплекты и поживей. — С каких пор шлюхи позволяют себе такое поведение? — С тех пор, как привели тебе столь богатого покупателя. Сон смотрит в зеркало и поверить не может, что это он. Его чёрный плащ заменили на более дорогой и с белым меховым воротником. Шрам на лице скрыли с помощью косметики, также слегка нанесли тени и подкрасили губы. На его глазах наворачиваются слёзы, но двое омег просят его не плакать и всячески обмахивают веером. Они настолько увлечены и не обратили внимание на зашедшего в шатёр. — Вы закончили? Все оборачиваются. Сон от волнения и слова вымолвить не может, а омеги лено молчат, ожидая вердикт. Юнги не сводит взгляда с Сона, подмечая, насколько красив омега, и совсем не хуже своего младшего брата, но глупые варвары этого не замечают. Он пообещал, что сделает так, чтобы каждый альфа деревни захотел в мужья Сона, а каждый омега будет с завистью смотреть на него. Когда Юнги уедет, он хочет быть уверенным в том, что Сон найдёт себе мужа и будет жить счастливо, воспитывая детей. Таким образом он оплачивает всю ту заботу, которую он получил от Сона, и также извиняется за то, что не может ответить на любовь омеги. — Тебе нравится? — спрашивает Юнги, дотрагиваясь тёплой рукой до щеки омеги. — Очень, — с придыханием произносит Сон. Гладиатор улыбается, и продавец утирает слезу, смотря на столь прекрасную пару. — Хорошо справились. Вы подобрали всё, что нужно? — Юнги обращается к омегам. — Да, включая зеркальца. Только нужно оплатить. — Мы предложили ещё пару тканей, но ваш муж отказался, — говорит Ния. — Почему? — Сейчас холодно, а весной мы же будем в Риме и там купим, — смущаясь, произносит Сон. Юнги прекрасно понимает, что именно скрыто за смыслом данного предложения. — Здесь есть готовые паллы? — Разумеется, — подбегает торговец и указывает рукой на одежду, лежащую на небольшом деревянном столике. Юнги рукой указывает на два наряда и просит упаковать, включая обувь. — Ты выбрал только один комлект украшений? Остальные не нравятся? — гладиатор смотрит на обилие серёжек и колец, разложенных на столе. — Мы не знали, что можно два, — нервно произносит Ния и косится на младших, рукой указывая, чтобы подали украшение господину. — Можно и три. Да хоть десять. Сон снова открывает рот, но не успевает ничего сказать. Юнги отмахивается от украшений в руках омег. — Я сам выберу. Омеги приглядываются и боятся, что альфа, поручивший им задание, разозлился. — У тебя великолепные камни и золото с серебром высшей пробы. Даже интересно, откуда в столь отдалённом от Рима городке столько украшений? Продавец мнётся с объяснением, но Юнги оно не нужно, и так всё ясно, конечно контрабанда. — Нашёл. Примерь, — произносит довольно гладиатор через пару минут. Длинные серебряные серьги, переплетающиеся дугами с чёрным сапфиром в виде прямоугольника, выглядят завораживающе. Холодное серебро и чёрные словно уголь камни — невероятное сочетание. Колье имеет волнистую форму, и где две дуги пересекаются, стоит чёрный камень. Они его обрамляют с двух сторон, от него исходит небольшое ответвление вниз, на конце которого есть большой бриллиант с сапфиром. — Отлично, — улыбается Юнги, и его горячее дыхание опаляет ухо Сона, так как гладиатор лично приложил серьги к лицу варвара. — Надеемся, мы хорошо справились со своей задачей. — Великолепно. Выбирайте, что хотите. Омеги благодарственно кланятся и выбирают простые вещи: зеркальце, пудру и шелковистую оранжевую ленту. Юнги за всё платит, вручает трём омегам немного динариев, благодарит и говорит, что они придут к вечеру. — Ты же говорил, мы на одну ночь. — Так и есть. Накинь капюшон и сними украшение. — Сделал это от отвода глаз и от бандитов? Юнги улыбается и одаривает омегу лёгким чмоком в щечку. Он так счастлив и не ясно, то ли это всё из-за секса, то ли из-за того, что погулял по городу, то ли из-за того, насколько Сон красивый, и уже завтра он сможет продемонстрировать свою красоту деревне. Они снова скачут в быстром темпе, не останавливаясь, и прибывают в деревню к обеду следующего дня. Перед тем, как оказаться в зоне, где находятся воины-варвары дозорные, Юнги просит надеть золотой комплект украшений. Отпускает свою лошадь и садится с Соном на одну, на вопрос омеги, зачем это, гладиатор произносит краткое «Так надо». Жители деревни встречают гладиатора и варвара на коне удивлёнными лицами. Несколько омег, которые в открытую глумились над Соном, роняют корзинки с овощами, когда конь не спеша идёт к конюшне. — Сделай надменный взгляд, — просит Юнги и Сон выполняет его просьбу, понимая, для чего это нужно. Альфы, в отличие от завистливых омег, смотрят с восхищение, веселя Юнги. «Ну наконец-то прозрели, идиоты» — усмехается мысленно гладиатор и прижимает к себе омегу. Осторожно спустив Сона на землю возле его дома, Юнги ведёт кобылу в стойло и говорит, что придёт через пару минут. Сон очаровательно улыбается омегам, и специально наклонив голову, чтобы солнце отражалось от золотых серёжек с гранатом, гордой походкой заходит в дом. В большом помещении сидят Ходж, Минк, Уен, Чимин и Сан, все они часто встречаются за совместной трапезой. Увидев омегу, они замолкают. Первый открывает рот Уен. — Откуда на тебе столь дорогие римские украшения? — Юнги