Ничейное серебро

      Чон приоткрывает глаза, ощупывая ладонью постель, но находит там лишь одеяло и пустой воздух, от которого тянет мандаринами.       Гуку это правда напоминает Рождество, что из года в год проводил во дворце короля Тэхена вместе с его же семьёй. Но сейчас это не так хорошо.       Альфа полностью открывает глаза, проводя рукой по все тому же одеялу. Вновь ничего не обнаружив, Чонгук вздрагивает от страха и взвинчено поднимается с кровати. В комнате открыто окно и холодный воздух из сада заставляет вздрогнуть. Альфа думает лишь о том, как бы омега не простудился. Хотя, он находит милым то, как Чимин складывает ладошки на личике, чихая.       Он снова уводит свои мысли и улыбку, вместе с ними открывая дверь. Чон боится, что Пак хотел в туалет или покушать, или просто погулять и потерялся. Но эта мысль кажется глупой, ведь это, в конце концов, родной дворец короля.       Альфа осторожно шагает по полу. Голые ступни вызывают характерные звуки. Гук бы умер, если бы узнал, что Чимин пошел без тапочек, морозя нежную кожу. Чонгук расцеловал бы всего омегу, только бы тот не мерз.       В уши альфы бьёт звук всхлипов и капанья мелких кристаллов на пол. Чонгук, не задумываясь, подбегает к Паку, что упёрся тонкой спинкой о стенку и плакал без устали.       Гук просто не может смотреть на то, как этот малыш трясется от холода и страха, потому и надевает на него попавшийся под руку жакет. Король только хмыкает, прижимаясь ближе, чтобы согреться. Альфа думает провести его назад в комнату, но тот отторгает предложение, отходя, что ни на шутку пугает Чона.       Омега смотрит на него покрасневшими омутами и улыбается. Так легко, казалось бы. Но Чонгук видит звериный оскал и безумие в глазках. Пак делает шаг, а Чонгук противоречит сам себе, отходит. Страшно становится тогда, когда в ладошке засеребрил нож. Альфа испуганно сглатывает, делая шажок назад. — Чиминни? — Голос Гука совсем осип и это, кажется, веселит омегу ещё больше, ведь он звонко хохочет. — Ты отдал мое королевство Чанелю, — его голосок похож на весеннего жаворонка, что только начал петь, но уже хочет заклевать всех и вся. — Милый, — Чона передёргивает, ведь сзади лишь стена, — это было не честно. — Пак находится всего в нескольких метрах от альфы, — я должен наказать тебя за это. — И впивается ему острием ножа под ребра, осторожно целуя скулу. — Вот так, потерпи, — Король поглаживает животик Чонгука, пока тот обессиленно падает. — Не волнуйся. На ноже был яд, — омега хихикает. — Правда ведь я умничка, а, Гукки? — Альфа смотрит на него загнанно, чувствуя, как струйка красной жидкости стекает на пол. — Можно мне? — шепчет Пак, опуская пальчик и смачивая его кровью, сразу же, устремляя его в рот, из — за чего его губы окрашиваются в буро-красный оттенок. — Вкусно... — все так же шепчет, добираясь до уха парня. — Пока, любимый... — И выдергивает нож двумя руками, проталкивая его в область грудной клетки. — Люблю тебя... — сказал напоследок, легонько чмокая в посиневшие губы мертвого.