Боже, храни АлиЭкспресс

3нaeшь, Mэpи, в мoeй гoлoвe звepи. Oни бы тeбя cъeли, ecли бы я paзpeшил. Джиo Pocco

      С некоторых пор Юле очень не нравилось слово «планы», оно звучало опасно, угрожающе, и неважно, вкладывал в него человек невинность и простоту или же обещал муки адские, изощрённые и извращённые. За Джокером не заржавеет. Он вполне мог задумать использовать свою куколку как агнца божьего, помучить на камеру в прямом эфире — в самом деле, разве для него проблема захватить какую-нибудь телекомпанию? Да раз плюнуть, комиксный и киношный Джокер только тем и занимался, что кого-то похищал да кому-то устраивал развесёленькую жизнь.       Пару раз за ночь Юля просыпалась, и, судя по тому, что её мистер злодей спал, как суслик, она могла преспокойно выбраться из квартиры — и поминай как звали. Но тут же срабатывал эффект ловушки, то есть приходило ясное осознание, что крепкий сон Джокера — это своего рода проверка, ловля на живца. На самом деле этот мистер настолько чуткий, что диву даёшься. Конечно, она прислушалась к здравому смыслу и глупости делать не стала. «Молодца», — похвалил внутренний голос, почему-то больше напоминавший голос Джея, нежели свой собственный.       А утром, когда Юля, сидя на кровати и сладко-сладко потягиваясь, посмотрела на неспешно одевающегося Джея, она поймала его лукавый взгляд. Вот ведь Чеширский котяра! А улыбка-то, улыбка! Приторная, аж зубы скрипят — и жуткая из-за собравшихся в складки шрамов. Голова приподнята, губы поджаты, веки прикрыты, и взгляд то ли томный, то ли опасный.       Юля сунула ноги в махровые тапочки и уплыла на кухню: Арес уже что-то соображал поесть, сковородка шипела, каша в кастрюле булькала, чайник пыхтел. Мужчина забрал волосы в смешной хвостик на макушке малиновой резинкой, вертелся от стола к плите в очках-звёздочках и насвистывал что-то из богатого репертуара Мадонны. Завидев Юлю на горизонте, он вручил ей лопаточку и велел следить за сырниками, а сам отправился в ванную комнату припудрить носик. Юля приложила руку к голове и отрапортовала: «Слушаюсь!» — и принялась насвистывать незнакомый, но жутко надоедливый мотивчик.       Она перевернула деревянной лопаточкой сырники, продолжая мурлыкать себе под нос, и почти сразу рука мягко-мягко легла на её талию, прижала.       — Слушай, Арес, я только сейчас поняла, что мы не купили изюм.       Она повернула голову и встретила насмешку, обрамлённую шрамами. Чудовище проголодалось, кушать изволит. Джей взял с сушилки плоскую тарелку и вилкой подцепил несколько сырников, подхватил мотив мелодии и сел за стол. Наблюдая за тем, как он ел, Юля едва не проворонила сковородку, на что Джей, само собой, усмехнулся, но ни слова не сказал по этому поводу. Вместо этого дал указание:       — Заканчивай с этим и поешь как следует, до обеда мы точно не успеем вернуться.       Вернуться? Они куда-то уезжали? Ни тон, ни посыл Юле не понравились, но пока она не решилась что-либо спрашивать или возражать.       Вернувшийся Арес сел напротив Джокера и тоже принялся за еду. Они обсуждали дела насущные, и Юля дивилась переменам в своём соглядатае: с ней весь такой дружелюбный, соловей соловьём, мечта, а не мужчина, а с Джокером вёл себя совсем по-другому. Бугай, сразу видно — лишний раз косо не смотри и палец в рот не клади, с боссом он не гнушался пропустить выражение-другое, скалился, рычал что-то в ответ и выглядел настолько кровожадно, что дай ему в руки цепь потолще, пойдёт губить людей направо и налево. И даже по-детски смешная резинка в волосах выглядела устрашающе, Джокер удивительным образом действовал на людей.       Вчера, помимо продуктов, Юля с Аресом зашли в местное подобие магазина одежды и что-то даже умудрились найти дельное. Местная продавщица а-ля «баба Зина» хоть и была с первого взгляда слаба на зелёного змия, но не огрызалась и вообще была по-русски мила. В итоге среди покупок в списке обозначились завышенные джинсы, футболка с Чубаккой и кеды «китайский Конверс — носи и не жалуйся».       Она села между мужчинами и, как говорится, принялась греть уши. И завтракать. Они говорили о делах, из их разговора стало понятно, что готовится веселье на грядущий праздник, а повод странный: день рождения мэра Августа — Игоря Романовича. Маленький пузатый мужичонка, плешивенький, глазки-бусинки, рот вечно кривился уголками вниз. И взгляд какой-то не человеческий, а птичий. Юля поперхнулась и зачем-то долго смотрела на Джокера, соображая что-то своё. Он семя, которое нашло благодатную почву, и теперь всё вокруг него заражено, вся и все станут стягиваться сюда, в Август. А может, Юля как раз магнит для всякого. Как будто неспроста мэр носил свою фамилию — Чайка. Удивительно, что не Пингвин, по всем параметрам больше всего подходило, но у странно-суровых обстоятельств иные виды на устройство жизни.       Ну и вот, кажется, они хотели поздравить мэра, но дело в том, что если Джокер хотел кого-то облагодетельствовать, то можно заранее заказывать «счастливчику» гроб с удобствами. Ещё из разговора стало ясно, что день икс где-то в июле.       К чёрту. Юля оговорила сама себя, заставила перестать об этом думать, потому что она не сраный Бэтмен, не Робин и кто-либо ещё из всей пиздобратии. Надо признать, что на страницах реальной жизни добро — зачастую всего лишь слово из пяти букв, которым прикрываются не всегда хорошие, достойные люди, а зачастую и вовсе подтираются им. Дерьмо случается. По сути, не бывает плохих и хороших ситуаций, как и плохих и хороших финалов. Это перед титрами показывали слово "конец", но на этом жизнь не заканчивалась. Банально? Конечно. Жизнь вообще сама по себе скучна и неинтересна, если уж копать глубже, а Джокер всего лишь коротал время до грядущей гробовой доски.       