Боже, храни АлиЭкспресс

      Понятно, что ничего непонятно. Любая загадка рано или поздно заканчивалась долгожданным ответом. Даже неправильно поставленные условия всё равно приводили к какому-либо знаменателю, даже закольцованность своего рода — выход. Пусть толком непонятно куда, но выход. Или вход. Юля ждала чего-то в духе домашней беседы — папочка должен пояснить всё-всё своей неразумной, глупой девочке, не способной дотунькать до всего самой. «Ку-уколка, — они уселись бы за кухонный стол, напротив друг друга, — это всё, хм, езда, передавленные собаки, это не просто так, я сейчас всё тебе объяс-сню». И он бы разложил по полочкам каждую минуту её странной двухдневной жизни.       Но хрен там плавал. Соси и выкуси.       Если бы Джокер не прострелил часы с кукушкой в первый день их пребывания в новом старом доме, то в притаившуюся тишину тихонько бы вплеталось негромкое, монотонное тиканье. Джокер любил подгонять людей, ядовито приговаривая: «Тик-так, тик-так». Он сам над всеми часы, сломанный маховик времени. Тик-так, мистер Джей наступает на пятки. Тик-так, если не хочешь его фирменный ножичек под рёбра.       Стрелки маленьких настольных часов — заразы, издевательски тихие и беззвучные — только-только перевалили за полынный, жаркий полдень, а Юля не понимала, что делать и какого хрена. Она посидела на стуле времён Ленина, который «хой», потом переместилась на непонятно-коричневый продавленный диван. Невозможно, ужасно скрипучий. В разные периоды дня Джокер то обожал его, то так же неистово ненавидел и пару раз даже попробовал сжечь, но в последний момент задувал спичку и уходил на кухню.       Так вот. Он просто ушёл и ни-че-го не объяснил. На кой ляд он вообще устроил Юле бешеные скачки? Какой великий замысел скрывался в охрененно несмешной шутеечке? Где найти такого человека, который сможет по кофейной гуще рассказывать о том, как следовало читать величайшие шарады?       Злодейский злодей, он же по совместительству мистер Джей, не явился ни после двух часов дня, ни после четырёх вечера. Ни его, ни Ареса. И даже после шести, когда Юля поколдовала на кухне и приготовила ужин на троих, в доме стояла гробовая тишина. Только пару раз где-то за раковиной пошуршала мышь, и Юля поставила рядом с дверью блюдечко с кусочком морковной котлеты и маленьким квадратиком сыра. Мышь высунула нос, поглазела на Юлю и не решилась вот так, при посторонних, вылезти и отведать угощение. По этой причине вечерняя трапеза Юли протекла в одиночестве.       Тик-так, тик-так. Она ждала допоздна, выключила во всём доме свет и просидела у окна. Всматривалась в густые летние сумерки, пахнущие горькими травами и летней, пыльной свежестью. Где-то вдалеке прогремел гром, далеко над городом сверкнула неровная полоска молнии, осветила горизонт и угасла. Всё снова погрузилось в первозданную тьму. Совсем скоро первые тяжёлые капли ударились о крышу, отскочили ярким, звонким эхом, и невидимая чёрная туча разродилась по-детски обиженным плачем. Не церемонясь, одарила город благодатным ливнем, тяжёлые пузатые капли часто-часто забарабанили по крыше и по окнам. И даже после этого Джокер не вернулся домой, мокрый, пыхтящий от отяжелевшей мокрой одежды. По правде говоря, ему бы не помешало ополоснуться, чтобы смыть остатки неаккуратного грима. Эти кляксы и на грим-то не походили. Человек-клякса. Человек-загадка. Человек-боль.       И в этом чернильном безмолвии Юле вдруг стало жаль этого пропащего, пропавшего человека, утонувшего в самом себе. В своём безумии. Стереть бы с лица страшные, уродливые шрамы, отмыть от въевшегося в кожу грима, и чудовище станет красавцем. Может, не принцем из глупых девичьих грёз, но невероятным мужчиной. Красивым. А так… Без имени. Без прошлого. Только кличка осталась, кем-то давно придуманная, дурацкая, нелепая, и никому неизвестно, сколько ещё судьба отмерит времени, прежде чем разрешит снять её и выбросить за ненадобностью.        «Горе моё, несчастье моё, беда моя».       Но как только она вспомнила, во что втянул её психопат и что он творил и вытворял, её почти сразу отпустило. Жалеть ещё его такого. Кто б ещё оценил! Уж точно не душевный калека.       В итоге так Юля и уснула, легла на скрипучий диван, укрылась пледом — рисунок-то какой, в ромбик! — и проспала до самого утра.       Новый день вопреки ожиданиям ничего нового не принёс. За окном пасмурно, скверно, морось надоедливая. Ничего жизнеутверждающего на горизонте жизни: не зря на календаре понедельник, и впору повеситься, да только хотелось ещё немного потоптать грешную землю — назло всем. На крайняк посмотреть, чем закончится весь этот цирк с цыганами и крадеными конями.       