Боже, храни АлиЭкспресс

      День ли, ночь ли. День… Ночь… Морок ложился на веки, саван укрывал плечи, и что-то ворочалось в теле, в костях, будто она кокон, а из неё лезет что-то. Неживое. И нет конца и края, будто колесо Сансары. Страдания вечны, перетекают из одного в другое, переливаются, смешиваются.       И холодно, и душно в комнате. И страшно открыть глаза, и хочется ощутить что-то кроме… Кроме боли. И это всё наваливалось, наваливалось! Сбивало с толку! Над всем этим он, тот самый злодей, едва ли не самый известный в мире. Джокер. Кому вообще нужно это чудо современной инженерии? Китайцам? Ну так и оставляли бы себе! Чего других-то соблазнять? Нет, не живётся китайцам спокойно, распылили свои изобретения по всему миру, чтобы люди сами себя наказывали своими же желаниями. Поострее чтобы, поинтереснее! А на деле только горе и несчастье.       Ой. Вот тебе и «ой».       Юля приподняла правую руку и прикоснулась ко лбу. Тёплый. То ли жива, то ли мертва, то ли в чистилище ещё, то ли в аду или в раю уже. Без очередей и без распределения, зато хоть где-то без бюрократии.       — Живая? — звучит голос в глухой тишине, и это не Джокер, не его Злейшество и Психейшество.       — Пить хочется, — щебечет Юля и пытается приоткрыть глаза.       Устало и как-то обречённо вздохнув, Арес вышел из комнаты, а Юля наконец смогла разлепить веки и оглядеться, прикрывая лоб ладонью, прячась от солнца. Она лежала в комнате Ареса, на его кровати, укрытая одеялом по пояс, а выше пояса — замотанная-перемотанная бинтами.       Арес вернулся с кружкой чистой воды, поставил её на старый советский стул возле кровати и помог Юле приподняться, но так, чтобы не бередить рану. Юля жадно припала к краю кружки.       — Эй, эй, не торопись.       Юля осторожно легла обратно — не без помощи Ареса, затем поводила рукой над перебинтованной частью себя.       — Жить буду?       Арес невесело улыбнулся, и вокруг губ собрались морщинки.       — Будешь. Юль…       — Да знаю я, — беззлобно перебила Юля и вздохнула. — А с раной что? Плохо или…       Арес посмотрел в окно: распогодилось, наконец-то лето вспомнило о том, что оно лето, а не ранняя-преранняя осень.       — У него не было цели тебя убить, не выпотрошил тебя. Так, хорошенько покромсал только.       — То есть... ты… меня не собирал буквально по кусочкам? Ну… то есть… не вывалилось ничего?       Он покачал головой.       — А кто меня зашивал?       — Мы с Микой вернулись, он подкинул меня. Вот он и зашил, он же хирург в поликлинике на полставки. А я тут пригодился как раз, на подмоге, в аптеку сбегать да так, по мелочи.       Зашивать всё-таки пришлось. Конечно пришлось! Юле совсем не хотелось оттягивать бинты и заглядывать под повязку, чтобы узнать, каков масштаб поражений, но и не думать о ране она не могла. Вот и артачься после этого с Джокером, в этот раз одним полотенцем по заднице не отделалась.       — Вот что тебе не сиделось? Зачем ты полезла? Куда? Против него тем более.       Начался разбор полётов. Старое-доброе «а я тебе говорил!»       — Он же ненастоящий, — обиженно ответила Юля.       Арес усмехнулся?       — А рана? Рана у тебя тоже ненастоящая?       Юля молчала. А что тут скажешь? Да и смысл теперь отпираться, когда всё уже наворочено, а обратно уже не повернуться. Вот и пожинай горькие плоды содеянного, получается.       — Юль, нет разницы: настоящий он или нет, потому что поступки у него самые что ни на есть реальные. Ты его в основном дома видишь, когда он весь твой, а я знаю, на что он способен. Видел, как он людей пытал: и как зубы рвал, и как кости ломал, и как глаза выдавливал пальцами. Если это ненастоящее, то что тогда?       Может, вопрос и правильный, да какой от него теперь прок? Юля попробовала приподняться на локтях, но ойкнула и легла обратно. Арес махнул на неё рукой и покачал головой. Затем привстал со стула и поправил подушку под её головой.       — Лежи уже, бедолага. Нельзя пока сидеть, а то швы разойдутся.       — А где сейчас Джокер?       — На кухне сидит, газету читает, — ответил Арес.       — Может, мне с ним поговорить? Позови его или отведи меня к нему, — попытка ведь не пытка, авось не сердится. Хотя… Сомнительно. Джокер ведь злопамятный персонаж, так просто никому ничего не прощает, а уж глупые глупости тем более.       — Не стоит пока, — тихо сказал Арес.       Юля вздохнула и уставилась в потолок.       Арес включил радио, и раздался негромкий наивный детский голосок: «Я узнал, что у меня есть огромная семья…» Семья. Выдумали тоже. А у кого она есть-то? У Ареса, например, нет её: Мика Микой, а того и гляди тоже придушит своего воздыхателя, отправит на тот свет к праотцам, и ку-ку. Вот тебе и семья. Юля, как и многие русские люди-человеки, выросла в однополой семье, то есть воспитанная мамой и бабушкой. Отца не знала, да и как-то не запаривалась особо — нет и нет. На нет, как говорится, и суда нет. Джокер вообще «сам себе ебанутый», он и без семьи хорошо справляется с ролью чокнутого городского сумасшедшего. И вот тут заканчивались пути-дорожки этой троицы и начиналась новая странная история. А точнее анекдот, отчего-то несмешной: «встретились однажды трое — гений, полудурок и полная дура». И стали вроде как семьёй, но не совсем.       А ещё на повестке дня вопрос самой себе от полной дуры: почему Джокер её не убил? Если бы стоял между ними ещё тот самый закон Азимова, самый первый, то, как бы, с чего ж руку с ножом на неё поднимать? Азимов ведь не дремлет. Или же как раз он, родненький, и стал стоп-краном? Резать — режь, но не убивай.       