Ну вот, она опять пыталась его оправдать, как миленько.       К тому времени, как Юля закончила ковыряться в своей голове и пытаться распутать нераспутываемый клубок, Джей и Арес закруглились с завтраком и с обсуждением, и всё внимание главзлодея переключилось на Юлю. Она как раз доела последний сырник, допила чай и попробовала пошутить:       — Ну-с, нас ждут великие дела. По коням.       Он мастерски быстро преобразился, будто работал в свободное от терроризма время актёром на полставки в местном театре арт-хауса и абсурда. Он отлично справлялся без зеркала, словно на кончиках его пальцев сидели глаза: бутафорская борода закрыла узнаваемые шрамы, парик спрятал неаккуратно причёсанные и аляповато выкрашенные в зелёный цвет волосы. В простой серой футболке с улыбающейся акулой на груди и лёгких летних брюках он выглядел человеком. А вот глаза его выдавали, они не перестали крючком цеплять всё вокруг, стоило только заглянуть в них, и сразу ясно-понятно, кто перед тобой.       Джокер остановился у зеркала в коридоре, но лишь для того, чтобы проверить висевшую рядом куртку и извлечь парочку ножей. Щёлк. Лезвие одного из них выскочило, Джей подбросил его, словно цирковой клоун на арене, поймал и, так ни разу и, не улыбнувшись, всё-таки обратил на своё зеркальное отражение. Не выпуская ножа, молча поправил волосы. Теперь он походил на помесь Джонни Деппа и Хита Леджера: волосы от первого, глаза от второго, и вуаля. Картина маслом.       Юля надела новую одежду и приготовилась прожить этот день не так чудесно, как хотелось бы. Пока они спускались по старым деревянным лестницам, скрипучим и пыльным, она опять пустилась в размышления. Например, идея побега уже не манила обманчивой гениальностью, и даже реши она сбежать, скажем, в Бразилию, остался бы один непримиримый пугающий факт: Земля круглая. Теперь, когда Джокер непоправимо сломан и предоставлен своей головокружительной и неподражаемой кровожадности, вполне нормальным казался вопрос: на кой чёрт ему сдалась простая русская деваха? Ни разу не Харли, не Бэтгёл, не Джеймс Гордон в юбке, не аналог Брюса Уэйна в женской версии. Она не успела додумать начатое, потому что врезалась в спину Джокера и тут же привстала на носочки, чтобы выглянуть из-за его плеча.       Джокер стоял в дверях подъезда и оценивал ситуацию, сканировал взглядом окружающую среду.       — Давно хотела спросить, — раз уж его ухо рядом, почему бы этим не воспользоваться, — дом жилой, квартира ухоженная, не пропитая, соседей не слышно и не видно. В чём подвох? Ты весь дом, что ли, выпотрошил, как плюшевых мишек?       Он оглянулся, скосил глаза и натянул на себя нескромное удивление.       — Детка, а ты-ы маньяк в юбке. Хех. Тебе никогда не говорили, хм, об этом?       Юля ответила ему запинающимися звуками «Э-э-э… М-м-м…» А потом добавила:       — А если серьёзно?       Он встал в дверном проёме так, что не пройти и не проехать, Юля при всём желании не просочилась бы между Джокером и косяком, а если бы попробовала, он бы нарочно вжал её. Поэтому она не рвалась на первые позиции, пусть всё идёт своим чередом.       — Ну-у-у… — неохотно протянул он, словно в ответе не таилось ничего сверхъестественного, а Юля типа могла бы и сама обо всём догадаться. — Эхе-хе-хе… Если подвал заражён, скажем, хм, малярийными комарами, а-а-а условия для их жизни самые благоприятные, то-о иногда местная власть мо-ожет пойти навстречу людям и, ну-у, предоставить им временное жильё на неопределённый срок.       Юля покосилась на покрытые сумраком стены подъезда и поёжилась, представив, что помимо опасных комаров в доме преспокойно могли водиться и какие-нибудь особо опасные тараканы, и крысы-людоеды, и Пеннивайз до кучи.       — А там правда есть такие комары? — как можно тише спросила Юля, будто стены дома могли подслушать её и осудить за такой некрасивый обман.       — Разве что обычные, — небрежно ответил он и отвернулся.       Если бы Юлю спросили вдруг, «Какой самый бесполезный персонаж в мире героев?», она бы тогда даже не стала тянуть с ответом, не почесалась бы лишний раз и не сделала вид, что думает, а сразу бы ответила коротко и ясно: «Бэтмен». Её бы, конечно, сразу принялись бы поправлять, что так, мол, и так, оговорка по Фрейду, даже Юнг бы охотно покивал, соглашаясь. Но Юля стояла бы неприступной китайской стеной на своём: Бэтмен, и всё тут. Джокер — честный злодей, чего от него ждут, он то и делает, то есть убивает, взрывает и снова убивает. Иногда красиво, иногда не очень.       А Бэтмен что? А то. Он прилетает весь такой на крыльях ночи, басит «От винта!» (или это кто-то другой? Ой, всё!) и руками Джокера укладывает штабелями по могилам куда больше людей, чем сам клоун. Наверное, именно это и привлекало всегда Джокера в Бэтмене: такой пуся, пытается сделать хорошее дело, а получается как всегда. Бэтса хлебом не корми, дай спасти кого-нибудь, а потом нечаянно убить полрайона. Он форменный садист, латентный. И вот что удивительно: все его очень любят, особенно дети, для них-то он точно непоколебимый герой морали и порядка. Зато взрослые, если знакомы с его историей, крутят у виска и идут искать в кладовке дробовик, потому что если пристрелить Бэтмена, то, скорее всего, угомонится и Джокер. Попробовать, во всяком случае, стоило.       — Идём, — и, несмотря на то, что всё вокруг смирно, если не считать одиноких алконавтов, которым что понедельник, что утро другого дня — всё по боку, только налей, но Джей всё равно говорил тихо и вкрадчиво.       Может, кто-то и правда мог их подслушивать, но те же алкаши вряд ли на самом деле агенты какого-нибудь филиала ФБР в России. Типа работа под прикрытием, пытаются мимикрировать под окружающую действительность, а у самих ни медведей, ни балалаек. Непорядок. Ну что за люди? Но уж очень подозрительно эти сотрудники разведки напоминали алкашей.       Джей и Юля спокойно дошли до машины — старенький серебристый Форд, авто как авто, таких на дорогах необъятной Родины — тысячи тысяч, и имя им Легион. Плюс Джокер умел мимикрировать под нормального человека, когда это было выгодно ему. А вот выкатился бы он по такой жаре — плюс двадцать пять в тени — в пальто, в пиджаке, в жилетке, а под жилеткой рубашка, то Юля бы первая покрутила у виска. Грохнется в обморок чудо, и откачивай потом своего ненаглядного маньяка и террориста.       Меж тем в машине Юля надела кепку и солнцезащитные очки, и вместе с Джеем они выглядели как среднестатистическая пара, отправившаяся в пятничный день куда-нибудь потусить. Про потусить, в принципе, верно, потому что Джокер это дело любил, особенно если удавалось что-нибудь или кого-нибудь сжечь или взорвать. Ехали с открытыми окнами, и это насмешка городу и всем его порядкам, потому что какой толк искать преступника и его заложницу, если вот они, на голубом блюдечке с золотой каёмочкой, а сделать никто ничего не мог. Потому как оба надели на себя обличия других людей и смешались с многоликой толпой зевак. Никому никакого дела до того, что обычный миловидный парниша повёз свою чику погулять.       — И далеко мы? — спросила Юля, когда поняла, что они приближаются к окраине города. — В лесу меня закопаешь и устроишь квест «найди место, где пираты зарыли клад»? Боюсь, клад к тому времени сдохнет и завоняет, но, думаю, тебя это не сильно расстроит.       Он скосился на неё и вернулся к дороге. И игриво ответил:       — Оу. А у тебя, хи-хи-хи, правда не всё в порядке с головой после взрыва в кафе. Уже не пе-ервый раз ты делишься со мной, ах-ах! своими кровавыми фантазиями. Если потрудиться, из тебя вышла бы хор-р-рошая версия какого-нибудь серийного, уа-ха-ха! убийцы.       — А почему версия? — удивилась Юля, а Джокер в ответ гаденько захихикал, поглядывая на неё.       Ну ёкарный бабай! Смекнув, что так развеселило его, Юля тут же поспешила исправиться:       — Я имела в виду, что не хочу становиться убийцей и уж тем более серийным.       — О нет-не-нет! — промурлыкал Джокер, сворачивая с городской дороги на трассу. — Пе-ервое сло-ово доро-оже второ-ого, ми-илая.       Поздняк метаться и идти ва-банк, потому что Джокер уже нашёл долгожданную верёвочку и клещом уцепился за неё. Теперь все тухлые попытки оправдаться и отмыть своё имя закончатся ещё более глубоким погружением в болото под названием «попробуй отцепить шизика от себя». Хрена с два получится. Джокер мудак, но далеко не дурак, поэтому любое трепыхание и учащение пульса воспринимал правильно и давил на больное место, иногда медленно и плавно, как сейчас, а иногда рвал по живому.       — У меня есть право хранить молчание? — попробовала угрюмо отшутиться Юля, на что получила новую порцию смешков и усмешек.       — Ну, ты всегда можешь попробовать, ни-ког-да не забывай про шанс. Он есть у каждого человека, ах-ах, в том числе и у тебя.       А вот это заявление её немало удивило, и она сразу поделилась соображениями:       — То есть я типа не использовала его, когда попыталась сбежать?       И тут же Юля осознала, что не пыталась избегать темы побега, как какой-нибудь нашкодивший подросток. То есть, получается, она не видела в своём поступке ничего неправильного, а, может, он и вовсе был подстроен Джокером? Он ведь не выворачивал ей мозги наизнанку, не окунал головой в метафорическое ведро воды, приговаривая при этом что-то вроде: «Будешь знать, падла маленькая». До сих пор он ни разу толком не поднял эту тему. Но после её вопроса многозначительно кашлянул, передавая ей таким образом главное слово.       — А Гарик? Ты его не убил?       — Нет, — легко и сразу ответил Джокер.       — Он жив?       — Ага, — Джей потянулся к радио и поискал годную по его меркам станцию. Ни на чём долго не останавливаясь, в итоге выбрал новостную волну и будто бы облегчённо вздохнул.       — Наказал его? — спросила Юля и затаила дыхание.       — Неа.       Ну и раз такое дело, вопрос дня в студию.       — Значит, собираешься наказать меня?       Он нахмурился, не отводя взгляда от дороги. Предельно собран и серьёзен, насколько способен, если способен вообще и если это сейчас не его актёрское мастерство выступило на передний план.       — Слушай. Эм-м. Почему ты предпочитаешь получать удовольствие от, ах, негатива? М? И-и, ну-у, мы вполне можем ехать на природу, на пикник или, хе-хе, искупаться в озере.       Юля мотнула головой. Примерно с полчаса назад они заехали в продуктовый, и это что-то да значило, но…       — У меня нет с собой купальника, и продуктовый набор явно не для романтичного междусобойчика. Так куда мы едем?       — Деловой подход, — кивнул он и облизнулся. — Всё просто: когда… — он вздохнул, явно недовольный тем, что ему приходилось объяснять что-то до неприличия простое. — Когда повышают в до-олжности, проходятся, ну, по всем пунктам. Повышение, эхе-хе, ты получила, — он внимательно посмотрел на неё, на секунду остановился на глазах и снова вернулся к дороге. — Но ты, эм-м, не соответствуешь занимаемой, ах! — должности, твой стержень слабова-ат и тонкова-ат, а умений чуть меньше, чем ни-че-го. И мы, хех, немного нарастим тебе мясца, — он улыбнулся, и улыбка вышла добрая, почти дружеская, в ней так и читалось: «Я твой друг, ты ведь веришь друзьям?»       Вот только в глазах прежняя густая тьма, кромешная, слепящая. Но деваться особо некуда, кроме как выпрыгнуть из машины на полном ходу, так что приходилось подыгрывать ему.       — У меня есть выбор?       — Эм-м, ну-у, нет, — ответил он и пожевал губы.       Он снова ухмыльнулся, вокруг шрамов паутинкой собралась кожа. Как ему с ними вообще живётся? Он так просто их прячет под накладной бородой, ни разу не парится о них. А может, в его шрамах нет никакого подтекста. Ни намека на двойное дно. Людям нужны истории, а Джокер любит причины. Люди хотят истории, и Джокер с радостью обманывает публику своими баснями, а на деле, может быть, дело вовсе не в шрамах. И не в гриме. И даже не в том, что творится в голове у клоуна. Если бы Джокера не существовало, люди бы его придумали, слепили бы Франкенштейна на новый лад и радовались бы. Если бы люди смотрели не на его шрамы, а, скажем, на чёрные, смоляные, густо подведённые глаза, засасывающие, как болото, он бы рассказывал про них. Про «очи ясные».        «Хочешь узнать, как я наношу свой грим?»       Они ехали, ехали, ехали. Мимо мелькали деревья, заброшенные и окультуренные поля, заброшенные фермы и полные коров и жизни. Первые минут пятнадцать сердце радовалась красотам и картинам, любой художник обзавидовался бы, сколько тут мишек можно нарисовать! А потом примелькались изыски русской природы, веки потяжелели, голова набрякла, время потекло медленнее, и наконец сон проник в мозги.       Но дрёма длилась, возможно, не так долго, как хотелось бы организму, а может, всё дело в том, что Джокер очень любил вредничать: и он то ли нашёл единственного на трассе лежачего полицейского, то ли обрадовался русским дорогам, которых в России по-нормальному отродясь не видывали, но факт оставался фактом. Машина где-то подскочила, Юля подскочила вслед за ней и проснулась. Джей гаденько хихикал, поглядывая на неё.       — Мы почти приехали, — как ни в чём не бывало сообщил он.       — Мог бы для разнообразия просто потрясти за плечо, — буркнула Юля и сладко потянулась, расправляя затёкшие мышцы и косточки.       Зевнула, и почти сразу Джей ткнул пальцем в её мягкий, горячий язык, и Юля клацнула зубами, но не успела цапнуть негодяя. Он разразился новой порцией смеха гиены, а она поёжилась и уставилась в окно, сложив руки на груди. Лиственный лес за окном шуршал, жил, махал ветвями и убаюкивал шелестящей колыбельной. Наверное, Джокер заметил, что Юля снова принялась залипать, потому что нашёл станцию пободрее и громко вздохнул. Скорее всего, это сигнал к тому, чтобы начать разговор.       — Теперь ты готов поделиться со мной ценной информацией, куда же мы едем? — Юля не стала делать вид, что ей не интересно.       Джокер свернул в сторону маячившей парковки, непонятно откуда взявшейся в этих краях. Хотя… Вокруг живописно, лес, птицы пели да заливались, не загород, а райские кущи. И посреди этого островка одинокая парковка. Огромная. И не какое-то заброшенное кладбище ржавого металлолома, нет: тут и там ровными рядами машины, новенькие и не очень, широкие коридоры разделяли каждый ряд, что, реши какой-нибудь водила, что ему пора, любое авто могло выехать без проблем. В некоторых коридорах могли бы разъехаться сразу две машины, не доставив друг другу при этом ни капли препятствия.       Собственно, машин было много, а вот людей — хрен наплакал. Джокер, конечно, мог согнать сюда столько авто, сколько позволяло его отсутствие совести, но так запариваться? Сколько километров от города до этого места? Сотня? Две? Смысл мотаться туда-сюда? Нет, тут что-то другое.       — То есть закапывать ты меня и правда не собираешься. Тогда, может быть, закроешь в одном из багажников.       Она посмотрела на него.       — Холодно, — пропел Джей и склонил голову набок. — О чём мы с тобой недавно говорили?       — О повышении, — неуверенно ответила Юля.       — Именно! И-и-и? — он сделал жест рукой, побуждая Юлю выдать правильный ответ.       — И-и-и ты решил подарить мне машину? — плохая идея — тоже идея.       Он разочарованно цокнул языком и быстро облизнулся несколько раз. Затем положил руки на руль так, что кисти свесились. Пожевал губы. Сгорбился. Покрутил головой, будто что-то выискивая, а потом снова облизнулся.       — Ты торопишь события, куколка. Что происходит, м-м, ну, до выбора машины?       Много чего на самом деле, что душа пожелает. Когда Джокер задавал вопросы, ответ мог подразумеваться какой угодно, вплоть до «сначала сходи в цирк и подумай над своим поведением».       — Ты хочешь научить меня водить машину, — звучало, как полная ахинея, но что для нормального человека сущая нелепица, то для Джокера дикая норма.       — Умница, — похвалил он.       