Кстати, о цирке. Юля обошла квартиру, заглянула в каждую комнату, даже в пахнущую стариной и прожорливой молью кладовку, сунула нос в нафталиновые шкафы, коих водилось в доме три, и вздохнула. Джокер дома не ночевал. И это нормально, привычно, если бы не одно маленькое, ма-аленькое «но»: соглядатая тоже нигде не видать, ни живого, ни мёртвого, ни мумифицированного. Вряд ли про Юлю так просто забыли, потому что Джокер и «так получилось» — такие же разные понятия, как краснокнижный жук-носорог и туманность Андромеды. Как их ни крути, им не суждено быть вместе, даже связать друг с другом одной идеей не получится. Ни один гороскоп не в силах помочь.       Итак, новый день без Джокера. Пока.       Одну из двух порций вчерашнего ужина Юля съела на завтрак, а вторую отправила в морозилку. Она не ощущала себя снобом или ханжой, но захотелось чего-нибудь другого. Потом до полудня провалялась с книжкой на всё том же диване — нашла в шкафу «Морского волка» Джека Лондона. Вытянула ноги на подлокотник и не заметила, как час, другой, третий утекли в прошлое. Заложив закладку, Юля приняла решение что-нибудь сделать. Например, выбраться на окраину города. Сказано — сделано. Она как могла спрятала волосы под кепкой, нацепила светоотражающие очки, оделась как можно менее броско и вышла в свет. Конечно, предварительно пошуршала по заначкам и кое-что нашла. И немало.       Что бы там Джокер ни придумал, планы о побеге прочь. Здравствуй, новая жизнь! Первым делом Юля купила в одной лавчонке новые кеды, не смогла отказать себе в рюкзаке с Тоторо, а гвоздём программы стал распрекрасный синенький смартфон.       И снова рождался ещё один вопрос к кучке всех остальных: куда этого родименького прятать? Куда горемыку деть, да так, чтобы Джокер не нашёл и даже не догадался? А иначе партизанен пуф-пуф.       В кафе за чашкой чая Юля подкорректировала настройки: звук и вибрацию по нулям, чтобы даже пискнуть не смела новая игрушка. Никаких лишних приложений, ни-ни. Сердце радовалось: она уже и забыла, что такое простые, смертные радости, приносящие удовольствие и делающие жизнь маленечко проще и легче.       Хорошо бы как в сказке: спрятать звонилку: в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — телефон. Смерть Юлина.       Но так как Россия — это сказочная страна с уклоном в антиутопию в лучших традициях Оруэлла, то прятать пришлось в шкафу на полке с женским нижним бельём. Джокер, как и любой другой мужчина, просто обязан игнорировать это странное место, непонятное и вообще «изыди со своими тряпками».       Итак. Мамин номер. До сих пор от зубов отскакивал, потому что мама — это все службы спасения в одном теле. И скорая, и пожарная, и раздающая подзатыльники полиция — на все случаи жизни. Контакт? Есть контакт.       Голос на том конце уставший, тихий, и сердце защемило. Стало вдруг трудно дышать, под рёбрами закололо, а глаза сделались мокрыми.       — Мам, — осторожно позвала Юля, когда ком в горле укатился обратно вниз.       Что было дальше! Слёзы, крики, причитания! И конечно, мама не могла обойтись без нотаций, ведь сумасбродная дочь пропала, её похитили, её уже мысленно похоронили, разложенной по чёрным непрозрачным пакетам. Такая перспектива периодически маячила на горизонте событий, но Юле хватило ума не взболтнуть лишнего.       И бабуля до сих пор жива, только морщин прибавилось на старческом лице да глаза потухли.       Юля придумала для них стандартную до болезненно банальности историю: дочь неразумная успешно перебралась в столицу необъятной Родины, трудилась от заката и до «кукушка уехала, ту-ту», нашла хорошего парня. «Нет, мам, не обижает. Украл? В новостях показывали? Полиция оборвала телефон? Так это он придурялся, мам. И вообще это был выкуп невесты. У него чувство юмора сложное, так просто и не понять на трезвую голову, а на пьяную лучше даже не пытаться».       С мамой и бабушкой всё решено, а вот Михеля она нашла не сразу, потому что тут память отказалась служить верой и правдой. Но, покумекав и пораскинув мозгами, Юля изловчилась. И к вечеру заветные циферки чернели на белом фоне экрана. Разговаривали долго, до четырёх утра. Трещали без умолку, смеялись, Юля даже нашла чьи-то забытые в комнате сигареты и закурила. Морщилась, не хотела травить лёгкие всякой пакостью, но нервы ни к чёрту. И чтобы мозги окончательно не вскипели. Она обещала подумать о встрече, но попросила сильно не надеяться, а ещё — не перезванивать. Потому что всё куда сложнее, чем кажется.       Как только она проснулась — а это случилось около трёх дня, — закинула в себя завтрак и обед в одной тарелке и сразу позвонила Михелю. Трещали до семи, пока не пришла пора парню бежать на работу. «ГикКон» переехал на соседнюю улицу, в здание поновее и посолиднее. Рыжий жив, Лолла жива, все в здравии. Юля ещё при первом разговоре попросила никому не болтать лишнего про неё, а лучше вообще умолчать. Так лучше для всех.       