Из глубины квартиры раздался хохот, высокий, страшный, заполняющий каждую щель старого дома. Сначала Юля хотела закрыть уши, чтобы раствориться и перестать слышать и слушать, но не стала. Роднее этого чудовища у неё правда никого нет, а она его тень — одна из теней. Ей противно это осознание, грубое, необработанное, она морщится, но всё равно слушает. Что-то внутри рвётся: где-то там смеётся Джокер, а она лежит на смертном одре и рыдает. И как только она позволила слезам покатиться бесконтрольно, смех смолк. В тишине остались только её всхлипывания.       Арес погладил её по голове, вытянул платок из аккуратно сложенной стопки одежды на подоконнике и вложил его в Юлину руку. Потом был сон без сновидений, но всё равно тяжёлый, неспокойный. Юля приоткрывала глаза, отыскивала лучи солнца на стене, зачем-то пересчитывала их и засыпала снова, чтобы позже проснуться и проделать то же самое. Чья-то ладонь прикасалась ко лбу, убирала волосы. На очередное прикосновение Юля поёжилась и позволила себе снова вынырнуть из тревожного сна. Арес склонился над ней и спросил:       — Ну как ты?       — Посплю ещё, наверное. А где Джокер?       — Ушёл.       — Заходил ко мне? — с надеждой спросила Юля, вспоминая прикосновения к голове.       Арес покачала головой. Перед тем как отпустить её обратно в объятия Морфея, он подготовил шприц и откинул одеяло, освобождая Юлины ноги. На её немой вопрос охотно ответил:       — Противостолбнячная сыворотка. Сама понимаешь: хрен знает, где ковырялся Джокер своим ножом до тебя.       Какая прекрасная перспектива! Тебя не убил Джокер, зато добьёт столбняк!       — Может, ещё от бешенства укол сделать? — предложила она.       — Это ещё зачем? — нахмурился Арес, вкалывая иглу в бедро.       — Ну… Джокер ещё и кусается, вдруг я от него что подхватила.       Арес улыбнулся.       — Если в течение десяти дней укусивший не издох, значит, бешенство исключено. И у него, и у тебя. Джокер ведь не окочурился?       Юля мотнула головой и цокнула языком.       — Живёхонек.       Арес отложил шприц в сторону, когда закончил введение лекарства. Затем достал упаковку антибиотиков, извлёк из блистера круглую таблеточку и сунул Юле в ладонь, не забыв предложить и стакан воды. Как оказалось, это до кучи антибиотики.       — Десять-то дней прошло с момента укуса?       — Да больше уже прошло, — отмахнулась Юля.       — Значит, укол от бешенства не понадобится. Жить будете. Оба.       Она задумалась, присмотрелась к мужчине повнимательнее и спросила:       — А сколько тебе лет?       Арес, не кривя душой, спокойно ответил:       — Сорок один.       — Ого! Столько и не дашь.       — Ну, — протянул мужчина, — сколько есть — все мои. В Чечне воевал, аккурат как началась война, в девяносто девятом, так меня и отправили, прямиком из армии. Два года оттарабанил, пока не кантузило.       — А-а-а, — понимающе протянула Юля. — То есть это тебя там так шандарахнуло по психике, что ты в маньяки заделался?       Арес аж даже поперхнулся, услышав такое заявление. А Юля поспешила добавить:       — У меня двоюродный брат просто почти всю Чечню прошёл, ловил потом флешбэки, в дурке даже пару раз лежал. До войны хороший был парень, а после кукушка улетела.       — И где он теперь?       — Застрелился в две тысячи девятом, — грустно ответила Юля.       Молчали долго, каждый думал о своём. Юля снова пустилась в размышления: например, какого такого ж всё-таки гхыра Джокер её не прирезал? Если предположить, что нет между ними больше никаких Азимовых, то выходит, что… Привязался к ней, что ли? Джокер и положительные эмоции? Такое вообще бывает? Вот же прокажённый бес! Спросить потом напрямую, так ведь юлить начнёт, ёрничать, что так, мол, и так, сама навыдумывала, сама поверила. И от прямого вопроса в итоге уйдёт, оставив ни с чем.       Радио тем временем передавало радиоспектакль по роману Олега Дивова «Выбраковка». И фраза вылилась из колонок, да такая, что от неё закололо в сердце и в ушах зашумело. «Каждый должен что-то заплатить за свободу и безопасность, понимаете, каждый!» Ой! Только никакой безопасности, как и свободы, Юля в итоге не получила, осталась у разбитого корыта, покоцанная и побитая. В общем-то, за что боролась, на то и напоролась, а именно на хор-роший жизненный урок в лучших традициях Джокера.       — В туалет хочется, — апатично призналась Юля. — И кушать.       — Больше жизни, Юмми! — попробовал её приободрить Арес и потянулся под кровать. За уткой.       Да щас!       — Здра-асьте! — возмутилась Юля и налепила на лицо самое своё негодующее выражение. — Я не до конца лежачий больной!       Она откинула одеяло и, в полной мере ощущая себя каракатицей, бочком-бочком подползла на спине к краю кровати. Опустила одну ногу, вторую. Душа Ареса не выдержала такой душещипательной картины, и он со вздохом обречённости принялся помогать подняться на ноги.       Из пункта А в пункт Б выехали навстречу друг другу два поезда. Неважно, какая у них скорость, вопрос в другом — почему никого не интересует, всё ли у машинистов хорошо? Ждут ли их дома? Здоровы ли они? Все ли кредиты-ипотеки вовремя погасили? А скорость… Да чхать на эту скорость! В жизни совсем другое имеет значение, если только ты не железнодорожник и не третьеклассник, обречённый решать эти несчастные задачи про поезда.       Или по-другому можно составить условия задачи. Например: из пункта А в пункт П выехал автомобиль. Дано: А — Август, П — пиздец, возможно, полный. Вопрос: насколько облажалась Юля, если ковыляет сейчас до туалета при поддержке Ареса? И пока он её ждал, раздался щелчок, входная дверь тихо зашуршала, тишину наполнил звук шагов. Душа замерла. Юля, как могла, на скорую руку привела себя в порядок и выползла из уборной, но успела застать только спину Джокера. Он ушёл в спальню и закрыл за собой дверь, а на оклик даже не обернулся, словно Юля уже и не человек вовсе, а бесплотный призрак.       — Джей… — тихо позвала она и шмыгнула носом.       Арес приобнял её за плечо и ободряюще похлопал, дескать, крепись. Путь отхаракиренного самурая тернист. Слабость, до этого дававшая о себе знать, сейчас навалилась с удвоенной силой, стало совсем нехорошо. Юля тяжело задышала, привалилась к Аресу, и он подхватил её и повёл обратно в свою комнату. Оказавшись в кровати, она натянула одеяло до шеи и провалилась в сон. Усталость разлилась по телу, спутала мысли.       — Арес! — Юля чуть не подскочила, когда по комнатам прокатился недовольный голос. Гаркнул так гаркнул! — Арес, кофе!       — А я… — сонно потянула Юля, откидывая одеяло в сторону, но прикорнувший рядышком на стуле Арес остановил.        «Не надо», — просит он и не даёт ей подняться. И Юле остаётся немного: отвернуться на другой бок и расплакаться. А почему? Не этого ли ей хотелось? Свободы, свободы, свободы! Сладкой, как мёд. А где же радость? Если в рифму, то лучше не надо вслух, не стоит. Юля пальцем вырисовывала на стене невидимые узоры и не понимала. Не понимала, почему Джокер её не убил и отчего её заботит его холод. Вроде бы она получила часть свободы, у неё фактически отдельная комната, можно сколько угодно времени проводить наедине с собой, но радость не рождалась в груди. Сволочизм какой! Она так долго об этом мечтала, а получив, облегчения не нашла!       Заварила кашу так заварила. А ещё расхлёбывать как-то надо теперь! Дурёха — она и в Африке дурёха.       Если по-хорошему, то встать бы, доковылять до Джокера и сказать, что так, мол, и так, признаю свою вину. Пардоньте, месье, больше не повторится. И только Юля, кряхтя, перекатилась к краю кровати, как в комнату вошёл Арес. От него пахло кофе и котлетками, и сразу желудок передал Юле привет. Типа прощения попросим потом, сначала накормите, а уж сытой и умирать не так страшно.       — Есть ведь хочешь, да? — покосился на неё мужчина.       — Очень хочу.       Так как завтрак она пропустила, то пришлось совмещать всё и сразу. Тут тебе и обед, и ланч, и что хочешь ещё. Арес ушёл на кухню и вернулся с тарелкой горячего пюре и капустной котлетой, сверху эта красота полита соусом. Поставив тарелку на стул возле кровати, Арес помог Юле немного приподняться, подставив подушку к спинке кровати, а после отдал пищу богов.       — Слушай, — пережевав кусочек котлеты, начала Юля, — я тут подумала сходить к Джокеру и... ну… прощения попросить.       — Лучше не надо, — как-то взволнованно ответил Арес.       Юля аж замерла с ложкой у рта.       — С чего вдруг?       — Да с того. Не в духе он, пошлёт на все четыре стороны, а то и вовсе дорежет, чтобы уж наверняка.       Дорезанной Юле не хотелось быть, потому что шкурку ей и без того знатно подпортили. К прошлому шраму, который остался после взрыва в «ГикКоне», и без того прибавится нехилый шрамище. С таким в купальнике точно не пощеголяешь на общественном пляже.       Арес между тем порылся в небольшой сумочке с нарисованными котятами-ангелочками, выудил на свет божий несколько бигуди, распустил хвост и принялся накручивать пряди на коклюшки.       — Тебе идут бигуди, — иронично заметила Юля.       — А тебе идёт быть живой, — вернул колкость Арес.       Она усмехнулась и пробубнила: «Да уж!» Джокер оставил её живой в насмешку! Это шутка такая, непонятно, что ли? Не сдохнуть в руках отбитого маньяка — это же смешно! Смейтесь, ребята! Это ж целое цирковое представление, Джокер знает толк в хороших хохмах, он умеет и рассмешить публику, и заставить её рыдать кровавыми слезами. Как говорится, где пригодился, там тебе могилку и справят. А ещё Юля пришла к мысли, что на настоящего мученика, то есть мученицу, она не очень походила, хотя отчасти хотелось. Вроде как если сам залез в клетку к тигру, то вроде как сам и дурак, а вот если бы тигр залез к человеку, чтобы слопать, то тут совсем другое дело, получи печать мученика. Посмертно. Вот и выход: чтобы поумнеть, иногда надо хорошенько шандарахнуться головой обо что-то твёрдое. Глядишь — мозги и встанут на место. Время пришло.       Так прошли долгие, мучительные два дня, полные одиночества. Пока Арес шуршал по дому, Юля кое-как поднималась с кровати, ползла к двери и вставала в проёме. И ждала. Джокер выходил из комнаты, шёл на кухню или занимался делами, а она наблюдала за ним. Молча. Конечно, он видел, что она смотрела на него, но делал вид, что её нет. Она стояла так до тех пор, пока голова не шла кругом и ноги не подкашивались: силы ещё не вернулись к ней, поэтому Юля возвращалась в кровать. Ей не хватало душных объятий, жадных поцелуев, прикосновений. Ей нравилось, когда во время серьёзного разговора или перед сексом Джей приглаживал её волосы. В этом жесте крылась какая-то изуродованная забота, но Юля шалела от этого, и сейчас подобных мелочей очень не хватало.       А вдруг Джокер не шутил? Может быть, он по-своему привязался к ней, человек ведь всё-таки, хоть и купленный на китайском сайте. Как бы он ни отпирался от всего на свете и от всего людского, даже он испытывал обычные эмоции. Какой уж человек, такая и привязанность. Ебанутая.       — Не надо вставать, — Арес вошёл в комнату и поставил на стул ужин.       Юля привстала на локте и вытянула шею, заглядывая в тарелку: картофель с сыром и грибами.       — Два дня уже прошло, а он всё дуется, — пожаловалась Юля.       — Он не дуется, он злится, — поправил Арес.       На третий день мужчина как обычно помогал Юле добираться до ванной, поддерживал, в какой-то момент она попросила его просто идти рядом. На случай падения. Так получалось чуть медленнее, вдоль стеночки, зато не требовалась посторонняя помощь.       — Ты хорошая нянька, Арес, — усмехалась Юля, а мужчина в ответ добродушно фыркал.       Когда она вышла из ванны, то почти сразу прислонилась к стене рядом с дверью и выдохнула устало. Арес уже хотел было подхватить её, чтобы увести в комнату, но Юля отмахнулась. «Сама справлюсь, дай отдышаться, не торопи».       — А на войне, — спросила она после недолгого молчания, — там вообще как?       — Да ничего хорошего, — отмахнулся Арес. — Ничего особо и нет, кроме смерти и страха. Девчонкам уж точно не стоит об этом думать.       Юля возмутилась:       — Посмотрите-ка какой антифеминист! Где ты потерял свою толерантность, мистер?       Мужчина засмеялся и подставил локоть, предлагая Юле помощь. Она кивнула, взяла Ареса под руку, и они неторопливо пошаркали до комнаты. Как раз в это время из спальни вышел Джокер, Юля остановилась и уцепилась за него умоляющим взглядом, полным печали.       — Джей, — тихо позвала она.       Джокер не просто не отреагировал на её тихий оклик, он даже не оглянулся, не приостановился. Прошёл мимо, даже в лице не изменился, словно не стояли тут столбами на перепутье между комнатой, коридором и кухней Арес и Юля. Джей скрылся на кухне и даже не прикрыл за собой дверь, таким образом он не просто не игнорил, нет. Он не замечал. Его будто не волновало, тут Юля или нет. Ладно она, он ведь даже на Ареса не посмотрел, и она глянула на своего горе-спасителя. Чёрт. Возьми. Джокер ведь мог начать игнорить и его тоже! Получается, из-за неё пострадал, в общем-то, невинный человек. Мало того что на психа работает, так ведь скорее всего против правил взял на себя выхаживание глупой пигалицы, за что тоже получил от ворот поворот.       Собака! Паскудство!       Юля ухватила Ареса за руку, но он лишь подхватил её и увёл в комнату. Не дав себя уложить, она обняла его и всхлипнула.       — Он… он и на тебя злится? — тихо спросила Юля.       Арес молчал.       — Злится? — не сдавалась она.       — Он… нет, не злится. Был недоволен, но особо противиться не стал.       Голос Ареса грустный, упавший, и Юле выть хочется: что бы там Арес ни говорил, он пострадал. А мог бы плюнуть, дескать, выкарабкивайся сама, как хочешь. Можешь сдохнуть, можешь выжить — твоё дело. Мог бы. Но не бросил в беде и в этот раз. Поступился своими спокойными отношениями с боссом, не испугался потерять ни работу, ни жизнь. И ради чего? Никто бы его не осудил, если бы не стал выхаживать дурочку безголовую. Она прижалась к нему сильнее, а он так и стоял у кровати. Сначала неуверенный, будто удивлённый, а потом оттаял, обмяк и положил руки Юле на спину. Обнял.       — Спасибо, Арес… Ты просто нереальный человек и человечище.       — Да мне не сложно, Юль. Честно.       И в голосе его слышалась улыбка, честная и искренняя, и это лучше слов. Гораздо лучше. А ещё пришла боль — душевная. Сердце ныло, совесть выла нечеловеческим голосом, и всё навалилось разом. Юля отступила назад, пряча от Ареса бесстыжие свои глаза, а он положил ладони ей на щёки и повернул лицо к себе.       — Ты чего это, Юль?       — Слушай, — она глубоко вдохнула, не давая себе разреветься, — тебе надо пойти к Джокеру и восстановить свою репутацию. И… Нет! Не спорь! Не хочу, чтобы он тебя выгнал или того хуже — пустил на корм кому-нибудь. До туалета я теперь сама могу, смотри — сегодня уже не валюсь мешком. Поэтому иди к нему и просись обратно в команду. Хватит в няньках сидеть.       — Уверена, что справишься? — он заглянул в её глаза.       — Уверена, — Юля улыбнулась. — Иди уже.       Он кивнул и поцеловал её в лоб.       — Вечером постараюсь зайти к тебе ещё.       — Спасибо. Давай, иди уже, восстанавливай репутацию головореза без совести и морали.       Юля погладила Ареса по плечу, он вздохнул, кивнул ещё раз и только собрался выйти, но остановился в дверях и обернулся.       — Точно справишься сама?       — Точно. Спасибо тебе за заботу и за то, что выходил меня. Я перед тобой в долгу, но не знаю, чем могу тебе отплатить.       Арес вышел из комнаты, а Юля доковыляла до кровати, аккуратно опустилась на неё и вытянула ноги. Лишь бы у Ареса всё получилось, лишь бы Джей не послал его на все четыре стороны, иначе куковать няньке из-за неё. Выходил ведь, выкормил. Она зажмурилась.       А Джокер… А Джокер тот человек, который не пустил её на колбасы и разносолы, не вытряс из неё душонку. А ведь если серьёзно, он не боится ни бешеных собак, ни полиции, ни мэра с его свитой, ни белой горячки. К такому не то что на хромой кобыле не подкатишь, бери выше — объедь его за десять километров, он всё равно тебя почует и найдёт способ достать, хоть из-под земли. И всё возвращается обратно: это чудо чудное и диво дивное — очень разозлённое — не выпотрошил. Юля на всякий случай оттянула недавно поменянную повязку, как могла заглянула под неё, прищурилась и кивнула. Выглядит хорошо.       То есть ничего хорошего, но… Бля. Зашито и перевязано просто мастерски, а шрам сам по себе как явление — это просто пиздец. И опять по кругу обратно: не убил. А ещё перед Аресом неудобно. Даже не так — стыдно! И провалиться бы сквозь кровать, сквозь землю до самого ада, но тогда и проблемы никуда не денутся, а совесть так и продолжит грызть. Он же ей свою комнату фактически отдал! И спал то тут рядышком на стуле, то в комнате на диване. Юля зажмурилась. Щёки полыхали что два солнца, лицо горело от стыда, потому что Арес не просто её выходил, он всё ей отдал. Себя, комнатку свою крохотную, в могиле и то просторней.       Совесть грызла её бешеной собакой, вцепилась в горло, и Юля чувствовала себя распоследней паскудой. Словно она недостойна даже воздуха, которым дышала, будто украла его. Вот тебе и отомстила. Кому? Да себе, себе в первую очередь!       