Возможно, повешусь

Их явилось шестеро. Запакованная военная форма, гремящие рации, шлемы с опущёнными стёклами, автоматы вычищены до блеска и вскидываются на любой шум в радиусе десяти метров. Предполагалось, что они несут помощь, честь и доблесть своего подразделения; именно они должны искать признаки жизни и щупать нитевидный пульс человечества в надежде на успех всей абсурдной операции. К сожалению, вместо этого они ведут себя предсказуемо — как редкостные ублюдки, от которых вовремя не убежали. И меньше всего на свете их смущала чужая готовность на любые мирные переговоры. За свою неофициальную карьеру Ник пережил многое, в том числе и групповую месть от обдуренных в рулетку мафиози. Он и всё его тело железно запомнили: если тебя уронили на пол — срочно прячь голову и согнись в калачик, чем плотнее, тем лучше. Так резко уменьшается площадь поверхности для нанесения особо тяжких повреждений. Идеально, если рефлексы работают на уровне врождённых, потому что где-то через минуту мозг отказывается думать рационально. Дальше перед сомкнутыми веками вспыхивает только фейерверк в двадцати пяти оттенках красного — и более ничего. Дальше получается только дышать. Не постоянно, а с перерывами на сплёвывание ржавой крови из носоглотки, пока обе почки превращаются в нежнейшую отбивную под чужими берцами. — За что?! — дико кричит Эллис, собирая в голос все невыплаканные слёзы прошлого и грядущего; ему, разумеется не отвечают, продолжая измерять прочность его молодых ребёр. "За то, что мы живы", — мысленно объясняет Ник, и это хоть капельку отвлекает. — "За то, что все, кого эти гандоны знали и ценили, мертвы, а мы — нет. Именно они сейчас у настоящей власти, куда рвались так долго. Они устали, они боятся и завидуют. Рано или поздно они тоже растворятся в общем гниющем месиве — а мы останемся, если, конечно, сможем передвигаться..." Странно, но именно сейчас картёжнику хочется сказать Эллису, что он любит его множеством разных, абсолютно несовместимых образов. Он обязательно попробует потом, только бы они ради всяго святого, умоляю не сняли предохранители и не начали стрелять. Пусть продолжают использовать ноги. Пусть бешеная ярость затмевает им здравый смысл до конца. чего На грани потери сознания, на самом краю спасительного колодца Ник нашаривает безвольную ладонь механика — и сжимает. Сильно, насколько позволяет парализующая невыносимая боль. Судьба милостива: она успевает дать почувствовать ответное пожатие, и это всё равно, что бросить в колодец надутый спасательный круг.