Юля не смогла удержаться от вопроса о том, где же все, почему стоянку никто не охранял, ведь неразумно так оставлять движимое имущество в таких масштабах. Ответ оказался до банального прост: в трёх километрах от стоянки расположилась эко-резиденция одной немаленькой политической партии, и сейчас приехавшие расслаблялись, отдыхали, напивались в хлам, а так как их нескромный уголок расположился неприлично далеко от города — в девственной глуши посреди леса, то наивные человечки даже не озаботились охраной. Местечко явно считалось тайным.       Так вот чем Джокер занимался все те шесть дней, что пропадал пропадом! Он изучал город, рыскал, разнюхивал и разведывал каждый угол — и не только город и его окрестности, но и область. Чтобы найти подобный спрятанный от посторонних глаз райский уголок, требовались немалые мастерство и связи. Джокер умел везде запустить свои паучьи лапки, найти кого-нибудь слабого «на передок» ротозея и хитростью выведать все тайные тайны и секретные секреты. И вот уже рукав клоуна полон неплохих козырей.       Припарковавшись в дальних рядах, Юля и Джей выбрались из своей машины и направились изучать шведский стол.       — Если хочешь что-то спрятать, прячь у всех на виду, под самым носом, — поделилась мыслью Юля, попутно наслаждаясь свежим воздухом и ароматом зелени и леса.       Джокер небрежно отмахнулся. Ну да, ну да, это работало с обычными людьми, но не прокатывало с Джокером, он мог найти что угодно, заберись хоть на самую вершину Марса. Ничто не могло помешать ему снарядить космическую кампанию по поимке лакомого кусочка. Кошки-мышки — они и в Африке кошки-мышки.       Сначала они бродили между рядами, как в зоопарке. Юля думала, что Джей выбирал машину, но он всего лишь подыскивал удобное местечко. Душа, надо сказать, ёкала, хотя Юля не слыла никогда любительницей автопрома, но от такого изобилия глаза разбегались и что-то в душе восторженно ворочалось, а от предвкушения действа сердце стучалось в рёбра новорождённым ксеноморфом.       Когда Джокер выбрал стартовую площадку, следующий его выбор пал на ближайшую удобную для выезда машину — белая четырёхдверная Тойота. В годах и вторых названиях типа «Корола» Юля не разбиралась от слова совсем, поэтому просто кивнула сама себе, как типичная девочка: «Беленькая, мне нравится, и колёсики на месте». Она полезла на пассажирское сиденье, но Джокер ухватил её за ворот футболки, вытянул наружу и, вложив в её ладонь ключи, подтолкнул.       — Ах, Юмми-Юмми, твоё место за рулём. Пошла.       И снова толкнул. Юля испуганно оглянулась, потому что, если честно, рассчитывала на то, что первый урок будет заключаться в том, что её познакомят с кнопочками и рычажками, а практика когда-нибудь потом. А вышло: «Знакомьтесь! Алиса, это пудинг! Пудинг, это Алиса! Унесите! Ну вот, вас только познакомили, а ты уже на него с ножом!» Спорить с Джокером бессмысленно, это то же самое, что пуститься в диалог с зомби, итог один: сожрёт и не подавится.       Они уселись каждый на своё место — Джокер ожидаемо занял пассажирское сиденье рядом и принялся объяснять, где и что.       Юля, как ей и полагалось, долго тупила и не могла запомнить, где тормоз, а где сцепление, а потом ругалась про себя, на кой хрен в машине аж целых три педали? Невообразимо много, вот ноль — то, что надо. Через какое-то время мистер великий учитель ушёл отлить, а Юля полезла в бардачок и нашла там белый лак для ногтей. Что с ним делать — вопросов не возникло, и Джокер застал её за странным занятием — скрючившись в нечто неживое, она подписывала педали: «С», «Т», «Г».       — Эм-м-м, что ты делаешь?       Он уселся на место и сунулся к Юле, наблюдая, как она, кряхтя, старательно выводила буковки.       — Сцепление, тормоз, газ. Чёрт. А точно в такой последовательности? Эти две боковые педали так похожи друг на друга.       — Ах-ах-ах, Юмми, единственное место, куда водитель до-олжен постоянно смотреть и-и, эм-м, подсматривать, — э-это дорога. Куколка, м-м-м, не хочу тебя, э, расстраивать, но-о э-это, — он облизнулся и покивал на подписанные педали, — приведёт тебя прямиком в ад. В прямом смысле. Бе-ез шуток.       Потом он рассказывал про рычаг управления, про скорости, и Юля тонула в охватившей её панике.       — Я чувствую себя цирковой обезьянкой, — поделилась она грустной ассоциацией.       — Ну, нет, — он посмотрел в окно и привычным движением провёл пальцами по бороде, в тех местах, где были спрятаны шрамы. — Обезьянка — всегда понижение в должности, даже, ах, несмотря на то, что она многое умеет.       Самым лёгким делом оказалось вставить ключ и завести машину, а всё остальное выглядело как изощрённая пытка. Сначала Юля, как и положено, путалась в педалях, всё время забывая про сцепление.       — Хех, в этом нет ни-ичего сложного, — Джокер жевал сорванную травинку, и непонятно было, то ли он подбадривал, то ли издевался.       — Ну, знаешь ли, я не вылупилась из мамки сразу двадцатисемилетней, нашпигованная букетом умений, как некоторые.       Она сердилась: на себя, на машину и, конечно, на Джокера. А он что? Он любил, когда детишки заваривали кашу, да покрепче, да поядрёнее, а потом сами же и расхлёбывали её — у него на виду, конечно. А как иначе? Вот именно: никак. Вышла интересная штуковина, ведь как раз в такой ситуации и оказалась Юля, никто у её головы пистолет не держал, когда она заказывала игрушку. Шута без шутовского колпака. А случилось всё так, как и любил Джокер — Юля ввязалась в игру, которая ей не по зубам, но посмотреть ему уж точно хотелось, как комнатная фиалка, привыкшая к мамкиной заботе, стала бы из ямы, которую сама себе и выкопала, выбираться. Очень смешно! Обхохочешься.       