Она выкарабкалась из кровати, взяла со стула розовый халат Ареса и надела. Аккуратно повязала пояс, чтобы не давил на рану, и совесть ещё глубже вонзила клыки: теперь Юля не только кровать и комнату у Ареса забрала, но ещё и халатик. Выругав себя покрепче, она выползла из комнаты и прислушалась. Тихо. Старый дом молчал, то ли спал, то ли прислушивался, а может это осуждающее молчание. Бесшумное такое, но оттого ещё более гадкое, и на душе точно так же.       Ладно, возможно, Джей и Арес куда-то умотали, значит, есть время наконец-то побывать на кухне и обдумать кое-что — как задобрить зло неугомонное и чем отблагодарить Ареса. Тут коробкой конфет не управишься, надо что-то посерьёзнее. Может быть, что приготовить для него? Даже для обоих — одного задобрить, другого отблагодарить.       Придерживая одной рукой живот, а второй опираясь то на стены, то на мебель, Юля доковыляла до кухни и встала в дверном проёме. Встала и обомлела. Хотелось развернуться и уползти обратно в убежище, но что сделано, то сделано.       За столом сидел Джокер, а перед ним лежал какой-то журнал. Мужчина скользнул по Юле каким-то невидящим, подслеповатым взглядом, так, что она даже невольно оглядела себя. Не меняясь в лице, он отвернулся к журналу и продолжил чтение. Если бы хоть один его мускул дрогнул, она бы всё поняла. Ну, вроде как простил или злится. Или ему пох. А вдруг она умерла? Стало быть, её бренному неупокоенному духу придётся прозябать не одну вечность в этом старом, всеми забытом доме? Такая себе перспектива.       Главное не паниковать. Упс! Уже.       На всякий случай Юля шаркнула ногой, но реакции ноль. От Джокера. А вот с соседнего табурета тут же вытянул шею Васька, покосился на нарушительницу порядка и облизнулся. Ага. Стало быть, не невидимая, но от этого маленького открытия как-то нихрена не легче.       — Джей, — позвала она.       Ноль эмоций.       — Джокер, — попытка не пытка.       Хрен там плавал. Джокер лениво, всё так же не меняясь в лице, перевернул страницу журнала. Хоть бы лицо какое пафосное сделал, мол, я такой весь тебя нарочно не вижу, тебе назло. Но нет, он выглядел так, будто Юли тут и правда не было, Джокер без театрального пафоса — именно в этом и крылся трюк.       Он поднялся из-за стола, буднично, по-прежнему без тени эмоций, и, не глядя на Юлю, прошёл мимо неё в комнату. Ей пришлось посторониться, да так она и осталась стоять около раковины, недоумевающая и опустошённая. Может быть, он хотел бросить её в комнате истекать кровью, чтобы так и подохла, как бездомная, безродная шавка, да не вышло: Арес спас. Выходил. Так она и стояла, теребила пояс розового халата и тихо оплакивала свою глупость.       Быть никому не нужной — это, оказывается, больно. Больнее, чем настоящая рана. Вот и вся правда. Некрасивая, гадкая, полная одиночества.       Юля сорвала с дверной ручки жёлтое вафельное полотенце с зайчатами и вытерла лицо, а после, снова умываясь слезами, нашла в морозилке замороженные кабачок и тыкву. Под окном, в стенном шкафу, взяла несколько крупных картофелин, почистила, то и дело поглядывая на настенные часы. Пятнадцать двадцать.       Овощное рагу тихонько тушилось, в это время в закромах нашлась банка дорогой говяжьей тушёнки, и когда овощи приготовились, Юля наложила хорошую мужскую порцию в глубокую тарелку. Сверху аккуратно пристроила несколько сочных кусков мяса. Как раз к этому моменту силы почти оставили её, хотелось пойти лечь и забыться, но Юля нашла ещё горстку силёнок, чтобы нарезать хлеба. Передохнув у окна, выпив чаю с мятой, она совершила последний рывок. Поставила тарелку на деревянную разделочную доску, рядом положила хлеб и ложку и медленно поплелась в некогда общую спальню.       Дверь приоткрыта. Юля осторожно толкнула её плечом, так же медленно вошла внутрь. Джокер — ноль внимания, лежал на кровати, прикрыв глаза. Доска тихонько, по-домашнему, уютно опустилась на стол с тихим шуршанием.       — Поешь.       Джокер просто гений! Так мастерски игнорировать! Чувство вины заворочалось сильнее, отчего-то не только перед Аресом, но даже по отношению к Джокеру Юля чувствовала себя виноватой. И подойти бы к нему, прикоснуться, но она сама всё перечеркнула. А могла бы как прежде просыпаться рядом, лежать в одной постели, делить одно одеяло на двоих. И как бы ни звучало странно — его поцелуи, болезненные и жадные, только для неё. Теперь от прошлой жизни остался только ворох воспоминаний.       Юля вышла из комнаты. До кровати Ареса ей не дойти, силёнок уже не хватало, и она опустилась на скрипучий продавленный диван. Завернулась в клетчатый плед и вздохнула. Вот такая теперь жизнь, почти подзаборная. И винить-то теперь некого, кроме себя.       Вот так живёшь себе, живёшь, как у Христа за пазухой, а потом — р-раз — и накрывается медным тазом всё. Хорошо, когда умными рождаются, неплохо, когда умными становятся в начале проблем, но очень уж хреново умнеть, когда «финита ля комедия». Не к добру это. Если наконец-то пораскинуть мозгами, то получалось, что у Юли не самая плохая жизнь. Деньги у них в доме водились всегда, Джокер особо её и не обижал — ну что взять с юродивого? Раз даже в час кромешный не прирезал, значит, всё ж таки по-своему что-то чувствовал. Пусть изломанное, неправильное, какое-то зазеркальное чувство, какое-то потустороннее, но всё же.       После дневного сна чуда не произошло, то есть как в сказке Юля не очутилась на своей кровати рядом с Джокером. Хрен там плавал. Где заснула, там и проснулась. Проза жизни с привкусом горечи. Не было у бабы проблем, баба их себе насоздавала.       