В восемь позвонила мама, не удержалась. И до десяти Юля чесала языком попеременно то с мамой, то с развеселившейся бабушкой. По такому случаю они откупорили аж две бутылки вина, чтобы отпраздновать воскрешение своей девочки.       Но Юля сдержала слово, данное самой себе: никому не открыла своего местонахождения, а главное — с кем она пропадала. Да и всё равно бы никто не поверил. Михель, может, разве что назвал бы умалишённой. Типа «в себе ли ты, солнце ясное?» Да ясно же, что не в себе, так нечего и разворачивать то, что потом трудно свернуть.       Так прошли три дня чудаковатой, внезапно упавшей невесть откуда свободы. А на четвёртый день вернулся главупырь. К тому времени Юля замела все видимые и невидимые следы маленького, но весьма дерзкого преступления. Телефон лежал под ворохом белья, и даже если кто-то вдруг позвонит, он и не подумал бы пискнуть: всё лишнее и настораживающее отключено. При Джокере, понятное дело, Юля не доставала своего нового умного друга, подарившего ей связь с миром. По ночам тоже остерегалась заползать ручонками на полку: а ну не спит её сумасшедший рыцарь. От греха подальше лучше быть начеку.       За эти дни наёмники периодически заглядывали в их уютное гнёздышко, иногда перешёптывались, спрашивая друг у друга: «Слушай, а правда, что у них прямо под полом труп?» Или: «Я слышал, у них на чердаке настоящая мумия». Сарафанное радио творило невиданное и неслыханное, и немудрено, что совсем скоро сила перешёптываний довела до того, что где-то тут не просто мумия, а в каждой стене замурованы несчастные. Причём живьём.       Арес тоже крутился рядом, и Юля возблагодарила всех богов разом за то, что этого прикольного мужичка никто не тронул.       На четвёртый день после возвращения Джокера мистер злодей, как бывало по вечерам, выпроводил всех восвояси, предварительно раздав указания. Даже Ареса отправил погулять да покурить. Стоило ли напрягаться? Рядом с Джокером — всегда, но Юля приготовилась к тому, что её сумеречный мужчина захотел немного ласки. Котик захотел, чтобы его почесали за ушком. Он привычно уселся на скрипучий продавленный диван, огляделся, не забывая щуриться и причмокивать. Будто что-то читал по выцветшим обоям да по потрескавшемуся, густо намазанному побелкой потолку.       Юля не торопилась, стояла у старого сломанного телевизора, ещё чёрно-белого. Будто выпавшего откуда-то из временного пространства. Делала вид, что хотела прибраться, то есть собрать все накопившиеся кружки и отправить их в раковину.       И хотя она стояла спиной к своему гению-затейнику, всё равно явственно ощущала его колючий, прожигающий взгляд. Вздрогнула. Оглянулась. Так и есть, Джокер внимательно следил за её действиями, чуть приподняв голову и приоткрыв рот. Выглядел так, будто собирался что-то сказать, но нет — молчал.       Юля отвернулась и поспешила поскорее спрятаться на кухне с первой партией кружек. Погремела, пошумела водой, расставила сушиться.       — Малыш,— позвал Джокер, как только она выключила воду.       Она не стала испытывать судьбу и сразу пришла в комнату.       — Ах, куколка, ку-уколка, — промурлыкал он и поманил её к себе пальцем.       Она подошла, села к нему на колени. Обняла за шею. Прижалась губами к его губам. «Горе моё ненаглядное, беда моя бедовая, долгожданная». Ей нравилось, когда он смывал с себя грим и становился почти человеком. Юля не любила горько-приторный вкус краски, его потом приходилось долго выполаскивать изо рта и заедать чем-нибудь, и даже после этого оставалось долгое, навязчивое послевкусие. Джей улыбнулся ей в губы, и она улыбнулась ему в ответ, посмотрела в его колючие глаза. Вечная ебанинка во взгляде, её никакие средства не смывали, но и тут находился маленький секрет: не смотреть, не вглядываться в тягучую чернильную бездну и уж тем более не пытаться найти там какое-то подобие нормальности.       Соскучился. Он прикасался жадно, как в первый раз. Или в последний. Оттолкнуть бы его и отвернуться от бессовестных глаз, пусть сверлит. И она закрывала глаза, продолжая тонуть в грехе, не в силах оторваться от усмехающихся губ. А он вплетал пальцы в волосы и рычал: «Смотри на меня». Она смотрела. Он громко причмокивал, накрывал её рот своим и ухмылялся.       Шершавые ладони нагло блуждали под её футболкой, будто угадывая, где прикоснуться нежнее, где ущипнуть чуть настойчивее. Паяц словно читал свою куколку, как раскрытую книгу.       Подлец. Негодяй. Мерзавец.       Юля укусила его, а Джокер ответил ей надменным смешком. Дескать, думай, с кем тягаешься, мышь запечная.       