Изменяя прошлое, испортишь настоящее

Жёлтые листья осыпали полузаброшенный сад, то и дело слетая с веток и кружась в воздухе, подхваченные осенним ветром. Сквозь плотную пелену туч кое-где проглядывало бледное солнце. Где-то вдалеке играла музыка, лаяли собаки, пели петухи, но на самой даче было всё тихо. Лишь только в глубине дома где-то шумела вода - мыли посуду на кухне. Женщина в инвалидной коляске, сидящая на веранде у окна, повернулась спиной к унылому пейзажу и позвала: — Иленька, девочка моя! Закрой окошко, пожалуйста! Холодно уже! — Иду уже! - послышалось из кухни. Через минуту в комнату вбежала рыжеволосая девушка с полотенцем в руке, как видно, ещё не закончившая помогать по хозяйству. От быстрого бега её косынка сбилась набок, угрожая вот-вот свалиться с головы. Девушка ловко поправила косынку, затем подошла к окну и задвинула рамы, следом закрыв форточку. Все это заняло у неё не более доли секунды. Измождённая женщина смотрела на неё с лёгкой завистью. Вот они - молодость, красота, здоровье человека, природные силы и неутомимость! Всего этого она была лишена с тех пор, как страшный недуг стал частью её жизни, приковав к инвалидной коляске. — Я ужин приготовила, мама! Пойдём, скоро остынет! - бодро сообщила Иленька, опять поправляя непослушный платок, на этот раз съехавший ей на лицо. — Мам, чего с тобой? — Мама.... - задумчиво произнесла женщина, прикрывая глаза. — А ведь я-то никогда в жизни свою настоящую маму и не видела. Только разбойников, убийц, наркоманов... хотя, помню, была одна добрая тви’лечка. Она меня спасла и научила выживать. Дашей звали. Убили и её за бутылку водки, алкаши проклятые... - всхлипнула она. Рыжая кинула на мать обеспокоенный взгляд. Тревожные воспоминания, терзавшие калеку, сводили ту с ума. И самое ужасное, что в последнее время они возникали в голове у неё все чаще и чаще, погружая и без того измученную Синтас в глубокую депрессию. — Да что ты, мам? Перестань, не плачь. Я ведь тоже никогда свою настоящую мать не видела. Жила, как подкидыш какой-то, вечно сама себе предоставленная, пока с Ал не познакомилась. Но ведь ты мне стала настоящей мамой, правда ведь? - Иленька присела и посмотрела несчастной женщине в её глаза, наполненные слезами. — Говорю же, всё будет, как будет. А плохо быть не может. Ал вернётся, Империя уйдёт, тебя вылечат наконец - чего ещё надо? — Дай-то бог, Иля! - обрадовалась Вел, сжимая свою названую дочь в объятиях. — Вези меня давай, ужин ведь остывает! — Ну что ж, поехали, мама! - весело крикнула девушка, хватаясь за ручки коляски. *** С тех самых пор, как Айлин бросила школу и стала уезжать на заработки, жизнь старшей Вел стала невыносимой. Одиночество угнетало и пугало своим безразличием, нагнетая удушающую атмосферу на голову инвалидки, каждый раз до смерти пугавшейся, услышав звук где-то в доме. Раньше Синтас могла легко справиться с этим парочкой выстрелов из бластера и для верности ещё виброножом в спину, ведь «лежащие - не всегда мёртвые, иногда они просто притворяются, выжидая удобный момент». Теперь её сил едва хватало на то, чтобы утром кое-как с кровати перелезть на инвалидное кресло. Пережившая всё - тяжелое детство, опасные миссии, сложную беременность, расставание с Бобой Феттом, славящимся своим бессердечным и жадным до денег характером, воспитание ребёнка в одиночестве, отчаянные попытки покончить с собой - Синтас едва не умерла от инсульта, случившегося с ней по неосторожности на одной из опасных авантюр, на которую она пошла ради того, чтоб хоть как-то нормально заработать и купить еды себе с дочерью - в неё выстрелил какой-то дрянью из-за кустов неизвестный жулик. Лучше б она умерла в тот день, чем жила в мучениях, будучи обузой для собственного ребёнка - так думала бывшая жена Фетта, пока в один прекрасный день Айлин не привела к ним жить маленькую девочку, оставшуюся без крова и пищи. К счастью для них обоих, обузой та не оказалась. Даже наоборот. *** — Мам? Чего ты не ешь? - Илька наклонилась и опять заглянула ей в глаза. — Что-то случилось? Вел странно посмотрела на неё, затем отвернулась к окну и сделала равнодушное лицо. По щеке скатилась одинокая слеза. — Мам? — Не обращай внимания, доченька. Кушай сама, мне пока не хочется. Просто кусок в горло не лезет. - призналась охотница, все так же безразлично глядя на уже сгустившиеся сумерки за окном кухни. Она так и не смогла приучить себя быть искренней со своими дочерями - что родной, что приёмной, считая это недостойным для настоящего воина. Настоящие воины скрывают свои слёзы и радость, так и оставаясь до конца жизни закованными в броню своего безразличия, будто они машины, а не люди. Жуткое зрелище. Но что поделать - таков путь. — Мама, ешь уже. Не пугай меня, пожалуйста. - рыжеволосая изо всех сил пыталась достучаться до сознания Синтас и искренне недоумевала, что с ней не так. Из оптимистичной и наслаждающейся жизнью женщина превратилась в больное, несчастное существо всего за месяц. Как будто и не было тех счастливых солнечных дней, когда они втроём выходили гулять в ближайший парк, тогда ещё шумный, радостный и полный людей. Всего месяц назад.... Как же быстро летит время. Повисло неловкое молчание. — Мам, если ты об Ал думаешь, то всё будет... - робко начала девушка, стараясь не смотреть страдалице в глаза. Синтас хмыкнула. — Я чувствую, что Айлин к нам больше не вернётся. - глухим голосом пробормотала она, откидываясь на спинку кресла. — И поверь мне, Стила: чутьё ещё ни разу меня не подвело. В этом плане - никогда. За окном бушевал ветер и хлестал ливень. Наполненные едой тарелки так и остались стоять на столе, подсвеченные тусклым светом кухонной лампы.