купил, — горделиво произносит омега и снимает новый тёплый плащ. — В смысле? — раздраженно уточняет Сан. — Как так? — А вот так, — пожимает плечами омега. — У меня есть ещё один комплект украшений, и многое чего ещё Юнги мне купил. Ходж подпирает рукой щеку и улыбается, увидев взгляд Чимина, направленный на него, подмигивает. Египтянин усмехается, прекрасно поняв, о чём думает Ходж, да и не только он. — Это что ты сделал, чтобы он тебя столькими подарками наградил? — Ничего. Сон снимает серёжку для Уена, который, взяв её в руки, осторожно рассматривает. Ходж, смотря на счастливого омегу без шрама, улыбается. «Ну да, ну да, не любит он, конечно. Так я тебе и поверил, Юнги» — мысленно говорит сам себе конунг. Сан пытается начать скандал, желая узнать истинную причину столь дорогих подарков, но зашедший Юнги не даёт ему этого сделать. — Я привёз римского вина! — довольно восклицает гладиатор с мешками в руках. Пока альфы напиваются вином, омеги решают отложить трапезу и спешат разглядеть подарки Сона. Чимин, получив мешочек, благодарит Юнги и обещает всё ему вернуть. — Ого! Это очень дорогой и редкий камень, — произносит Чимин, смотря на бриллианты. — Правда? — Ага. Вообще, это очень дорогие украшения. Такие обычно дарят знати или могут позволить очень обеспеченные семьи. У Юнги действительно много денег. Уен рассматривает косметику, расспрашивая то Чимина, то Сона, для чего это. Только Сан молчит, но омеги на это не реагируют, увлечённые своим занятием. — Он мне купил паллу римскую, но не знаю, как её нужно носить. Сон указывает на одежду. — Я покажу. Раздевайся, — командует Чимин, довольный тем, что снова ощутил себя омегой в окружении роскоши. Сон радостно кружится в лёгкой одежде и хочет оказаться в ней перед Юнги, но решает это сделать наедине. Альфы, довольные вином и привезённой едой, захмелели. Чимин отчитывает Ходжа, заявляя, что он и конунг не может напиться, ибо позорит свою честь, на что альфа протестует. Уену на седьмом месяце тяжело тащить мужа, и он просит Сана ему помочь. Юнги с лёгким румянцем на щеках от пары кубков вина машет им рукой. Затем, напевая песенку, заходит в комнату и видит Сона в палле и с украшениями. — Им понравились подарки. — Тебе очень идёт. Ты выглядишь, как римский знатный омега. — Правда? — произносит Сон. Он всегда с завистью смотрел на знатных омег, когда его посылали в качестве шпиона в римские города. Ему всегда нравились украшения, но когда ты варвар, тяжело их носить, так как они могут помешать в бою, и не принято такое среди жителей деревни. Только серьги и обручальные кольца, и только конунг может позволить носит кулон с большим камнем, как символ власти. — Обязательно надену летом. Хоть оно у нас короткое и не такое жаркое, как в Риме, думаю, смогу поносить немного. Брат всё спрашивал, что я сделал за эти подарки. — И что ты сказал? — Юнги плюхается на кровать. — Сказал, как есть, что ничего. — Скажи ему, если будет доставать, что у меня очень много денег, и я не знаю, что с ними делать, вот решил потратить на тебя. — Он не поверит, что ты за это ничего не получил. — Тогда скажи, у нас был горячий секс, и мне так понравилось, что я тебя задарил подарками. Сон смеётся, но прекрасно подмечает то с, каким горячими глазами на него смотрит гладиатор. Ночью не особо был виден взгляд, а вот сейчас, при свете дня, отчётливо прослеживается похоть и желание в голубых глазах. Омега ради интереса подходит ближе, как его хватают и валят на кровать. — Как насчёт того, чтобы повторить? Юнги не понимает, что с ним, и почему ему так хочется секса. Он внюхивается в лёгкий аромат трав с ягодами, ожидая ответа. — Сан вот-вот вернётся. — Не вернётся в ближайшее время, — шепчет Юнги и оставляет поцелуй на губах. — С чего ты взял? — Попросил Уена его задержать. Сон заливисто смеётся, стягивая с Юнги штаны, пока рука гладиатора лезет под паллу омеги. — То есть ты заранее всё спланировал? — Решил, на всякий случай. — Боги, сколько омег ты так обманул? Юнги, довольный тем, что омега в римской одежде задирает её и сразу начинает целовать шею Сона, который, не сдерживаясь, стонет. Он ставит омегу в коленно-локтевую позицию, надавливая на спину так, чтобы Сон как можно сильнее прогнулся. И задрав лёгкую ткань, даёт пару шлепков по попе, на которой ещё остались следы прошлой ночи. Проверив рукой, есть ли естественная смазка, и ощутив, насколько её много, довольно входит членом до конца. Из его груди вырывается стон наслаждения, и он сразу же взяв быстрый темп, и не забывая шлёпать по аппетитным половинка попы, быстро трахает. В середине процесса он начинает душить Сона, который от экстаза громко стонет и просит быстрее и больнее, поэтому получает пару укусов в шею. — Юнги, сделай, как тогда ночью, — задыхаясь от наслаждения, умоляет Сон. Гладиатору дважды повторять не нужно, он тянет омегу на пол. Быстро находит меч в комнате и прикладывает острым лезвием к шее омеги, не забывая его трахать в быстром темпе. Юнги нажимает на рукоятку и лезвие немного режет кожу, но Сону не страшно, ведь гладиатор его не убьёт. Так он получает ещё больше остроты от ощущений. Юнги одной рукой прикладывает меч, другой тянет за волосы и заставляет омегу стоять на деревянном полу, не щадя колен.