Немного погодя он разорвал поцелуй, внимательно посмотрел на Юлю и хрипло обронил, почти небрежно:       — А ты и правда перестала быть тихоней, эхе-хе.       — Ты это про что? — уточнила Юля и возобновила поцелуй прежде, чем Джокер пустился бы во все тяжкие, то есть зарубила его болтливость на корню.       Он не стал сопротивляться, лишь выдохнул смешок.       Над ухом что-то пискнуло, потом ещё раз. И ещё. Юля приоткрыла глаза и увидела, что Джокер, не отрываясь от поцелуя и скосив глаза в сторону, что-то пытался разглядывать. «Да ты, блядь, серьёзно?» Она обернулась, чтобы высказать замечание по поводу того, что Джей мало походил на Цезаря, чтобы браться за несколько дел сразу. Секс и посторонние злодейские занятия — несовместимые вещи. И всё бы ничего, Джокер отделался бы выговором, но в руках у своего ебанутого мужчины она увидела свой телефон. Тот самый, который купила на днях и который прятала на полке в шкафу. В белье, если уж совсем точно.       — Это не то, что ты думаешь, — тут же вырвалось у Юли, и она мысленно дала себе затрещину себя за смороженную глупость.       Только сейчас до слуха долетело: радио на кухне тихо окутывает, чей-то голос из прошлого, до боли знакомый. Имя крутится на языке, но никак не желает всплывать в памяти. И искра тлеет, тлеет. Тлеет. В горле пересохло, сейчас бы опрокинуть стакан воды залпом, выпить до дна махом и скривиться, будто в стакане на какое-то там «аш два о», а что-то покрепче и посерьёзнее.       В общем, «хрен тебе, женщина, а не золотая рыбка».       — Я имею право на личное пространство, — прозвучало как-то по-детски. Как будто Юля трудный подросток, вынужденный отвоёвывать своё «я», отрывая его от родительского тела. — Я уже взрослая.        «Ну ёб твою мать!»       — Ты боишься, что ли? — тут же спросила она первое, что пришло на ум.       Голова Джокера откинулась назад, кудряшки покачнулись, свесились, и он расхохотался. Давился смехом, по-рыбьи открывал рот, но снова заходился в хохоте, с умилением сквозь слёзы глядя на Юлю.       — Я? Бою-юсь? — наконец взяв себя в руки и одарив одной из своих обезоруживающих улыбочек — просто сама невинность, спросил Джокер. — Эм-м… А чего я должен бояться?       Ох не зря он сделал ударение на слове «должен», потому что наверняка ему захотелось распутать этот клубок, и он не без интереса ухватился за ниточку.       — Не должен, — удивлённо ответила Юля.       — Ну… Тогда поделись своими теориями со мной, Шер-рлок, — последнее слово он ласково промурлыкал, что указывало яснее ясного: можно охреневать и пугаться, мистер Джей дал добро.       — Это всего лишь телефон, — она пробовала звучать миролюбиво. Шутка, не больше.       — Эм-м, ну, нет, — он пожевал нижнюю губу, закатив глаза. — Никогда не знаешь, куда приведёт де-етская шалость. Эхе-хе. Иногда думаешь: «О-о, а позвоню-ка я мА-амочке!» — а потом всё идём кувырком, потому что — ах! — есть такое понятие, как череда с-событий.       — Ита-ак, — он тихонько щёлкнул Юлю по носу и причмокнул.       — Но у меня же должна быть своя жизнь, — возмутилась она. — Чем я должна, по-твоему, развлекать себя, пока ты где-то шатаешься-мотаешься?       — Ты можешь, хм-м, вырезать из бумаги снежинки, — он не улыбнулся вопреки ожиданиям, давая понять, что в шутке на самом деле эта самая шутка не подразумевалась. — Знаешь, эм-м, на самом деле ничего сложного. Давай я тебя научу. Х-ха!       Одной рукой он всё ещё придерживал Юлю за талию, а второй аккуратно пригладил её волосы, распутал сбившиеся пряди, пройдясь пальцами от основания до кончиков. Он несколько раз дотронулся языком до нижней губы и склонил голову.       — Слушай внимательно, куколка. Я говорю «стой» — и ты стоишь. Я говорю «не р-рыпайся» — ты не ры-ыпаешься. И так далее по списку. Ах-ах! Ничего сложного, согласи-ись. М?       В последних словах Юля уловила вскользь сверкнувшую угрозу. Каким-то непостижимым образом он считал, что если у его игрушки есть своя игрушка в виде телефона, то это очень плохо. Ужасно. Катастрофа на блюдечке. Юля сама себе удивлялась, как ещё не превратилась в пустую стеклянную банку, в которой ничего нет, кроме воздуха. Чего уж греха таить, она боялась пустоты, не хотела однажды найти себя в ней, вот и искала, чем бы наполнить эту маленькую бездну.       Юля хотела соскользнуть с его коленей и отойти, чтобы увеличить расстояние, и уже из угла согласиться на осторожный диалог. Но узловатые тонкие пальцы мистера Джея легли на её талию, а на лице заиграла недобрая улыбка. Глаза блестели, так и сочились ядом, даром что не вампир. В комнате вдруг стало тесно и душно, и стены пошли сжиматься, хрустеть, сминаться тонкими бумажными листами. Всё стало хрупким, ломким.       