Кое-как выкарабкавшись с дивана, Юля, кряхтя, постанывая и придерживая живот, обошла квартиру. Ни Джокера, ни Ареса. Один только Васька сидел посреди спальни и пялился на неё. Чтобы не взвыть от одиночества, Юля добралась до кухни, сыпанула коту корма в пустую миску и согрела ему молока. Васька с нескрываемым недоверием посмотрел сначала на неё, потом на «рог изобилия», но так как кот он и в Африке кот, то от угощения не отказался. Тарелка, что предназначалась для Джокера, стояла у раковины. Пустая. Немытая. На всякий случай Юля проверила мусорное ведро, мысленно содрогаясь от нехорошего предчувствия. И совесть тут же принялась активнее грызть мозг, но мусорное ведро не содержало в себе сегодняшней пищи.       Ох ты ж! Солнышко покушало! Это немного воодушевило. Вот если б выкинул всё к хренам собачьим и тарелку бы об стену шандарахнул — всё равно ж не ему убирать, тогда да. Ужас и кошмар. Вооружившись воодушевлением, Юля зарядила кофеварку и навела тесто для оладьев. Пельменями Джокера угощали, пусть блинов домашних отведает. Как гласит древняя русская народная мудрость — путь к сердцу мужчины лежит через его желудок.       Сказано — сделано.       Превозмогая боль и слабость, Юля напекла добрую стопку блинов, чтобы всем хватило с лихвой. В навесном шкафу нашлась баночка мёда, а в холодильнике — клубничное варенье и банка сметаны. Свежей. Зазвенели ложки и тарелки, свежее полотенце легло на стол, кофемашина заправлена, останется только на кнопку нажать, и вуаля, свеженький напиток богов готов. Накрыв на стол, Юля позволила себе уползти в комнату Ареса, лечь и провалиться в сон. Позже сквозь дрёму она услышала, как поворачивается ключ в дверном замке, как раздаются шаги, голос Ареса: «Ого!» Обессиленная, она повернулась на другой бок, укуталась в одеяло, и совесть позволила ей поспать спокойно.       Таинственно тихое пробуждение вползло в жизнь уже утром. Все петухи к тому времени успели бы отпеть всех и каждого, ведь на часах натикало аж половину десятого. Желудок почти сразу отозвался, пообещав пасть смертью храбрых в борьбе с голодом, и Юля, выбравшись из кровати, поплелась на кухню. Из внушительной такой стопки блинов осталось шесть штук и гора посуды в мойке.       Ареса нигде не видать, как напоминание о себе он оставил около плиты прикрытую крышкой суповую тарелку. А внутри каша. Пшённая с маслом.       Аккурат к концу завтрака из спальни вышел Джокер и сел на свой любимый диван. Юля включила кофеварку и принялась за посуду. Тарелка сюда, кружка туда, а там уже и кофе подоспел. Осталось налить молока, две ложки сахара, и готово! В старой, ещё советского образца хлебнице нашлось овсяное печенье. Юля положила несколько штук на блюдце и понесла угощение в комнату. Джокер по-прежнему делал вид, что кроме него и кота в доме больше никого. Раз так, то не стоило лезть с расспросами да извинениями, которые тут что мёртвому святая вода. Толку хрен.       После утренних дел пришло время полежать, организму ещё нужен отдых. От боли спасал старый-добрый кеторол, так что час на сон есть.       Придя в себя и восстановив силы, можно было и про обед подумать. Хорошо, что мясные запасы в морозилке имелись, не всё же одним вегетарианством жить. Так, потихоньку-помаленьку, Юля сварганила вегетарианский плов, а курицу испекла в духовке с душистыми травками и с чесноком. На притягательный мясной аромат на кухню сначала пришёл Васька, а вскоре пожаловал и сам хозяин. Особо не напрягая его своими разговорчиками, Юля положила в тарелку хорошую порцию и подала к столу.       После обеда Джокер молча умотал из дома по своим злодейским делам, а Юля легла на диван и включила телевизор. Сразу же цирк во всей красе! Ведущий новостей, взволнованный и чуть ли не вспененный, возмущённо размахивал руками и жаловался: «…это же ужас! Давайте ещё раз посмотрим видео! Владимир, будьте добры, включите ролик». И пустили в прямой эфир видеозапись, видео нестройное, картинка тряслась и рябила, но снятого Джокера не узнать невозможно. Он растягивал губы, его голос дрожал от восторга, а глазищи горели.        «Так как вы… меня… не разочарова-али, я, так и бы-ыть, исполню своё слово. Ведь я же… эхе-хе… человек сло-ова! Два дома. Два жилых дома, я не взорву-у их, так что жители города Августа могут — ах! — спать спокойно в своих кроватках. Вместо семи фейерверков я запущу всего-о пять. О, не растра-аивайтесь! Веселье не отменяется!» Камера опускается на стол, зрители видят только белую стену, раздаётся гогот, и от этого смеха хочется заткнуть уши и спрятаться.       Стало быть, порешили горожане Платона… Или не горожане. Юля даже привстала, внимательно слушая ведущего дальше. Оказывается, в день звонка, когда Джокер предложил жителям маленькое условие, сам Платон не воспринял всерьёз заявление психопата и от охраны отказался. Также не согласился ненадолго уехать из города. Посчитал, наверное, что плохие шутки надо отсекать от себя игнором, но просчитался. Судя по истории, в тот же вечер, когда Платон как обычно поехал домой на обычной своей машине, пришла ему в голову мысль отпраздновать бред сивой кобылы в местной кафешке. Да только не доехал до неё Платоша. Выскочили у поворота к ней какие-то братцы молодцы и расстреляли машину, да с тем и скрылись. Вот и сказке конец, а кто слушал, тот повеселил Джокера.       — Бред, — не хотелось верить в происходящее.       — Шиза, — добавила Юля немного погодя.       — И всё-таки! — воскликнула она, переварив увиденное и услышанное ещё раз.       