Аллилуйя, она всё-таки запомнила наконец, где эта чёртова педаль сцепления и когда её надо нажимать. По ощущениям время встряло где-то в пробке, а когда Юле удалось добраться до часов, она обнаружила, что прошло с начала обучения уже полтора часа.       Когда Джокер объявил пятиминутный перекур, Юля заглушила мотор и откинулась на спинку, ощущая себя вовсе не человеком, а какой-то гусеницей, собравшейся перелинять. Хорошо бы лучше сдохнуть. Сейчас. Можно, конечно, поныть, но бесполезно ведь, мастера ножа и лома это точно не проймёт. Он не из тех мужчин, на кого действовали женские штучки типа слёз и надутых губок. И даже щенячьи глазки — всё равно что пытаться соблазнять заплывшего, водянистого, обглоданного мертвеца. Много ли выйдет из этого? То-то же.       — А что если кто-нибудь придёт? Мало ли что может понадобиться в машине, — спохватилась Юля, вдруг испугавшись картины, которую представила.       Какой-нибудь планктон притащит своё жирненькое тельце на стоянку, чтобы съездить в город за мягонькой любовницей, а тут он. Джокер. По воле судьбы занявший машину бедолаги. Вот умора-то. Джокера, в принципе, вопрос не застал врасплох, что вполне ожидаемо, никто от него и не ждал внезапного испуга в духе «блин, а ведь точно». У него всё продумано, у психопата под колпаком каждый запечный таракан и каждая плешивая крыса из подворотни, а о людях и говорить нечего. Все эти человечки у него в кармане, как зайчики для фокусов.       — Эхе-хе, тогда-а мы встретим его со все-ем радушием, — пропел Джокер и потянулся в сторону двери, порылся там и вытащил пистолет. Осмотрел его взглядом мастера, повертел в руках и сунул в бардачок.       Оу. Он не просто приезжал сюда недавно, он всё заранее продумал, выбрал транспорт, всё подготовил для уик-энда. Вот хитрожопая сволочь!       Хотя чему удивляться-то? Это ж Джокер, мать-перемать. Например, по дороге на стоянку они завернули в один из попавшихся по дороге магазинчиков, и логично бы оставить Юлю в машине, но Джей потащил её с собой. Игра в судьбу и в случай — как раз то, что заставляло его сердце биться. Они бродили по душному залу и складывали в корзинку всё, что душе угодно: хлеб, шоколадки, шоколадная паста, одноразовая посуда, нарезка, бананы, жвачки — Юля не удержалась, когда увидела на полке у кассы милоту из детства: Love Is. Джей ухмылялся, когда за дверями магазина она первым делом развернула две штуки, сунула пахучую резину в рот и принялась читать вкладыши.        «Любовь это…       … Принимать его таким, какой он есть».       Ага, подвезли предсказания. Чудненько.       А на втором написано: «Любовь это… Умение забывать обиды». Юля глянула на щурящегося от солнца Джокера и сунула оный вкладыш ему. Но тут же пришлось сделать ремарку, когда он посмотрел на Юлю исподлобья, как патологоанатом на свеженький славный труп: «Ой, никто не говорит о любви, но какая-то сентиментальность должна в тебе водиться». И правда, что-то же должно компенсировать отсутствие совести, не единой же злобой жить да поживать.       Но это приятные воспоминания, как ни крути. Она поёрзала на водительском сиденье, нахмурившаяся и сонная, по немой команде внимательных глаз повернула ключ зажигания и приготовилась к следующему этапу. Новое задание — новая головная боль. Надо выехать со стоянки и проехать по достаточно широкому коридору вдоль цветастых рядов машин, краской поблёскивающих на солнце. Легко сказать! Даром, что коридор просторный, толку ноль, но Джокер непреклонен, и Юля послушно завела мотор.       Тойота качнулась, Юля и Джокер качнулись тоже. Дёрнулись одновременно. Сцепление, газ, рывок. Сцепление, газ, рывок. Автомобиль неумелым, необъятным ледоколом прокладывал себе путь, неуверенный, несмышлёный, как и капитан. Простачок и дурачок. Джокер меж тем нервно облизывался, шумно вдыхал носом воздух, покачивал головой в такт рывкам и то и дело оглаживал ткань брюк. Будто его обуял какой-то новый вид нервного тика.       — Эм-м-м, — наконец отозвался он на Юлину возню с машиной, — я не очень уверен, что, ну-у, мы едем.       — Поверь мне, мы едем, — огрызнулась Юля.       Он ухмыльнулся, и в этом коротком звуке то ли насмешка, то ли угроза, сразу и не понять. Конечно, он объяснял: и как нажимать, и всё остальное — на словах раз плюнуть, села и поехала, а на деле сплошное мучение. Пытка пыткой. Изощрённое издевательство.       Юля не поворачивала к нему головы, но чувствовала его прожигающий взгляд, провались он пропадом. Ещё пару раз попыхтела над тем недоразумением, которое по неосторожности про себя называла «ездой». И наконец оглянулась и упёрлась своими глазами в его — прожигающие, острые, насмешливые. И злоба пуще прежнего захлестнула её, злая ярость, слепая, почти неуправляемая. Но чтобы не подливать масла в огонь, Юля разлепила ядовитые от невысказанных слов губы и почти прошипела:       — Что?       Джокер выкатил на неё глаза и указал на себя пальцем, типа «а я тут при чём?» Затем поправил выбившиеся пряди парика за уши и потыкал в сторону педалей.       — Сцепление? — простонала Юля.       Он покивал, облизываясь при этом.       — Пла-авно отпускаешь, пла-авно нажимаешь на газ.       Она глубоко и тяжко вздохнула.       — И передача, — в её голосе звучала боль невыносимой безысходности.       