Они смотрели друг другу в глаза и ждали. Джокер ничего не делал, предоставив право первого хода Юле, и она сделала глупость, чем раззадорила и раздразнила внутреннего хищника Джокера. Дёрнулась. Тут же сильные тонкие пальцы сомкнулись на её шее, надавили, и совсем скоро лёгкие вспыхнули пожаром. Юля пробовала снять с горла тиски, но Джокер прижал её к себе и тихо шептал на ухо: «Тш-ш-ш, тихо, тише-тише».       Мам, тут темно и дышать трудно.       Есть кто живой?       На потолке, обклеенном белыми обоями, тянулись высохшие русла жёлтых рек. Иными словами крыша когда-то протекала. На шнуре около лампочки повисла старая, посеревшая паутина, покрытая толстым слоем пыли, и хозяин её, паучок-старичок, наверное, почил. Не дом, а особняк смерти какой-то.       Юля зажмурилась, открыла глаза и проморгалась. Попробовала прокашляться. А горло-то саднило с непривычки, хотя можно ли привыкнуть к удушениям? Плохой, очень плохой злодей. Фу таким быть! Она повернула голову на знакомый звук и поморщилась на скрипучую боль в шее. Джокер сидел на стуле посреди комнаты, закинул ногу на ногу и трещал по телефону. По Юлиному телефону!       Она приподнялась на локтях, сурово посмотрела своего недопринца, но он как будто не замечал её. Хрен там плавал! Всё он видел. Юля села поудобнее, откинулась на спинку и размяла затёкшую шею, морщась и испепеляя Джокера уничтожающим взглядом. Но он почему-то никак не хотел испепеляться.       — …будете хорошими мальчиками, и, эхе-хе, не попадёте в наказание в Оверлук. Ни-ка-кой импровизации. Всё должно быть сработано чётко. Ах, да-а. Скажи нашему малышу Пепси, что он пока на вторых ролях: у меня тут на горизонте появился отли-ичный води-итель. Может и в огонь, и в воду, аха-ха! Просто Джек Потроши-итель в юбке!       Раздав ещё несколько важных указаний, он самозабвенно завершил вызов и повертел телефон в руках, разглядывая его и соображая что-то своё злодейское.       — Мамочка, должно быть, обра-адовалась? М?       Не меняя позы, он посмотрел на Юлю, а когда она не ответила на его провокационный вопрос, приподнял голову и прищурился. Взгляд изменился. Стал колючим, цепким, буравил и выковыривал из раковины под названием «зона комфорта».       — Эм-м, если что, это, ну, не риторический вопрос, — пояснил он и облизнулся.       — Ты, блядь, меня душил, — она вовремя проглотила опасные слова «чёртов псих». Лучше не нарываться.       Он изумлённо огляделся, стреляя удивлённым взглядом по сторонам, и непонимающе уставился на Юлю.       — Кто? Я?        «Да, ты, кусок… Агр-р!»       — Ой да бро-ось! Было и прошло!        «Ой всё» с ноткой предупреждения, с перчинкой, с маленькой горькой начинкой от шеф-повара этого затхлого заведения с трупом на заднем дворе.       — Ла-адно, куколка, хва-атит прохлаждаться, успеешь ещё поваляться. У нас много работы, не вовремя ты решила вздремнуть, пхах! — ясно же, что издевался. И при этом ни тени улыбки на шрамированном лице, он говорил это с самыми серьёзными щщами. Что тоже свидетельствовало о том, что он не настроен на пререкания.       — Дай хоть умыться, изувер, — как можно дружелюбнее ответила Юля, но явно у неё не получилось скрыть желания закопать мистера Джея прямо сейчас в зарослях борщевика. Желательно живьём.       Он ухмыльнулся, что вроде как означало «валяй». Холодная вода в жаркий день — это хорошо. И как по заказу в ванной комнате широкое окно в старой деревянной раме, краска облупилась и покрывала ровным слоем подоконник. Никаких решёток, только шторка закрывала комнатку для уединения от внешнего немноголюдного в этом районе мира. Полгода назад Юля даже думать бы не стала, распахнула бы полуистлевшие створки и сиганула бы вниз, благо первый этаж. Единственный, если не считать захламлённого чердака. А сегодня, вот сейчас, какой смысл в постыдном побеге, если кукольник всё равно найдёт свою куклу? Юля вздохнула и снова подставила ладони под кран. Набрала целую пригоршню холодной воды и ополоснула лицо.       Стоило бы потянуть время, поднасолить Джокеру — пусть бы попробовал угнаться потом за своим умалишённым графиком. Она бы понаблюдала, как Безумный Шляпник пытается поспеть за утекающим временем в духе Дали. Но… Не буди лихо, покуда оно тихо.       Джокер любил пули, обожал свои остронаточенные ножи, жизни не видел без анархии и взрывов, но всё с одной маленькой оговоркой: всё только под его присмотром и по его плану. Юля купила телефон, то есть устроила анархию комнатного масштаба, и Джокеру очень не понравилась инициатива его марионетки. В его руках анархия — это чётко спланированные действия, а не грубая импровизация. Не стоило путать острое и горячее.       