Она досмотрела новости и переключила новостной канал на киношный. Там во всю матушку показывали Робокопа. Но не успело кино толком закончиться, как в коридоре зашуршала входная дверь. Насколько позволяло здоровье, Юля поднялась с дивана и пошла встречать пришедшего. Джокер прошёл мимо неё, на ходу стягивая русый парик и тёмную бороду, бросил на кухонный стол и встал у окна. Юля без лишних метаний сварила кофе, сварганила бутерброд, водрузила его на тарелочку и поставила на подоконник. Джей глянул на подношения, ухватил кусок хлеба и сунул в рот. Сердце Юли затрепетало!       Доев и допив, он гаркнул:       — Арес!       Юля вздрогнула, тихо стоя у мойки, и подала голос:       — Его нет дома.       Крепко выругавшись, он пошарил в кармане и нашёл телефон. Тык-тык, трубка у уха, и вот уже Арес на проводе.       — Не могу найти план со схемой банка, он лежал под телевизором в тумбочке, но… сейчас его там не-ет.        «Что? А? Не слышу, босс! Что? Связь ни к чёрту. Если нужно, могу приехать, босс».       — Да уж будь так добр! — прорычал Джокер, а потом добавил: — Хотя… Давай завтра. С утра. В десять чтобы был тут.       По всему видно и ясно, что Джокер недоволен. Он бесконтрольно причмокивал и облизывался, покачивал головой, и Юля не решалась прервать его гениальные думы. Пока он стоял у окна и о чём-то своём размышлял, она тихонько ушла в комнату и первым делом проверила тумбочку под телевизором. Схема банка… Схема банка — как она должна выглядеть? Что там должно быть? Внимательно просмотрев всю стопку имеющихся бумаг, ничего такого эдакого не нашлось. «Ищу то, не знаю что» — хорошая игра, только не с Джокером.       Юля задумалась. Если о местонахождении потенциально мог знать Арес, то куда он мог заныкать важный документ? Он его унёс из гостиной, потому что там… потому что там… частенько сидят наёмники. А вдруг кто скоммуниздит важную бумажку? Ага. Угу. Куда не полезут приспешники? В комнату к Джокеру. Но туда же не полезет и сам Арес, а то пальцы переломают, а пальцы — они такие, очень нужны. Значит, перепрятал в своей комнате. Что ж, по коням! Юля тяжело поднялась и медленно уползла в свою новую спальню.       В двух стопках одежды на подоконнике ничего не нашлось, в тумбочке тоже пусто. Юля села на стул возле кровати и задумалась. Ну что ж, можно ведь и под матрас заглянуть, авось никто не отменял. Кряхтя и стараясь не напрягать живот, Юля приподняла край матраса и сунула под него руку. Пошарила. В районе подушки пусто, и рука скользила дальше. К концу кровати пальцы наткнулись на что-то, Юля подцепила найденную вещицу и аккуратно вытянула. В руки легла непрозрачная зелёная папка. Сердце подскочило, упало и принялось колотиться в предвкушении провала или победы. Ну, не подведи, непрозрачная папка!       Невзрачный помятый титульный лист с синей печатью внизу. А по центру надпись: «Проект здания банка ”КартЛайн” с подземным хранилищем». Ого! Это, наверное, первый раз, когда русский авось не подвёл и сработал как надо. Авось получится — и ведь получилось!       Момент истины. Юля выбралась до кухни. А Джокер нервничает, вполголоса кроет Ареса по матушке и по батюшке. Сразу видно: соскучился. Связь у него там, понимаете ли, не алë. Подраспоясался немного Арес, страх потерял, но под дурачка на всякий случай закосил. Чтобы друга из беды вызволить, Юля тут как тут — и новый кофе налила, и папочку с документами под руку подсунула. Тут ведь как, нервы любимого надо оберегать, а Ареса надо уберечь всего — и нервы, и голову, и всë-всë.       Если выживет Арес, Юля себе из заначки премию возьмëт. Психопатологическую.       Принялся Злодей Злодеич, значится, в документах ковыряться, странички перелистывал, глазами по строчкам и по схемам бегал. Причмокивал. Юля стояла в сторонке и ждала хоть какой-то реакции, типа молодец, возьми конфетку, но нифига. Стой и не высовывайся. Вот Юля повздыхала и собралась уже было уйти прилечь ненадолго, как в коридоре зашуршало. И вваливается на кухню хрен моржовый, страшный, как атомный пиздец. И хрипит простуженным горлом:       — Кто тут Джокер?       Юля даже поперхнулась и на Джокера покосилась. Так и подмывало сделать шаг вперёд и нагло так ответить: «Ну я». Но на всякий случай делать этого не стала, потому что не помирилась ещё со своим суженым-ряженым, так что можно и огрести. А вот Джокер не растерялся, прищурился, голову чуть вперёд наклонил и исподлобья на гостя посмотрел. Облизнулся. Брови вздёрнул, и вид такой у него вроде и безобидный, но знающий человек сразу всё понимал: беги, пока ноги-руки целы, беги да не оглядывайся!       — Смотря кто его спра-ашивает, — миролюбиво так спрашивает мистер Джей, и сразу ясно: не убежать гостю.       — Я Марат, от Толи-электрика, у нас небольшая накладка в банке.       — Так и знал, — вздохнул Джокер и посмотрел сначала на Юлю, потом на принесённый ему документ.       И пошло, понимаешь, поехало. Кухня ожила, Марат сел за стол, Джокер напротив, и стали они бумаги изучать и решать, что не так да что с этим делать. Юля уже приготовилась подсесть к мужичкам рядом, как Джокер обратился к ней:       — Юмми, свари кофе, приготовь чего-нибудь и, хм, иди в комнату.       Вау! Оно разговаривает! Выйдя из оцепенения, она отбросила мысли об отдыхе и покопалась в холодильнике. Крабовые палочки — лежали как можно дальше, потому что кто хочет, тот и достанет. Свежие огурцы, банка кукурузы, варёные яйца. Ага. В кастрюльке на верхней полке рис, и явно Арес хотел сварганить вегетарианский салат, да не успел. Немного потраченного времени, и кушать подано: Юля поставила салатник на стол, достала тарелки, а после сварила кофе.       Раньше Джокер обсуждал все свои гениальные планы при ней, а теперь вот: получите, распишитесь. Выдворил восвояси, чтобы не подслушивала. Теперь многое не для её ушей, Юля теперь как прокажённая. И это тоже добавляло бензина в пожарище совести, потому что неприятно ощущать себя за забором истории. Сидеть в неведении и знать, что тебе уже не верят как прежде. Сама ж полезла в клетку к тигру, так вот вроде как и не жалуйся. Да всё равно тошно. И прилечь бы, поспать, да какой там сон! Выть хотелось и головой о стену биться от безысходности.       