Они молчали некоторое время, Юля по-прежнему держала руки на руле и обиженно сопела.       — У некоторых людей, — она заговорила первая, — бывает топографический кретинизм. Так вот у меня автомобильный кретинизм. Я дурак. Вот скажи честно.       Она поймала его пристальный взгляд.       — Зачем я тебе, а? Я бы поняла ещё, если бы я была гением каким хитрослепленным, но я же полный провал на твоём фоне. Ошибка природы. Так, может, пожмём друг другу руки здесь и сейчас и разойдёмся каждый своей дорогой?       А внутри заворочалось что-то щемящее, потому что со словами пришло осознание: она не хотела отпускать психопата, не хотела, чтобы он уходил, но и всё то, что творилось с ними, — неправильное. Он — гений из гениев, злодей мечты, а она просто пигалица, заигравшаяся в куклы.       — О, дело в то-ом, что, хм-м, игрушка обязана быть забавной, — непринуждённо ответил он. — По всем параметрам после того, ка-ак я, ну, сделал тебе больно, то есть стёр отпечатки, о, а это и правда больно. Но-о суть в том, что-о ты забавная. Это главное. Хах. Потому что… ну-у-у… обычно после такого мало кто с мягким характером, податливым решился бы не то что сбежа-ать, но и слово поперёк вставить. Ты меня удивила. Взяла и слиняла. Пришлось, знаешь ли, хм-м, попыхтеть, чтобы отыска-ать тебя. Поначалу даже думал, что тебе сломать: ру-уки или но-оги. Или сначала пальцы на руках и ногах, а потом уже и-и… Но когда я тебя нашёл, а нашёл я тебя достаточно бы-ыстро, ты не была похожа на свою же трясущуюся от страха те-ень, как я ожидал. Такая, ах, уверенная, такая отчаянная. Полна жизни. Хе-хе… Наверное, часто обо мне думала.       Юля сильнее вцепилась в руль: думала ли она о нём? Скажи она ему «нет», он бы распознал ложь ещё на моменте открывания рта. Поэтому она просто кивнула. Ни дня не проходило без мысли о нём, что правда — то правда.       — Ой, только не затопи тут всё! — застонал он и закатил глаза, почти устало стукнув кулаком по оконному проёму.       Но раз фонтан прорвало, Юля уже не могла остановиться, она выгребла себя из машины, синей кляксой выползла в жару и, растирая слёзы по щекам, побрела вдоль машины по коридору. Столько всего нужно запомнить, но всё это не помещалось в её голове, как ни запихивай. Пусть бы завёл себе ручную обезьянку, которая могла бы и гранатами жонглировать, и устраивала бы форсаж на любой вкус, только скажи. Но нет же, ему хотелось её помучить, вывернуть её уверенность в себе и встряхнуть как следует, а потом пройтись острым словцом, отполировать по больному, чтобы уж наверняка.       Но она — серединка на половинку, клякса.       Дверь позади хлопнула, Юля не оглянулась, знала, что не сбежит от него, поэтому подёргала все встречные машины за ручки, нашла одну незапертую — и какой ротозей такой беспечный растяпа? — влезла на заднее сиденье и замерла, глядя в окно на идущего к ней злодея. Для него всё веселье: вижу цель — не вижу препятствий. Когда он забрался внутрь и сел рядом, привычно причмокивающий и облизывающийся, шарящий глазами по своей куколке, она почувствовала острое желание вцепиться ему в горло зубами. И сжимать челюсть сильнее, рвать кожу, если он сейчас ей что-нибудь скажет, откроет арсенал своего «Ха-ха».       Когда он протянул руку, она почти ощерилась, но чуть угомонилась, заметив в его пальцах маленькую шоколадку. Юля охотно взяла её, готовая в любой момент осуществить желаемое и впиться в психа, потому что она ожидала вместо сладости гадость. Хрум. Шоколад на языке потёк густым киселём. Не обманул. Пришлось напустить на себя ещё больше угрюмости, а Джокер ухмылялся. Он весь приторно елейный, но прежние жёсткость и жестокость не выкатились из его глаз, и опять он обманывал улыбкой и детской песенкой, которую принялся насвистывать. Он не успокаивал, он предупреждал. Капризничай, но не забывай, где ты и с кем.       Джокер осмотрелся, смешно щурясь и морща губы, язык скользил по внутренней стороне щёк от одного шрама к другому. Туда и обратно. Туда. Обратно.       — Тебя кто-нибудь тискал на заднем сиденье когда-нибудь? — вопрос такой лёгкий, будничный, звучал как «ты когда-нибудь пекла печенье?»       Юля как раз прикончила последний квадратик шоколадки, смяла хрустящую обёртку и замерла в немом вопросе. А мистер нырнул между передними сиденьями и щёлкнул кнопкой. Щёлк. Двери закрылись, не выбраться. Юля вздрогнула, на автомате повернулась к своей двери. Уже не страх, но пока ещё осторожность — приправа по рецепту Джокера, а иногда приглашение, это как кремовый цветочек на куске торта, хочется его слизать.       Свою дверь он оставил открытой, в насмешку, не более, потому что открытая дверь — всегда вызов, а Джокер — маленькое препятствие.       Бодрости и правда прибавилось. По крайней мере криворукость уже не воспринималась как кривожопость, а всего-навсего маленькое недоразумение. Может, у неё руки из жопы, зато золотые. Или позолоченные.       Плавно. Пла-авно. Машина медленно двигалась между рядами, Юля сосредоточенно следила за коридором, за рулём, за педалями. Когда они останавливались передохнуть, она по новой спрашивала, как переключать скорости и как определить, какая именно сейчас выставлена, если напрочь забыла, на какую переключила. Как прочитать столь абстрактное положение рычага? Она даже хотела записать всё необходимое в блокнот, но Джокер выхватил его и выкинул на улицу, затем недовольно постучал пальцем по Юлиной голове, приговаривая:       — Всё должно храниться зде-есь, ку-уколка. Во-от твоя записная книжка.       