Она не видела его, но слышала: Джокер встал за дверью и принялся насвистывать песенку. Кажется, считалочку. Юля невольно прислушалась, когда выключила воду, и смогла разобрать: «…тили бом, выйди вон…» У Джокера даже в таких невинных действиях подразумевался глубокий подтекст, потому что он не так уж часто говорил о чём-то прямо. А ещё захотелось закрыть дверь на щеколду, чтобы поднасрать маэстро. И чхать, что помимо выбитой двери Юле светили выбитые и размазанные по грязно-голубой плитке мозги, но уж очень манила сделать сладкую гадость тяжеленная дверь. Такую не так-то просто выбить. Но соблазн так и остался невоплощённой нездоровой фантазией.       Перед выходом Юля отодвинула шторку и выглянула на улицу. Солнце сегодня уверенно спряталось за набрякшими тучами, угрожающе маслянистыми, тёмно-синими. Вот-вот небо разразится новой грозой. В подтверждение тихо пророкотал гром, и Юле захотелось зарыться в ворох одеял, налить ароматного травяного чаю и дремать тихонечко, как беззаботный кот. Она спрятала свои желания подальше и, открыв дверь, вышла.       — Да иду я, иду, — ворчливо огрызнулась она, когда встретилась с испытующим взглядом Джокера.       Он поднял руки в примирительном жесте и чуть повернул голову в сторону.       — Я молчал, де-етка.       Да хрен там плавал! Но Юля просто взяла с одной из полок старенький чёрный зонт с деревянной ручкой — классика вечна. И на всякий случай сняла с вешалки светло-зелёную ветровку. Хотелось бы Юле сказать, что ничто не предвещало беды, но, увы и ах. Пиздец подкрадывался незаметно и неминуемо — стараниями Джокера.       На улице их уже поджидал серый фургончик: окна в салоне занавешены шторками — фиалки на голубом фоне. Водительское и пассажирское сиденья пустовали, зато у распахнутых настежь задних дверей стояли пять хмурых мужчин. Все разной степени небритости и небрежности во внешнем виде, но все как один вестники и всадники апокалипсиса. И Джокер во главе маленькой армии со своей ручной обезьянкой. Один из наёмников недовольно спросил:       — Тёлка с нами поедет?       Джокер перевёл взгляд с головореза на Юлю и с таким удивлением на неё посмотрел, будто впервые в жизни видел. Словно она кролик, внезапно выскочивший из шляпы незадачливого фокусника.       — Да бросьте, ребята, она сла-авная девочка. Только, эм-м, учтите: ку-уколка кусается. Зазеваетесь, и она, ох, ах, ненарочно переедет вас. Вздохнуть не успеете — она раската-ает, — и Джокер изобразил руками картину маслом, сопровождая театральное представление присвистом. — Хах! Так что… м-м-м… всегда держите ушки востро, а глазки — при себе, а не на её, хех, заднице.       Юля поймала брошенные ей ключи от машины и закатила глаза. Шутки от Джокера-триста, или поймай пулю ртом, если сможешь.       Мистер Джей забрался на пассажирское сиденье, достал из бардачка пепельный парик и такого же цвета накладные бороду и усы. Выглядел он, надо отдать ему должное, эффектно. А ещё только сейчас Юля заметила, что за то время, что она провела в ванне, приводя себя в чувства, Джокер успел переодеться. И теперь вместо домашней синей футболки и джинсов на нём красовался классический тёмно-серый костюм двойка. Под пиджаком голубая — под джинсу — рубашка. И фиолетово-серый галстук.       Джокер хмыкнул, посмотрел на себя в боковое зеркало и заключил:       — Мхах! Согла-асен, в этого парня просто невозмож-жно не влюбиться.       Юля фыркнула и вставила ключ в скважину. Уж кто бы говорил!       — Мы типа Бонни и Клайд? — съязвила она.       Но в ответ получила ироничный смешок. Джокер даже не посмотрел на неё, только пригладил парик и облизнулся несколько раз. Руки у него подрагивали, но не составило особого труда выучить этот нехитрый жест. О треморе и речи не шло, это всего лишь фишка. Джокер обманывал небрежностью и иногда оставлял впечатление нескладного человека, у которого из рук всё валилось. Но это не так. Дрожание — признак предвкушения. Джокер играл роль человека, который вечно не при чём.       — Эм-м… Ты снова ищешь для нас эпитеты. Олицетворе-ение — не самая полезная вещь, малыш. Просто, ну, будь собой.       — Это приказ? — уточнила Юля.       — Это совет.       — Окей, — согласилась Юля, а потом спросила: — Раз уж мы тут... Ну... А почему я водитель? Вон у тебя сколько помощничков, наверняка там даже кто-то уровня Шумахера найдётся.       — Детка, это слишком ску-учный вопрос, — отмахнулся Джокер.       Он раздавал указания, говорил, где и куда свернуть, периодически напоминал, чтобы она не выбивалась из скорости автомассы. Как всегда мозг тут же проецировал, что бы могло случиться, начни Юля делать всё наоборот. Вжала бы педаль газа, и салют. Пусть бы потом разбирались с ГИБДД, но адекватная извилина в голове тут же подавала правильный сигнал — не тупить и не строить из себя Брюса Уиллиса. Попробовать взять на понт Джокера — всё равно что дразнить льва за марлевой перегородкой. Результат один.       