Марат и мистер Джей долго и основательно беседовали, обговаривали план, и когда чуть позже Юля выползла из комнаты на кухню, Джокер первым делом обратился к ней:       — Через два дня , ах…ты должна быть на ногах. Как думаешь, встанешь в строй?       Юля сначала посмотрела на Марата, недоумевая: это Джокер к ней обращался? Реально к ней?       — Д-да, — неуверенно ответила она.       — Отлично! — Джокер хлопнул по столу.       Примерно через час Марат ушёл восвояси, и Юля на всякий случай проверила замок на входной двери, закрыла, чтобы не шастали тут всякие без приглашения. Для чего звонок создан? Вот пусть звонят. После на ужин сварила пюре и достала из морозилки капустные котлеты, чтобы до вечера отошли.       Арес так и не вернулся, но Юля слышала, что Джокер ему позвонил и приказал послезавтра быть как штык тут с утра.       До вечера объявлен отдых, к кровати Ареса так и не привыклось, но хотя бы уже выть от безысходности не хотелось. Вот человек, вот какая тварь, ко всему привыкает. После ужина Джокер опять с головой зарылся в свои бумаги, куда-то периодически звонил, делал какие-то заметки в блокноте, а Юля ему не мешала. Сидела в гостиной, смотрела старую-добрую комедию «Бетховен» по культуре и наслаждалась фильмом. Красота! После началась передача «Большая опера», и тут уж за уши не оторвать.       В дверь позвонили. Настойчиво. И ещё раз. Конечно же, Его Злейшество не шелохнулось — не царское дело, поэтому Юля, кое-как дошаркав до коридора под трезвон, впустила в дом наёмничком. В количестве трёх штук. Они расположились в комнате, Джокер занял свой любимый диван, а Юля поплелась в коморку.       — Эм… Юмми! — она обернулась к Джокеру. — Оста-анься.       И кивнул на пустое кресло. Оу. Ладно… Наёмники долго обсуждали с Джокером планы, так и эдак перелопатили этот разнесчастный банк, который им костью встал поперёк горла. Что-то у них там не срасталось, приходилось изо всех сил слушать и пытаться хоть что-то понять. Постепенно картина прояснялась, но легче от этого не становилось.       — Охранников надо вырубать! Охранников! — настаивал лысый паренёк, как-то нервно подёргиваясь.       Так как Юля сидела не очень далеко от наёмников, она покосилась сначала на Джокера, а потом попробовала вжаться в кресло.       — А если отвлекающий манёвр какой? Ну… придумаем что-нибудь… — неуверенно отвечал второй, подстриженный под Элвиса.       Джокер внимательно посмотрел на Юлю, и она напряглась. Почувствовала, как глаза задёргался, сначала один, потом второй.       — А что-то ты об этом думаешь, Юмми? — без тени улыбки и без намёка на шутку спросил Джокер.       — Я? — испугалась Юля. — Н-ну… Охрана — это хорошо, но её отсутствие довольно быстро заметят и поставят новую. Можно… ну… электричество вырубить и вывести из строя генератор. Есть ведь в банках генераторы, да? Охранники скорее всего доложат, что идут проверять, что не так, и вот оно ваше окно. Без шума, без трупов, которые в любой момент могут найти. Вот… Вот. И твои ребята без проблем пройдут. Даже если останутся камеры, которые работают от генератора, они тоже выйдут из строя. Как-то… так.       Джокер хмыкнул, но ничего не ответил на её предложение, и Юля не поняла — глупость она несусветную сморозила или всё-таки смогла выдать что-то дельное?       Больше Джокер ей ничего не сказал и вниманием не удостаивал, а чуть позже снова отправил на кухню: кофе сам себя не сварит, бутерброды сами себя не сделают. Иди, женщина, и займись делом. И Юля правильно решила, что лучше бы не жаловаться ему, что ей больно, плохо и слабость снова навалилась. Терпи.       Время шло. Наёмнички давно свалили, кофе выпит, а глаза уже слипались. Джокер задумчив, что-то варил в своей голове, да не просто варил, а конкретно так сваривал. Переживала ли она? Ещё как? К чему вдруг он спросил её мнение? Зачем? И что теперь с этим самым мнением делать будет? Вот тебе и ага. Юля места себе не находила, сама принялась варить в голове картины одна краше другой. И ни одна ни к чему хорошему не приводила, потому что ничего хорошего ждать не приходилось. Страшно. Боязно. И очень хреново всё, кажется.       Сколько прошло времени после ухода наёмников? Да уж добрых часа два, а то и все три. Юля успела уже и полежать в комнатке, и еды немного приготовить, когда отлежалась и пришла в себя. И вот после очередной партии сварганенных бутербродов пришла пора уже и честь знать — спать отправляться. Так она и поплелась в свою берлогу с кухни через гостиную, в которой сидел Джокер, да только на полпути он обратился к ней:       — Эм… И куда это ты?       — Спать, — удивилась Юля и указала в сторону комнаты Ареса.       На что Джокер качнул головой и облизнулся, а затем покивал на спальню.       — На место иди.       Это ж как надо так планетам выстроиться хорошо в ряд, что Юле позволили вернуться в спальню! Охренеть!       — Серьёзно? — всё ещё ожидая подвоха, спросила она.       — Похоже на то, что я, эм-м, шучу, ку-уколка? — он посмотрел на неё исподлобья.       — Не очень.       — То есть, — уточнила Юля, — мир?       Джокер облизнулся и кивнул в сторону спальни, как бы подгоняя её.       И Юля, мысленно перекрестившись и набравшись храбрости, подошла к Джокеру и села к нему на коленочки. И обняла. Прижалась. И сразу так хорошо стало! «Горе ты моё луковое! Ненаглядное!» Прижалась губами к его губам, а он не противился, только хохотнул, когда она оторвалась от него и посмотрела в это хитрое лицо.