Они добрались до первого поворота, а заодно и до нового ступора. Если бы Юле не надо было учиться водить машину, она бы закатила глаза и сказала бы что-то вроде: «Пф-ф, да тут можно устроить зоопарк для стада слонов, ещё и место останется», но в нынешнем положении хотелось воскликнуть: «Да ёбтвой! Тут и два муравья не разойдутся!»       — А теперь что? — растерянно спросила Юля.       Джокер плавно взмахнул руками, указывая на путь впереди.       — А теперь повора-ачивай.       Он раздавал указания, как выкручивать руль, чего куда жать, что делать, и машина медленно — ме-едленно — поворачивала, периодически останавливаясь. Юля выдыхала и снова жала на газ.       И, упс, машина едва не чиркнула бампером о другое авто, на этом поворот завершился неудачей — Тойота немного не вписалась.       — Ах, ах, сдаём назад, — Джей помогал, говорил вкрадчиво, не повышал голоса, даже когда Юля нещадно тупила.       Но она кое-что упустила: если золотые руки растут из жопы, ключевое слово вовсе не «золотые». Она должна была отъехать плавно назад, осторожно, почти ювелирно, потому что Джокер руководил как мастер высшего разряда. Он не отмалчивался, не бросал её в беде, не полагался только на неё, а находился тут, рядом и в её голове. Что бы она ни спрашивала у него, он отвечал. Без шуток, не огрызался, не распускал руки. И пусть всё шло медленно, но зато аккуратно, хотя момент всё просрать наконец настал.       Машина двинулась назад.       Авто понеслось назад, как бешеное, будто в мотор вселился дьявол, который захотел забрать две души в ад. Бах! Юля вскрикнула и отпустила руль. Схватилась за голову и почувствовала, как задыхается — от паники. Она что-то лепетала, несла какую-то чушь, не слыша и не помня себя. Всё-таки первая авария, пусть и несанкционированная. Не приедет строгий дядя инспектор, не погрозит пальцем, не нахмурится и не отчитает — Юля понимала это задним умом и всё равно паниковала.       — Тихо! — рявкнул Джокер.       Он сжал губы и несколько раз тряхнул головой. Волосы рассыпались.       Ей пришлось взять себя в руки, другого выхода не оставалось. Машина снова тронулась вперёд, всё так же медленно, но на этот раз Юля вытянулась вперёд, вертела головой туда-сюда, высматривая дорогу, будто той и в помине не было. Словно под колёсами поросшая сорной травой поляна и надо отыскать тропу в качестве указателя.       — Куколка? — позвал Джокер.       — Погоди, — будь у неё возможность, она бы отмахнулась от него, как от зудящего над ухом комара, но страшно выпустить руль.       И она снова вытягивала шею, привставала над рулём, когда машина приостанавливалась. Так. Кажется, в этот раз удастся вписаться в поворот, и это чертовски хорошая новость. Появится повод вечерком угоститься коньяком Ареса, пусть пройдоха порадуется за неё.       Между ней и Джокером сегодня всё складывалось хорошо, и это пугало, потому что если рядом с Джокером вдруг становилось безопасно, то это плохо. Значит, он что-то уже нахуевертил в своей голове и теперь подводил к новой игре. Юля заставила себя не думать об этом хотя бы сегодня.       — Оу, я, конечно, никогда не участвовал в «Формуле-один», но даже мне ясно, что машину водят, ну-у, не так.        «Завали ебало». Юля проглотила слова и промолчала, но его обращение якобы в никуда подействовало, и она перестала вытягиваться над рулём и вытягивать шею. Машина двигалась медленно, Юля не торопилась, выкручивала руль, Джокер положил левую ладонь рядом с её правой рукой, но никакого давления. Он тут как подстраховка на случай нового «бум».       О да! Она смогла! Машина плавно, красиво, ровно вошла в поворот и выехала на новый уровень, на этот раз лёгкий — просто проехать метров сто вперёд.       — Перекур, — бодро объявил Джокер.       Они потратили на обучение почти весь день. Солнце касалось верхушек деревьев, готовясь отойти ко сну и уступить право наводить порядки вечеру. А воздух какой! Уже не раскалённый, свежесть пришла на смену удушливому пеклу. Редкие облака на небе окрасились в багряный, вот-вот солнце укатится, ещё чуть-чуть. Юля вышла из машины, хлопнула дверцей.       — И куда это ты? — Джокер вылез следом и вытащил с заднего сиденья бутылку воды.       — Поздно уже, пора бы по домам, — довольная собой, ответила Юля.       Джокер повертел головой, что-то поймал своим зорким взглядом и зажмурил один глаз.       — Но-о природа успокаивает, малыш, — он широко улыбнулся, обнажив жёлтые зубы.       — Ты это к чему? — напряглась Юля, чувствуя неладное.       — Ну, м-м-м, мы остаёмся. К тому же у тебя есть возможность отпраздновать своё повышение, — он кивнул на возвышающийся синий микроавтобус впереди. — Хозяин предусмотри-ительно припрятал в минибаре, ах, бутылку шампанского.       — Да ты спятил, — офигела Юля. — В любой момент сюда могут заявиться люди, нас обязательно найдут, особенно после этого.       Юля указала на машину, на которой она училась ездить, вставшую посреди коридора.       — Хм, мы сейчас перекусим, и-и я научу тебя паркова-аться, куколка.       Он достал пакет с продуктами, прихваченный из своей машины, на которой приехали в это место, захлопнул дверь, и напевая «Джинг белс», бросил снедь Юле.       — Сообрази пока для нас что-нибудь.       Очень странные дела: почти адекватный Джокер — это не к добру, это затишье перед бурей.