И… понеслось. Бы. Фантазию несло по ебеням в черепушке, но адекватность победила. У банка «Роструд» — одного из самых больших и экономически важных в городе и в стране в целом — Джокер отдал приказ припарковаться аккуратно, без шума и лишней возни. Сказано — сделано. Юля даже удивилась, как легко у неё получилось припарковаться, как ловко. Даже бампер не кокнула о бордюр. Красота. Красавица! Когда Джокер уже вылезал из машины, подхватив с пола деловой кейс, Юля ухватила его за рукав.       — Постарайтесь никого не укокошить, когда будете грабить или что вы там ещё собрались вытворять.       Джокер подавился смехом, утонул в хохоте, рассматривая в процессе Юлю. Наёмники, уже переодевшиеся в фургоне в строгие костюмы, терпеливо ждали у дерева неподалёку. Юля аккуратно, без резких движений отпустила рукав мужчины и притихла.       — Де-етка! Ух-ха… Ух-ха-ха!       Отсмеявшись, он вытер ладонью рот и глубоко вздохнул. Затем наклонился к Юле, близко-близко, к самому уху, и прошептал:       — Ах, ты просто космос.       Он хлопнул дверью и, всё ещё хихикая и неаккуратно, рвано поправляя парик, вошёл внутрь банка, а за них следом — его шайка-лайка. Уехать? Сорваться с места? Газануть так, чтобы даже память о Юле растаяла в горячем воздухе Августа? Но куда? К кому? К маме? Не смешите. Некуда ей податься, она теперь птичка хоть и свободная, как в песне «Мой адрес не дом и не улица!», но у её свободы подрезанные крылья.       Или: «Не жди меня, мама, хорошего сына». То есть дочь. Против лома нет приёма — вот это про Джокера. Он же её похвалил даже: и в огонь, и в воду. Они же в одной связке теперь, куда же верная Юмми-Юмми денется?       Она вздрогнула, когда с соседнего сиденья раздался скрип. Арес плюхнулся рядом, разорвал пакетик с яблочными чипсами и захрустел. «Хочешь?» Юля кивнула и утащила пару штучек. Мужчина порылся в бардачке, вытащил платок и заодно прихватил права новоиспечённого водителя.       — Кауфман Юмми Исааковна, — с драматическим выражением прочитал. — Он тебя правда Юмми, что ли, назвал? Англичанка типа?       Юля вздохнула.       — Еврейка с корейскими корнями и польской душой.       Наверняка Ареса тут неспроста оставили, он же соглядатай, вот и выполнял наложенные на него функции. Совсем скоро выяснилось, что это не так: мужчина вышел из машины и прогулялся до дверей банка. Он тоже переоделся, спрятался под париком и накладной чёрной бородой. Юле стало интересно, почему её так легко оставили в своём привычном виде, и вскоре ответ нашёлся и на этот вопрос. Джокер не просто продумал сегодняшнюю прогулку, он изучил камеры, потому что, кажется, машину намеренно поставили в слепое пятно.       А люди вокруг — всего лишь люди. Массовка. Пушечное мясо, которое режиссёр в любой момент игры мог пустить под откос.       Первые тяжёлые капли наконец постучали по крыше автомобиля — тёмное танго бескрайнего безумия. Кап. Кап-кап. Люди попрятались под зонтами, спасаясь от непогоды — наконец жара сбавила обороты, но на смену пришла новая крайность. Кто оказался посреди стихии без зонтика, те поспешили укрыться под навесами, в банке, в ближайшем продуктовом магазине. Тротуар постепенно окрашивался в водянистый тёмный цвет тяжёлыми каплями. Запахло дождём и пылью.       Электронные часы отсчитали двадцать четыре минуты, и двери банка распахнулись. Паяц вышел наружу. Наёмники спешили за ним, стараясь не отставать. Удивительно, но вокруг до сих пор полиции не видать, паники тоже не наблюдалось. У шута нешуточное чувство юмора, и он точно ловил кайф от того, что так просто разгуливал среди людей. Так, будто один из них. Неузнанный. Никем не замеченный. Волк в стаде овец — во всей красе.       Когда Джокер плюхнулся рядом и пристегнулся, Юля прочистила горло и, выруливая со стоянки, спросила:       — Что, правда никого не пристрелили?       Он улыбнулся левым уголком губ и склонил голову набок, глядя на Юлю с интересом.       — Оу. Я всего лишь открыл счёт, ку-уколка.       О, ну конечно! Почти обычный человек, почти нормальный, и это тугое, глупое слово «почти» прилипало намертво к любому эпитету. Нельзя сказать: «Джокер адекватный». Но можно по-другому: «Почти адекватный». Оно, это слово, приклеено на клей, может, он даже родился с этим самым «почти». Оно как справка из психушки на все случаи жизни, чтобы всем сразу стало ясно: шут, паяц, клоун, убийца.       Их следующая точка высадки — огромный отель, Титаник посреди суши, атлант, расправивший плечи. Двадцать два этажа, двадцать два пролёта, двадцать два — две двойки, две карты, за которыми вполне мог скрываться Джокер. На этот раз он идёт один, не берёт с собой своих преданных шестёрок, купленных кто за что. За бабло, за обещания, за шантаж. Юля спросила перед выходом, можно ли ей сходить в кафе, на что Джокер только отмахнулся и дёрнул плечом. Сгорбился. Когда он скрылся в дверях мерцающего нежно-лилового здания, Юля подъехала ближе к кафе.       К тому времени ливень сошёл на нет, теперь лишь лёгкий дождь окутывал город, создавая из капель прозрачную дымку. В голове так же странно и пасмурно, попытки понять замысел Джокера только усиливали непогоду в голове. Великий комбинатор что-то задумал, что-то грандиозное, но что именно — пойди ещё разберись. Не так-то просто прочитать гения преступности. А ещё Юля давно за ним заметила, что Джокер не просто кукла китайского происхождения — он учился, развивался, его возможности на глазах множились и совершенствовались.       Ничего удивительного, что заводские настройки болванчика сбились и пошли по борозде на пятом гнезде. Залезь в любую технику, и дел можно натворить таких, что проблем не оберёшься. Никакие мастера не помогут, а тут попробуй ещё сдай этого психа на проверку или перепрошивку в какой-нибудь сервис. «Здравствуйте, у меня сломался человек, почините его, пожалуйста. Нет, нам точно не к врачу, потому что это ненастоящий человек». Загребут всех.       Юля огляделась по сторонам, убедилась, что люди увлечены спасением от дождя, а не покрытым рыжиками фургончиком у кафе, и надела жёлтые очки-хамелеоны. Припасённый светло-коричневый карандаш тоже сыграл непоследнюю роль: вуаля, и веснушки расцветили загоревшее лицо. Может, никто и не признает в синеволосой девчонке пропавшую Юлю. Новости давным-давно не пестрели её фотками, ведущие не судачили наперебой о Джокере. Рана, нанесённая городу, заросла, не осталось и следа о произошедшем. Люди как будто забыли о случившемся.       Пусть шут делает то, что у него получается лучше всего — шутит свои несмешные кровавые шутки, а обед, знаете ли, сам себя не съест. Юля спросила у Ареса, пойдёт ли он с ней в кафе, но мужчина отмахнулся, ответив, что в подобных местах даже вегетарианская пища безбожно обманывала. Зато один из наёмников поспешил растолкать товарищей и вызвался составить компанию. Юля посмотрела на Ареса, но тот лишь пожал плечами. Ладно, почему бы и да. Обед ведь, не свидание.       — Леший, — выпрыгнув из фургона, представился парень.       Мужчина и мужчина, плечист, строен, хорошо сложен. Природа не обделила его ростом, а серый костюм хорошо гармонировал с голубыми глазами. Такому сэру не помешал бы личный кабинет в богатенькой компании, к тому же у него хорошие манеры: перед кафе он шагнул вперёд, обгоняя Юлю, и открыл перед ней дверь. Да уж, наёмник явно выигрывал на фоне Джокера. Плюс когда им предложили столик у окна и принесли меню, Леший негромко кашлянул и сказал, что заплатит за обед.       — Но мы ведь не знакомы, — стеснение само собой охватило её. Оказывается, она напрочь забыла, что такое галантность со стороны мужчины.       Так как алкоголь ей сегодня противопоказан, он налил в бокал прохладный морс из высокого графина. Сюда бы Джокера, привязать к стулу крепко-накрепко и сказать: «Смотри и учись».       — Я уже представился, твоё имя вроде как знаю — ты Юмми. Остальное никогда не поздно наверстать. Босс ведь тоже нанял тебя, если не ошибаюсь?       — Типа того, — отстранённо ответила Юля, тут же переведя тему с босса на погоду за окном.       Ей принесли роллы и салат «Цезарь», а Леший заказал котлету по-киевски и овощи на пару. Он тоже не пил, так как рабочий день ещё в самом разгаре, поэтому ягодный морс лился розовой рекой. С обсуждения погоды они плавно перешли к фильмам, а когда тема опасно приблизилась к приглашению в кино, Юля снова развернула обсуждение — «к лесу передом, к Ивану задом». Леший же, кажется, всё происходящее принял за застенчивость и лёгкий флирт. Флирт? Ох ёжики полосатые! Она. С ним. Флиртовала. Улыбалась во все тридцать два, глазками стреляла, над шутками смеялась. Надо бы сворачивать всё это шапито, но ещё минуточку, ещё секундочку. И вот уже Юля смущённо отворачивалась, прикусив губу, но глазками стреляла. Как пить дать их закопают в одной могиле.       — А что ты делаешь сегодня вечером? — пригубив напиток, поинтересовался Леший.        «Наверное, сплю. С твоим боссом». Шутка на миллион, но Юле так понравилось, что за ней ухаживали, что она преступно умолчала о настоящих планах и неопределённо пожала плечами и пробубнила: «Ну… То, сё». Впервые за долгое время мужчина по-настоящему уделял ей внимание и следил за тем, чтобы её бокал всегда был полон. За долгое время впервые не она бегала на кухню за кофе для своего прЫнца.